Зеркало Пророка

– Первые в списке – маги, – ответил учтиво Винченцо, – и дворяне. Возможно из партии Аннхаммеров, желающих получить влияние над принцем. В первую очередь начните с них.

Томас Таркфельд молча склонил голову и направился к выходу.

Но Винченцо его окликнул.

– Брат Томас!

Тот молча повернул голову к своему начальнику, ожидая приготовленный ему вопрос.

– Не проливайте кровь без нужды. Только узнайте. Помните: шпионы и соглядатаи, а не палачи в казематах и костры на площадях.

– Хорошо, – недовольно отозвался инквизитор.

Томас Таркфельд накинул на голову багрово-красный капюшон и вышел из кабинета.

***

Прошел день.

Погода испортилась. С моря к ним шел шторм. Винченцо задумчиво смотрел в окно, сидя в своем кабинете. Как знать, быть может, госпожа Ирифийская оказалась в центре такого же шторма. Быть может, ее корабль стал жертвой морского чудовища или на них напали пираты…

Все это казалось банально не правдоподобным. Будучи одной из десяти архимагов, Сибилле не стоило бы труда взорвать корабль пиратов на расстоянии, утопить в бездне зарвавшееся морское чудище, усмирить или отвести шторм. И все же она не смогла. Одна из десяти архимагов, союзница патриарха.

Винченцо вздохнул и откинул голову на спинку стула. Две ночи и один день он почти безвылазно провел в кабинете, рассылая указания своим шпионам, получая и читая их рапорты. Все это было похоже на то, словно бы он пытается выследить и поймать акулу в дворцовом пруду. Он закидывал удочку и ждал, когда начнет клевать. Но если и клевала, то всякая мелочь. Среди самих инквизиторов-шпионов Винченцо были также попрошайки, проститутки и сироты. Последние три типа агентов приносили известия, которые мало помогали делу, но лишь больше приоткрывали расклад вещей в священном городе. Еще до доносов куртизанок Винченцо прекрасно знал, кто из жрецов – простых и верховных – является завсегдатаем борделей. Еще до попрошаек он знал, кто может сорить деньгами направо и налево, – примечательно, что теми деньгами, которыми обладатель владеть никак не мог бы. Молчали пока что только сироты.

Кроме этого в его распоряжении была его собственная партия в Церкви. Немногочисленная, не самая популярная как среди мирян, так и среди церковников и даже других инквизиторов. И именно его сторонникам выпала самая сложная задача – выискать секреты коллег, связанные с делом об исчезновении архимага. Мог ли кто-нибудь из этих святых отцов быть соучастником, возможно, предумышленного убийства Сибиллы? Винченцо отнюдь не думал сбрасывать их со счетов.

Пожалуй, только в одном верховный инквизитор был до конца уверен. Это дело рук одного из магов. Или из Академии, или из числа отступников, вроде гоэтов. Если дело касалось Академии, то это становилось крайне опасным поворотом – в Империи находились три архимага, могущественных и амбициозных волшебника, один из которых был посвящен в тайну Зеркала Пророка. Вернее была.

Сальвадора Альварос.

Винченцо опасался, что в этом могла быть замешана именно она. Ни для никого не было секретом, что понсальторская колдунья была весьма амбициозной, харизматичной и циничной карьеристкой, которая привыкла добиваться своего. И именно ее почему-то патриарх и архимагистр посвятили в эту тайну, а не двух других.

Она была первой в списке подозреваемых. И именно ее кандидатура больше всего пугала Винченцо. Не из-за того что она была крайне опасна и влиятельна, но потому что у него в данный момент на нее ничего не было. Лишь домыслы. Домыслы, которые, однако, было необходимо или подтвердить, или опровергнуть.

Все это он обдумывал, перебирая и перечитывая полученные накануне рапорты, стопкой возвышающиеся на столе, за которым он сидел.

Раздался стук в дверь.

– Кто там? – громко спросил Винченцо, хватаясь инстинктивно за пистолет на своем поясе.

– Зайцы бегут тропой – скорей спешат домой, – донесся из-за двери высокий и писклявый голосок.

– Войди, – велел инквизитор, услышав пароль, и убрал руку с пистолета.

