Чары крови и роз. Другая история Белль

Аннабелль немного успокоилась и стала наблюдать за людьми, подходящими к могилам проститься. Но едва от раны на ладони осталось лишь небольшое пятно засохшей крови, человеческое горе как цунами вновь подступило к сердцу. Белль казалась себе хрупкой лодочкой, которую бесконтрольно несёт по волнам шторма чужого отчаяния и тоски. Дышать стало трудно, в голове стучало, гортань свело от подступивших слёз. Хотелось закричать.

Шестеро мужчин взялись за лопаты – засыпать гробы. Люди продолжали подходить проститься. Среди них Белль увидела Фредерика и прильнувшую к нему Камиллу. Фредерик держал в руке розу и смотрел, как комья земли летят в зияющую пропасть могилы. Он был так задумчив и сосредоточен, что Белль позволила себе смотреть на него дольше обычного. Лишь один его облик усмирял внутри неё шквал чужих эмоций, позволяя сосредоточиться на собственных ощущениях: на разливающемся внутри океане тёплого спокойствия и распускающемся чувстве непостижимой нежности. И тогда людские боль и страдания, которые она ощущала каждой клеточкой своего тела, отступали. Как же ей хотелось, чтобы Фредерик просто был рядом и не нужно было думать о чувствах Камиллы и мнении окружающих!..

Фредерик высвободился из рук Камиллы, прошёл к почти засыпанной могиле Капкейка и опустил в неё розу. И вдруг поднял голову, встретившись взглядом с Аннабелль. У неё перехватило дыхание, но она не отвела глаз. Время будто замедлилось, и всё вокруг стало неважным для Аннабелль, словно на всём белом свете остались лишь Фредерик и она.

«Что, если я его поцелую? – мелькнула безумная, но сладостная мысль. – Когда все разойдутся, я окликну его, он обернётся… и я его поцелую. И он станет только мой, только я буду в его мыслях и желаниях…»

Но она тут же ужаснулась этой мысли, поспешно отвела взгляд, чувствуя, как кровь прилила к щекам: «Нет! Я никогда не поступлю так!..»

Белль не нужна одержимость Фредерика, вызванная магией. Ей нужна его любовь.

«Этим поцелуем я могла разрушить всё хорошее, что между нами было!..» – с ужасом осознала Белль. Лучше она будет довольствоваться дружбой, но настоящей. Из-за чар в её жизни и так немного подлинных чувств. А симпатия Фредерика к ней искренняя. Безрассудно пренебрегать таким даром. И, может быть, однажды эта симпатия станет чем-то бо́льшим.

Вдруг Аннабелль почувствовала присутствие мисс Уэлш. Повернула голову и увидела крёстную, наблюдавшую за Фредериком, который вместе с Камиллой отошёл в сторону от могил.

– Однажды ты встретишь того, кто будет достоин твоей любви, дочь Лилит, – голос мисс Уэлш прозвучал совсем тихо – эти слова предназначались лишь Белль.

Белль было горько слышать слова крёстной и хотелось возразить: ей не нужен никто другой! Но, помолчав, Белль спросила:

– А если я больше не смогу… полюбить?..

– Никто не властен над уготованной ему судьбой, – задумчиво проговорила мисс Уэлш. – Но в твоих руках судьба Элфина.

– Элфина? – переспросила Белль, заметив противоречие с первой фразой и получив весьма странный ответ на свой вопрос. Что, впрочем, было почти не удивительно. – Сегодня вы снова говорите загадками, крёстная, – улыбнулась она.

– Скоро ты будешь вспоминать всё это, – мисс Уэлш оглядела могилы, толпящихся возле них людей и Фредерика, обнимавшего одной рукой прижавшуюся к нему Камиллу, – как сон, – она смолкла.

Аннабелль повернулась к крёстной спросить, что значат её слова, но обнаружила: той больше нет рядом.

