Дети, сотканные ветром

– Тебе нравится учиться в Соборе Трёх? – спросил Лев.

– Разумеется. Многое стерпишь ради подобных возможностей.

Разговор исчерпывал себя, Лев пугался своих скудных знаний.

Компашка молодых чаровников, спускаясь к набережной, в открытую посмеивалась над парящим чемоданом. Матфей же выказывал потрясающее безразличие ко всему окружающему, что нельзя было сказать о его спутнике. Околачиваясь под витринами, Лев испытывал себя точно под пытливым взглядом покупателей, близких к тому, чтобы обнаружить обман.

Он уже надумал зайти в магазин, как вниз по улице пронеслась запряжённая медным автоматоном повозка и напустила запах жжёного масла. Матфей, проследил за ней до того, как она исчезла из виду, и обратился на вершину дороги. Он чего-то ждал.

Вскоре показались всадники. Надменно переваливаясь из стороны в сторону, они вырастали в поле зрения. Когда удалось рассмотреть под ними животных, у Льва выступила холодная испарина на спине. С холма спускались гигантские кошки, нёсшие на себе воинов в глухих шлемах.

Прохожие, кто не успел укрыться за прилавками магазинов, инстинктивно замерли. За полсотни метров от себя мальчик слышал, как горячий воздух, клокоча, выходит из кошачьих лёгких, будто бы все прочие звуки испуганно сжались.

– Выпендрежники, – процедил Матфей.

Упрямство и страх боролись в привереде, оттого Лев сильнее вжался в дверь магазина. Скрипнули петли, и он опрокинулся за порог.

– Живо внутрь, – скомандовала Баба Яра. – Матфей, не стой столбом или же решил сразить их взглядом!

Подстёгнутый приказом парень с вызовом посмотрел на старушку, но покорился. Баба Яра рассердилась до неузнаваемости, и к облегчению ребят причиной тому не были они.

Внутри лавка пропиталась продаваемым товаром настолько, что першило в носу, а обстановкой она походила на кладовку с развешанными вениками трав и кульками специй. В углу у кассового аппарата автоматон вяло отщипывал с латунных весов у себя на груди излишки сушёных корней.

– Прибыль на неделю отпугнут. Наш район благопристойный, жуликов мы извели.

У витрины толпились несколько покупателей и усатый продавец, которому принадлежала недовольная речь. – Разве можно сплошь всех считать преступниками?

Низенькая женщина то ли пискнула, то ли чихнула. Она что-то пыталась выгрести из своей сумки.

– Кажется, я дома забыла грамоту гражданина, – прошептала она продавцу, однако в безмолвном напряжении, её страх слышали все.

– Не бойтесь, я поручусь за вас, как за постоянную покупательницу, – выпрямился хозяин лавки и для пущей солидности пригладил усы.

Льва пробрал холод. Он оглянулся на Бабу Яру, та у кассы, собирала в пакет купленные пряности. Заметив его озабоченность, она произнесла:

– Эти вряд ли опустятся до бумажной проверки. Причина их появления куда расчётливее. Примерно, как жевать чеснок осенью, дабы не словить насморк.

Матфей глумливо скривил лицо и, потянув за собой чемодан, примкнул к наблюдателям.

– Идут, – выдохнул кто-то.

Под окнами лавки прошествовала пара кошачьих наездников. Бурую шерсть на упругих телах трепал ветерок. Один из всадников обернулся на магазин пряностей, исследуя лица прячущихся за стеклом чаровников. Лев, к удивлению, заметил на его кольчуге овальное зеркало в грубой оправе.

– Кто эти животные? – спросил он минутой позже, пока их проводница расплачивалась у кассы.

– Ну, ты и темень, – ответил Матфей.– Грозные кошки – снежные барсы. Не правда ли, от одного их вида желудок вскипает. Однако по жестокости они уступают своим хозяевам.

– Почему?

