скачать книгу бесплатно
На больших настенных часах в её кухне значилось 1:26. Она на них ни разу не посмотрела, а он, что ему совершенно не свойственно, сидя за столом, завёрнутый в плед с медвежатами, отсчитывал минуты вместе с массивной стрелкой. Мария готовила кофе в большой турке с огромным количеством сахара. Семейный рецепт эликсира экстренного восстановления тепла и энергии. Для часа ночи такое количество кофе было весьма опрометчиво. Но Майк не спорил.
Он был удивлён, что она пригласила его к себе домой. Что не язвила и не отпустила ни одного непристойного предложения, даже намёка. В такси они всю дорогу молчали, это стало у них уже доброй традицией- молчать по дороге. Его даже не смущали детские медвежата на так спасающем сейчас его ноги от пробравшегося до костей в них холода пледе. Мария пояснила, что это подарок племянницы, та сама выбирала расцветку и расстроилась бы, если бы рисунок тёте не понравился. Ей он, конечно, понравился. Это был единственный плед в её доме.
– У моей сестры младшие – близнецы, – спокойно сказала Мария, поставив перед собой и перед Майком по огромной чашке кофе и молочник со сливками.
Она села на противоположной стороне стола, сложив нога на ногу, подставив под голову руку и начала свой рассказ.
– Это у нас семейное, от отца. У него были братья-близнецы. Один дядя жив до сих пор, а второй умер в детстве, маленьким, утонул, когда они купались в речке. В его роду близнецов было много. Наверное, если я буду заводить детей, у меня тоже будут близнецы.
– Возможно, – тихим голосом подтвердил Майк.
– И у меня тоже была сестра-близнец. – Мария смотрела ему в глаза.
Он догадался на секунду раньше и выглядел не удивлённым.
– Она была первая, моя старшая сестра. И прожила очень недолго. – Мария смотрела на слой сливок на поверхности своего кофе, как в далёкую галактику параллельной вселенной.
– Обычно, говорят, что старшие сильнее младших. Здоровее, активнее, во взрослом возрасте добиваются большего успеха…
Вздох.
– А младшие слабее, тише, спокойнее, чаще болеют. Во всяком случае у моей сестры так, по мальчишкам очень заметно. Может, поэтому старшие и становятся старшими в паре близнецов, потому что просто активнее и лезут первыми на свет.
Мария слегка мечтательно улыбнулась и продолжила:
– Мама рожала долго, очень долго. Врачи ошиблись, не вызвав стимуляцию родов, и они сильно затянулись. По показателям нам с сестрой перестало хватать кислорода. Нужно было вытаскивать нас поскорее. Врачи торопились, роды длились уже очень много часов, и все устали… Или врач был просто неопытный «дебил», – она вдруг сжала чашку до побелевших костяшек пальцев, – в общем, они тянули первую слишком сильно, неаккуратно и быстро и просто-напросто сломали ей шею… Не совсем, но как-то очень сильно повредили, она ещё прожила немного, хрипя у моей матери на груди, пока та пыталась родить хоть одного здорового ребенка, то есть меня.
Майк пару раз моргнул с усилием, будто это могло помочь ему лучше представить картину описываемого ею кошмара.
– Когда я родилась и врач положил меня рядом с сестрой, она умерла. Мама всегда говорила, что сестрёнка не умерла сразу только потому, что хотела дождаться меня и хоть раз на меня посмотреть…
Несколько минут они просто сидели молча вдвоём на просторной ярко освещённой кухне, держа в руках остывающие чашки кофе, к которому никто так и не прикоснулся. Каждый думал о чём-то своём, но они были вместе. Первый раз, по-настоящему.
– Отец уничтожил этого врача, – горько и холодно произнесла после долгого молчания Мария. – Подал в суд, выиграл дело, лишив его большого количества денег и частной практики. Но и после не успокоился и стал закидывать его пугающими письмами, моими фотографиями в кроватке, демонстрирующими неположенное мне одиночество, стоял у него под окнами по ночам в свете фонаря, чтобы тот знал, что за ним наблюдают. В общем, ему пришлось переехать, за год мой отец превратил его жизнь в настоящий ад. Понятно, в кого в семье у меня такая настойчивость.
