Выстрел в спину

– Лейтенант! – услышал он голос капитана Гуревича. – Давай, в машину. Не зацепило случайно?

– Пронесло, – ответил Никитин и, открыв заднюю дверь машины, сел в легковушку.

В салоне машины стояла тишина, молчали все: водитель, Гуревич и незнакомый Никитину мужчина средних лет, который сидел рядом с шофером. «Эмка» то увеличивала скорость, то замедляла свой бег, объезжая глубокие воронки, которые, словно оспа, украшали полотно дороги.

– Куда едем? – прервав молчание, спросил капитана Никитин.

– Приедем, увидишь, – последовал ответ. – Здесь не принято спрашивать.

В салоне автомобиля снова стало тихо. Машина свернула с дороги и, переваливаясь из стороны в сторону, словно старая больная утка, медленно двинулась по проселочной дороге. Неожиданно из-за кустов вышел боец с винтовкой наперевес.

– Стой! – громко скомандовал он и поднял вверх руку. – Пароль!

Машина остановилась. Капитан, чертыхаясь и ругаясь матом, выбрался из «Эмки». Он что-то сказал часовому и тот моментально исчез в зарослях кустарника.

– Выходите, товарищи, пройдемся немного пешком, – предложил им капитан.

Двигаясь по тропинке, чекисты оказались на небольшой поляне, на которой была развернута большая армейская палатка. Откинув полог палатки, первым в нее вошел капитан Гуревич. В палатке было душно и темновато, из-за чего Никитин не сразу разглядел комиссара НКВД третьего ранга. Гуревич сделал шаг навстречу комиссару и приложил руку к фуражке.

– Отставить доклад. Проходите вперед, товарищи, – произнес чекист. – Чай будете?

Все промолчали. На сколоченном из досок столе лежала карта.

– Вот посмотрите, товарищи, – произнес комиссар и рукой указал на карту. – Это обстановка на вчерашний вечер.

Все сгрудились вокруг стола. Комиссар взял в руки остро заточенный карандаш и ткнул им в карту.

– Посмотрите, вот отсюда был последний выход рации капитана Мезина. Это не так далеко, в пятидесяти километрах от Смоленска. Сейчас в этом районе немецкие передовые части. Ваша задача лейтенант Никитин и ваша Иван Константинович, облазить весь этот район и во чтобы то не стало найти капитана Мезина, если он, конечно, еще жив. По возможности, организовать вывоз золота. Если это невозможно, то схоронить эти ценности. С вами пойдут еще несколько армейских разведчиков, именно они должны будут довести вас до этого места.

– Извините, товарищ комиссар третьего ранга, разведчики в курсе ценностей? – задал вопрос Никитин.

По лицу комиссара пробежала недовольная гримаса. Он посмотрел на лейтенанта так, что Никитин моментально понял, что совершил глупость, задав комиссару подобный вопрос.

– Конечно, нет. О вашей задаче знают всего несколько человек. Старшим группы назначается Иван Константинович. Приказом Наркома НКВД СССР он наделен неограниченными полномочиями. Задача ясна?

Все промолчали.

– Гуревич, – обратился комиссар к капитану. – Организуйте переход группы через линию фронта.

Капитан вытянулся в струнку. Комиссара вытер лоб носовым платком, надел фуражку и вышел из палатки.

***

Совещание, которое проводил Гитлер, подходило к концу. Несмотря на открытые окна, в кабинете было жарко и душно. Неожиданно для всех из-за стола поднялся Розенберг.

– Мой фюрер! Мне не хотелось бы заострять ваше внимание, но, как член национал-социалистической партии, я не могу промолчать. Думаю, что Кальтенбрунер, наверняка, уже доложил вам о попытке большевиков переместить большие ценности из поверженного нашими войсками Минска в Смоленск. Мы не могли допустить этого, чтобы тонны золота, камней и других исторических ценностей попали в руки Советов.

Заметив неподдельный интерес в глазах фюрера, Розенберг продолжил.

– Однако, люди Кальтенбрунера, похоже, упустили этот конвой. Русской разведке удалось подсунуть ему ложный конвой, за которым и увязались его люди. В настоящее время, по имеющейся информации, «золотой конвой» не достиг конечной точки своего назначения и его местонахождение остается покрытым тайной.

В кабинете стало тихо. Взгляды присутствующих были устремлены на Кальтенбрунера. Из-за стола встал райхфюрер Гимлер.