В кабинет вошел скверно пахнущий мальчик лет девяти с курчавыми волосами. На нем была потасканная и грязная одежда: не по размеру великоватая рубаха, испачканные бриджи и дырявые сандалии. Малец вошел и быстро за собой закрыл дверь.

– От вас я еще ничего не слышал, – сказал, не вставая из кресла, Винченцо. – С чем пришел, Уго?

Уго, так звали мальчишку, был одним из шпионов Винченцо. Мальчик, как и несколько других сирот, имели доступ к Замку, поскольку так или иначе работали в нем – в этом была заслуга самого Винченцо. Уго, к примеру, помогал чистить отхожие места. И вместе с тем был одним из лучших шпиков верховного инквизитора. Но разило от него просто ужасно – это был его единственный и серьезный недостаток.

– Дяденька-художник собирается рисовать картину, – произнес мальчик, поравнявшись и глядя прямо на верховного инквизитора.

– Откуда ты это знаешь?

– Этот дяденька явно из забывчивых, сенер… он часто себе повторяет тихо то, что должен сделать, чтобы не забыть…

– Знаешь, как его зовут?

– Нет…

– А что он бормотал себе под нос?

– Говорил, что должен нарисовать картину. Понтрет чародейки.

– Вот как? Не помнишь, как он называл эту чародейку?

– Не помню… ее имя он произносил слишком тихо.

– Что-нибудь дяденька бубнил себе под нос еще?

– Да! Говорил, что не успевает. Говорил, что он еще не закончил понтрет патриарха. Он ныл и жаловался, что патриарх вечно не дает ему его закончить. А чародейка, говорит, злая и не любит ждать, торопит его и заставляет начать рисовать ее…

– Вот как… – уголки губ Винченцо слегка растянулись, а брови приподнялись.

Прошло чуть меньше минуты прежде чем Винченцо встал и подошел к мальчику, держа в руке две серебряные динары. Он без колебаний взял маленькую ладошку Уго, вложил в нее две монеты и закрыл ее с одобрительной улыбкой.

– Это было вам очень важно знать?

– О да, Уго, очень. Я благодарю тебя.

Винченцо отошел от него к столу, взяв из стопки бумаг нужную.

– Если хотите, сенер, – произнес мальчик, большими глазами разглядывая чистые серебряные динары в своих грязных ладошках, – я расскажу вам и другое.

– Что же?

– Как-то раз я видел, как приходил дядя, который никак не мог пописать…

Винченцо недоуменно слушал, ожидая, что услышит сейчас нечто важное.

– И?..

– И он так и не смог, – мальчик засмеялся.

Винченцо прохладно оценил шутку своего агента, но из вежливости улыбнулся.

– Весьма забавно, Уго. Спасибо, что рассказал.

– Я еще кое-что знаю, могу рассказать!

– Это в другой раз. Мне нужно идти по делам, – Винченцо прикоснулся к плечу мальчика и повел его к выходу.

– В туалет? Все так говорят, когда хотят незаметно уйти в туалет и покака…

– До свидания, Уго. Только не показывай никому монеты, которые я тебе дал.

– Я никогда никому не показываю! Я их прячу! Знаете, где?

– Пусть это будет твоя личная тайна.

Он выпроводил мальчика за дверь, и тот побежал обратно к своему рабочему месту. Сам же инквизитор, еще немного поморщившись от вони, которую принес юный шпик, задумался. А затем призвал одного из своих немногочисленных официальных слуг, позвонив в специальный колокольчик возле двери. Все они были ему преданы, но ни один из них не был шпионом и все же обязывался пропускать агентов без каких-либо препятствий.

В кабинет вошел молодой парень, который прикрывал нос рукавом рубашки.

– Чем могу быть полезен, сеньор? – осведомился слуга, напрасно пытаясь игнорировать вонь чистильщика отхожих мест.

– Пошли за отцом Таркфельдом. Скажи, он мне нужен.

***

Леонардо де Чини ничуть не смущали ни дождь, ни ветер, ни гроза. Окна отведенной ему лично патриархом комнаты были распахнуты и всякий раз с каждым новым порывом ветра ударялись о каменные стены.