У неё даже получилось криво, но не совсем уместно улыбнуться.
– Родители, конечно, хотели её похоронить, – продолжила девушка через небольшую паузу, Майк так и не произнёс ни звука с начала её рассказа, – чтобы было место, куда к ней можно приходить. Но им не дали, потому что тельце сразу кремировали. Они хранили прах в урне дома на книжной полке почти целый год, пока не умерла моя бабушка, мамина мама, которая к тому моменту уже три года боролась с раком.
Она бросила еле заметный взгляд на своего молчаливого собеседника, он слегка скривился, услышав ненавистное слово.
– Умирая, бабушка сказала, что у малышки теперь наконец будет место для покоя, и попросила похоронить Лизу рядом с собой.
– Твою старшую сестру звали Лиза? – удивлённо спросил Майк.
– Да, может, поэтому, когда я познакомилась со своей Лизой на психологическом факультете, так сильно в неё влюбилась, нашла наконец свою старшую потерянную сестру. – Ей явно нравилась эта мысль, она мечтательно улыбнулась, отрешенно смотря вдаль перед собой.
– Ты не обратил внимание, как звали мою бабушку? Лиза-Мария, двойное имя. Нас обеих назвали в честь неё. Лиза – первая, Мария – вторая, так решила мама ещё задолго до нашего рождения. Она мечтала, что бабушка справится со своей болезнью, чтобы нас увидеть, чтобы растить маленьких внучек, и она справлялась, даже весьма успешно, пока не случились злополучные роды. После трагичной смерти старшей она сникла и сдалась, и болезнь очень быстро её победила…
– Мне очень жаль! – с невероятной теплотой в голосе завершил историю Майк.
– Поэтому ты понимаешь, что я виновата не только в смерти сестры, но и в смерти мамы моей мамы, – холодно и неуместно громко в этой ночной кухонной тишине сказала Мария, неожиданно резко выпрямившись и смотря на него в упор.
– Виновата? – он не сдержал откровенного удивления в голосе. – Почему ты в этом во всём виновата?
– Потому что это именно меня они пытались спасти. Это я задыхалась внутри моей матери, и врачи торопились вытащить первого ребёнка, чтобы успеть вытащить и второго живым. «Мы все так беспокоились о тебе, что никак не думали, что может произойти что-то другое, более страшное», – так всегда успокаивала меня и себя мама. Но это никогда не звучало как успокоение.
– Больше похоже на обвинение, – согласился Майк, выпрямившись и давно перестав дрожать, глядя на неё с уверенностью и пониманием.
– Оно им и было. – Мария смерила его собранную профессиональную позицию презрительным взглядом. – Так что теперь, когда ты знаешь мою тёмную историю, ты сможешь достать прощение для меня?
– Ты знаешь, что оно тебе не нужно, и оно же всегда было, есть и будет у тебя внутри. Ты невиновна.
– Не можешь! Вот и твоя коллега не смогла. Три года я изливала ей всю свою ненависть к себе, вину и злобу. А она поддерживала и твердила о моей невиновности. Но это не сработало. Невозможно выразить вину словами, когда она проросла в тебе ещё в то время, когда ты не умела говорить.
– Но можно выразить слезами, – очень тихо и откровенно ответил Майк, – плакать ты умела всегда!
Мария полоснула по нему огненным гневным взглядом.
– Вот так ты это себе представляешь? Мы будем рыдать на плече друг у друга, изливая адские муки, и излечим наши раненые души? – Её ненависть заливала комнату плотным горячим воздухом, к которому можно было даже прикоснуться.
– Возможно, что-то подобное действительно могло бы тебе помочь, – с грустью и отстранённостью сказал он, вставая со стула и аккуратно складывая плед, – … но не мне.
– Почему? – по-детски удивилась девушка его перемене.
– Потому что, в отличие от тебя, я в своих бедах действительно виноват сам.