– Мой фюрер! То, что конвой не прибыл в Смоленск, говорит о том, что наши доблестные части не позволили ему это сделать. Сейчас эти машины с золотом находятся на занятой нами территории, и я думаю, что мы обязательно найдем их и доставим в Германию.

Неожиданно для всех Гитлер посмотрел на безучастное лицо адмирала Канариса. Поймав на себе взгляд фюрера, Канарис поднялся. Его правая рука скользнула по гражданскому костюму, словно он хотел убедиться в том, что он не помят.

– Почему об этом мне не доложил абвер? Может, вы, адмирал, не в курсе всего этого?

– Мой фюрер! Абвер не может не знать об этом конвое. Два управления борются за этот конвой, забыв о разведке. Если они считают, что могут это сделать самостоятельно, то мне остается лишь наблюдать за их потугами.

По лицу Гитлера пробежала тень недовольства и сейчас все гадали, что или кто ее вызвал. О том, что между СД и абвером идет скрытая война знали практически все, присутствующие на этом совещании. Все ждали, куда качнется стрелка весов -в сторону абвера или СД.

– Мой фюрер! Я думаю, что поставленная перед СД задача вполне ей по плечу, – произнес Гимлер. – Я прошу оставить за СД эту начатую ими операцию.

Гитлер посмотрел на Канариса.

– Хорошо, Генрих. Пусть ваши люди доставят в Германию эти ценности.

Фюрер резко развернулся и вышел из кабинета.

***

Группенфюрер СС Эрих фон дем Бах-Залевски сидел за столом и внимательно слушал доклад штурмбанфюрера Франца Зикса. Неожиданно он хлопнул ладонью по столу и поднялся из кресла.

– Зикс! Я внимательно выслушал ваш доклад. Я не доволен вашей работой. Сколько вам еще нужно времени и людей, чтобы вы прочесали весь этот район. Неужели это так сложно сделать?

Бах-Залевски посмотрел на лицо Зикса, на котором читалась растерянность.

– Экселенц! Территория по размерам довольно большая, слишком много болот, лесов, – словно оправдываясь, произнес штурмбанфюрер. – Да и время….

– Что? – неожиданно для него группенфюрер повысил голос. – Франц! Если было бы так легко, я бы поручил это дело гауптштурмфюреру Вагнеру, а не вам. Из его служебной записки, русские машины крутились вот в этом районе, – произнес группенфюрер и ткнул пальцем в карту, лежавшую на столе. – Может, мне самому взять солдат и прочесать весь район, раз у вас это не получается?

Лицо Бах-Зелевски покраснело. Это говорило о том, что он крайне раздражен. Зикс втянул голову в плечи, ожидая разноса.

– Я вам даю еще две недели, штурмбанфюрер. Можете привлечь к операции батальон СС «Белорусь» и все полицейские части, которые дислоцируются в этом районе. Мне нужен результат! Вы меня поняли, Зикс!

– Спасибо за доверие, экселенц!

– Кстати, как ваш агент в НКВД? Он получил ваше указание?

– Так точно, экселенц! Он уже приступил к выполнению задания.

– Хорошо, штурмбанфюрер. Держите меня в курсе всех этих событий. Я не хочу испытать на себе гнев Кальтенбрунера.

– Я не подведу, экселенц!

Зикс выкинул руку в нацистском приветствии и, щелкнув каблуками, вышел из кабинета. Взглянув на двух рослых эсесовцев, стоявших на посту около дверей кабинета группенфюрера, он направился по коридору. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что ему удастся разыскать схроны русских, в которых они укрыли ценности.

При выходе из здания Зикс столкнулся с гауптштурмфюрером Вагнером. Тот привычно выкинул руку в приветствии и внимательно посмотрел на своего начальника, ожидая распоряжения.

– Вагнер! Мне снова пришлось выслушивать нелестные высказывания группенфюрера в наш адрес. Срочно нужен результат, а иначе – восточный фронт, это в лучшем случае, а в худшем…

Он не договорил, да и без слов было ясно, что ожидает гауптштурмфюрера в будущем. Зикс посмотрел на Вагнера и направился к ожидавшему его автомобилю.