Люди продолжали расходиться. Ушёл и Фредерик, увлекаемый Камиллой, а Белль всё стояла в задумчивости у могильных холмов и смотрела, как сквозь них, разрывая рыхлую свежую землю, прорастают колючие стебли и распускаются ярко-алыми розами.

Вдруг ощущение дежавю заставило Белль прийти в себя. Она обернулась, почувствовав присутствие. Фредерик.

– Ты как? – негромко спросил он.

– Нормально, – ответила она, заставив себя улыбнуться.

– Точно?.. – он указал на могилу Капкейка.

Безжизненные сухие стебли выпрямились, зазеленели и распустились красными розами, которые чуть покачивали прелестными головами в такт порывам осеннего ветра.

Белль вздохнула.

– Может, однажды, – проговорила она, – я научусь выращивать что-то, кроме красных роз, – и невесело усмехнулась.

– Скоро за тобой начнут охотиться цветочники, – сказал Фредерик. – Ты, кажется, научилась генерировать розы из воздуха.

– Нет, на самом деле, в могиле Капейка изначально были розы, – возразила Белль. – Просто белые.

– Я про розовый куст в квартале Пророчеств, – ответил Фредерик.

Она быстро взглянула на него:

– Надеюсь, не все такие догадливые, как ты.

– Думаю, мы сможем отвадить назойливых торговцев, готовых отдать тебе все деньги за волшебные розы, – подмигнув, улыбнулся он.

– Вовсе они не волшебные… – возразила Белль и смущённо отвернулась.

Все попытки Белль отпустить Фредерика, забыть и жить дальше развеивались как утренний туман, стоило ему оказаться рядом. Может быть, она и жестока, что влюблена в него. Но тогда и ему не сто́ило приходить сегодня в чёрном и вновь дарить ей надежду, что она важна для него.

Через несколько минут они пошли к выходу. Ветер усиливался, пихты поскрипывали, раскачиваясь, а небо ещё сильнее потемнело: скоро начнётся ливень. Однако Белль совсем не хотелось уходить с кладбища. Она старалась не думать об этом, но рядом с Фредериком ей стало ещё уютнее, и она была готова бродить среди могил и надгробий хоть до самой темноты.

Они вышли с тропинки на дорогу, ведущую к воротам. Справа раскинулась лужайка клевера. Белль наклонилась, чтобы сорвать четырёхлистник – она всегда находила их, если хотела. В её руке поблёкший стебелёк вновь стал зелёным, душисто пахнущим июльским сенокосом.

– Держи, – она протянула клевер Фредерику.

– Оставь себе, – покачал головой тот. – Отдавать четырёхлистный клевер – дурная примета.

– С каких пор ты веришь в эти глупые суеверия? – рассмеялась Аннабелль. – К тому же, я фейри: удачливость – наша сильная сторона.

– Если бы это было так, – возразил Фредерик, – мы бы не собрались здесь сегодня.

К сожалению, он был прав, и Белль кивнула.

– Просто знаешь, – задумчиво произнесла она минуту спустя, – Генри сказал, ты работаешь над каким-то секретным проектом, который очень важен для тебя. Я хочу, чтобы у тебя всё получилось, – и, улыбнувшись, она вновь протянула четырёхлистник Фредерику.

– Спасибо, – ответил он и на этот раз взял подарок, едва коснувшись её пальцев.

До слуха Белль донеслись голоса Вики, Кам и Генри, и вскоре все трое показались на дороге, вынырнув из-за деревьев. Раздался раскат грома, и с неба сорвалось несколько капель. Пора было уезжать.

Золото Элфина

Аннабелль любила белый дом Уайтов, построенный в конце пятидесятых годов девятнадцатого века в стиле александрийского10 рококо. Хотя сам стиль ей был не близок: она предпочитала более простые формы, ей нравились классицизм и эклектика, а особую любовь Белль питала к колониальному стилю, с его лёгкими конструкциями из дерева и камня, этническими орнаментами и обилием света.

