Дорога так далека

Очнулся Макс, уже в каком-то лесу. Он глянул на экран телефона: пол первого ночи. Не далеко ходили люди, не обращая на него внимания, многоэтажки в далеке видно. Кажется, Сокольники. Далеко он однако добрался.

Его снова крыло воспоминаниями из детства. В основном слезы и ссоры с родителями. Брак его родителей никогда не был идеальным, ностратегии всегда использовали одинаковые: убедить, что ссору затеял он, что виноват он, что во всем виноват он! Но он же знает, что он прав! Что он не заслужил ругательств в свой адрес из-за некрасивого почерка, что ему просто необходимо еще полчаса отдыха, что в выходные он не хочет ехать заниматься плаванием или в гости, а просто посидеть дома, почитать книгу или еще что. Он знает, что прав. Но на него смотрят, ему говорят, с нажимом и с этими отвратительными паузами между словами. И он сдастся, признает вину и пойдет на сделку с обвинением, чтобы смягчить наказание, никогда не идя до конца.

Стало тяжело дышать. Он снова заплакал. Как в детстве, вытирая лицо грубым рукавом. Когда слезы отступили, он отдышался. Ну вот, теперь пить хочется…

Ночная Москва всегда красива. Неважно зима это, лето или мерзкий переходный сезон. Ночь скрывает грязь, уродства, скрывает потертости и разруху, и видны только фешенебельные огни небоскребов, красочные гирлянды и уютные витрины круглосуточных кофеен.

Максим сел за одноместный столик в самый дальний угол и достал ноутбук. Ночь… какой гротеск… Максим заказал чай с какой-то сладостью и достал ноутбук из сумки. Хоть Гришин ответ его утешил. Открыл он так же и диалог с Лесей. В ночном кафе, попивая чай, в тишине и покое лгать и притворяться легче.

На экране снова появился фильм, а наушники перекочевали из телефона в ноут. Скоро ему пришлось заказать еще еды, чтобы не быть выгнанным из кафе. Макс подумал о деньгах, но затем решил, что это дело наживное.

Метро с утра уже было забито. Максим продирался через толпу.

– Сумку на ленту пожалуйста! – работник метро остановил его легким касанием о плечо.

– Руки убери! – Максим вскипел.

Но сумку на ленту поставил.

– Тише, тише. – мужчина снисходительно водил вдоль Максима металлоискателем.

– Все! – Максим сорвался с места, перехватывая сумку. – Тише тут не будет, а я хочу и нервничаю!

– Тебя что, успокоить? – мужик легко пошел на конфликт.

– Я тебя сейчас успокою по харе! – Максим плохо понимал зачем нарывается.

– Да что ты?! – уже немало людей с сумками успели пройти мимо ленты. – Давно по морде не получал, щенок?

Лицо Максима снова исказилось улыбкой. Он против своей воли сдавленно засмеялся.

– Чего ржешь!

– Тихо ты! – к ним подошла женщина, оператор ленты. – Тебя и на минуту нельзя оставить! – она обращалась к своему коллеге. Обычная женщина, в районе пятидесяти. Максим знал как с такими работать. Его лицо приняло выражение непонимания и легкого раздражения. С мгновение подумав, он положил сверху еще и испуг с нервностью.

– Женщина, ну может вы объясните своему коллеге, что мое нежелание ставить сумку на ленту не повод грубить мне! – в голосе появились нотки детской обиды.

– Но вам надо поставить сумку на ленту. – Женщина развела руками.

– Но я поставил! – еще больше возмущения своим положением.

– Он ведет себя как обдолбаный! – опять вмешался мужик. – Его бы задержать…

– Но я поставил! Не сразу, но поставил, а вы мне грубите!

– Так. Вы – женщина обратилась к Максиму – можете идти. А ты…

– Всего доброго. – Максим издевательски подмигнул быковавшему мужику и ушел. До него еще успели донестись пара реплик.

– Ты, здоровый лоб, заняться нечем, кроме как детей прессовать!

– А ничего что ребенок меня на голову выше?! И ему уже давно в армию пора!

Максим скрылся в вагоне и смог сбросить маску. Еще немного и он снова был среди тех же депрессивных рядов ветхого жилья. Леся даже все еще была в той же футболке.

– Приветик. – она держала руки в замке, не зная куда их деть.

– Привет. – Максим продолжил добрую традицию: если остыл после ссоры, она исчерпана, и незачем это обсуждать. Он обнял ее.