***

Георгий Званцев всегда мечтал о погонах. В смутное время между февралем и октябрем семнадцатого года он вступил в ударный отряд, который ловил и пускал в расход дезертиров, мародеров. В те суровые дни безвластия Георгий носил на рукаве кителя белый череп и трехцветную нашивку. Знакомые ему женщины и друзья говорили, что офицерская форма очень шла ему, делала его солидным и значимым человеком в окружении знакомых и сослуживцев. Темные волосы, зачесанные назад, тонкие усики, изысканность манер лишний раз подчеркивали его дворянское происхождение.

После Отябрьской революции Званцев собрал личные вещи, которые уместились в вещевом мешке, и перебрался на Дон, к генералу Краснову. Вот там и состоялась та памятная встреча Георгия Званцева с бароном фон Мантейфилем, который руководил разведкой немецкого экспедиционного корпуса. Барон был худым, седым и совсем не привлекательным человеком, мимо которого можно было пройти, не обратив на него, никакого внимания. Он часто меня свой облик, то становился крестьянином, который прибыл в город для реализации продуктов со своего небольшого участка. Иногда он появлялся в ресторане в черном фраке и с бабочкой на шее. Что было неизменно для него – это великолепное знание русского языка и литературы, а также большие актерские таланты.

Барон не давал ему сложных или трудновыполнимых поручений, однако, платил исправно царскими золотыми червонцами. Вскоре Званцев получил внеочередное звание штабс-капитана, наградную шашку с георгиевским бантом на ножнах. Тогда Георгий не догадывался, что к этим наградам причастна немецкая разведка. Он был молод и не задумывался над этим. Никто, пожалуй, в контрразведке не догадывался о его второй жизни. Начальник контрразведки неоднократно отмечал его способность вести допросы, Званцев умело делал «маникюр», то есть загонял под ногти иголки и добивал уже не нужных ему пленных.

Особо Георгий любил принимать участие в массовых казнях, расстреливать красноармейцев и мужиков из пулемета. Разумеется, не у всех сослуживцев его рвение к расстрелам и массовым казням вызывало одобрение. Находились офицеры, что и здоровались с ним с брезгливым равнодушием, называя его за спиной «мясником», но ему было все равно. Своим трезвым, аналитическим и практическим умом Званцев не одобрял подобных интеллигентов и внутренне презирал их за слабость. Крушение Деникина он воспринял спокойно, без трагедии, не впустил в себя отчаяние, не пустил пулю в лоб, а вместе с напарником – вахмистром из юнкеров, тоже основательно «запачканного» пролетарской кровью, подался в среднюю Россию. Еще в прежние времена Званцев подготовил себе новые надежные документы, по которым он стал красноармейцем, раненным в боях за Крым.

На Тамбовщину он попал в трудное время. Интуиция подсказала ему, чтобы он не присоединялся к крестьянскому восстанию, так как шансов опрокинуть власть просто не было. По новым временам он вел себя незаметно и тихо. Однажды Званцева вызвали в ЧК. Это было так неожиданно, что он сначала решил не ходить, затаиться у своего знакомого до лучших времен. Но, просидев в доме около суток, Георгий набрался мужества и направился в ЧК. Званцев сидел в кабинете оперативника, который вот уже около часа пытался установить его личность. Чекист размахивал перед его носом револьвером, все время, угрожая ему расстрелом.

– Скажите, какая у вас настоящая фамилия? – беспрестанно задавал вопрос чекист. – Какой смысл упираться, если равно тебя завтра расстреляют. Умрешь ты Сидоровым или Ивановым, какая разница.

– Документы лежат перед вами. Я – красный командир, был ранен в боях за Перекоп, почему вы мне не верите? Да, бывший офицер, но кровь я проливал за Россию. Свяжитесь со штабом Фрунзе и вам подтвердят мою личность…

– Странный вопрос, господин штабс-капитан, почему я вам не верю. Я хорошо осведомлен, что вы – бывший сотрудник деникинской контрразведки, а не красный командир. Вот почитайте заявление, вас опознал гражданин Северцев, которого вы в свое время пытали.

«Вот он конец! – промелькнуло в голове Званцева. – Но этого не может быть, я никого не оставлял живым. Северцев? Я не помню Северцева! Это провокация!»

Званцев взял в руки бумагу, на которой большими кривыми буквами сообщалось о нем. Георгий улыбнулся и вернул назад заявление.

– Бред. Он у вас в своем уме или нет? Может мне раздеться и показать вам свои раны, которые я получил в боях за Советскую власть?

Чекист, словно не слыша слов Георгия, продолжал что-то писать, слюнявя огрызок карандаша. Наконец он оторвал свой взгляд от листа бумаги и посмотрел на него.