Снаружи особняк Уайтов (именно так он и обозначался в туристических путеводителях) выглядел, как и подобает дому своей эпохи: ассиметричная композиция и ломанная линия фронтонов с вазами и скульптурами, роскошная лепнина с мифологическими мотивами; полуциркульные окна, украшенные наличниками; опоясанная балюстрадами крыша, арочные проёмы дверей. По семейному преданию Герберт Уайт, активно занимавшийся тогда развитием винодельного бизнеса на Элфине, дал денег Жану Гийому, знаменитому французскому архитектору тех лет, чтобы тот построил ему дом. Гийом и построил самый модный на Элфине дом в стиле господствовавшего тогда рококо. Герберту дом не очень понравился, но его жена пришла в восторг, поэтому Уайты поселились там. Но уже сын Герберта избавился от роскошных фресок, тяжёлых люстр и громоздкой лепнины внутри дома. Сейчас интерьер особняка Уайтов совершенно не напоминал роскошество александрийского рококо – всё было минималистично, современно и практично.

Вернувшись с кладбища, Аннабелль пошла переодеться в комнату, в которой жила, когда переехала из Линденшира в Торнфилд. Да и теперь Белль нередко ночевала тут, когда засиживалась у Уайтов.

Игнорируя голоса из кухни, она расстегнула и сняла платье. Переодевшись в любимый сарафан из лавандового льна с белой батистовой рубашкой, Белль уже хотела выйти из комнаты, как вдруг услышала голос Камиллы:

– Я честно пыталась быть милой с ней, раз уж Фред попросил. И я правда сочувствую ей. Такой день… Но зачем он пошёл на могилу Калеба? С ней!

– Капкейк вообще-то был другом и Фредерику, – напомнила Вики. – Они вместе ходили на сборы.

– Всё равно, он мог бы пойти туда позже, а не вместе с ней! – раздражённо не согласилась Камилла. – И почему они оба пришли в чёрном? Как ты это объяснишь? Они как будто договорились! Фред не мог так поступить за моей спиной!

– Я уверена, что они на договаривались, Кам, – негромко возразила Вики. – Просто Фредерик решил её поддержать.

– Поддержать? – переспросила Камилла. – А почему мне не сказал? Я бы тоже поддержала, тоже надела чёрное платье!

– Или это случайность, – аккуратно предположила Вики.

– Какая случайность, если у Фреда и чёрной одежды-то почти нет, – возразила Камилла. – Рубашку он точно купил недавно.

– Прости, Кам, но я не понимаю, к чему ты клонишь.

– К тому, что… – Камилла смолкла на секунду. – Генри ведь так не поддерживает её?

– Кого? – послышался голос Генри.

– Белль, – ответила Вики.

– Почему это я не поддерживаю? – удивился Генри. – Семья ведь для этого и нужна.

– Но ты не пришёл сегодня в чёрном костюме, – сказала Камилла.

– Да, – расстроенно ответил Генри. – Мы с Вики что-то не догадались.

Белль вздохнула и, толкнув дверь, вышла из комнаты. Какой хороший вечер получился бы, если бы не Камилла…

Пока Вики и Камилла раскладывали тарелки в гостиной, Аннабелль зашла в кухню взять бокалы. Вдруг её внимание привлёк тонкий аромат яблок. Белль подошла к столу и увидела блюдо, наполненное канареечно-жёлтыми маленькими яблочками. Она взяла одно, вдыхая нежный медовый дух. Наверное, в этом году уже не удастся испечь пирог… Не успела она подумать об этом, как послышались шаги Фредерика.

– «Золото Элфина», – сказал он, подойдя ближе.

Белль кивнула.

– Можно приготовить пирог, – в задумчивости произнёс Фредерик, словно размышляя вслух.

– Пирог? – обрадованно переспросил Генри, входя в кухню. Он взял штопор из ящика стола. – Я б не отказался.

Фредерик и Аннабелль переглянулись.

