Дорога так далека

– Как я понимаю, он у вас был на карандаше?

– Что вы имеете в виду? – учитель впился в Гришу взглядом.

– Он был проблемным ребенком? Почему он постоянно ходил к вам? – Гриша чувствовал себя некомфортно. Учитель распространял вокруг себя подавляющую все живое энергетику.

– Психолог нужен не только проблемным…

– Лейтенант юстиции Кузнецов, – Гриша, спохватившись, лихорадочно вынул из кармана удостоверение и протянул его собеседнику.

Александр Анатольевич взял ксиву и внимательно рассмотрел. Спустя секунду он усмехнулся.

– Недавно на этой работе, лейтенант? Только с юрфака? – в голосе Александра Анатольевича слышалось откровенное превосходство.

– Что? Да… – Гриша на рефлексах согласился, плохо понимая, что ему лучше делать.

Александр Анатольевич насмешливо вернул ксиву Грише. Тот облегченно вздохнул.

– Как я говорил, психолог нужен не только проблемным детям, даже полностью стабильным и самодостаточным детям и взрослым бывает нужна помощь и поддержка, и…

– Но, как я понимаю, – перебил Гриша – школьный психолог не может без причины заниматься с каждым ребенком, с каким считает интересным.

Они боролись взглядами.

– Верно, – Александр Анатольевич нарушил молчание. – У Миши действительно были определенные проблемы, но не уверен, что я вправе их обсуждать.

Он скрестил руки на груди.

– Знаю, – Гриша был готов к этому – но ребенок пропал. Я должен быть уверен, понимаете? Нам надо собрать о нем побольше информации, чтобы точно понимать, что он убежал сам, и куда он мог пойти. Были ли у него…

– У него не было друзей в школе, ясно? – грубо остановил Гришу учитель. – Его никто особо не любил.

– А… – Гриша подвис. – А почему? Что с ним… – Александр Анатольевич тряхнул головой.

– С ним все в порядке! – психолог немного повысил голос. – Он был хорошим ребенком. Извините. – Он снова вернулся к нормальному голосу.

– Так, значит, что-то было не в порядке? – Гришу начинала раздражать эта игра в вопросы. Александр Анатольевич всем своим видом показывал, что знает ответ, но не решается говорить. – Слушайте, мне…

– У парня были проблемы с родителями. Серьезные. – Психолог покачал головой.

– Проблемы с родителями? – Гриша нахмурился – Валерия Михайловна сказала, что мальчик был из благополучной семьи…

– Нет. – Александр Анатольевич говорил с нажимом. – Родители не пьющие, при деньгах, все нормально. Только… – Он поморщился, будто сталкиваясь с тараканом в ванной. – Родители, скажем так, завысили планку. – По выражению лица Александра Анатольевича было видно, что он сильно сглаживает углы.

– Вы не могли бы?..

– Грязные подробности? – мужчина горько усмехнулся. – Конечно. Обычная история: ребенок просто не выдерживает всех амбиций родителей. Знаете как это бывает: «четверка – это не пять, мы идем на медаль… в третьем классе» и все в таком роде. Он был милым мальчиком, старался… – Александр Анатольевич уже активно возмущался и жестикулировал. – Дошло уже до того, что заикался и плакал у доски. Если у вас будут дети, лейтенант, дайте им право на ошибку… – психолог отстраненно смотрел в окно. – Его, конечно, не били, но у родителей и так достаточно рычагов давления на своих детей. Полагаю, после одной из истерик он и сбежал, – подытожил Александр Анатольевич.

– Я слышал, – Гриша заговорил после паузы, – Крестовоздвиженский резался. Это правда?

– О, вижу вы все же прочли мои предыдущие показания… – он хохотнул – ведь так? Прочли?

– Да, разумеется, – Гриша снова похолодел.

– А… Ну ладно… – Александр Анатольевич смотрел на него весьма подозрительно.

– Так резался или нет?

– Да, у него были следы на руках, и мы говорили об этом, но разве это имеет значение? – Гриша сглотнул; слишком уж вкрадчиво смотрел на него учитель.

– А он не мог… Пойти в какое-нибудь место, где его не найдут, и совершить самоубийство? – Александр Анатольевич усмехнулся.

– Не думаю, скорее просто сбежал. Вы еще молоды, лейтенант… Вы представляете, какая нужна сила воли, чтобы отнять жизнь у себя самого? А десятилетний мальчик… Сомнительно, лейтенант, очень сомнительно. – Он не мигая смотрел Грише прямо в глаза.