– Посмотрим, что вы скажите, когда сюда войдет гражданин Северцев.

Чекист поднялся из-за стола и направился к двери.

***

Где-то на улице щелкнул выстрел, затем второй. В ту же секунду тишину разорвала длинная пулеметная очередь. Это в город входила одна из сотен атамана Антонова. Оперативник побледнел и на какой-то миг забыл о нем. Он выхватил из кобуры «Наган» и бросился к окну.

«Что делать? – промелькнуло в голове Званцева, – Убить чекиста и бежать или остаться?»

Он взял со стола в руки заявление Северцева и сунул его в карман брюк. Что-то остановило его. Пуля ударила чекиста в плечо и тот с громким стоном, упал около стола. Револьвер вылетел из его руки и оказался у ног Званцева. Георгий подобрал оружие и выстрелил чекисту в голову. Дверь кабинета приоткрылась и в помещение, вжав голову в плечи, вошел мужчина. Званцев сразу узнал его, это был рабочий из мастерских по ремонту паровозов – Северцев. На лице вошедшего мужчины был страх. Георгий поднял револьвер и дважды выстрелил ему в лицо, а затем начал стрелять по антоновцам.

Где-то на втором этаже застучал ручной пулемет. Званцев отчетливо слышал звон латунных гильз, которые, словно танцоры, запрыгали по мраморным ступеням здания. Неожиданно пулемет замолк. В здании ЧК стало тихо. Недолго думая, Георгий метнулся наверх и, оттащив убитого чекиста от пулемета, открыл огонь по атакующим мятежникам.

Через день он уже работал в ЧК. Опыт работы в контрразведке заметно выделял его из среды других сотрудников ЧК. Через год его перевели в Тамбов, затем в Петроград. Он уже стал забывать свое прошлое, но оно само напомнило ему о себе. Он шагал по Невскому проспекту, когда к нему подошел незнакомый мужчина.

– Извините, но мне знакомо ваше лицо, – тихо произнес мужчина. – Что у вас с лицом, гражданин старший лейтенант?

Он машинально коснулся рукой щеки, где был небольшой шрам, оставленный шашкой красноармейца.

«Откуда он мог знать о нем?» – невольно подумал Званцев, чувствуя, как волна страха буквально захлестнула его.

– Откуда вам известно об этом? – спросил он зараз охрипшим голосом.

«Что делать? – мелькнуло у него в голове. – Бежать?»

– Успокойтесь! Я не побегу в ОГПУ докладывать им, кто вы на самом деле. Я просто хочу передать вам привет от одного нашего общего знакомого.

– Какого знакомого? У меня много разных знакомых.

– Это ваш старый и добрый знакомый.

Мужчина загадочно улыбнулся Георгию. Он назвал имя барона. Званцев почувствовал, как земля словно колыхнулась под его ногами. Но это продолжалось лишь долю секунды.

– Что вам нужно?

– Пока ничего. Мы просто напомнили вам, что вас никто не забыл.

Мужчина передал ему довольно толстую пачку денег и бумажку, где было написано лишь одно слово: «Жди»

***

В палатке стало тихо. Никитин с интересом посмотрел на Ивана Константиновича, стараясь угадать, кто он и как он мог оказаться участником этой сложной операции. Мужчина поймал на себе взгляд лейтенанта и усмехнулся. Достав из кармана пачку папирос, он закурил. Судя по его поведению, он ждал от Никитина вопроса.

– Разрешите спросить, как к вам обращаться, я имею в виду по званию? – спросил его лейтенант?

– Зачем тебе мое звание? Вот так и называй, Иван Константинович, – произнес он. – Я не люблю, когда меня называют по званию. Это слишком, казенно. А что? Есть какие-то сложности, лейтенант.

Взглянув на них, капитан Гуревич начал свой инструктаж. Он говорил долго, в том числе о немецких частях, которые противостоят им на участке перехода. Лицо капитана было каменным, ни улыбки, ни других, свойственных человеку эмоций. Его темные, вьющиеся волосы были зачесаны назад, и в эти минуты он был больше похож на артиста, чем на офицера НКВД. Внешне он был очень спокоен, о том, что он волнуется, говорили руки, которые слегка подрагивали. Гуревич то и дело бросал свой взгляд на Ивана Константиновича, который с нескрываемым интересом слушал его инструктаж. Он иногда делал какие-то записи в своей маленькой записной книжке.

