Параллели, или Путешествие со вкусом мангового ласси

– В Лондоне я любила. Любила так, что небо казалось ближе земли. Он был офицером… Эдуард Уитмор. Его смех заполнял комнаты, а прикосновения жгли, как виски. – Губы её дрогнули в полуулыбке. – Мы поженились при свечах, под дождём… Через два года родились близнецы: Анна и Чарльз.

– И… где они? – Хелен едва выдохнула, сердце билось, как птица в клетке.

– Ещё через год его отправили сюда. В этот проклятый жар, в эту пыль… – голос Флоренс стал резким, как удар сабли. – Я умоляла его остаться. Но долг… всегда этот чёртов долг! Тогда я совершила грех. Бросила детей. Оставила их спящими в колыбелях нашим матерям и села на корабль. Эдуард не осудил меня, взяв при этом с меня слово, что я обязательно вернусь в Лондон, к нашим детям, а после службы вернётся и он, и мы вновь будем счастливы вместе.

Она впилась ногтями в подоконник.

– Через год пуля сипая оборвала его жизнь. А я… я осталась с могилой под пальмами и письмами детей, которые даже, наверное, не помнят моё лицо. Разрываясь от любви к детям и к любимому мужчине, я сделала выбор в его пользу, уехав к нему в Индию. Это не значит, что я не люблю своих детей, напротив, очень люблю, но это другая любовь. Многие женщины, да и мужчины могут меня осудить. Мужчины приходят и уходят, а дети – наше продолжение, наша кровь и плоть, скажут они. Не судите и не судимы будете. Я сделала свой выбор, это моя жизнь и моя судьба.

Тишина повисла густым пологом в процедурном кабинете. За окном кричали попугаи, будто смеясь над человеческой глупостью.

– Теперь я искупаю вину, оставшись пока тут, мой долг в память о нём помогать раненым и больным. Да, рано или поздно я вернусь в Англию, к детям, – Флоренс выпрямилась, как солдат на параде. – Здесь же останется могила моего любимого человека, а в моём сердце – любовь к нему, и да, наши дети – это продолжение нас самих. Я постараюсь сделать всё, чтобы они выросли достойными людьми и простили меня, а главное, поняли, почему я так поступила.

Хелен молчала, более не перебивая Флоренс и заворожённо слушая её рассказ, но в какой-то момент девушка не смогла сдержать слёз, впечатлённая рассказом подруги. Они текли по щекам, оставляя солёные дорожки. «Как можно выбрать между детьми и любовью?» Боже, как счастливы мы одинаково, когда любим взаимно и любимы, и как мы несчастны каждая по-своему.

– Мисс Уитмор, вы свободны? К вам пациент, – голос главного врача, прозвучавший из темноты прохладного коридора, вернул подруг из воспоминаний опять в душную действительность кабинета.

– Да, доктор Бэрри, через пару минут заканчиваю! – Флоренс поправила бинт на пальце Хелен. – До твоей свадьбы точно заживёт! – Неожиданно она улыбнулась, словно актриса, меняющая маску, и сунула Хелен потрёпанную медицинскую книгу: – Ты ведь художница? И любишь рисовать людей, а с анатомической и живой натурой тут в Индии не очень? Возьми и изучай, – лукаво произнесла она. – И ещё, прокатись в храм в местечке Кхаджурахо, тебе понравится. Там их боги учат любви без стыда. Там… ты поймёшь, что даже боль – часть страсти.

Хелен кивнула. Это было действительно так. Индусы, хотя были более раскрепощёнными в своём поведении и одеждах, чем чопорные европейцы, но позировать для рисунков белой леди были не готовы, они отказывались по соображениям веры. Просить позировать белых мужчин Хелен не хотела, ей было неловко и как-то ещё противно.

Весь день её терзали мысли, она думала о Флоренс и её истории.

«Так любить мужчину, чтобы бросить в другой стране своих детей и уехать к нему? Возможно ли такое?» Но ответ был очевиден, только что она услышала такую историю. В первый раз она задумалась о том, что не все мужчины такие подонки, как Поль Боне, и где-то есть ещё те достойные джентльмены, ради которых можно сделать подобный шаг. Смогла ли бы она совершить такой поступок ради любимого? Сейчас она не могла дать однозначный ответ даже самой себе. Как много и одновременно как мало она знала об этой стороне жизни и взаимоотношениях между людьми в свои двадцать пять… «Смогла бы я?» Поль Боне теперь казался жалким мальчишкой рядом с тенью Эдуарда.