– Разве тебе понравится, когда твой разум попадёт к ним в руки? Видал их украшение на шее? Говорят, если зеркало опричника не отражает свет, значит, в нём заточен тот, кого они сочли за опасного преступника или лазутчика из-за Пелены. Надеюсь, ты не из их числа.

Только теперь мальчик трезво осознал, какие опасности скрываются за неизвестностью мира чаровников.

Покупатели продолжали боязливо перешёптываться, когда Баба Яра и ребята вышли из магазина. Она уложилась в отведённое ей для покупок время, итогом которого послужили три полных сетки, две из них по настоянию Льва перекочевали ему в руки. Неся увесистую кладь, он вспомнил старого филина и их путешествие через подземный коридор. Мальчик не прочь свести пугача с Матфеем, всю дорогу выказывающий недовольство.

Кто бы первый свихнулся от обоюдного брюзжания?

Обратный путь прошли без происшествий, и поезд благополучно доставил всех троих до знакомой остановки. Проповедник, как и предполагал Лев, блаженно не мурлыкал при их возвращении и, завидев второго постояльца, живо удалился.

– Сдаётся мне, он не забыл прошлое лето, – объяснил Матфей.

– Скорей всего зимние каникулы свежи в памяти. Когда ты хотел зельем вывести ему пятно на голове.

– То зелье, которое готовил по вашим наставлениям?

– Полагала, что варил ты средство против седины.

Баба Яра улыбнулась, и Матфей чуть не ответил ей тем же. Лев окончательно убедился, что хозяйку дома и её постояльца, определённо, связывают тёплые отношения. Даже если кто-нибудь из двоих старательно избегает выражать их, узы между ними ощущаются как материальные.

– Умойтесь и переоденьтесь, мальчишки. В шесть жду к столу. Как же всё-таки утомляет суматоха. Наш оплот покоя точно создан ей в противовес, – с блаженством хозяйка обулась в тапочки.

– Также веселью и долгому сну, – подлил желчи сварливец.

Лев направился на второй этаж. Голова – чугунок, набитый кашей, слабо переваривала увиденные чудеса. Грань миров стёрлась. Живое красочное общество людей с удивительными способностями создало собственный мир где-то за ширмой, невидимой для глаза. Они возвели потрясающий город, начиненный невероятной технологией.

Засев у себя в комнате, Лев услышал в коридоре голос Матфея.

– Между прочим, чемодан в таком состоянии ненадежен для хранения вещей!

Раскат пронёсся по коридору – чемодан обрушился всей своей возвращённой тяжестью.

– Ну, спасибо!

– Пустяки, крохотка!

Лев улыбнулся, но стоило в доме воцариться тишине, как к нему возвратились прежние тяжёлые чувства, будто поджидавшие его в комнате.

Вечером, когда солнце, так и не показавшись за день, легло на западе и заморосил дождь, в доме разожгли камин. Баба Яра пришла в комнату Льва и сообщила, что ей будет приятно, если он присоединится к беседе. Мальчик же, сославшись на самочувствие, хотел побыть в стороне от любых проявлений чего-то необычного. Однако вскоре после ухода хозяйки из-под пола послышалась музыка.

Манимый печальной мелодией, мальчик выбрался на первый этаж. Лампы не зажгли, и на обширную комнату едва хватало каминного огня. Жильцы дома, те же мотыльки, тянулись к свету. Даже Проповедник, забравшись на спинку кресла хозяйки, не побрезгал обществом Матфея, который после ужина вёл себя снисходительней.

Появление Льва оборвало музыку. Загадочный инструмент Баба Яра завернула в ткань и положила на полку камина.

– Присаживайся, милый, тут будет теплее, – начала Баба Яра, её голос не нёс ничего тяжёлого: грустного и не в меру оживлённого. – Много лет я провожу последний час перед сном в вольной беседе, даже если собеседниками мне приходятся лишь кошки. Каждый день достоин собственной эпитафии. Ведь когда закрываешь глаза на любимой подушке, ты отщипываешь кусочек от своей жизни. Столь мрачное знание вам, молодым, необходимо запомнить. Заполняйте каждый день чувствами и новым опытом. Примите советы проржавевшей рухляди.