Он стоял над столом и смотрел на неё из какой-то далёкой реальности, которой никогда не суждено было сбыться. Она знала это, знала с самого начала. Что они не справятся, что она не сможет его спасти, а он не позволит ей этого сделать. К лучшему, что этот момент настал так быстро, что они понимают всё с самого начала. И могут вовремя всё закончить, пока не стало слишком поздно. Но почему-то от осознания этого ей не становилось легче. Кажется, где-то внутри какой-то наивной своей части она всё-таки позволила поверить в сказку. В них, что они справятся, что смогут быть вместе. Но он уходит, и он совершенно прав. И всё равно не верится.
Она проводила Майка до двери. Он набросил свой уже легендарный для этого вечера пиджак на плечи. Ей вдруг захотелось его остановить, всё спасти, попробовать рискнуть.
– И всё-таки ты не убивал своими руками свою семью, как и я свою сестру. Мы оба понимаем это!
– Понимание ещё не всё, – с тяжестью на сердце ответил Майк, ему не хотелось уходить, но это было единственно верным в эту минуту.
– Но ты ведь не сможешь всю оставшуюся жизнь наказывать себя за это. – Мария понимала, что её последняя попытка провалится, ещё не начав говорить, но всё равно не смогла остановиться.
– Но ты ведь можешь жить всю свою жизнь за двоих, считая минуты!
Он захлопнул дверь, а она, развернувшись к ней резко спиной, уронила в ладони лицо, в точности повторяя скульптуру чёрного ангела с могилы, и безудержно зарыдала. Её плечи вздрагивали, сотрясаясь в плаче, огромные тяжёлые слёзы падали на пол. Она вся отдалась этому действию, как в детстве, без оговорок и ограничений. Когда кажется, будто весь мир плачет и содрогается вместе с тобой.
Через какое-то время, она впервые в жизни не могла сказать точно какое, конвульсии тела начали утихать, и она попыталась вспомнить, когда в последний раз так отчаянно плакала.
Попыталась и не смогла.
Алые розы
Беда не приходит одна. Вы знаете это выражение? Наверное, это одно из самых пугающих и парализующих убеждений на свете.
Мы боимся, что с нами случится что-то страшное, потому что это неприятно, опасно, с этим нужно будет что-то делать. Но помимо этого, почти в каждом из нас есть ещё более глубокий страх, что за этой бедой придёт ещё одна беда, более ужасная, а потом ещё одна и ещё. Потому что мы с детства верим, что беды очень «дружелюбные» существа и не ходят поодиночке.
В жаркое субботнее утро Мария проспала. Отключила все будильники, зовущие её на пробежку, сняла настойчивый фитнес-браслет, который тряс её руку, сообщая о том, что, судя по пульсу, она выспалась и пора вставать. Настал новый день. Для неё он был действительно новым. После вчерашнего ночного путешествия и откровенного разговора, после очистительных рыданий, случившихся впервые в её взрослой контролируемой жизни, она проснулась в совершенно новом мире. В том, где она была лёгкой и чистой, в том, где она умела верить. Ночной уход Майка не казался ей таким страшным и безоговорочным, она со стопроцентной уверенностью знала, что он ещё вернётся, стоит ей позвать. И она позовёт.
Она чувствовала себя совершенно другим человеком, из других клеток, из других белков, из других кусочков ДНК. Она видела мир так ярко и отчётливо: лучик солнца на шершавой пастельно-бежевой стене, декорированной под дорогую итальянскую текстуру, тончайшие нити её атласной подушки, мельчайшие частички пыли, порхающие как микроскопические мотыльки в воздухе. Она не переставала удивляться: всё это было здесь всегда, такое отчётливое и совершенное, как могла она этого раньше не замечать? Она поразилась своей внутренней решимости и уверенности, и их никак нельзя было сравнить с готовностью к бою, как раньше. Она была уверена в этом мире, что в нём всё идёт правильно, что он не готов воткнуть ей нож в спину или каждую секунду предать, что он благосклонен к ней. Она была удивительно спокойна и готова впустить в свою жизнь непредсказуемые элементы, волю другого человека, впустить в свою жизнь мужчину, доверяя ему и любя. Она была… Счастлива?!
Нежась в постели в это прекрасное утро, она наконец почувствовала, каково это – быть женщиной.