– Давай, – улыбнувшись, сказала Белль.

Фредерик подал ей фартук, снял запонки и закатал рукава рубашки. Белль подумала, до чего же ей непривычно видеть его в чёрном, но как приятно знать: он оделся так, чтобы поддержать её – теперь она в этом не сомневалась. Пряча улыбку, Белль надела фартук и, завязав тесёмки, по привычке опустила руку в карман.

Когда ей было девять лет, она вместе с мамой сшила свой первый фартук. И для кармашка она выбрала ткань, гладкую с одной стороны и мягкую и пушистую – с другой. Мама считала, эта ткань не подходит для хлопкового фартука, но дедушка, как всегда, поддержал любимую внучку. Белль пришила кармашек пушистой стороной внутрь, и ей очень нравилось засовывать в него руку – зажмурившись, она представляла, будто гладит котёнка. Потом, конечно, Белль выросла из того фартука, но привычка осталась. Когда ей было шестнадцать, и она только начала готовить с Фредериком, он заметил эту привычку и стал прятать в кармашек её фартука конфеты. Белль каждый раз была в восторге и, нащупав конфету, пыталась угадать, с чем она будет.

В этот раз карман был, конечно, пуст, но Белль улыбнулась, вспоминая о беззаботном прошлом.

Фредерик ловко нарезал яблоки, а Белль смешала в кружке корицу с сахаром.

– La cannelle, s'il te plaît11, – попросил Фредерик, по привычке переходя на французский и, не глядя, протянул ладонь.

– Tenez, chef12, – с улыбкой ответила Аннабелль, вкладывая в его пальцы кружку с получившейся смесью.

– Спасибо. – Он высыпал корицу с сахаром в блюдо с нарезанными яблоками и стал перемешивать. – Ты знаешь, – произнёс он, взглянув на Белль, – когда мы начали вместе готовить, я не знал на английском многих слов, обозначающих пряности или даже кухонную утварь.

– Ты шутишь! – не поверила Аннабелль. – Я была уверена, что ты в основном называешь всё по-французски для моего полного погружения в язык. Когда дедушка пропал без вести, со мной никто толком не занимался, и мой французский был ужасен.

– Он никогда не был ужасен, – возразил Фредерик. – У тебя всегда было чистое произношение. Просто не хватало лексики, некоторых знаний грамматики и практики.

Белль улыбнулась. Учителя говорили, что у неё талант к языкам, но услышать от Фредерика комплимент её произношению было особенно приятно.

– Когда я понял в разговоре с тобой, что не знаю, как будет «поварёшка» по-английски, – продолжил Фредерик, ловко взбивая венчиком белки́ с сахаром, – то стал заранее переводить французские названия. До этого я готовил один и не задумывался, что не знаю многих английских слов.

– Откуда ты такой ответственный, Фредерик Уильям Уайт? – спросила Белль, шутливо толкнув его в бок.

– Должны же были когда-нибудь сбыться чаяния шефа Бомо́на, – усмехнувшись, ответил он.

Аннабелль замерла. Фредерик избегал упоминать своего наставника и вообще говорить том, как начал готовить, но, кажется, сейчас…

– Но ведь он не прогонял тебя с кухни, – осторожно произнесла Белль, зачерпывая ситом муку и протягивая Фредерику.

– Может, по началу и прогонял, – ответил тот, просеивая муку над тестом, и усмехнулся. – Я ведь ни слова не понимал по-французски, а шеф никогда не снисходил до пояснений на английском. Мне было шесть, когда родители наняли его.

Он смолк, и Белль уже решила, что на этом всё. Однако спустя минуту он продолжил в задумчивости:

– Однажды я забежал на кухню, чтобы взять для нас с Генри какой-нибудь еды, и увидел, как он готовит. Это выглядело увлекательно, и я стал регулярно наведываться на кухню. А спустя, наверное, полгода спросил, можно ли порезать морковку? Шеф так ловко резал её – мне захотелось попробовать. Он дал доску, морковь и нож. Конечно, у меня получилось плохо, и он долго ворчал, хотя, очевидно, заранее знал, что шестилетний ребёнок вряд ли справится хорошо. – Фредерик помолчал. – Я несколько лет думал, что моё имя на французском звучит как «morveux13», пока не посмотрел в интернете перевод. – Он усмехнулся.