Чем сильнее прислушивался Лев к словам Бабы Яры, тем скорее слабело напряжение. В жарком мерцании мерещились шнырявшие под мебелью кошачьи хвосты. Матфей совсем обмяк в кресле.

– Слова нуждаются в определённом месте, – сказала хозяйка, заметив эффект, оказанный её речью.

– И времени, – продолжил Матфей. – У меня же для них не осталось сил, бабушка.

Старушка улыбнулась и сняла с полки камина продолговатый свёрток.

– В таком случае давайте музицировать, – одобрила она. – Звуки, несущие чувства, легче воспринимаются нами, чем слова из рукописей.

В ткани прятались несколько деревянных дудок. Выбор Бабы Яры пал на свирель, похожую на пастушью, простую в изготовлении и нехитрую в использование. Музыка же, изливающаяся из неё, отозвалась внутри радужными ощущениями.

Поначалу Баба Яра приноравливалась к инструменту, и в мелодии рвались швы, связывавшие её как одно целое. Однако скоро подростки перестали различать моменты, когда старушка набирала в грудь воздух, затем чтобы превратить его в разное настроение.

Первая мелодия походила на летнее утро, свежая как умытая росой трава. После неё зазвучал мотив развесёлой пирушки, где не было места ни хмельной дерзости, ни ругательствам и показным разговорам. В следующий раз воображение Льва перенесло его в родной Петербург. Он вспомнил потерянную жизнь в красном доме, а когда очнулся, мелодия повела по песку, и вокруг вольно гулял ветер.

Благие струйки музыки разорвались, когда в дверь дома настойчиво заколотили. Реальность накатила темнотой на улице и кропившим дождём.

Все уставились в дальний угол от камина, где находилась прихожая. В дверь от души долбили, пытаясь перебить игравшую доселе музыку. Баба Яра замерла со свирелью у груди, она безуспешно вспоминала тех, кто мог посетить её в столь поздний час. Только когда перебрала всевозможные варианты, старушка направилась к двери. Лев и Матфей проследили за ней, оба ощущая себя беспардонно разбуженными от сладостного сна.

– Кого же ночь принесла?! – потребовала Баба Яра.

Барабанная дробь прекратилась, и сипловатый голос ответил:

– Помилуй, госпожа! Прими к своему порогу Герберта.

Хозяйка сошла на милость; переносная лампа, висевшая в прихожей, вспыхнула сама собой.

– Герберт?! Что же ты тарабанишь, как бес баловной.

Когда дверь отворилась, на пороге обозначилась фигура худого мужчины. Такого высокого, что шляпа на нём не пролазила в дверной проём.

– Фонарщик, – узнал его Матфей.

Мужчина сутулился и скромно оглядывал прихожую. Заметив ребят, он осмелел.

– Так заходи, раз надумал стучаться, – подстрекала его Баба Яра.

Фонарщик обернулся назад и махнул кому-то рукой.

– Шёл, значит, к вам на улицу, и гляжу, мальчуган по шпалам идёт. Говорит, учиться приехал и ваш адрес знает. Как быть, госпожа? Примите его или же что прикажете с ним делать?

– Что, что делать! Конечно, веди сюда! Нет разницы ученик он или нет.

Герберт отстранился, и под его рукой возник мальчик с рюкзаком на плечах. Баба Яра с причитанием чуть ли не насильно вволокла его в прихожую. Черноволосый курчавый парень поглядывал на фонарщика, как будто спрашивая его дозволения.

– Тот адрес, что ты мне дал. Дошёл всё-таки, – подбодрил его Герберт и передал хозяйке скомканный конверт.