Его апартаменты больше походили на мастерскую, чем на опочивальню – большое количество холстов, на которых художник-портретист запечатлевал придворную знать Святогавани. Среди его работ были два портрета патриарха Бальтазара – оба не законченные, – также портреты двух верховных жрецов, четырех знатных дам, трех видных дворян и одного купца. Эти портреты были или почти завершены или полностью, но так или иначе ждали своей оплаты. Было также и два начатых портрета, однако кого в них Леонардо пытался запечатлеть, установить было пока невозможно. Помимо всего у стен стояли диковинные и причудливые механические устройства и изобретения, одно даже походило на льва. На стенах висели чертежи каких-то приспособлений или изобретений, которые он пытался воссоздать вживую. Особенно в глаза бросалось следующее: изображение на бумаге человека в двух наложенных друг на друга плоскостях с симметрично расставленными руками и ногами, вписанными одновременно в круг и квадрат.

Комнату озарял свет от четырех расставленных ровным квадратом толстых свечей, который падал аккурат на практически пустой холст, по которому мэтр де Чини чертил при помощи линейки и циркуля какие-то понятные ему одному линии и окружности.

В комнату вошел его ученик.

– Каспар! – воскликнул высоким голосом художник. – Какого дьявола! Я работаю! Я просил не мешать мне!..

– Простите, мастер, – хрипловато ответил средних лет ученик великого творца, который был куда старше своего учителя, – но к вам просит войти Винченцо дель Фьоро, верховный…

– Я знаю, кто он, дурак!

Леонардо тут же отложил свои инструменты и подошел к своему подмастерью.

– Немедленно проводи его сюда.

– Но, мастер, он не…

– Он – давняя моя цель, дегенерат ты бездарный! Быть может, он, наконец, решил попросить у меня свой портрет? А из-за тебя я могу упустить шанс нарисовать этот геометрически восхитительный профиль! ЖИВО!

Очень зря Леонардо не дал договорить Каспару. Тот быстро выбежал из апартаментов-мастерской своего мастера и через пару минут вернулся с гостем. И его спутником. Именно вид последнего привел Леонардо в замешательство и ужас, который он не осмелился никак выразить.

– Сеньор дель Фьоро!.. Отец Таркфельд?.. – промямлил он, кидая взгляд сначала на одного инквизитора, а затем на второго.

Прелат и его подчиненный внимательно осмотрели это удивительное помещение. Если для Винченцо большинство его картин представились замысловатыми шедеврами, в которые был заключен глубокий смысл, то для Томаса все это выглядело в лучшем случае просто мазней. А в худшем – символом упадка нравственности, морали и этики. Особенно его внимание приковало изображение человека в двух плоскостях. Он поднес ладонь к сердцу, а затем ко лбу.

– Прошу вас, в этом нет ничего плохого… – стараясь ровно дышать, протороторил Леонардо, наблюдая за хищным взглядом Томаса, – я выполнял это с позволения его святейшества…

– Мы знаем, мэтр Леонардо, – улыбнулся Винченцо и прошел чуть дальше к холсту, возле которого лежали циркуль и линейка. – Это ваша новая работа?

– Нет, нет, прошу, не смотрите! Она еще не готова!

Леонардо де Чини мало кого приглашал к себе. Дело как раз было в том, что он был человеком опасливым, осторожным и стеснительным. Он очень боялся, что его портреты или изобретения увидят раньше срока. Сильнее этого его пугала мысль, что кто-то может украсть его холсты и чертежи или как минимум его идеи, запечатленные на них. Потому он расставил по всей комнате специальные антимагические блокаторы, мешавшие даже колдунам подсматривать, над чем работает один из известнейших художников своего времени.

– Какая ересь!.. – прошипел Томас, оставив человека в двух плоскостях в покое и найдя себе другую цель, – что это еще такое?!

Он указывал пальцем на картину, на которой был изображен какой-то банкет или что-то вроде того. Во главе стола сидел овеянный святым ореолом мужчина. Справа от него сидел могучий златоокий богатырь с курчавой черной бородой, возле которого сидела рыжеволосая женщина. Слева, очевидно, сидел маг, который о чем-то перешептывался с другим мужчиной, одетым в рясу, – очевидно, жрецом. Другими гостями банкета были нищие мужчины и женщины, дети, а у самого края стола стоял мужчина, опустивший взгляд.

– Что это?! – воскликнул Томас. – Это что, какой-то заговор еретиков или колдунов?! Почему у этого посередине голова сияет? В него вселились демоны?!