– Ты ему сказал, что знаешь значение слова? – спросила Аннабелль.

– Сказал. Он посмотрел меня вот так, – Фредерик повернулся к Белль, поджал губы и свёл брови к переносице, – и сказал: «D'accord, gamin14». И с тех пор он называл меня только «gamin».

Аннабелль улыбнулась. Фредерик вытащил тесто из миски.

– Он постоянно ворчал и ругал меня за малейшую оплошность, – продолжил он, взяв у Белль скалку и начав раскатывать тесто. – Но я пропускал его ругань мимо ушей. Я всегда знал, что он незлой и привязан ко мне. К тому же я не понимал смысл его ругательств, – Фредерик усмехнулся. – Когда мне было двенадцать, отец услышал, как шеф ругает меня. Родители возмутились, хотели уволить его и нанять другого повара. Но мне было жаль расставаться с шефом, и я уговорил отца оставить его. С тех пор он перестал меня ругать.

Аннабелль поставила на стол, смазанный маслом противень. Фредерик аккуратно перенёс на него раскатанное тесто.

– Почему ты… – начала негромко Белль, – так редко говоришь о нём?..

Фредерик задумался.

– Не знаю, – произнёс он. – Не приходилось к слову, наверное. – Он взглянул на Белль. – А ты никогда не говоришь об отце, – заметил он.

Она кивнула.

– Да. Потому что… – Белль помолчала. – Мой отец… всегда избегал меня. Даже когда я была маленькой, – проговорила она, чувствуя, как тяжёлый камень старой обиды вновь болезненно сдавил ей сердце. – Я думаю, он всегда боялся меня.

Фредерик внимательно посмотрел на неё.

– Наверное, он просто тебя не понимал, – тихо произнёс он.

– Да, – ответила Белль. – Он так и не смог принять, что я не человек.

– Странно, что так произошло, – задумчиво проговорил Фредерик. – Он ведь был знаком с твоим дедушкой.

– Моему дедушке было много лет, и он умел жить среди людей, не привлекая к себе внимания, – возразила Белль. – А я…

Она подала Фредерику миску со смесью корицы, яблок и сахара. Он взял её и стал распределять яблоки по тесту. Подняв голову, он взглянул на Белль, точно ожидая продолжения. Ей захотелось поделиться с ним. Его ненавязчивое сочувствие было так приятно ощущать…

– Когда мне было полгода, – проговорила она, – дедушка с бабушкой ушли, маме с Вики надо было ненадолго уехать, и мама оставила меня под присмотром отца. Я спокойно спала в коляске под цветущей яблоней, но потом что-то разбудило меня, и я заплакала. Отец запаниковал, тряс коляску, пытаясь меня успокоить, но даже не подумал взять на руки. Я продолжала плакать, и когда вернулась мама, цветущая яблоня превратилась в высохший скелет, а отец был на грани сумасшествия. Вики боялась: мама с папой разведутся из-за этого.

– Откуда ты об этом узнала?.. – потрясённо спросил Фредерик. Исходящее от него сочувствие смешалось с негодованием по отношению к её отцу. – Кто тебе рассказал?..

– Я несколько раз слышала, как родители обсуждали эту историю, – ответила Белль.

– При тебе?..

– Нет, конечно. Просто я…

Аннабелль услышала шаги и смолкла. Обернувшись, она увидела Марка. Привстав на цыпочки, мальчик заглянул на стол, где стоял противень с пирогом.

– Это мы с папой собрали, – обернувшись, сказал Марк доверительно. – Я рад, что вы делаете пирог.

