Сон, в котором я пробуждаюсь

Он стоял у берега. Казалось, этот мир застыл – незримый и бесконечный.

– Перевозчик! – крикнул он в пустоту.

Прошло некоторое время, и из тумана медленно вынырнула лодка. Старый, согнутый возрастом перевозчик налегал на весло, двигался размеренно, будто время для него текло иначе.

– Переправа? – спросил Перевозчик, когда лодка приблизилась к берегу.

– Да, на другой берег, – кивнул Путник, обернувшись, словно что-то оставалось позади.

– Наши привязанности – это своего рода текст, который мы пишем на протяжении всей жизни. Этот текст никогда не бывает завершён, никогда не бывает окончательно понят и всегда остаётся открытым для интерпретации. Мы окружены знаками, символами, предметами и людьми, словно словами в огромной книге. И всякий раз, когда мы встречаем новое, нам приходится вплетать его в уже существующую сеть смыслов. Мы движемся вслепую, надеясь, что впереди нас ждёт другой берег.

– Другой берег… – старик усмехнулся, обнажив редкие зубы. – Все на него стремятся.

Перевозчик кивнул, и Путник сел в лодку. Лодка мягко качнулась на воде, старик начал грести, не торопясь. Вскоре берег, с которого они отплыли, исчез в тумане, растворился, как воспоминание.

Путник бросил взгляд на воду. Туман был настолько плотным, что казалось, берега и не существовало.

– Но что происходит, когда туман сгущается? Когда наши эмоциональные связи становятся неясными или совсем запутанными? Возможно, именно тогда мы начинаем осознавать, что эти привязанности – не более чем конструкции, созданные нашим умом, чтобы дать смысл и структуру бесконечному потоку времени.

– Привязанности… – задумчиво проговорил старик. – Они и впрямь, как якоря: иногда удерживают тебя на месте, но чаще не дают плыть дальше. Ты всё ещё не можешь отпустить эти якоря?

– Отпустить… – повторил Путник. – Но если я отпущу всё, что составляло мою жизнь, что останется?

– Останешься ты, – спокойно ответил Перевозчик.

Q.S. (Commentarius marginalis in Cod. Somn. Bibl. Noct. X:3)

Тот, кто переправляется через реку, не всегда ищет новый берег.

Obscurum est:

Relinque omnia, ut videas quid remaneat.

(Оставь всё – чтобы увидеть, что останется.)

Путник замолчал. Лодка скользила по воде, оставляя за собой лёгкие круги, которые тут же исчезали в молочном тумане.

Слова Перевозчика эхом разлетелись в этой туманной тишине, как лепестки, разносимые ветром.

11.

"Лети, лети, лепесток,

Через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли,

Быть по-моему вели."

Когда человек чего-то желает, он, по сути, признаёт, что находится в состоянии недостатка. Желание – это признание дефицита, эмоциональный сигнал, сообщающий о пробелах в нашем существовании. Парадокс заключается в том, что именно это стремление к полноте бытия, к счастью, делает человека уязвимым, втягивает его в круговорот неудовлетворённости. Здесь мы сталкиваемся с феноменом, который мог бы восхитить самого Зенона: чем больше ты желаешь, тем сильнее ощущаешь отсутствие, которое желание порождает.

Но стоит приблизиться к объекту желания, как он либо изменяет свою форму, либо исчезает вовсе. Желание, как и стремление к счастью, становятся ловушками, потому что требуют постоянной проекции на будущее, отказывая нам в способности жить настоящим.

Счастье превращается в горизонт, который отодвигается с каждым шагом.

Здесь и раскрывается суть парадокса: чем больше человек стремится к счастью, тем дальше он от него уходит, ведь само стремление предполагает, что счастье находится где-то вне его.

Рассмотрим пример из жизни:

– Эх ты, старый хрыч! – начала старуха, швырнув остатки рыбы в котёл. – Всё ты про своё довольствуйся да благодари. А что благодарить-то? Разве жить без желания – это жить?

Старик, кряхтя, подвинулся к старухе ближе. Его седая борода трепетала от лёгкого ветра, словно ожила.

– Желания, старуха… Они как сети. Закинешь их в море – а вытянешь, глядишь, не рыбину, а пустоту. Пока желаешь, словно признаёшь, что всего тебе мало. А это разве не беда?