Баба Яра, не заглянув в него, спрятала в передник и помогла разуться мальчику.

– Есть ли ещё какие-нибудь вещи?

– Нет. Один рюкзак, и тот повис без груза, – ответил Герберт.

– Ты приехал раньше, чем я думала. Как же в ночь не побоялся ходить по улицам?

– Простите меня, сударыня. Если пожелаете, я приду завтра, – сказал парень и Лев поверил в его намерение.

– Куда же ты пойдёшь сейчас! – встрепенулась Баба Яра. – Неужто под чьей-нибудь дверью вздумал ночевать.

Она сняла с мальчишки вымокшие рюкзак и куртку, с которыми тот не хотел расставаться. В дверях продолжал стоять Герберт, ночной воздух добрался до камина и теребил пламя.

– Вот и славно. Передаю его вам, госпожа, так мне накладно не будет. Темень какая сегодня. Фонари зажгу, да домой буду пробираться, – Герберт, пригнувшись, достал рукой до плеча черноволосого мальчика. – Бывай, гуляка.

Поблагодарив долговязого фонарщика, хозяйка защёлкнула затворы на двери.

– Подозреваю, тебя зовут Вий, – уточнила старушка. – Замёрз? Проходи к камину и познакомься с ребятами.

– Матфей, – первым откликнулся сварливец.

Лев в знак приветствия поднял ладонь, а сам тем временем подумал, что, если новобранцы Собора будут регулярно пребывать, тогда дом придётся покинуть. Он полагал, что сверстники куда легче вытянут из него правду, и на снисхождения в таком полоумном возрасте полагаться не приходится.

– Вий Гончар, – представился мальчик.

Он прятал глаза и, словно стягивая на лоб, приглаживал кудри. Старушка, заметив его движения, придержала ему руку и приподняла чёлку. Лев успел различить на коже мальчика тёмную ссадину. Баба Яра охнула, её ладони машинально заскользили по плечам Вия, ища другие раны.

– Кто… – она осеклась. – Ребята на сегодня хватит, ступайте по кроватям.

Матфей попытался что-то высказать, однако, под твёрдым взглядом старушки, предпочёл подавиться недовольством.

– Как ты думаешь, кто его так? – осмелился спросить Лев, когда он и Матфей поднимались по лестнице.

– Откуда мне знать. Вероятно, потому он приехал раньше срока. Получив приглашение от Собора, в низах редко кто задерживается. Грамота с печатью трёхголовой башни, как средство против многих бед. Ладно, спи. Завтра будет видно, кто кем является.

Матфей зашёл к себе в комнату, и Лев, ощущая противоположную опустошению чистоту в мыслях и теле, вышел на балкон. В тот самый момент высокий мужчина с цилиндром на голове, воспламенил раздвижным посохом последний на улице фонарь.

– Надеюсь, что не будет, – закончил мальчик.

Глава 8. Тишина убежища.

Желание что-то предпринять на корню губила лень. Мальчик предавался бездействию, даже когда взволнованный голос хозяйки возвестил о прибытии очередного подмастерья Собора.

Четыре прошедших дня после расставания с говорящим филином исчерпали себя без нужной пользы и лишних потрясений. Впереди ещё один и с уже присущем для себя обычаем Лев повертел янтарь, висевший на изголовье кровати. Камень – ядро его надежд и смелости.

Он едва успел заправить постель, как за ним поднялись. В дверь соизволили постучать, когда её наполовину распахнули. Лев растерялся, увидев паренька, чьё появление вчера обеспокоило хозяйку дома.

– Ты всё готов проспать! Матфей и Клим ждут нас завтракать, – Вий по-хозяйски вышел на середину комнаты. – Клим приехал утром. Как и я, он новобранец страты Ветра. Вроде бы его край зовётся долом или полем. Клим с Кленового Поля. Да, так он и представился. К слову, Матфей говорит, ты носишь родовое имя.