– Ах… Я скучала. Проходи… документы… ты в прошлый раз забыл… – Максим поцеловал ее и поднял на руки. Свернувшуюся калачиком, не переставая целовать, он перенес Лесю на диван и лег рядом, а затем разорвал поцелуй.

– Капец ты жирная! Еле донес! – Максим растянулся в улыбке до ушей.

– Ой, иди ты в жопу!

Следующие полчаса прошли для Макса крайне приятно, а Леся, похоже, была только рада забыть о ссоре. Они обнимались, обменивались мемами, целовались. Макс раз в пару минут прокручивал мысль о том, что рано или поздно придется поговорить о насущном, но откладывал до удобного момента. На этом диване не так уж и плохо доживать жизнь. Не худший вариант.

– Максим! Ты хули моей кредиткой рассчитался? – спросила леся с полным ртом пиццы. Максим изобразил красноречиво гипертрофированную заминку.

– Ой, Леся, какая ты красивая сегодня!

– Я не расчесывалась несколько дней. Почему моей картой?

Макс сел рядом с ней, вздохнул.

– У меня некоторые трудности с деньгами, Лесь.

– С деньгами твоей матери ты бы мог себе позволить заплатить со мной пополам даже на Манхэттене. – Леся сложила руки на груди.

– А я больше не могу, – сказал он, глядя ей в глаза. – Я больше не общаюсь с мамой.

– Эм. В смысле? Вообще? – Максим не позволял себе отвести взгляд. – Вообще насовсем?

– Надеюсь, что насовсем. Возвращаться мне точно не хочется. Я уеду… куда-нибудь.

– Так… – Леся как всегда неловко сочувствовала. – И как это?

– Посрались, довели друг друга больше обычного, я собрал вон ту сумку – Максим указал на свои пожитки – и ушел. Вчера вечером.

– А… А ночь ты…

– На улице. – Конечно для улицы там было слишком тепло и уютно, и напитки подавали, но эти детали ни к чему. – Хотел сразу к тебе пойти, но как-то постеснялся… Я тебе в прошлый раз может нагрубил…

– Ага, стеснялся он! – Все как задумано, она возмущена. – Ты ночь на улице проторчал! Можешь оставаться тут сколько захочешь. – Леся подошла к Максиму и обняла его.

– Спасибо. Я буду платить также за еду… только меньше. Я совсем не знаю куда мне податься.

– Ну… Пока не придумаешь, можешь оставаться у меня. Папа все равно тут редко бывает. – Леся воодушевленно чмокнула его в губы.

Максим провел у Леси еще почти полную неделю. Еда, приставка, секс, еда приставка, секс. Иногда сон. Пару раз пришлось выйти за продуктами, но не страшно – две минуты.

На картах у Максима итак были сбережения, а на третий день пребывания у Леси на счет посыпались деньги от Гриши – в цифрах Максиму этот брикет нравился гораздо больше, чем в виде улики. Так что в деньгах недостатка не было. Пока что.

Мама регулярно названивала, но он не потрудился взять трубку.

Приближалось возвращение отца Леси. Максим беспокоился о том, куда ему отправиться, но все оказалось просто. Лесин папа был совсем не против его здесь пребывания, все равно он на этой квартире и бывал-то раз в неделю. Милый мужчина, мягкотелый все же. Прошло уже более чем достаточно времени, и Гриша с Никой постоянно строчили ему сообщения, назначая встречу.

В один из дней, Максиму таки пришлось собраться с силами и направиться домой. Марина сейчас в школе, а мама должна быть на работе. Надо было вскрыть свои тайники, ликвидировать плантацию, забрать свою любимую рубашку, которая лежала в стирке.

Возле метро была скамейка. Он уселся на нее и стал смотреть на свой дом. Кирпично-стеклянная громадина была эффектно освещена солнцем. Он просидел на скамейке несколько часов, прежде чем окончательно испортить себе настроение, развернуться и уйти прочь.

– Ох… Леся…

– М? – пухляшка оторвалась от телефона.

– Это было тяжело.

– Ты про вещи? – на секунду в Максиме снова поднялся гнев: «О боги, ну и дура!»

– Нет. Я туда не попал. Не пойду туда.

Леся непонятливо уставилась на него.

– Так… Еще раунд? – она с надеждой протянула ему джойстик. Макс, тяжело вздохнув, кивнул.