Старуха хмыкнула, прикрыв глаза.

– И что же ты предлагаешь? Не желать вовсе? А кто жить-то без желаний может? Человек без желаний – как моё корыто разбитое. Стоит – и толку никакого.

– А вот не скажи, старуха, – продолжил старик, задумчиво поглаживая бороду. – Желать можно, да только понимать надо: не рыба делает человека счастливым. Ты ведь чего добивалась? Сначала корыто хотела новое, потом избу, потом дворянство, а вон как обернулось. И всё ж тебе мало было! А счастлива-то хоть раз была?

Старуха притихла на мгновение, но быстро спохватилась:

– Счастлива ли? Да некогда было о счастье думать! Всё к лучшему стремилась, чтобы хватало, чтобы жилось! А что ты, старый, мне взамен предлагаешь? Смириться? Сидеть у корыта и радоваться дыркам?

Старик усмехнулся, глядя на морские волны:

– Не смириться, старуха, а понять, что счастье-то не в корыте и не в дворянстве. Оно в том, чтобы жить, а не гнаться.

Философы-экзистенциалисты, такие как Сартр и Хайдеггер, поднимали эту тему, утверждая, что желание открывает нас к Ничто. Желая, мы вступаем в диалог с отсутствием, которое становится нашим постоянным спутником. Это отсутствие не пугает нас напрямую, но вызывает подспудное чувство тревоги, напоминая о нашей конечности. Желание жить, например, парадоксально связано с осознанием смерти, ведь только смертное существо способно осознать ценность жизни и стремиться к её сохранению.

Старуха молчала. Лицо её омрачило лёгкое сомнение:

– Так ты хочешь сказать, что вся жизнь моя зря была? Что всё, что я желала, меня же и сгубило?

Старик покачал головой:

– Не зря, старуха. Просто ты всё глядела туда, где тебя нет, а не туда, где ты есть. Желание – это ведь признание отсутствия, как дыра в сети. Пока латаешь одну, другая прорвётся. Вот и плаваешь в своей пустоте. А жить-то надо не сетью, а, скорее, руками, что её плетут.

Старуха отвернулась к морю, будто ища в нём ответ.

– Так что же теперь? – тихо спросила она.

– А ничего, – спокойно ответил старик. – Смотри на своё корыто да радуйся. Желать-то можно, только понимай: не желание делает жизнь, а ты сама. Смысла в нём нет, пока оно тобой командует.

Q.S. (Commentarius marginalis in Cod. Somn. Bibl. Noct. XI:4)

Desiderium est confessio vacuitatis.

(Желание – признание пустоты.)

Glossa:

В этой сцене старуха и старик становятся не просто фольклорными фигурами, но архетипами двух способов бытия.

Пока счастье – цель, оно остаётся в будущем.

Nota exegetica:

"Desideria ventus sint, non numina; ducant, non regnent."

(Не возводи желания в божества: пусть будут они ветром в парусе, а не слепыми поводырями во тьме.)

Старуха вздохнула. Впервые за много лет она посмотрела на разбитое корыто – и увидела в нём не только дефицит, но и напоминание. Волны тихо плескались. Старик снова принялся чинить свои сети.

Глава II: Где начинается мысль?

12.

Мы плетём свои сети в "ВКонтакте" и других социальных сообществах из текстовых сообщений и фотографий по разным причинам, в том числе чтобы избежать лишних сюрпризов в реальном общении.

В то же время, "не в контакте" – это не просто фраза, а состояние, когда один или оба собеседника оказываются оторванными друг от друга, погружёнными в свои собственные мысли, идеи или представления.

Когда человек "не в контакте", это может означать, что его внимание и эмоциональная энергия направлены внутрь, а не на внешний мир или партнёра по разговору.

Именно это произошло недавно с нашим героем.

Часы показывали без одной минуты одиннадцать. Александр, как это часто бывало, стоял у входа в "Пятёрочку", потирая руки, словно в них была не зима, а какие-то интригующие секреты. Внезапно, в вихре морозного ветра, он услышал странные звуки – что-то вроде музыкальных колебаний, – а взгляд его встретился с необычайно ярким светом.

– Здравствуйте, Александр! – раздался голос из ниоткуда.