– Мы тоже, – ответил Фредерик.

Когда Марк вышел, Фредерик сказал:

– Спасибо, что поделилась.

– Спасибо, что выслушал, – Белль улыбнулась.

Фредерик помолчал, а потом сказал:

– Давай украшать.

Белль кивнула, наблюдая, как он растягивает тонкий жгут теста, немного сплющивает и делает ножом надрезы.

Работа дальше пошла в тишине. Фредерик и Аннабелль склонились над пирогом, сплетая поверх тонких яблочных ломтиков ниточки теста в прихотливый узор.

– Что вы делаете? – раздался раздражённый голос Камиллы.

Увлёкшись украшением пирога, Аннабелль не услышала, как Камилла вошла в кухню.

– Яблочный пирог, – в один голос ответили Фредерик и Аннабелль, подняв головы и обернувшись. Белль совсем забыла про Камиллу, и оттого её голос прозвучал немного растерянно, виновато, точно её застали за чем-то не совсем законным, голос Фредерика – спокойно.

– Мы же специально заказали торт. – Камилла скрестила руки на груди. – Куда теперь столько выпечки?

Из-за её спины показалась Вики.

– Отстань от них, Кам, – сказала она. – Пусть готовят. Марк и Генри обожают яблочные пироги и съедят всё с удовольствием.

– Можно тебе на минуточку, – прошипела Камилла Фредерику и потянула его за локоть.

– Конечно, – ответил тот, отряхивая руки. – Сейчас вернусь, – сказал он Белль.

Из смежной с кухней комнаты Аннабелль было слышно каждое слово, каждый интонационный оттенок.

– Ты и так каждый день готовишь! У тебя же скоро курсы, тебе мало? Сейчас уже мэр придёт и мисс Уэлш. Что вы тут устроили?

– Кам, – остановил её Фредерик, – это…

– Если ты сейчас скажешь, – перебила его Камилла, и голос её дрогнул, – что это просто пирог, я тебе…

– Это не просто пирог, – ответил Фредерик. – Это пирог с яблоками «Золото Элфина».

– Откуда вообще взялись эти яблоки?!

– Они растут на заднем дворе и как раз в это время созревают; Генри и Марк их принесли, – педантично пояснил Фредерик. – С ними получаются самые вкусные яблочные пироги. Вот увидишь, пирог будет не хуже торта.

– Да при чём тут это!.. – задохнулась от возмущения и обиды Камилла.

В коридоре раздались шаги и вскоре послышался голос мистера Купера. Белль вышла ему навстречу. Пока она здоровалась с мэром, пришла мисс Уэлш.

– Моя любимая крестница, – она мягко обняла Белль. – Сожалею, что не пришла сегодня на кладбище.

– Ничего страшного, крёстная, я понимаю, – ответила Аннабелль.

Раньше, когда маленькая Белль вместе с дедушкой приезжала в Торнфилд, мисс Уэлш иногда сопровождала их на прогулках по городу, но только не на кладбище. Крёстная не любила их. Лишь полгода назад она нарушила свою традицию и пришла проститься с погибшими альпинистами. Белль думалось: мисс Уэлш сделала это, чтобы поддержать её.

Провожая мистера Купера и мисс Уэлш в гостиную, Белль вдруг услышала обрывок фразы Фредерика:

– …пойти к Крис, когда я уеду. Мне важно поговорить с тобой до отъезда, Кам.

– Тогда говори сейчас, – ответила Камилла.

– Это, очевидно, будет нелёгкий разговор, – помолчав, проговорил Фредерик. – Поэтому…

– Тогда я и слышать ничего не хочу! – решительно перебила его Камилла. – В прошлый раз после такого нелёгкого, – передразнила она его, – разговора ты ни с того ни сего потащил меня в Лондон.

– Ты ведь знаешь, как эта поездка была важна для меня, – в голосе Фредерика прозвучала лёгкая обида.