Все-таки с Лесей было приятно проводить время, миловаться и тешить собственное самолюбие, но она его совсем не понимала. Он ее к сожалению понимал слишком хорошо и знал, насколько под этими крашеными волосами все просто и неудачно устроено. Да там понимать-то…

Но что есть. А игра в приставку есть игра в приставку, как и второсортный секс есть хоть какой-то секс. Так что пока он терпел и оставался тут. Как уже довольно давно.

***

Был снова следующий день. Максим помнил, не мог забыть, что на сегодня назначен отъезд. День Хэ. Даже Ху. Он снял те остатки одежды, что были на нем, и бродил от двери ванной комнаты туда и обратно около получаса. Из душа Максим не желал вылезать, пока в ванную не начала ломиться и Леся.

– Этой ночью я тебе презерватив ртом надевала, а сейчас мне с тобой в ванной за шторой зубы чистить нельзя?

– Уединение, Лесь! Я же не могу погружаться с концами в телефон, как ты!

Леся смятенно ходила кругами вокруг, периодически она пыталась звать Максима назад на диван, обнять его или заговорить с ним, но этим она в нем только вызывала раздражение. Через несколько часов она себе места не находила.

– Все, Ника с Гришей подъедут уже скоро, мне пора. – он уже застегивал джинсы.

– Да, конечно… документы в коридоре – рассеянно пробормотала она. – Ты уверен, что хочешь уезжать? Вот так просто бросить все и уехать.

– Да мне нечего тут бросать, кроме проблем, – Максим стоял в прихожей и завязывал шнурки ботинок.

– Меня тоже?

Максим вздохнул. Ну почему опять вот это все, а?

– Лесь, не драматизируй. Когда я вернусь…

– Если! вернешься. Ты взял с собой компьютер и Монику. С таким багажом в путешествия не ездят.

Она была спокойна, но явно расстроена.

– Не глупи. Все дороги ведут в Рим, а Москва – третий Рим, так что… – Он почесал шею. – А еще порт пяти морей…

– Макс! Может не будешь уезжать? – с надеждой спросила она, опустив глаза.

«Тонуть в этой трясине, уютной для нее трясине с подогревом и гидромассажем.»

– Прости? Но я хочу! С чего бы вдруг…

– Кроме как здесь тебя нигде ничего не ждет. – Максим узнал нотки, предшествующие подкупу с ее стороны. Инстинкты навязчиво шептали: бежать.

– А тут? Тут то дохера перспектив!

– У нас есть еще одна квартира, мы сдаем ее…

– Прости? – Максим говорил с наездом.

– Папа выселит жильцов и пустит нас. – Леся явно неоднократно проговаривала эти слова про себя. – Мы съедем туда. Деньги… ну, мы можем как-то подрабатывать, у меня что-то есть…

Максим молча оглядел квартиру, посмотрел на смятое и залежанное грязное белье на диване, на кучи мусора и упаковки от пиццы. Затем на джойстики от приставки и на саму Лесю. На лице его не было ничего кроме удивления, страха и сожаления.

Макс все также молча обнял Лесю, положил ей на секунду голову на плечо, затем поцеловал ее. Так и стояли.

– Пока. Я буду писать. – и ушел, обвешанный сумками и коробками.

Чуть поодаль от двора стоял большой черный фургон. Матово блестящий, с хромированными дисками, черный американец – Шевроле Экспресс. Фургон выглядел мрачно, но так даже лучше!

Новое понимание дало Максу сил и он ускоренным шагом добежал до фургона. Боковую дверь не без усилий распахнула Ника.

– Запрыгивай!

Внутри фургона с прошлого раза мало что изменилось. Пол застелен пушистым белым покрытием, кресел всего два (стоят с двух сторон от торчащей из стены плоскости, выполняющей функцию стола. И вплотную к спинкам передних сидений валяются два кресла-мешка черного и лилового цвета. Практически самодельный автодом.

Сумки Максим отпихнул куда-то в самый зад автомобиля, а затем обнялся с Никой и плюхнулся на пол.

– Вы неплохо поработали с Максом, – обратилась Ника к Грише – После того как разбили конечно! – она добродушно рассмеялась.

– Это была случайность, – в очередной раз оправдывался Гриша – кто-то просто переключил машину на задний ход…

– Да, слышали. – Максим поспешил прервать тему. – Страховка все покрыла, мы исправили кучу старых поломок.

– Это да, но все же как… – Ника внимательно смотрела на него.