Александр увидел существо, излучающее свет, как дискотечный шар, только с антеннами.

– Здравствуйте… А вы кто? – спросил он, пытаясь осмыслить происходящее.

– Мы – эфемеры из звёздных туманностей. Ваша культура нас заинтересовала. Мы хотим понять ваши взгляды на мир и поделиться своими.

Эфемер мерцал светом.

Это был язык эфирной связи, в котором мысли и эмоции становились единым потоком, образуя уникальную гармонию между разными формами разума. Смыслы передавались через энергетические импульсы и частоты, создавая глубокое взаимопонимание без необходимости слов.

Неожиданно для себя понял Александр.

– Ну и дела! Как хотите. Вы только поосторожнее – вот эти антенны могут зацепить провода.

– Ваше чувство юмора удивительно, Александр. Вы не возражаете против вступления в контакт?

Александр утвердительно моргнул и мгновенно почувствовал, как его сознание расширяется, становясь частью чего-то великого. Чувство единства с окружающим наполнило его удивлением и восторгом.

В этом состоянии глубокого слияния Александр ощущал, как его ум течёт в едином потоке с инопланетной энергией. Границы между "я" и "они" растворились. Это был опыт глубокого взаимопонимания земного и звёздного миров.

В этот момент Александр не думал в привычном смысле. Его сознание было поглощено потоком цвета, звука и идей. Он испытывал безграничное чувство взаимосвязи со всем окружающим. Возможно, он осознавал гармонию Вселенной, находясь с ней в полном контакте.

Эфемер вспыхнул, как огонёк на новогодней ёлке.

– Скажите, Александр, как вы видите явление "не в контакте"? Для нас оно не совсем понятно.

Александр моргнул ещё раз… и, неожиданно для себя, послал импульс в виде разноцветной ноты фа – 639 Гц. Смысл послания, в переводе на русский, содержал примерно следующее:

«В мире современных коммуникаций явление "не в контакте" остаётся заметным и, можно сказать, волнующим аспектом человеческой динамики. Эта концепция, подобно невидимому философскому ветру, пронизывает наши отношения и порой делает их лишь поверхностными танцами виртуальных теней.

Взгляд на это явление глазами культурной антропологии помогает понять феномен "не в контакте" как не только физическое отсутствие контакта, но и как символическую игру, где социальные медиа становятся ареной для создания иллюзии обширных взаимодействий, в то время как глубокие, реальные связи остаются запутанными или утраченными.

Таким образом, "не в контакте" становится как бы аллегорией нашей современной цивилизации. Это не просто отсутствие разговора – это выражение утраты смысла в сокровенных связях. Виртуальная связь заменяет реальную, а субъективные представления о другом человеке превращаются в собственные монологи, где каждый живёт со своим "я" и своими представлениями об окружающем мире.»

Эфемер загорелся яркими красками.

– Ваша культура – удивительное явление, Александр. Мы готовы продолжать обмениваться знаниями и взглядами… Однако, одиннадцать, открыли уже, Сань… ты че залип, ты в контакте вообще?

Александр вздрогнул, приходя в себя. Он посмотрел на Михаила, потом на часы – ровно одиннадцать.

В сознании Александра ещё мерцала, быстро угасая, разноцветная нота фа – 639 Гц:

"Погружённые в этот мир символов и знаков, мы можем задаться вопросом – стоит ли нам продолжать этот танец теней или, быть может, настало время выйти из этой игры и по-настоящему встретиться, разделить свои истории и почувствовать истинное общение? Потому что "не в контакте" может быть не только философским высказыванием, но и приглашением к более глубокому, богатому и человечному общению…"

– В контакте, Мих, просто показалось что-то.

Q.S., marginalia in somnis

Glossa:

Необходимо, однако, учесть, что понятие "контакт" в контексте виртуальных сетей значительно искажено, так как сама природа этих сетей выступает не как ткань взаимных отношений, но как зеркало, в котором каждый видит отражение лишь своей собственной сущности. Здесь, как и в философии Аристотеля, предполагается, что явление воспринимается через призму собственного опыта, что приводит к иллюзии связи, где связь на самом деле является не более чем эхом собственного внутреннего голоса.

Подлинный контакт, как следует из этого, не существует до тех пор, пока не будет разрушен тот внутренний комментарий, который мы постоянно навязываем другому, даже в момент его физического присутствия.