– Что? Не-ет! Это же последний вечер Спасителя Нашего, Люмаса! Он проводил его в кругу своих близких друзей: будущего императора Алиссана и его жены Элианы, первого патриарха Мелихора и первого архимагистра Батигона. А также среди всех тех, кому он помог и кого он спас за свою жизнь. А там с краю стоит и царь Кириат, дочь которого Люмас исцелил. Однако же сам языческий владыка так и не смог спасти ни себя, ни город Анкиридон, ни Люмаса от его жертвы.

– Воистину… – тихо начал Винченцо, но не докончил.

– Богохульство, – добил Томас и отошел подальше, ища себе новую «богопротивную» мишень.

Винченцо присмотрелся к нарисованному Спасителю. Он выглядел как самый прекрасный из всех людей. Сияющий, светлокожий, белокурый, с ясно-голубыми глазами. Глаз инквизитора подметил еще одну деталь: правой рукой он держал за плечо своего верного друга Алиссана, а левой… в левой руке был темный и плоский предмет.

– Что это? – задумчиво спросил Винченцо, глядя на заинтересовавшую его деталь.

– Это его зеркало, – пояснил важным, хоть и смущенным тоном Леонардо. Ему по-прежнему не нравилось представлять свое произведение искусства вот так, – это был подарок, как он сам говорил, за самый первый благочестивый поступок…

– Я в курсе, – вдруг резко отрезал верховный инквизитор.

Он решил прервать игру. Глазами он дал сигнал Томасу и тот встал позади Леонардо, а сам, прикусив губу и продолжив смотреть на полотно, скрестил пальцы на животе.

– Кому вы сейчас пишите портрет, мэтр? – спросил бесстрастно Винченцо.

– Его святейшеству, сеньор… – неуверенно проговорил Леонардо.

Глаза Томаса недобро сверкали.

– Вы пишите два портрета его святейшеству. И оба не можете закончить. Не можете получить гонорар. Но вы можете обеспечивать себя расходным материалом, содержанием прислуги и получаете финансирования на разработку ваших никому не понятных, кроме вас, изобретений, – он указал пальцем на механического льва, который со скрежетом медленно повернул голову.

– СИЛА НЕЧИСТАЯ!!! – заорал Томас.

Инквизитор из Понсальтора схватил другой механический предмет, похожий на лютню с усилителями звука, и с размаху саданул по львиной голове. Лев заскрежетал, а его голова со звоном и грохотом упала на пол. Механическая пасть продолжала медленно открываться и закрываться, пока Томас дубасил и разносил ее на куски.

– Что вы делаете?! – воскликнул Леонардо, не решаясь между тем помешать уничтожению одного из своих изобретений.

– Мерзкая тварь! – Томас, раздолбав вдребезги голову льва, плюнул на нее и затем стал искать глазами, что еще можно уничтожить. И нашел. Взводные механические часы, которые он смел со стены одним ударом. Лютня, послужившая ему оружием против еле подвижного механического льва и часов, также познала на себе праведный гнев инквизитора, соприкоснувшись несколько раз с полом.

– Вы не хотите мне признаться? – спросил холодно Винченцо, который все это время игнорировал действия своего коллеги.

– В чем, сеньор?.. – плача спросил художник, наблюдая за тем, как Томас с криком поднимает над головой чеснокодавку и пытается безрезультатно ее раздолбать о пол.

– Кому вы сейчас еще пишете портрет? – взгляд верховного инквизитора резко перепрыгнул на художника, а затем на холст, где тот накануне только отмечал контуры.

– Я не могу вам сказать, сеньор… Поскольку… заказ строго конфиденциален, и я просто не смею его не выполнить!

Томас резко схватил портретиста сзади, заломав ему руки. Несмотря на свое жилистое телосложение инквизитор из Понсальтора был еще как силен. Пару мгновений спустя Томас поставил де Чини на колени перед верховным инквизитором.

– Я не смею требовать, мэтр де Чини, – вздохнул Винченцо, глядя на холст, – я не смею требовать, чтобы вы прекращали писать эту женщину. Но… я желаю знать от вас все о ней.

– Я художник! Но не шпион, сеньор дель Фьоро! Не забывайте, что я нахожусь под защитой его святейшества и…

– А я его верный слуга. Вы это помните?