– Извините, Иван Константинович, но вести записи категорически запрещено руководством НКВД. Вы же это хорошо знаете.

– Вы правы, капитан, просто – это привычка.

Иван Константинович был невысокого роста, широк в плечах. Его руки чем-то напоминали грабли, были длинными и сильными. Его скуластое лицо было покрыто веснушками.

– Надеюсь, вы окончательно усвоили поставленную перед вами задачу? – словно подытоживая свой инструктаж, произнес Гуревич, поправляя свои волосы. – Если что-то непонятно, спрашивайте сейчас, там спрашивать будет некого.

Никитин посмотрел на Ивана Константиновича, как на своего командира. Тот, откашлявшись, ответил:

– Задача ясна, капитан, когда выход?

Оттого, что он назвал капитана Гуревича просто капитаном, Никитин сразу понял, что он был выше по званию.

– Я хотел бы лично отобрать людей, – неожиданно для Гуревича произнес Иван Константинович.

– Вы что не доверяете мне? – спросил его капитан. – Все люди проверенные, не раз ходили за линию фронта.

Иван Константинович промолчал, давая ему понять, что вопрос Гуревича он просто проигнорировал.

– Соберите людей, – распорядился он, – не забудьте про радиста.

…. Красноармейцы стояли и наблюдали за реакцией мужчины, одетого в пыльник. Иван Константинович остановился напротив одного из бойцов и ткнул в его грудь своим кривым пальцем.

– Красноармеец Добровольский, – на одном дыхании выпалил боец.

– Где воевал? – спросил его Иван Константинович.

– В финскую компанию в разведке, – отчеканил тот.

– Выйди из строя, – приказал Иван Константинович и пошел дальше, вдоль строя.

– Фамилия?

– Красноармеец Яковлев.

– Выйди из строя.

Наконец он остановился перед бойцом, у ног которого стоял зеленый фанерный ящик с радиостанцией. Смерив его взглядом с ног до головы, Иван Константинович, приказал ему выйти из строя.

– Остальные все свободны, – устало произнес он. – А вы, все за мной.

Они снова вошли в палатку. Он представил разведчикам лейтенанта Никитина.

– Сегодня ночью уходим, – как-то буднично произнес он. – Сейчас всем отдыхать. Об операции ни слова.

Разведчики покинули палатку и разошлись в разные стороны. Неожиданно в палатке зазвонил полевой телефон.

– Да, капитан Гуревич. Есть включить в группу еще одного человека, – произнес офицер и посмотрел на Ивана Константиновича.

– Вы, наверное, уже и так поняли. Приказ включить в вашу группу еще одного сотрудника НКВД. Этим человеком буду я.

Иван Константинович кивнул головой и вышел из палатки.

***

Званцев закрыл сейф и направился к выходу. В коридоре его остановил заместитель начальника городского отдела НКВД.

– Как идут дела? – спросил он Григория. – Кручу одну группу троцкистов. Все отрицают. Особенно Ефремов, товарищ капитан. Твердит, что вместе с Владимиром Ильичем Лениным был в эмиграции, что член партии с 1903 года…

– Прижали мы их, вот и визжат… Зайди завтра ко мне, есть серьезный разговор.

Григорий осторожно вошел в кабинет и в нерешительности остановился около дверей.

– А, это ты, проходи, – произнес капитан.

Когда Званцев сел за стол, хозяин кабинета пододвинул ему портсигар с папиросами.

– Кури, – предложил капитан Григорию. – Дело в том, что Генрих Ягода смещен с должности и арестован.

– За что?

– Сейчас не стоит об этом спрашивать, так как за подобные вопросы можно оказаться в списках заговорщиков. Ежов сейчас начнет чистить аппарат.

Капитан замолчал и посмотрел на Звягинцева.

– Главное сейчас – остаться на плаву. Я составляю списки сторонников Ягоды. Их в нашем городском управлении не мало. Вот посмотри, если у тебя есть какие-то дополнительные кандидатуры – внеси.

Григорий взял в руки списки и начал читать. В них было чуть меньше половины сотрудников управления.

– Товарищ капитан, что и Гогидзе – враг? Он же начинал под руководством Орджоникидзе?

– Это ничего не меняет, кто и с кем начинал. Ты помнишь слова Сталина о классовой борьбе? Что сказал вождь, что борьба только усиливается с каждым годом…

Григорий задумался. Он моментально вспомнил младшего лейтенанта Голышева из отдела кадров, который обещал устроить в отношении его проверку.