Быть "в контакте" – значит выдержать чужое присутствие, не заменяя его внутренним комментарием.

Nota exegetica:

Quod connexio videtur, saepe tantum echo vocis propriae est.

(То, что кажется связью, часто есть лишь эхо собственного голоса.)

Александр тряхнул головой, словно прогоняя остатки наваждения, и два приятеля решительно вошли в магазин. По пути, в сторону алкогольного отдела, в памяти Александра какое-то время оставались запечатленными чьи-то глаза.

«Глаза культурной антропологии…» – мелькнула загадочная мысль и исчезла.

13.

Его глаза, пронизанные мудростью множества циклов, смотрели мягко, но проникновенно. Он знал, как растопить беспечное детское любопытство и превратить его в настороженное внимание.

Мастер Йорен, один из старейших джедаев, медленно обвёл взглядом юнлингов, собравшихся вокруг него в тенистой беседке на вершине холма.

– Тёмная сторона Силы не появляется внезапно, – начал он. – Она не приходит в виде чудовища, с которым легко сразиться. Нет. – Она действует хитрее, пробуждая в нас страх, гнев, ненависть – эмоции, столь сильные, что они способны разрушить целые цивилизации.

Он помедлил, позволяя этим словам осесть в умах слушателей.

– Величайшая трагедия человеческой природы – это её склонность рисовать злодеев там, где их не существует. Наша фантазия, щедрая и необузданная, создаёт вымышленных врагов, словно художник, усердно вычерчивающий гротескные черты на пустом холсте.

– Но разве ненависть не возникает из-за зла? – спросила юнлинг по имени Рина, нахмурив брови. – Разве мы не ненавидим тех, кто творит зло?

Мастер улыбнулся, но его взгляд оставался серьёзным.

– Это верное наблюдение, Рина. Однако задайте себе вопрос: как вы узнаёте, что перед вами зло? Кто создаёт его образ? Кто держит кисть? Кто наполняет сердца ненавистью, прикрывая её «праведностью»?

Вспомним героев эпоса: отважные и чистые сердцем, они неизменно противостоят злу, которое столь же неизменно оказывается злобным, уродливым и недвусмысленно отвратительным.

Подобная логика применяется и в реальном мире. Политики, риторика которых строится на ненависти, находят удобную мишень: «врагов народа», «чужаков», «предателей». Им не нужно объяснять их поступки – достаточно убедить людей, что эти враги недочеловечны, что с ними нельзя вести диалог.

Если мы обратим внимание на искусство, политику и массовую культуру, то найдём явный ответ: ненависть – это инструмент, которым управляют умелые мастера манипуляции.

– Но почему же так происходит? – спросила одна из юнлингов, девочка с голубой кожей и большими глазами.

Мастер Йорен кивнул, одобрительно посмотрев на неё.

– Потому что ненависть – это самый лёгкий путь. Она кажется могущественной. Когда ты ненавидишь, тебе не нужно думать, не нужно сомневаться. Ты видишь только врага. Массы верят, потому что так проще. Так удобнее, чем смотреть в зеркало и признавать собственные страхи, неудачи и предрассудки.

Но знаете, что самое страшное? – Он склонился ближе, и голос его стал тише, словно он доверял им великую тайну. – Этот враг почти всегда выдуман.

– Выдуман? – переспросил другой юнлинг, морща нос. – Но как можно ненавидеть того, кого нет?

Мастер поднял руку, останавливая поток вопросов.

– Легко. Представьте, что кто-то внушает вам, что ваш сосед – ваш враг. Говорит, что он угрожает вам, вашей семье, всему, что вам дорого. Говорит, что вы в опасности, что вас могут предать. И если вы не усомнитесь, вы начнёте видеть угрозу даже там, где её нет. Так начинается путь к Тёмной стороне.

Мастер манипуляции ненавистью действует хитро. Он играет на самых базовых чувствах: страхе, обиде, гневе. Он тщательно создаёт «образ врага» – не просто опасного, но и безнравственного, отвратительного, такого, что его поражение кажется не просто необходимым, но и добродетельным.

Обратите внимание, как просты и эффективны их методы.