Тот громко сглотнул, понимая это. А затем Винченцо покосился на Томаса, и тот его отпустил. Художник, портретист и изобретатель Леонардо де Чини поднялся на ноги, кашляя и хватаясь за горло.

– Мне очень нравятся ваши работы, Леонардо, – таким же тоном продолжил Винченцо, – но мне хочется также, чтобы они несли не только эстетику и красоту… мне хочется, чтобы они были еще и полезны. Сеньора, которую вы пишете… Когда вы к ней пойдете?

Мрачная улыбка прошлась по лицу инквизитора. Портретист в ужасе носился глазами по всей своей мастерской, словно бы хотел найти место, где бы мог спрятаться. Он мечтал найти такое место, понимая, однако, что в действительности такого места нет.

Они вышли из комнаты де Чини, после чего к ним присоединились четверо инквизиторских гвардейцев в бело-красных плащах, которые до этого держали учеников мастера прижатыми к стене. Трое зрелых мужчин, вырвавшись из железных перчаток стражников, тут же упали на колени и схватились за свои кадыки, кашляя и глядя вслед уходящим инквизиторам и их солдатам.

Винченцо шел быстрым и уверенным шагом впереди, сплетя пальцы за спиной, а Томас семенил рядом.

– Вы что-то поняли из его скулежа? – спросил настороженно Томас.

– Уловил зацепку, которая может помочь, – не поворачиваясь к нему, отозвался верховный инквизитор.

– Вы упоминали сеньору. Кто она? Я могу ее выследить и сразу же доставить вам. Или даже допросить!

«Ничего глупее я за эту неделю не слышал… разве что последнюю шутку Уго» – подумал про себя Винченцо и пошел дальше по галерее. Томас поспевал за ним, стараясь не отставать.

– Художник-агент! Придумано ловко! – довольно проговаривал понсальторский инквизитор, – он будет рисовать этих расфуфыренных франтов и профурсеток, а вместе с тем и вызнавать их секреты! А если он кому проболтается… ох, если бы проболтался!..

– Не в его интересах пробалтываться, – мрачно бросил Винченцо, – я хоть сейчас могу обвинить его в практике черной магии. А его святейшеству я найду другого портретиста.

– Да-а! Вы видели, как эта железная чуда пыталась на меня напасть? Уму непостижимо, что со мной стало бы, промедли я хоть на секундочку!

«Увернуться от механического льва, двигающегося со скоростью черепахи, – воистину подвиг!» – мысленно проговорил Винченцо и покачал головой.

– Однако вы так и не сказали! – подал вновь голос инквизитор.

– Что я не сказал, брат Томас?

– Какую сеньору вы заподозрили?

– Этого я и не скажу. Пока что. Ждите, брат Томас. Ждите, слушайте и наблюдайте. И самое главное, держите меня в курсе ваших находок. Всех.

– Сеньор…

Сеньор дель Фьоро ускорил шаг и поспешил куда-то, оставив Таркфельда позади себя. Тот смотрел ему и его гвардейцам вслед, сузив свои хищные глазки и недовольно хмыкнув.

***

Солнце скрылось. Он вышел из замка, оставив свою стражу у ворот, прошел по продолговатому каменному мосту, протянутому над пенящимся внизу морем, разминулся с несколькими зийнцкими стражниками. У парапета на середине моста стоял зрелый гладковыбритый мужчина в черно-красной рясе с деревянной десницей на шее. Винченцо быстро подошел к нему.

– Не клюет, значит буря грядет, – проронил он, глядя на на скалы внизу, омываемые волнами.

– Кто наблюдает, тот ожидает, – отозвался мужчина в красно-черной рясе.

– Слушаю.

– Настроение в городе спокойно, – проговорил мужчина, глядя с парапета на скалы, – люди работают, зарабатывают на хлеб, ходят молиться в храм, посещают казни… Отдают десятую часть дохода.

– Жрецы?

– Тридцать двух видели в разных борделях, четверых в игорном доме и одного в притоне. Последний покупал какой-то асфаханский наркотик, некий «гаш-иш».

– Имена?

Мужчина молча протянул Винченцо список. Тот быстро схватил его и пробежался глазами по именам жрецов на каждой строчке, убрал лист за пазуху.

– Что еще?