Лев пытался вникнуть в суть разговора, долго прикидываться невеждой не удастся:

– Лукин. Ты про него?

– Ага. Откуда оно у тебя, – Вий посмаковал недоверчивую ухмылку. – И откуда ты сам?

– У меня нет постоянного дома.

Вий понятливо покачал головой и уставился в пол. Лев полагал, что потушил его настырность, но, похоже, откровение привело к более откровенному ответу:

– Отстойник номер шесть на ветви Бликов – вот моя родина. И предки мои, что они есть, что их нет, ничего не меняет.

Лев взглянул на лоб парня. Бабе Яре как-то удалось вывести ссадину. Наверняка теми же мазями, какими она смазывала его шею. Вий заметил, куда целился Лев и перевёл взгляд в сторону. Ярко-синие глаза будто застопорились на кровати.

– Ух ты!

Парень так резко потянулся к янтарю на изголовье, что Лев от испуга ударил его по руке. Вий отскочил назад. Смущение спустя неловкий миг он заменил презрительной усмешкой.

– Врун ещё и скряга, – бросил Вий. – Спускайся, Баба Яра ждёт.

– Дело не… – не сумел закончить Лев и взглядом проводил за дверь нового знакомого.

«Никому не доверять камень», – последние слова Дуромор возникли в памяти и навязчивой мухой болтались в голове.

Кухня, которая понравилась в первый день, потеряла уют для Льва. Сказывалось напряжение, с каким он садился за стол к завтракающим ребятам. Хозяйка возилась у чугунной плиты, набивая деревянный короб углем:

– Милок, еда в котелке. В кувшине молоко, – Баба Яра цвела радушием. Она радовалась, что в её дом наехало столько гостей. – Ягоды на столе привёз Клим. Как же давно я не гуляла по лесу, мальчишки. Ох, грибы из теплицы не сравнятся с лесными. Пожалуй, парочку не брошу в кашу, пусть пахнут хвойной чащобой.

Матфей покривился от слов хозяйки и, отодвинув миску тушёных овощей, обратился к Климу:

– Твой дед владеет пастбищами, и всё-таки ты причислен к страте Ветра, – его недоумение скорее походило на упрёк.

Лев задержался над котелком и украдкой посмотрел на упитанного парня с густой русой шевелюрой. Вий, допивая молоко, также прислушался, и было с чего. Речь Клима звучала тихо и зачастую невнятно.

– Д-дедушка говорит, дабы управиться с хозяйством хватит и д-десятка чар, которым сам меня обучить, – сообщил он, тыча вилкой варёную морковь. – Платить за б-бесполезное знание дед не намерен.

– Тогда у него где-то завалялось царское дозволение, – усмехнулся привереда. – Закон жёстко карает самовольное обучение.

Баба Яра постучала пальцами по его голове:

– Крохотка, от пересудов о законах за столом чиновники язву зарабатывают. Подкрепитесь как следует, мальчишки, нас ждёт долгая охота. С каждым годом собирать первогодок всё накладней.

– Тогда нам нужны деньги? – спросил Вий. Наспех уехавший из дома, он вряд ли располагал какими-то средствами.

– Не беспокойся, дорогой, Собор сполна возместит мои затраты. Не то меня волнует, – хозяйка посмотрела на Льва. – Милый, если желаешь, останься дома. Нет причин тебя таскать по базару.

– Хорошо.

Обстоятельство, по которому Лев избежал тесного общения с чаровниками-подростками, подняло его утреннее настроение, что не скрылось от ребят. Когда он спускался провожать хозяйку и её подопечных, новобранцы Собора нетерпеливо толпились в прихожей и о чём-то оживлённо перешёптывались. Заметив Льва, они сразу замолкли. Только Клим посмотрел на него с толикой пристыженности.

Природа потеплела, и Баба Яра нарядилась в летнее закрытое платье, да и ребята, кроме Матфея, надели льняные рубашки и шерстяные кепки. Придира неизменно находился в свитере, как медвежонок в собственной шкуре.