Обезличивание. Враг становится символом – «угрозой». У него больше нет индивидуальности; он сводится к набору негативных характеристик.

Универсализация. Любая группа превращается в монолит. Если один представитель группы виновен, значит, виновны все.

Эмоциональное заражение. Манипуляторы используют яркие образы и язык, чтобы возбудить у толпы коллективную ненависть.

Те, кто управляет этим инструментом, редко заботятся о последствиях. Им важны лишь сила и власть. Но цена, как правило, высока: разобщённость общества, войны, массовое насилие.

Юнлинги переглянулись, обеспокоенные.

– Но разве ненависть не даёт силу? – нерешительно спросил юный тогрута с пятнистыми рогами.

– Силу, да, – согласился мастер. – Но ненависть пожирает того, кто ею пользуется.

Она делает его рабом, ослепляет, не даёт увидеть истину. Вспомните Дарта Маласса, который уничтожил целую планету, чтобы отомстить за своего брата. Что он получил взамен? – Мастер замолчал, давая им время ответить.

– Ничего, – прошептал кто-то.

– Правильно. Он утратил самого себя. Именно этого хочет Тёмная сторона. Она кормится вашей ненавистью, заставляя вас разрушать.

Помните, что ненависть – это яд, который разрушает вас изнутри. Она лишает вас способности видеть правду, чувствовать сострадание. Кто предлагает вам ненависть как оружие, хочет лишь управлять вами. Тёмная сторона всегда использует это, чтобы укрепить свою власть.

Юнлинги молчали, задумавшись над словами мастера.

– Что же нам делать? – наконец спросила Рина.

Мастер Йорен улыбнулся, и его глаза засветились мягким светом.

– Искать истину, – сказал он. – Видеть людей такими, какие они есть, а не такими, какими их хотят показать вам страх и злость.

И помните: Тёмная сторона лишь тогда побеждает, когда вы сами даёте ей власть над собой.

Q.S., marginalia in somnis (Cod. Somn. Bibl. Noct. IV:131)

Мастер указал не на врага, а на кисть, что рисует врага.

Не смотри, кто стоит напротив. Смотри, кто держит зеркало.

Он замолчал, дав юнлингам осмыслить его слова. Потом поднялся, его мантия плавно колыхнулась на ветру.

– Всегда помните, что ваш истинный враг – это не тот, кого вы видите снаружи. Ваш враг внутри. И только вы сами решаете, кто победит.

Юнлинги слушали внимательно, как будто эти слова открывали им дверь в неведомое.

14.

Дверь заскрипела, и в комнату вошёл Папа Карло. Он держал в руках кружку горячего чая, из которой поднимался лёгкий пар.

– Ах вы, бедняжки, – произнёс он с нежностью. – Беспокойство и сожаление совсем вас одолели.

Буратино, высунув нос из-под одеяла, хрипло пробормотал:

– Как тут не сожалеть, Папа Карло? Золотые… они пропали. Всё пропало.

Мальвина встрепенулась:

– А я? Разве можно не тревожиться, если он здесь лежит и мучается?

Папа Карло улыбнулся себе под нос и поставил кружку на край стола.

– Видите ли, дети, тревога – это наш ум, который слишком много думает о том, чего нет.

Его слова, как лёгкий ветерок, пронеслись по комнате, и дети невольно замерли, прислушиваясь.

– Если вдуматься, – продолжал он, – сожаление и беспокойство – это словно два тёмных призрака. Один тянет нас в прошлое, другой – в будущее. Мы сожалеем о том, что уже случилось, и боимся того, что ещё может произойти. А в это время настоящее утекает, как песок сквозь пальцы.

Папа Карло сделал несколько шагов к окну. Его голос звучал теперь задумчиво, почти медленно, словно он взвешивал каждое слово.

– Видите ли, дети, – начал он снова, – тревога – это хитрый враг. Она прячется в нашей способности думать, мечтать и помнить. С одной стороны, это великий дар – ведь именно способность осмысливать время делает нас людьми. Но этот же дар превращается в ловушку, когда мы слишком много думаем о том, что уже прошло, или о том, что может случиться.

Он повернулся к детям, и его лицо, несмотря на морщины, светилось теплотой.