– Ладно, я лично услышал ваше мнение, – Гриша достал из кармана пачку бумажных стикеров и взял со стола психолога ручку – я оставлю вам свой номер, если вдруг все же вспомните что-то важное, позвоните мне. – Он отклеил стикер с цифрами и прилепил его к столу. Подняв взгляд, он обнаружил, что Александр Анатольевич смотрит на него задумчиво и весьма подозрительно.

– Прошу прощения? – Гриша сохранял спокойствие.

– А вы не слишком все же молоды для лейтенанта? Сколько вам лет?

– Двадцать семь, – соврал несчастный «Кузнецов» неубедительно.

– Да… А вам на службе позволяют носить такую прическу? Уж больно волосы длинные…

Гриша поежился. Цепкий взгляд Александра Анатольевича впился в его конский хвост.

– Что? А! Да… Меня никогда не спрашивали. Знаете, мне надо бежать, – Гриша сильно нервничал; на лбу снова выступил пот. – Все, мне пора, не забудьте про номер.

– До свидания, лейтенант, – усмехнулся учитель, когда Гриша в спешке покидал его кабинет.

Максим в фургоне проигнорировал и появление Гриши, и что они тронулись. Он хмуро уставился на дорогу и зелень кругом. Детали воспоминаний немного размылись с годами, но он не мог ничего из этого забыть.

Второй класс, ему семь; он уже не тощий ангел из рекламы киндера, но еще и не толстяк, одежда сидит плотно, но не тесно, волосы взлохмачены, но не спутаны, спина и плечи только начинают сутулиться.

Ровные ряды школьных парт, настолько одинаковых, что в трех можно и заблудиться. Абсолютно никто не хочет тут быть. Включая учительницу. Она сидела за столом: плохо окрашенная блондинка, за пятьдесят, с маленькими торчащими глазками и мужским лицом она напоминала раздавленную жабу.

Максим старался не смотреть на нее, он старался вообще никуда не смотреть и с каким-то трудом поспевать за ее бешеным темпом в записывании слов.

– Слово «ночь»! – она ходила вдоль доски и зачем-то повторяла вслух то, что записывала. – Миронов!

– Ну я. – В задних рядах сидел хамоватого вида мальчик с острым подбородком.

Он весь урок играл под партой с йо-йо и убрал, только когда его вызвали. Глядя на учительницу он нахально улыбался.

– Головка от буя! – весь класс рассмеялся глупым детским смехом, но хулиганистый мальчишка, очевидно, только упивался вниманием. – Разбор слова по составу! Быстро!

– Да я бы разобрал, Светлана Владимировна, но боюсь обратно не собрать! – класс снова заржал.

– А ну тихо! – визгливо квакнула учительница. – Плохо, Миронов. Мацкевич!

Сидящая за одной из передних парт в строгой позе девочка оттарабанила приготовленный заранее ответ без единой запинки.

– Окончание – нулевое, основа слова – все слово, корень слова – «ночь», корень слова – все слово.

– Хорошо…

Максим кривыми буквами записал сказанное в тетрадь, затем, судорожно меняя ручки, подчеркнул морфемы зеленым. Синяя ручка для письма улетела под парту и с оглушительно громким для тихого класса стуком выкатилась в проход.

– Медведев! – жаба резко переключилась на него. – У тебя что, руки отнялись? – класс семилеток уже воспринимал все эти выпады как стэнд-ап и начал смеяться. Максим выдохнул.

– Извините, Светлана Владимировна, ручку уронил…

– Я вижу, что уронил! Медведев, не мешай мне урок вести!

«Ни в коем случае. Можете продолжать унижать второклассников, я вам не помешаю!»

Максим потянулся в проход, чтобы поднять ручку. Он несколько раз протер пальцами грязный линолеум, прежде чем обнаружить, что ручку в руках вертит придурок Миронов, вызывающе смотря на него. Класс под диктовку разобрал записал еще два слова. Максим убийственно посмотрел на одноклассника.

«Я воткну эту ручку ему в глаз! Богом клянусь, воткну эту ручку ему в глаз! Как же меня достал этот придурок!»

– Отдай! – прошептал он одними губами. Весь класс шел далеко вперед, и Макс уже предвидел кучу красных жирных пометок в тетради.

Задира насмешливо пожал плечами и отвернулся к своей тетради. Еще с секунду посверлив Миронова взглядом, он вернулся к записям, взял из пенала другую ручку и продолжил мысленно карать нахального низкорослика.

Через минуту ему в голову прилетел кусочек ластика, оторванного от карандаша. Максим вздрогнул. Бросивший ластик Миронов сдавленно прыснул в локоть. Макс с новой злобой в глазах повернул к нему голову и в этот момент сосед Макса по парте пронес руку у него над головой. Прошло несколько секунд, прежде чем Макс начал отряхивать волосы и понял, что ему на голову высыпали небольшую горсть катышков от ластика. Дрянь легко проваливалась между волосами и запутывалась между ними.