– Брат Варда отравил послушника, отказавшегося возлечь с ним. В храме Белой Надежды. Дело заминает отец-настоятель, любовник брата Варды. Отец-настоятель Юлиан из Собора Мелихора вел проповедь пьяным. Это заметили многие прихожане. Отец Томас…

– Сколько еще таких преждевременно не подтвержденных случаев? – голос Винченцо посерьезнел.

– Еще два, – холодно произнес лысый агент из инквизиции. – По доносу сожгли какого-то гнардского купца, спекулировавшего на торговле железом. И еще содрали кожу с семнадцатилетней девушки, на которую донесла собственная сестра, утверждавшая, что та практикует некромантию… Потом сожгли… Слова доносившей опроверглись, когда всплыло, что за обеими девицами пытался одновременно ухаживать некий паж на службе у графа Котелли…

– Я знаю об этих процессах и еще о семи. Их вел отец Таркфельд. Брат Нигон, вы были при этом всем?

– Я там был, сеньор дель Фьоро.

– Почему вы это допустили?

– Отец Таркфельд узнал о моей связи с дочерью купца из Мильхайма.

– С Йоганной Митерниц?

– С Ганной Митерниц, сеньор.

Верховный инквизитор косо и неприязненно посмотрел на своего подчиненного, тот держал глаза опущенными. Винченцо какое-то время помолчал, кривя губы. И отвел взгляд, чтобы вновь любоваться волнами, разбивающимися о скалы.

– Вы впали в грех, – процедил Винченцо. – Вы помните об этом и лично мне покаялись четыре года назад.

– Я покаялся лично вам, – кивнул головой лысый инквизитор, не поднимая глаза.

– Я предупредил вас, что вы должны разорвать все связи с купеческой дочерью. Я напомнил вам, своему брату во служении, о целибате39, обет которого вы приносили давно. Я поймал вас второй раз полтора года назад… что стало тогда с вами?

– Вы отрезали мне пальцы на левой ноге. Четыре пальца, – вздохнул инквизитор. – Прижгли…

– Нанес клеймо на живот, так как имею полную власть над тобой, – голос Винченцо стал еще строже, походя на шипение. – Ты это помнишь?

– Да, сеньор.

– Помнишь, что я обещал на третий раз? Я обещал тебя оскопить40.

– Отец Таркфельд угрожал причинить ей вред, сеньор дель Фьоро, – проговорил тихо и смиренно брат Нигон, – я должен был помочь ей выехать из Святогавани, когда вы отсутствовали… И я помог… Я попрощался с ней, хоть она и не хотела этого. И тогда меня заметил один из людей отца Таркфельда… Он знает, что я предан исключительно вам. Поэтому он заставил меня согласовать все его три приговора по делам, которые он провел в ваше отсутствие. Я каюсь вам.

– Я осуждаю тебя, брат Нигон, – словно судья изрек верховный инквизитор. – Люди вроде нас не имеют право познавать мирские удовольствия. Ты это помнишь?

– Я помню, сеньор. Но помнят ли об этом другие?

– Другие меня не волнуют, – Винченцо поднял глаза на небо, прикусил тонкую губу. – Они выполняют в Церкви каждый свою задачу. Мы можем с тобой осуждать и их, но без действительно стоящего повода мы не имеем права выступать против служителей Церкви. Против служителей патриарха. И против него самого. Тем не менее, в нашей структуре, подвластной Его Святейшеству, мы обязаны чтить предписанные нам законы и правила и следовать им. Я прав?

– Да, сеньор.

– Хорошо, – прелат некоторое время помолчал, а затем, тяжело вздохнув, прибавил более спокойным голосом: – Я направляю вас в Мильхайм. За вашу преданную службу мне здесь. Тем не менее, теперь вы здесь очень слабы. Вашими следующими обязанностями будет выявление и преследование еретиков-проповедников. Вы должны раскрыть и подвергнуть суду всех участников тамошних тайных собраний, если таковые вы там выявите.

– Сеньор…

– Я плачу за хорошую службу, – спокойно проговорил Винченцо. – Помните о моей награде. И больше не дайте себя поймать.

– Сеньор дель Фьоро! – инквизитор опустился на одно колено и поцеловал руку своего начальника. – Вы… Я ваш верный слуга! Я выполню любой ваш приказ! Вы можете рассчитывать на меня там.