– Сожаление, мои дорогие, – это как тяжёлый камень, который мы сами кладём себе на спину. Мы думаем: «Если бы я поступил иначе» или «Почему я так сказал?» – и день за днём живём не с тем, что есть, а с тем, чего уже не вернуть.

Буратино поднял голову, его деревянный лоб нахмурился.

– Но, Папа Карло, разве сожаление – это не наказание за ошибки?

Карло покачал головой, словно оспаривая саму природу этого утверждения.

– Нет, мальчик мой. Сожаление не должно быть наказанием. Оно может быть учителем. В каждой ошибке есть урок. И если ты учишься, то сожаление становится не камнем, а путеводной звездой, указывающей, как идти дальше. Но если ты позволяешь ему властвовать над тобой, оно превращает твою душу в тюрьму.

Он сел на стул, чуть ближе к Мальвине, и, обратив на неё ясный взгляд, продолжил:

– А беспокойство – это ещё более коварная ловушка. Оно живёт в будущем, в том, чего мы не знаем и не можем предсказать. Мы боимся: «Что если случится беда?» или «Что если я потеряю что-то важное?» Мы создаём в своей голове образы, которые пугают нас. Но знаешь, что интересно? Большинство из этих страхов никогда не сбываются.

Мальвина вздохнула.

– Но как же не бояться? Если я не буду думать о плохом, разве это не значит, что я стану беспечной?

Карло улыбнулся, его взгляд стал мягче.

– Милая девочка, беспечность – это не то же самое, что уверенность. Не думать о плохом – значит доверять себе. Знать, что, когда придёт время действовать, ты найдёшь в себе силы. Беспокойство же – это пустая трата энергии.

Он откинулся назад, сложив руки на груди, и его тон стал чуть строже:

– Представьте, дети, что вы идёте по дороге. Сожаление тащит вас назад, к тому месту, где вы уже прошли. А беспокойство заставляет вас бежать вперёд, туда, куда вы ещё не дошли. И всё это время вы не видите самой дороги под ногами. Вы пропускаете настоящее, то единственное, что у вас действительно есть.

Буратино нахмурился.

– Но что же нам делать, Папа Карло? – спросил он.

– Да, как нам справиться? – добавила Мальвина, её синие глаза наполнились слезами.

– Начать с простого, мои дорогие, – ответил Карло. – Осознайте, что ваши сожаления и тревоги – это не враги, а мудрые наставники.

– Наставники? – недоверчиво протянул Буратино.

– Да, наставники, – повторил Карло с улыбкой. – Сожаление учит нас, что каждое упущение – это урок, а беспокойство показывает, что будущее не всегда страшно.

Он повернулся к Буратино:

– Ты потерял свои золотые. Да, это больно. Но ты всё ещё здесь, у тебя есть твоя голова, твои друзья. Разве это не богатство, что ценнее любого золота?

Буратино, задумавшись, кивнул.

– Возможно… я могу придумать, как заработать новые золотые.

– Вот именно, – ободряюще произнёс Карло и повернулся к Мальвине. – А ты, дитя моё, тревожишься за Буратино, но разве тревога помогает ему?

Мальвина молчала, опустив глаза.

– Быть рядом – значит не тревожиться, а верить. Иногда помощь – это просто тёплое слово и спокойствие.

Мальвина посмотрела на Карло с робкой улыбкой.

– Вы правы… я буду рядом.

– И вот ещё что, – добавил Карло, поднимаясь. – Никогда не забывайте: жизнь – это то, что происходит сейчас. Прошлого уже нет, а будущее ещё не наступило. Но настоящее – это ваш подарок.

Дети переглянулись. На их лицах, ещё минуту назад таких мрачных, появились робкие улыбки. Буратино сбросил одеяло, будто скинув с себя груз.

– Ну что ж, – сказал он бодро, – давайте пить чай!

– А я испеку пирог, – заявила Мальвина с новой решимостью.

Q.S., marginalia in somnis (Cod. Somn. Bibl. Noct. IV:1004), compendium mysticum

Llturgia interior (внутренняя литургия).

Папа Карло входит с чашей – сосудом настоящего.

Daemon memoriae и larva futuri. Сожаление и тревога названы не врагами, но учителями – как в герметическом учении, где каждый демон есть ангел в маске, не враг, но облик незнания. Познав его, ты раскрываешь сокрытую истину.

То, что пугает, учит.