– Не знаю, да и похер мне.

Конечно он знал. Это он переключил скорость и оставил машину так. Все люля от всей их компании (включая Монику) получил Гриша, обыгравший его столько раз подряд в карты по чистой случайности, денег не потратили ни копейки, а фургон они переделали как ему хотелось. Отличная была манипуляция, легкая, рентабельная.

– Бак полный?

– Угу. – Гриша весело кивнул Максу.

– Ну так поехали.

– А куда? – спросила Ника.

– Нибудь. Куда-нибудь, – постепенно расслабляясь, ответил Максим.

– О, я знаю дорогу, – ухмыльнулся Гриша и вдавил газ.

Ника включила музыку с их флешки. Машина разгонялась по относительно свободным дорогам и Макс постепенно выдыхал.

«Пришло время быть в пути. Дорога длинная, дорога не кончается. Только если ты не приезжаешь куда собирался. А мне ехать некуда… Да будет дорога. Долгая, бесконечная, главное ехать подальше от этого всего».

I used to get stuck on the simplest of thingsI never tried flying or spreading my wingsWhat I want to convey is that I’m getting away«Cause tonight I’m breakin’ outI went from park to neutralNow I’m shifting to drive«Cause you gotta departIf you want to arriveNo more biding my timeWith these eternal rhymes«Cause tonight I’m breakin’ out!I’m breakin’ outFrom the things that were holding me backI’m breakin’ outIn every wall, if you look there’s a crackIn the end that’s what life’s all aboutWhen the walls closing inYou know it’s time to beginBreakin’ out!

Глава 4 – Мертвые мальчики не плачут

В этих чертовых школах никому доверять нельзя.

Джером Сэлинджер «Над пропастью во ржи»

– Ну наконец-то! – воскликнул Гриша.

Максим вернулся фургон с полными руками хот-догов. Он молча отдал по пакету Нике и Грише. Те с сомнением посмотрели на гораздо более объемный с виду, который остался у него.

– Эээ… – протянула Ника.

– М? – Максим уже развернул пакет и начал есть.

– Целых три? – удивленно спросил Гриша.

– Как видишь, – отмахнулся Максим.

Глядя на жующего три хот-дога сразу, Гриша отложил свой, пробормотал что-то про аппетит и про то, что им надо ехать.

Уже совсем скоро они были на въезде в город.

Стоило только въехать в жилые массивы, как они встали. Пробка была не просто огромна, она была безгранична. Максим встал и высунулся вперед, чтобы оглядеть через окна обстановку. За окном простиралась широкая улица в шесть полос, которая упиралась в перекресток. Перекресток был сущим адом, где машинам в час по чайной ложке удавалось протискиваться с шоссе, чего не скажешь о наглухо увязших пазиках, которые и сами двигаться не могли, так еще и стопорили движение всем остальным. Присмотревшись, Максим разглядел за одним из поворотов две столкнувшиеся машины и зеленые жилеты гаишников. Авария – в таком месте и не удивительно. Макс ткнул в приборную панель фургона и плюхнулся обратно на свой мешок под звуки из динамиков фургона.

– Назад в нулевые, мать твою!

Чистил Фред колодец свойИ под мутною водойВ платье девичьем скелет обнаружил ФредИ зачем-то, вот вопрос, в дом к себе его отнесУтром беды начались – ноги отнялись.

Он откинулся на спинку и слегка озлобленно уставился в потолок. Хот-доги давно были съедены и ему было скучно. Буквально за несколько секунд нетерпение достигло в нем болезненного пика и он завертелся на месте.

– Ну и что там? Есть просветы? Ты можешь нас отсюда увезти? – Макс принялся терзать Гришу.

– Неа, – Гриша покачал головой – полная безнадега. Жесть, кто-то так каждый день небось ездит.

– Ну хоть как-то же можно отсюда выбраться! – Макс снова с раздражением плюхнулся на мешок.

– Я что бог что ли? – так же раздраженно откликнулся Гриша.

– Ну хз… Ты взрослый?

– Я на три года тебя старше! – возмутился Гриша. Моника засмеялась. – И тебе девятнадцать!

– Ничего не знаю, ты живешь отдельно от родителей, учишься… учился в институте. Права вон у тебя есть.

– У тебя тоже есть! – Гриша наигранно возмущенно кривил голос.

– У меня так, для галочки. Я после экзамена водил… один раз, кажется.