– Милый, не давай баловать котятам, – последний раз наставляла Баба Яра.

Когда они вышли в сад под поливающее лучами солнце, и Лев остался один в доме, чувство облегчения, которое он ждал, уступило место обиде. Знакомой, разъедающей внутренности, которая приходила к мальчику множество раз за детство, проведённое во дворе красного дома.

Впрочем, он никогда не находил общий язык со сверстниками, так с чего должен понравиться детям, выросшим в ином мире.

Время в одиночестве шло медленно, разум от безделья выдавал несвойственные Льву желания. Ему представился случай выявить загадки и странности приюта, помимо старого умывальника и неуловимого хвостатого семейства. Однако стоило обдумать направление поисков, как на пути вырос Проповедник. Лев предпочёл спрятаться у себя в комнате от кошачьих подозрительных глаз. Хотя после знакомства с филином Дуромором, он готов приписывать людские повадки чуть ли не подсвечнику и настольным часам.

– Где же тебя носят дряхлые крылья? – сердился мальчик на пугача.

Как бы сильно Лев ни злился, тяжёлая на характер птица оставалась исходной точкой его мечтаний. Вот-вот Дуромор прилетит и раскроет тайны, что сопутствуют ему при жизни. Расскажет историю янтаря и его мамы или же отведёт к человеку, у которого найдутся ответы. Тот человек будет очень похож на самого Льва. Пригретый подобной надеждой и лучами солнца через ячеистое окно мальчик задремал. Недолго продлилась сладкое забвение, вскоре тепло растворило жуткое предчувствие, рождённое на краю грёз и яви. Тишина стала его источником.

Её Лев не терпел с детства. Он задержал дыхание, и голова к облегчению начала забиваться звуками дома: потрескиванием деревянных перекрытий, перебежками мягких лап на чердаке и бряканьем труб в ванной. Не находя себе место в комнате, он подскочил к окну. Ему вчера удалось пройтись по городу, но тогда взор притуплялся страхом. Теперь же скупого вида из окна не хватало. Желание вновь пройтись по улочкам города чаровников пересилило боязнь к его жителям. Даже выпрыгивающий из памяти дворник с деревянной головой не так пугал.

Часы под лестницей пробили полдень.

Кипа газет в гостиной, сперва казавшаяся напрасной затеей, заинтересовала Льва. Среди незнакомых букв в них печатались добротные иллюстрации, а в жёлтом вкладыше – схемы странных механизмов.

– Каталога покупок, – догадался мальчик.

Прихватив с кухни краюшку рыбного пирога, Лев обложился газетами на полу. Механизмы на жёлтых страницах разнообразием не отличались. В основном были конструкции, предназначенные для быта: дворники, носильщики багажа и товаров, а также для работы в саду. Были и те, для которых мальчик не придумал применения.

Лев решил во что бы то ни стало выучить письменность чаровников. Для него оставалось загадкой, почему их язык ничуть не отличался от его родного.

Часы пробили два удара. Лев почувствовал его как в прошлый раз.

Мальчик боязливо подошёл к окну гостиной. Феоктист, именуемый Киноварным, ожидал у калитки с поднятой в приветствии шляпой.

Прятаться было бесполезно.

– Добрый день, хозяйки нет дома! – сообщил Лев с порога, надеясь спровадить гостя восвояси.

– Досадно, – мужчина отбил трость, стряхивая с наконечника землю. – Полагаю, моё скорое известие о приезде задержалось в пути. Трудно распоряжаться расписанием в преддвериях открытия врат. Всё же дела мои совпали с посещением Златолужья, а не откликнутся на просьбу госпожи Вежды было бы непочтительно и опрометчиво. Могу ли надеяться на то, что ты передашь хозяйке мой ответ?

Лев кивнул. Гость же продолжал тихонько обстукивать тростью порог дома, и мальчик запоздало опомнился:

– Проходите.