Встала к обеду, приготовила завтрак без подсчёта калорий, как это было обычно. Листая ленты новостей в соцсетях, смеялась над бессмысленными картинками, с удовольствием наслаждалась летним воздухом из открытого окна. Она с твёрдой решимостью собиралась не заглядывать сегодня в свой ежедневник и не выполнять намеченные действия, как робот, одно за другим. Она решила сегодня позволить течению дня нести её вперёд навстречу чему-то неизвестному.
Она написала Майку, сама, без лишних сомнений и угрызений. Просто и глупо- «Как дела после вчерашнего? Какие на сегодня планы?» Он ответил, не сразу, но ответил. Примерно через час ответил, что сегодня его очередь смотреть в глаза своим призракам и он хочет сделать это один, но благодарен ей за сообщение. Мария пожелала ему удачи, искренне.
Написала Лизе, что рада была бы поболтать, что у неё есть о чём действительно поговорить. Лиза перезвонила сразу, в трубке телефона послышались громкие звуки музыки и детские крики.
– Привет, дорогая, я с удовольствием, но сейчас говорить не могу, мы с мелким (так она называла сына, у Лизы был пятилетний мальчик от первого не слишком удачного брака) на ярмарке. Тут клоуны, сладкая вата, аттракционы – настоящий кошмар! – подруга весело засмеялась. – Сама понимаешь! Давай вечером я заеду к тебе? Всё расскажешь!
И отключилась. Мария представила себе летнюю, расцвеченную всеми цветами радуги уличную ярмарку, шатры, воздушные шарики, тир, снующих в ростовых костюмах между людьми живых кукол, зазывающих каждый на свой аттракцион, визжащих от удовольствия детишек всех возрастов, таящее в руках мороженое… И заулыбалась. Никогда она не была фанатом таких событий в жизни, но сейчас ей стало радостно думать, что её любимая подруга веселится там вовсю со своим заводным малышом. Вдруг подумала: может, и она сама могла бы через пару лет гулять там с ними уже со своим ребёнком. Волшебные мысли, просто невозможные для мозга Марии, но такие приятные!
Она подумала, кому ещё позвонить. Где-то в глубине души она понимала, что не хочет оставаться одна. Может, она боится своего уединения, боится столкнуться со своими внутренними демонами лицом к лицу? Но сегодня был явно не их день, всё внутри неё пребывало в покое. Она поняла, что просто хочет этим своим состоянием с кем-то поделиться. Разделить своё счастье. Вот, оказывается, зачем люди заводят семью – с удивительной ясностью вдруг прозрела девушка. Чтобы делиться. Чтобы в такие моменты был кто-то близкий и дорогой рядом.
От незнакомой сладости и тоски вдруг защемило в груди и захотелось плакать. Светло. Не горестно и трагично, как прошлой ночью.
И она позвонила папе.
В трубке долго слышались одни гудки. Она уже подумала, что он не возьмёт.
– Мария? – удивлённым голосом неожиданно ответил отец. – Что-то случилось?
Они встречались раз в месяц, в назначенные выходные и в другое время никогда не созванивались и не говорили. Пару раз в жизни вне графика он писал ей на электронную почту, но это были важные вопросы по бизнесу. И она отвечала ему там же, развёрнуто и по-деловому. Конечно, он был удивлён и озадачен. Но в его родном и знакомом голосе послышались какие-то незнакомые нотки, тревоги… не за то, что она позвонила.
Мария насторожилась.
– Случилось, папа, – откровенно и без утайки сказала она, – я хотела поговорить с кем-то близким. Потому что мне кажется, что я влюбилась.
Она улыбнулась самой себе, светло и нежно. Но понимала, что собеседник на другой стороне её не видит.
Молчание в трубке затягивалось.
Как бы она хотела сейчас посмотреть в его лицо. Он ошарашен, рассержен, рад? Все эмоции она могла прочитать бы на нём, как в зеркале.
– Что скажешь? – прервала она тишину.
– Что я очень рад за тебя, дочка, – послышался далёкий ответ, как с конца иного мира.
И Мария по голосу поняла, что отец не просто молчал, он плакал.
Снова кольнуло в груди. Сердце забилось ещё чаще, чем прежде. Что-то было не так. Что-то неуловимое, но неотвратимое и страшное поселилось в воздухе её ноздрей. Она встряхнула головой, чтобы прогнать удивительную в этот момент панику, но не смогла.