– Ладно! Но сейчас… – она шумно выдохнула, – оставь свои нелёгкие разговоры на потом.

И Камилла с грохотом распахнула дверь.

– Кам! – крикнул ей вдогонку Фредерик.

Белль поняла, что протирает бокал уже в третий раз под внимательным взглядом крёстной и взяла из коробки следующий. О чём же Фредерик хочет поговорить с Камиллой? Почему Камилла так избегает этого разговора?.. Внутри зрела сладкая кружащая голову догадка, но Белль не дала ей оформиться в мысль: будет слишком больно обмануться. Лучше довольствоваться тем, что есть: Фредерик рядом, и можно снова печь пирог с ним как в старые добрые времена.

В этот момент в гостиную вошла Камилла. Поздоровалась с мистером Купером и мисс Уэлш и продолжила сервировать стол.

Вспомнив про пирог, Белль пошла на кухню. Фредерик и Марк расположились рядом с духовкой, и Марк, наблюдая за стрелкой температуры, комментировал изменения. Фредерик поднялся со стула, когда Белль вошла.

– Пришли мистер Купер и мисс Уэлш, – сказала Аннабелль. – Сходи поздоровайся, а мы с Марком последим за пирогом.

Фредерик кивнул и вышел из кухни. Он был взволнован. Аннабелль чувствовала, что разговор с Камиллой нарушил его душевное равновесие, а её приход совершенно не помог его вернуть.

– Крёстная, – неожиданный вопрос Марка вырвал Белль из задумчивости, – ты ведь помнишь прадедушку?

– Конечно, – улыбнулась племяннику она.

– Расскажи, где он сейчас.

Белль села на стул возле духовки, и племянник тут же забрался к ней на колени.

– Твой прадедушка Джеймс сейчас в Заповеднике, – с улыбкой начала она любимую историю обоих племянников. – Там всегда тепло и солнечно, деревья цветут и дают плоды в одно и то же время, а цветы не сминаются под ногами. Птицы там поют так красиво, что сердце замирает, а огромные бабочки садятся на плечи. А ещё в Заповеднике живут кентавры, единороги, фейри, варгисы и даже драконы.

– А я туда попаду? – спросил Марк.

Белль вздохнула. Она неоднократно отвечала на этот вопрос, но каждый раз было трудно, почти как в первый. Когда дедушка при Белль сказал Вики, что та никогда не сможет попасть в Заповедник, Белль плакала. Но её пятнадцатилетняя сестра весело ответила, что планирует умереть от старости в окружении внуков.

– Туда могут попасть только дети Лилит. А ты сын Адама и Евы.

– А ты можешь попасть? – Марк посмотрел на крёстную снизу вверх.

Помолчав, Белль ответила:

– Когда-нибудь… да. Если захочу.

– И ты бросишь нас? Как прадедушка? – А вот об этом Марк спросил впервые.

– Прадедушка не бросил нас, – твёрдо ответила Белль. – Он любил нашу семью: твою бабушку, прабабушку, твою маму и меня. Но ему пришлось уйти.

– Но почему?..

– Я не знаю, Марк, – грустно проговорила Белль. – Но я уверена: он не мог иначе. Когда я была маленькой… – медленно произнесла она, чувствуя, как воспоминания рёвом вертолётов, завыванием и сине-красными отсветами сирен уносят её в те жуткие майские дни, семь с половиной лет назад, – все считали, он погиб под лавиной. Так многие до сих пор считают. Ты знаешь, что такое лавина, крестник?

Марк, конечно, знал. В Торнфилде после июньской трагедии об этом знали все, включая детей.

– Его искали несколько дней, – продолжила Аннабелль. – Прочесали всю округу, а Долину Снов, где его следы обрывались, перекопали вдоль и поперёк. Но что один фейри мог сделать против лавины в двести-триста тысяч тонн? К счастью, дедушка, твой прадедушка, – улыбнулась Белль племяннику, – успел уйти в Заповедник.