* * *

На следующий день Хелен решила развеяться и по совету подруги решила прокатиться в местечко Кхаджурахо. По словам служащего отеля, это был популярный у местных жителей храм, но дорога туда была не очень близка. В путь художница запланировала отправиться с первыми лучами солнца.

Порт Бомбея. Утро

Какое же счастье вновь ощутить твёрдую землю под ногами! Особенно когда ты её не чувствовал на протяжении двух недель. Путешествие по морю на небольшом пароходе среди бескрайних морских просторов, где твоя жизнь лишь в руках Господа и команды, – то ещё испытание для истинных любителей моря и крепких желудком людей. Жар, нестерпимый, как раскалённая сковорода, обжёг лицо, и вихрь тысячи ароматов – пряных, сладких, гнилостных – ударил в нос, как только Эрнест перешагнул через порог своей каюты на залитую ярким индийским солнцем палубу. Судно подошло к пирсу.

Бомбейский порт встретил его хаосом. Спустя четверть часа экипаж пакетбота Hercules и смуглая, словно полированная бронза, команда портовых рабочих, чётко зная каждый своё дело, закрепила швартовые к кнехтам, готовя трап к спуску. Пассажиры, в ожидании схода на берег, изнывая от зноя, жались под навесом. Даже местные моряки, привыкшие к такому пеклу, украдкой вытирали лица от пота краями тюрбанов. Все ждали скорейшего прохождения таможни, чтобы быстро разойтись по домам и отелям в поисках спасительной прохлады. И вот наконец долгожданная земля!

Отвыкшие за время морского вояжа от многообразия звуков, цветов, запахов, органы чувств напряглись – они всеми клеточками впитывали новые впечатления. Первые минуты своего пребывания на индийской земле Эрнест Лакур приходил в себя и только успевал вертеть головой во все стороны.

То здесь, то там он отмечал для себя необычные для европейского глаза сценки из жизни.

Порт Бомбея был похож на растревоженный пчелиный улей, разворошённый палкой. Всюду бегали полуголые грузчики с мускулами, играющими под их кожей. Они разгружали и загружали бесчисленные огромные тюки со специями и товарами в трюмы кораблей, стоящих на пирсе. С большими колёсными железными монстрами из Европы соседствовали небольшие традиционные рыбацкие лодки индусов – muchee walla – такое же прозвище носили и сами их владельцы. Простая конструкция лодки не менялась веками. Выдолбленные из манговых стволов лодки с поплавками-противовесами, словно крылья, походили на гигантских стрекоз. Эти поплавки-противовесы должны были существенно уменьшать боковую качку в море.

– Гениально! – восхитился в голос Эрнест, вспоминая, что читал об этом в книгах из библиотеки Географического общества. – Двадцать лет службы… и ни следов гнили!

Рыбаки тем временем перебрасывали пойманную блестящую на солнце чешуёй, словно серебряными монистами на шее цыганки, рыбу в плетёные тростниковые корзины. Эти корзины тут же с удивительной лёгкостью водружали себе на голову женщины в разноцветных сари и исчезали в лабиринте улиц, чтобы отнести улов на ближайший рынок.

Голова шла кругом от жары, запахов и цветов. Лакур даже представить себе не мог, как выдерживали это всё европейцы в белых одеждах и пробковых шлемах, что виднелись то тут, то там среди индийской пёстрой толпы. Но, видимо, человек ко всему привыкает, где бы он ни был. Индийское безжалостное жёлто-белое солнце, запахи тухлой рыбы и нечистот смешивались с густыми ароматами курящихся благовоний, с разноцветными красками национальных одежд, название которых обычный европеец никогда бы не запомнил и не смог бы произнести без ошибок: сари, лехенга-чоли, шальвар-камиз у мужчин, чуридар-курта, патту-павадай у детей и мекхела-чадор…