– У тебя будет шанс восполнить этот пробел. Ты же не рассчитываешь, что я все время за рулем буду? – Гриша довольно ухмылялся.

– Ты не хочешь сажать меня за руль. – С нажимом произнес Макс. – Просто подумай о том, как в этой пробке или любой экстремальной ситуации я впаду в ступор.

– Скорее уж в режим берсерка! – добродушно рассмеявшись, Ника плюхнулась вплотную к Максиму и запустила ему пальцы в волосы. – Я слишком живо вижу, как ты давишь всех пешеходов, а потом достаешь автомат и такой «Я подмигнул вам поворотником и пропустил вас, но мой Томми-ган нет!» – Невольно Максим начинал тоже смеяться.

– А! Ло! – Гриша окликнул его и Макс очнулся от мыслей и понял, что прекратив смех он отвлекся и утратил нить разговора.

– Да… Что?

– Рвота, подъем! – Гриша продолжил привлекать внимание Максима, пока Ника с любопытством щелкала у него пальцами перед лицом.

– Да что?! Отвлекся немного. – Наигранно оправдывался Макс.

– Я спросил, почему мы в итоге приехали в Нижний Новгород и чего мы тут забыли.

– Надо отметить, что вопрос с таким очевидным ответом мог задать только ты! – Максим фыркнул. – Мы здесь по очередную душу. Ну или по первую для кого-то.

Макс должен был отдать своим компаньонам должное: все же они были не худшими сообщниками для убийства.

– Так… – Гриша слегка замялся – И кого ты выбрал на первое?

– Детоубийца, педофил, красавец, спортсмен, комсомолец… – голос Максима был безразличен.

– Миллиардер, плейбой, филантроп! Знаем, слышали. Конкретнее, пожалуйста, моя жизнь ограничена во времени! – Ника легонько пнула Гришу по спинке сиденья.

– Да-да, как скажешь. Так вот, – Максим достал из сумки планшет -начиная с… плюс-минус шесть лет назад (смотря как считать) начались пропажи детей. Судя по тому, что я вычитал, полиция связала некоторые из них в серию, но далеко не все. Так или иначе, за эти шесть лет у них двенадцать висяков…

– И откуда такие данные? – самодовольно хмыкнул Гриша.

– Ты сам постоянно треплешься, что абсолютно все, включая ментов, сливают в интернет инфу. Что-то можно купить, но большая часть и так попадает в телеграм каналы. – Максим поморщился, будто от неприязни. – Так вот, как я говорил, пока меня не перебили, двенадцать висяков за шесть лет…

– По одному в полгода? – теперь перебила Моника.

– Да! По одному в полгода, если я прав; будет здорово, если я договорю.

– Извини. – И она снова опустила глаза. Злиться на нее у Макса пока не получалось.

– Ничего. Если я прав, то все это один человек. Нашли только семь тел, и полиция связала в серию только пять из них…

– Бездельники в погонах! – вставил Гриша.

– Ну не без этого, – уклончиво согласился Максим. – Но главное, что семь тел нашли в одном районе. А остальные пять исчезновений случились в том же месте.

– И ты на основании этого связал все эти дела в серию? Ну, знаете ли! – Гриша немного наигранно фыркнул. – Может, они даже не убиты, просто погибли где-нибудь, где их не найти, или сбежали из дома.

– Во-первых, восемьдесят процентов пропавших находятся в течение месяца после исчезновения. Оставшиеся почти все мертвы, это тот случай. Во-вторых, не только на основании этого! – Максим говорил с живым интересом и, не будь он так увлечен своим рассказом, заметил бы и что они начили двигаться, и зачарованный взгляд Моники, глядящий на него. – Самому младшему девять лет, самому старшему двенадцать; все из неблагополучных семей, все мальчики и имеют внешнюю схожесть. – Максим победно открыл на планшете фотографии и показал их Грише и Монике.

– Ну и чего тут общего?! – Гриша возмущался, отвлекаясь от дороги. – У троих щеки со спины видно, остальные тощие, цвет волос разный, рост разный, национальность даже кажется разная!

– Ну… не скажи… Что-то общее действительно есть. – задумчиво протянула Ника.

– Да вы что, не видите, что они все… – Макс запнулся, осознав, что не может объяснить внешнее сходство между детьми.

– И все же? – Гриша покачал головой.

– О, я забыл упомянуть самое очевидное. – Максим выдержал небольшую театральную паузу. – Все двенадцать мальчиков учились в одной школе. Как тебе такое совпадение?