В горле что-то кололо от бешенства. Не особо задумываясь о своих действиях, Максим схватил соседа по парте за предплечье и сжал. Тот недоуменно посмотрел в ответ, будто спрашивая: «Ну и что ты сделаешь?»

Они пялились друг на друга секунд тридцать, но обидчик видимо решил, что они одной комплекции, а значит драка в разных условиях не честна по отношению к нему.

– Светлана Владимировна! Максим меня отвлекает! – крикнул через класс неожиданно высоким голосом детина. Жаба отвернулась от доски к классу.

– Медведев! Тебе, я вижу, все понятно. Ну-ка разбери следующее слово по составу! «Пишущий», вперед.

– Окончание слова «ий», основа слова «пишущ», – голос Максима подрагивал даже при ответе с места – корень «пиш» -«пис»… Максим замялся, вспоминая продолжение разбора и, чтобы разрядить обстановку посмотрел в мелкие жабьи глазки и выдавил из себя улыбку.

– Медведев! – кваканье опять неожиданно повеселело. – Ты что, знакомое слово услышал и тебе сразу так весело стало? – Ее уродливое лицо исказилось в злобной усмешке. Класс покатился со смеху. Максим держал голову прямо, боясь пошевелиться. Голова закружилась, перед глазами поплыло. – Вы вообще замечали, что в учебниках, когда изображают неандертальцев, всегда рисуют мужчин?

Класс не переставал ржать. Смеялись все. И довольно милые и адекватные люди, которые Максима не особо третировали. А внутри Макса полыхали ярость и ненависть.

«Давай, Максим, ответь ей! Ты же знаешь, что прав, что она просто самодовольная сука! Оставайся спокойным и ответь ей, как учила мама, что она не права, объясни почему.» Но он продолжил молчать.

– Думаешь, они и правда просто убежали? – спросила с сомнением Моника.

– Херня! – решительно заявил Гриша. – Тела просто так не исчезают. И уж тем более не появляются.

Максим вытер лицо полотенцем, надел свою футболку и вышел из ванной. Увидеть он ничего не успел, но отчетливо услышал спешный скрип кроватей. Очевидно, Ника только что спешно отлипла от Гриши и пересела на соседнюю кровать.

– Уверен на сто процентов: все двенадцать мальчиков были убиты одним человеком, – опустив взгляд, сказал Максим.

– Ты уверен… – пробормотал Гриша.

– Помните первый класс? – отстраненно спросила Моника. – Вот какой у вас был первый день?

– Смутно, – Максим усмехнулся. – Слезы помню, злоебучий букет роз помню с меня ростом… Помню, потерял книжку с картинками. Про Дона Кихота…

– Я помню как заблудилась в коридоре, – перебила Моника. – Забрела куда-то и разрыдалась. На меня наткнулись какие-то старшеклассники, успокоили и вывели.

– А потом на тебя классуха наорала за то, что пока ты рыдала, пропустила фотосессию! – Гриша в голос заржал.

– Мило.

Максим будто в трансе спустился во двор дома, где они снимали комнату. Уже совсем стемнело. Под деревом был припаркован фургон. Макс не спал в их комнате. Пожаловался на тараканов: устал всю неделю видеть, как Моника с Гришей держатся за руки перед сном и пытаются сдвинуть кровати поближе, когда он засыпает.

Он зажег лампочку на потолке и сел за дорожный стол, достал дневник и ручку. Ему вспомнилось одно воскресное утро из детства.

***

Он зашел в комнату к матери, та чиркала что-то в ежедневнике. Отец поднял его с час назад и уехал на тренировку. Максим сел за непомерную гору домашки. Школа в очередной раз проникла туда, где ее быть не должно.

– Мама, мне помощь нужна.

– Одну секунду.

Она пошла за ним, ласково улыбаясь. Они уселись за его стол для учебы. Мать поморщилась и грубым брезгливым движением отодвинула от себя кучу тетрадей и листов. Большая их часть упала, Макс бросился поднимать. Вернувшись на место, он придвинул к матери тонкую тетрадь по математике, ожидая ее совета.

– Не загораживай мне свет! – процедила она сквозь зубы. Макс нехотя отодвинулся.

Тетрадка была наполовину исписана крупным детским почерком. Мама с некоторой брезгливостью перелистнула несколько страниц, бегло вчитываясь в записи. Максим тем временем показывал на задачку и рассказывал о своей проблеме.