Грязь же была везде: под ногами и в прибрежной воде, в которой, радостно визжа, купались голышом местные мальчишки. Они – загорелые, словно чёрные угольки – с разбега прыгали с пирса в глубину океана, распугивая стаи мелких разноцветных рыбок, что плавали у берега в поисках еды. Казалось, ещё немного – и вода закипит от множества мальчишеских горячих тел, словно вода в тазу от брошенных в него кусков раскалённого чёрно-красного угля. Солнце жгло, запахи душили, а воздух гудел. Людской галдёж на разных языках и наречиях порой заглушал крики чаек и бакланов, что во множестве кружили над портом. Жизнь бомбейского порта кипела во всех трёх стихиях.

В какой-то момент показалось, что ещё немного – и Лакур потеряет сознание от духоты. Он почувствовал, как его голова начинает ещё сильнее кружиться, а ноги становятся ватными. Спасение пришло неожиданно. В трёх шагах от него темнокожий индус в белой, пропотевшей насквозь рубахе ловко вращал колесо гигантской соковыжималки. Конструкция была примитивна и состояла из двух валиков, жёлоба и большого колеса сбоку. Ловко вложив между валиков нарезанные стебли сахарного тростника и вращая колесо, индиец выжимал из стеблей жёлтый со слегка зеленоватым оттенком сок. Вытекающая по жёлобу жидкость попадала, с другой стороны, в заранее приготовленные глиняные стаканчики. Француз немного растерялся.

– Заказывайте, я угощаю, и не бойтесь! – прозвучал неожиданно рядом мужской голос на чисто французском языке. – Мы, белые, тут все это пьём – спасает от жары и освежает, да и проблем с желудком меньше. – Незнакомец в пробковом шлеме и запылённом кителе подмигнул: – Если, конечно, не смотреть на грязь вокруг и как они это готовят. Они называют его соком для бедных.

Пить действительно очень хотелось, и Эрнест рискнул воспользоваться любезным предложением. Сок оказался на редкость вкусным, освежающим, с лёгким древесным привкусом, сладким, но не приторным. Это было именно то, чего не хватало путешественнику, чтобы не одуреть от того Вавилона, что творился в порту.

– Могу ли я попросить вас, месье, ещё об одном одолжении? Как мне добраться до отеля Watson? – спросил Лакур, немного придя в себя и отметив, что, утолив жажду, голос зазвучал более уверенно.

Совсем забыв при этом, что по этикету он должен был вначале представиться собеседнику. Но сейчас, несмотря на любезность европейца, ему не хотелось новых знакомств. Он думал только о том, как бы поскорее добраться до прохладного отельного душа и твёрдо стоящей на земле кровати.

– Рикша! Вон они… – Незнакомец махнул рукой в сторону стоящих в тени повозок с большими колёсами. – Вон те, под бадьяном. Дёшево, но… – Он криво усмехнулся, указывая на худого рикшу, чьи рёбра выпирали, как у голодной собаки. – Не думайте о нём. Здесь каждый знает свою долю. Да и отель не столь далеко – минут за двадцать доберётесь. – И растворился в пёстрой портовой толпе.

Рикша катил повозку с Эрнестом уже минут десять вверх по узким улицам Бомбея, словно Сизиф свой камень в гору. Колёса скрипели, вгрызаясь в грязь. Эрнест сжимал сиденье, избегая смотреть на выгнутую спину возницы. Священные коровы лежали на дороге, их жвачка капала на камни.

– Прости… – казалось, шептал рикша, когда повозка объезжала навоз, периодически меняя траекторию движения, чтобы не побеспокоить священных животных, вальяжно спящих посередине улицы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Неизвестная земля. (Пер. с лат.)

2

О, дорогой друг! Я виновен, я слишком часто опаздываю! (Пер. с шотл.)

3

Дорогой друг, как я рад тебя видеть! (Пер. с фр.)

4

Прообраз крестной – американская художница-импрессионистка Мэри Стивенсон Кэссетт.

5

Типичный немецкий. (Пер. с нем.)

6

Добро пожаловать домой. (Пер. с нем.)

7

Моби Дик – вымышленный белый кит и главный антагонист в романе Германа Мелвилла 1851 года «Моби Дик».