– Это уже лучше. – Заявление заметно исправило настрой Гриши. – Но как много школ в Нижнем Новгороде в принципе?

– Сто шестьдесят с лишним. – Максим подготовился – И на одну школу приходится на шестьсот учеников больше, чем в Москве. Думаю, мораль ты понял.

– Что образование в дерьме, и школы изо всех сил сливают в более крупные, что превращает их в колонии строгого режима и делает обучение в них скорее испытанием, чем реальным получением образования? – Гриша снова зашелся в сарказме. Это вызвало смешок у Ники и Макс снова почувствовал себя лишним.

– Это конечно тоже. Но я про то, что уж обучение их всех в одной школе причина достаточно резонная. И уж в сочетании с предыдущим…

– Приехали! – Гриша резко надавил на тормоза и Макс с Моникой оба свалились со своих мешков на пол.

***

Он забился в свою квартиру, в свое убежище, за запертой на все замки дверью и зашторенными окнами он перебирал свой заветный набор. Он хранил все в старом портфеле.

Он достал положил портфель на столешницу и откинул магнитную застежку. Достал из внутреннего кармана упаковку с ампулами. В пластиковой плашке на десять ампул осталось только три. Медленно и осторожно он поставил плашку на столешницу и вернулся к прочему содержимому портфеля: несколько инсулиновых шприцов, перетянутых канцелярской резинкой, большая пачка презервативов – распечатана и использована наполовину.

Следующим предметом был нож. Обычный складной нож с хромированным лезвием и рукоятью. Он нажал на кнопку и мощная пружина моментально выкинула лезвие. Рукоять длиной сантиметров пятнадцать, а лезвие немногим меньше. Нержавейка долго держит заточку. В его руке это оружие лежало как влитое. На рукояти и у основания лезвия осталось еще немного крови.

Рука мужчины тряслась, как осиновый лист, но он усилием воли унял дрожь и открыл в кране воду. Горячую. Руки жгло, как огнем, но ему не привыкать. Боль было тяжело терпеть, он готов был снова заплакать. Но, стиснув зубы, он выдавил немного кухонного мыла и принялся отмывать нож. Нарочито медленно, чтобы успеть ощутить как можно больше боли. Когда он закончил, кожа была красная, как вареные раки, а со лба катился пот. Он тщательно обтер нож полотенцем и положил проветриться.

Мужчина снова залез в портфель и вынул оттуда фотоаппарат. Старая мыльница на двух пальчиковых батарейках, уже больше десяти лет с ним. Как и все разы до этого он вынул из камеры карту памяти и положил ее в карман рубашки.

В портфеле был еще фотоальбом. Он дошел до своей крошечной гостинной. Сердце билось так, будто он бежит марафон. Мужчина с трудом опустился в кресло. Трясущимися руками он расстегнул брюки и спустил их. На гостиничном столике стояла коробка салфеток: он приготовил все еще когда уходил. Мужчина открыл альбом и, не отводя от его страниц взгляда, запустил руку в трусы.

На каждой странице умещалось две фотографии, а заполнено было одиннадцать с половиной. Скоро он распечатает новую фотографию и сможет закончить двенадцатую. На фотографиях были мальчики. Они лежали на спине, голые. Он опустил веки им всем; теперь они как будто спят; они и правда спят, но гораздо больше: смерть называют вечным сном, но на самом деле все наоборот, это сон маленькая смерть, состояние, в котором ты не находишься в этом мире. Только во сне тебя преследуют призраки сегодняшнего дня. Потому что ты продолжаешь знать, что ты вернешься в мир. Сон – это полумера, а он был решителен.

Мальчики лежали на сырой земле, хорошо освещенные полуденным солнцем. Камера захватывала их аккурат выше пояса. Разумеется, он воспользовался ими, но это между его настоящим и их неслучившимся будущим. К чему оставлять это в камере, пусть уж покоится.

Тела были свежие, без каких либо следов и отметин. Разрез, убивший их, остался за кадром, а там, где он был на руках, он просто перевернул их внутренней стороной запястья вниз. Вся кровь уже стекла, и тела были чистыми и бледными.

Сдавленно застонав, мужчина потянулся за салфетками и выдохнул. Рубашка была насквозь мокрая от пота. В горле у мужчины стоял ком. Он стиснул зубы. Глаза блестели. Он закусил губу – пошла кровь.