– Папа, ты плачешь? – напрямик спросила она.
– Да, дочка, это удивительная для всех нас новость. Я очень рад за тебя! – Эту радость отец даже не пытался изобразить в голосе, только озвучил.
На заднем фоне что-то пикнуло. Знакомо. Резко. Страшно.
– Пап, – вдруг спросила она, сама того не ожидая, – я вечером была у Лизы. Так получилось, на могиле лежат алые розы, почти свежие, ты не знаешь?…
– Это я их принёс, – перебил её отец. В голосе слышались откровенность и сила. Кажется, будто в этот момент он принял невероятно важное решение.
– Зачем ты ходил к ней? – недоумённо спросила растерянная девушка.
– Собирался с мыслями, нужно было много о чём подумать, решить. А там очень тихое место, спокойное, я люблю его. Да и хотелось повидаться с ней напоследок перед обследованием. Кто знает, когда ещё выйдет.
– Об-сле-до-ва-нием, – медленно, как резиновым мячиком об пол, чеканя слога, повторила Мария.
– Да, я сегодня и завтра в больнице.
– И она единственная, с кем ты захотел этим поделиться? – с невыносимой горечью в горле сказала несчастная дочь.
– Не хотелось пугать и вас, и своих раньше времени. Надо было всё хорошенько проверить.
– И как? Проверил? – мир до основ мироздания замер.
– Прости, дочка, кажется, у меня рак.
В комнате послышался оглушающий звук разбивающегося вдребезги стекла, но ничего не упало. Мария поняла, что это был звук её разбитого сердца.
Замыкая круг
Папа в больничной рубашке до щиколоток, похожей больше на пижаму, сидел на краю высоко поднятой кровати, свесив голые ноги, не достающие до пола. Скрестив одну с другой в районе лодыжек, он слегка покачивал их вперёд-назад, будто озорной маленький мальчишка. Правда, лысеющий, с седыми волосами и приличным животиком.
Мария стояла у входа в палату и наблюдала за отцом, будто с другого конца тоннеля протяжённостью в вечность. Он смотрела на неё оттуда и улыбался, и она улыбалась ему в ответ.
Как провела остаток субботнего дня, Мария не помнила. Кажется, легла в кровать, накрылась одеялом с головой и так и пролежала до самой ночи. Периодически плакала, периодически смеялась, периодически спала в забытьи.
Ночью ей приснился тот же сон. Фонарь накренился под силой порывов ветра, и теперь она не держалась за него, боясь улететь в неизвестность, а, наоборот, подпирала собой, чтобы он не упал. Так и стояла много часов, прислонившись спиной и упираясь ногами, и смотрела вверх на его тусклый и такой далёкий свет в высоте. На фоне которого косые струи дождя казались острыми блестящими иглами, падающими с чёрного неба.
Утром девушка, на которую за пару дней свалилось столько неожиданных событий, несмотря ни на что, проснулась выспавшейся и в полной боевой готовности к новому дню.
Вчера по телефону они договорились с отцом, что она приедет в больницу к 16:00.
9:00.
С утра она села за телефонные звонки и поиски в сети Интернет. Она связалась со всеми знакомыми, кто мог посоветовать врача, клинику или протокол лечения. Она изучила все возможности, графики и варианты. Говорят, страшнее всего тем, кто в происходящем не может ничего предпринять. Когда занят делом, исправлением, спасением, не до страха. Нужно действовать. К моменту их встречи с отцом она была во всеоружии.
Перед выездом из дома позвонила Майку и рассказала всё как есть. Он ответил, что выезжает. Он был примерно в ста километрах от города в маленьком уютном пригороде, родине его первой жены, где он похоронил и её, и сына на местном кладбище. На дорогу понадобится часа два-три, он как раз успеет, чтобы забрать её из больницы.
И вот она стояла перед ним, героем и тираном её детских воспоминаний, таким беззащитным на вид, и таким родным и любимым.
Он не стал слезать с постели при виде её, а просто сидел и ждал, покачивая ногами, пока она сама войдёт в пространство его новой реальности. Она вошла, остро стуча вечными в её жизни шпильками по больничному кафельному полу.