– Товарищ капитан, внесите в список Голышева из отдела кадров. Я сомневаюсь в его искренней преданности пролетарской революции.

– Хорошо.

– Разрешите идти, товарищ капитан?

– Идите.

Уже вернувшись в свой кабинет, Званцев приказал ему доставить в кабинет подследственного Мехельсона, обвиняемого в организации зиновьевской ячейки.

– Присаживайся, – приказал Григорий арестованному, когда того завели к нему в кабинет.

Мехельсон сел на табурет и посмотрел на чекиста.

– Садись к столу! – приказал арестованному хозяин кабинета. – Возьми бумагу и начинай писать.

Званцев начал диктовать текст. Мехельсон несколько раз останавливался и смотрел на Григория, но тот словно не обращая внимания на арестованного, продолжал начитывать ему текст. Когда тот закончил писать, чекист приказал отвести его обратно в камеру. Званцев хорошо знал, что завтра Мехельсон и с ним еще пятнадцать человек будут расстреляны. Когда за ним закрылась дверь, Григорий еще раз прочитал текст, в котором сообщалось, что руководил их подпольной зиновьевской группой заместитель начальника городского отдела НКВД. Именно от него они получали задания и инструкции по подрыву Советской власти. Довольно улыбаясь, он сложил лист пополам и вложил его в конверт. Написав на нем адрес, Григорий сунул его в портфель. Через неделю, капитан НКВД, заместитель начальника городского управления был арестован, а через три недели расстрелян.

Званцев получил направление в центральный аппарат НКВД. Через две недели он уже шагал по булыжной мостовой столицы.

***

Ночь выдалась темная. Луна то выныривала из облаков, то снова тонула в них. Где-то недалеко то и дело бил немецкий пулемет, словно споря с тишиной. Впереди двигались трое саперов, они снимали противопехотные мины, которые сами установили два дня назад. Немцы то и дело швыряли в небо ракеты, которые освещали не живым светом кусты и кочки. Иногда немецкие пулеметчики открывали огонь по невидимым им целям, давая тем самым понять, что они не спят.

– Товарищ командир, кажется все. Там за кустами уже чисто, – произнес сержант-сапер. – Удачи вам…

– Спасибо, сержант, – ответил ему Иван Константинович. – Дальше мы сами.

Где-то в метрах сорока хлопнул выстрел и в небо, шипя, словно пчела, ушла зеленая ракета. Командир приложил палец к губам и все моментально затаились, стараясь вжаться в землю. Ракета погасла и снова стало темно.

– Давай, вправо, – тихо приказал Иван Константинович. – Обойдем охранение.

Все активно заработали локтями и, прикрываясь густыми кустами, стали огибать немецкий дозор.

– Хальт! – испуганно закричал немецкий солдат, заметив их. – Хальт!

В ту же секунду длинная пулеметная очередь разорвала тишину ночи. Огненная трасса, словно коса, срезала кустарник, за которым они находились. Пули засвистели над головами, заставив их прижаться в землю. Добровольский размахнулся и швырнул гранату в темноту, стараясь угадать место, из которого стрелял пулемет. Взрыв гранаты буквально ослепил разведчиков. Разведчики продолжали лежать неподвижно, гадая – жив пулеметчик или нет. Прошло пять минут. Они снова двинулись вперед. Пулемет молчал…

– Вперед! – громко скомандовал Иван Константинович и, вскочив с земли, устремился в темноту леса.

Они упали на землю раньше, чем в небе вспыхнула очередная немецкая ракета. Командир подполз к Добровольскому и схватил его за грудки.

– Ни шагу без моей команды, ты понял? – прошипел он со злостью. – Здесь я командую… Главное, чтобы немцы не догадались, что мы у них в тылу, а иначе, жить нам не больше суток. Ты понял?

– Понял, – прошептал Добровольский и со страхом посмотрел на Ивана Константиновича. – Я же, как лучше хотел…

– Раз понял, вперед, – скомандовал командир. – Чего молчишь, Никитин?

– Вы – командир…– произнес лейтенант на выдохе. – Как скажете – вперед, значит вперед.

– Не скажите, а прикажете. Усвоил?

– Да, – коротко ответил лейтенант и направился вслед за Добровольским, чья спина маячила в метрах пяти впереди него.