– Это проще, чем ты думаешь, зайка, – мама ласково улыбнулась – давай, где писать можно, я тебе все объясню.

Макс дрожал как осиновый лист. В горле уже непросто щипало – там саднило. Он стиснул зубы, слезы так и просились на лицо.

– Да ну сколько можно тупить-то, а?! – она опять сорвалась на крик. – Мы уже полчаса одну несчастную задачу мучаем! Соберись немножко, мне это что ли надо?!

– Я не понимаю, мама! Ты не помогаешь! – Слезы все-таки потекли. – Я не знаю как понять это, мама, ты просто повторяешь, а не объясняешь!

– Еще раз!.. – лицо матери было перекошено от гнева.

– Нет! – вырвалось у Максима – ты высасываешь из меня силы, я больше не могу!

– Конечно, ты устал! – она говорила с презрительным сарказмом. – Ты же полчаса уже мне тут отчаянно сопротивляешься возможности понять простую тему и двигаться дальше! – Она орала на него, громко и непрерывно орала. – Ты так и будешь сидеть и тратить мои и свои нервы до вечера, потом опять ныть, что ты не успел! Давай, соберись и…

Максим не сдержался и окончательно разрыдался. Сердце болезненно колотилось в груди, горло жгло, тело билось в судорогах. Из носа моментально полились сопли.

– А ну сядь нормально! – истерика Максима смутила и остановила маму, но уже через секунду она разразилась криком будто бы с новой силой. – Хватит! Быстро! Ну ка вытри сопли и соберись! Мне тут с тобой весь день сидеть? Я вообще-то тоже устаю!

Макс не прекращал, просто не мог остановиться. Плакать было уже просто физически больно, лицо чесалось, грудь болела, зрение почти пропало из-за слез.

– Раз! Слышишь меня! Я сказала раз! Два! – крик был просто истошным, у Максима немного зазвенело в ушах. Чувствуя, как слезы только усиливаются, он все же был вынужден неуклюжими медленными движениями сесть в рабочую позу и вытереть лицо рукавом.

Он сжал этот мерзкий комок внутри, сдавил его всеми силами и под неотвратимо повторяющиеся выкрики «Пиши!» продолжил делать задание. Через минуту под очередной рев мамы он снова разрыдался. Резко, без какого-либо предупреждения. Слезы быстро смочили тетрадные листы.

Он видел лишь размытый силуэт орущей матери перед ним. Он продолжал отвечать плачем на крики в свою сторону. Глаза Максима сжались до узких щелочек, из которых лились слезы.

Мамино терпение лопнуло, и она с размаху залепила ему пощечину. Лицо обожгло, и он упал со стула. Картинка перед глазами завертелась, через минуту встала на свои места и мысли снова заработали.

– Почему мне все время нужно силу применять?! Нормальную речь вообще не понимаешь?! Все время ремня надо?!

Максим отчаянно заорал и, сорвавшись с места, бросился на мать. Они сцепились руками, пытаясь вырваться друг у друга, лица обоих были перекошены ненавистью и страхом. На шум прибежал вернувшийся папа. Мама была оперативно отправлена отдыхать.

Отец грубо встряхнул его несколько раз, но от истерики и плача это не помогло. Он несколько минут смотрел на рыдающего Максима и пытался какими-то словами того успокоить и вернуть к урокам, отправить извиниться перед мамой. Истерика так и не остановилась, он тоже обозлился и принялся неистово трясти Максима, болтающегося в его руках как большая кукла.

Максим пнул папу в бедро и, не понимая, что происходит, принялся отбиваться ногами изо всех сил. Через мгновение он снова чуть не отключился от размашистой оплеухи. После этого отец еще поорал на него и разочарованно оставил одного в комнате с открытой дверью.

***

Макс резко проснулся от стука в стекло фургона. Ручка валялась где-то на пустом спальнике. Похоже, он заснул, сидя над дневником. За окном его ждал Гриша. Придя в себя, Максим был вынужден отпереть дверь.

– Сколько времени? – он закрыл лицо руками.

– Пол одиннадцатого. Можешь сходить почистить зубы, но вещи из фургона не вытаскивай. Заедем позавтракать и поехали.

– Чего? Куда? – Макс встряхнулся.

– Звонил этот самый. Сказал, что сомневается, но на всякий случай решил сказать про одно место.

– Надеюсь, не про то, куда обычно ментов посылают? – Максим болезненно тер глаза.

– Практически. Там в лесополосе место, где регулярно то бомжи, то нарики делают себе притон. Говорит, наткнулся на него с группой школьников, когда в турпоход их всех водил, Миша Крестовоздвиженский вполне мог запомнить.