Поблагодарив, мужчина уверенно перешагнул порог. Какое же было удивление Льва, когда возникший в прихожей Проповедник подтолкнул носом пару тапочек. Такая услужливость кота успокоила мальчика. Киноварный явно был частым гостем в доме Бабы Яры.

К тому моменту в гостиной любая поверхность, что умело отражать, переливалась колкими искрами. Киноварный без промедлений устроился на ампирном кресле с резным подлокотником. Протерев линзу монокля, он вооружил им левый глаз.

– Быть может, госпожа Вежда успеет к нашей беседе, – сказал гость и указал на софу напротив себя. – Втроём мы бы быстрее пришли к решению вопроса.

Мальчик послушно уселся, между ними оказался только чайный столик. Лицо Льва охватил жар, будто через монокль сила взгляда Киноварного возрастала. Он вспомнил насекомых, которым не повезло в ясный день попасть под лупу братьев Харьковых.

Всё же гость передумал испепелять мальчика и, сняв монокль, заговорил:

– Итак, юноша, как самочувствие?

– Хорошо… то есть так себе.

– По словам госпожи Вежды, поправка идёт бодро, – сдержанно улыбнулся гость. Левая рука в воздухе плавно вырисовывала моноклем невидимые узоры, остальное же тело находилось в каменной неподвижности. – Также она поведала о том, что ты раскрыл о себе после пробуждения.

– Баба Яра рассказала вам обо мне? – Льва кольнула обида. – Когда?

– Между нами есть особые средства связи. Именно так я узнал, что прибыл раньше срока Вий и что, двое соискателей, к сожалению, не прибудут. Прошу извинить госпожу Вежду. Она поняла, как мне будет любопытна твоя история, и как тяжело тебе будет отвечать на личные вопросы дважды.

– Тогда вы теперь всё про меня знаете, – солгал Лев, рассчитывая тем самым уйти от ненужных вопросов. Он подумал, что проявил себя грубым и заносчивым, ведь гость, возможно, ждёт от ребёнка покладистости.

Киноварный пригладил бородку, прищуриваясь на окно:

– Ты, вероятно, не знаешь, что госпожа Вежда в расчёте на появление гостей никогда не снимает с плиты чайник. Пожалуй, заварю нам по чашке. Не против, Проповедник?

Он поднялся с кресла и, покривив смешно лицо, дал понять, что забота о чае ему по силам. Кот проводил гостя на кухню, и мальчик остался один в комнате с избытком пустующих мест. Его удивила ребяческая гримаса мужчины, которого после их разговора с Бабой Ярой представлял важным человеком. И всё-таки напряжение не спадало, ведь Льву предстоит обороняться расплывчатыми фразами в то время, когда сам он ждал спасательный круг, погружаясь в омут неведения.

Гость, заправляя в чужом доме, поставил перед мальчиком чашку чая с бесформенным куском сахара на блюдце. Мягкий вишнёвый запах заполнил комнату.

– Госпожа Вежда сообщила в послании, что мальчик без роду потерял сознания посреди многолюдной толпы. Подорожных и прочих грамот нет, зато есть побои на теле и истощение от неумелого чарования, – Феоктист Киноварный расслабленно помешивал ложкой чай, будто не видя, как изменился в лице мальчик. – Могу только предположить, каким доводом следовал городовой Боремир Сухой, когда принёс тебя к госпоже Вежде. А вот измышление хозяйки этого гостеприимного дома мне вполне понятны. Десятки людей каждый день незаконно пробираются в Златолужье в поисках лучшей доли. Многих выдворяют на родину. Некоторым удаётся задержаться подольше, избегая ока и длани закона. Иных же город затягивает в свои глубины, и там они исчезают навек. Ненужные сироты – лишние рты, которых община сплавляет с глаз долой, приходятся удобоваримой пищей для тёмных закоулков Златолужья.