Пароль «Питер»

– Докладывай, Горин, – стиснув зубы, оборвал его гипнотическое состояние Рартнер.

– Так точно! Прошу прощения, – смутился молодой человек и быстро продолжил: – Полковник Крамалев срочно вызывает майора Залесскую. С ней хочет та женщина поговорить, которую допрашивали неделю назад по взрыву на границе.

Алина пристально посмотрела на Женю. Участие в реальных допросах и прямое отношение к спецоперациям было только с его разрешения. Хотя и не под столь строгим контролем, потому что он полностью доверял жизнь и безопасность своей девочки другу Юрию Латынину.

– Машина уже ждёт, – напряжённо ожидая ответа, закончил Горин.

***

– Вы же понимаете, Евгений Аркадьевич, если бы это не было связано с группой, которая уже на месте…А сейчас у нас нет времени. Через два часа колонна должна выйти к ущелью, – нервно проговаривал полковник, ходя по кабинету, в котором уже сидели Алина и генерал Рартнер.

Крамалев глубоко вздохнул, прожигающе посмотрел на генерала и обратился к Алине. Все осознавали, что для него эта ситуация также оказалась внештатной, так как операцию разработал сам полковник Латынин и сам же принимал в ней участие. На основе показаний захваченных террористов, которые устроили подрыв на границе, было принято решение по обезвреживанию группировки, организовавшей этот теракт. Все данные тщательно анализировались. Алина помогала Латынину в изучении и подтверждении полученной информации. Участвовала в допросе завербованных женщин. Сегодня одна из них попросила аудиенции с ней. Именно с ней. И это стало прецедентом. А сейчас ответственность за происходящее здесь лежит на нём, на Крамалеве.

– Я готова, – не колеблясь, быстро и спокойно произнесла Алина, смотря на Рартнера. Но мысли её уже были далеко, ведь дело касалось ни больше ни меньше жизни Латынина.

В полутьме небольшой допросной по условиям были только два человека: Алина и худая женщина со смуглой кожей, чёрными, будто оборванными волосами, в наручниках и со скованными ногами, так, что их можно было переставлять только по миллиметру. Остальные сотрудники были в соседней комнате за стеклом, где велась запись.

Алина медленно прошла к столу, за которым уже сидела заключённая. Это был первый раз, когда она осталась один на один с таким человеком. Обычно допросы проводили другие люди. Алина была лишь наблюдателем. Зачастую за стеклом. Но эту женщину она хорошо запомнила. Её допрашивал лично Латынин. Но та, отвечая на его вопросы, упорно смотрела на Алину, сидевшую в кабинете чуть в стороне. Несмотря на то, что выглядела задержанная лет на сорок пять, по паспорту девушке не было ещё и тридцати. Личность её установили с трудом. В семнадцать лет она сбежала из дома, влюбившись в сильного и красивого мужчину, который оказался не тем, за кого себя выдавал. Эти уже стандартные истории Алина хорошо знала и досконально изучила. Так же ей были прекрасно известны все манипуляции, которые они используют. К провокациям она тоже была готова.

– Здравствуйте, Мария, – вкрадчиво, но уверенно произнесла она и села напротив. – Вы хотели говорить со мной? Я слушаю вас.

Женщина резко подняла на неё глаза, до этого упорно смотрящие в пол. Её русское имя было давно стёрто из её жизни. Стёрто вместе с миром в душе. Заменив его на воинственную Малию, жизнь которой стала борьбой и войной. Войной внешней и войной внутренней. Малия прожгла её взглядом, а затем, сделав глубокий выдох, снова опустила глаза. Ещё несколько минут они провели в полном молчании. Алина понимала, что Малия всё ещё борется. А значит, то, что она хочет сказать, было жизненно важно. Наконец, женщина медленно подняла на неё измученный взгляд, хотя он ещё не был опустошённым. Но и уже не был горяще ненавидящим, как раньше. Сейчас он был изучающе молящим. Молящем, чтобы её услышали. Услышали глазами и поняли сердцем.

– Не надо в ущелье, – тихо, сквозь зубы, на русском и с акцентом произнесла Малия. – Там смерть.

– Вы хотите сказать, что всё, что вы и ваши…другие задержанные рассказали до этого – это ложь? – так же профессионально спокойно и тихо продолжила Алина, почти не шелохнувшись, только слегка поведя глазами в сторону стекла, представляя, какой переполох наделало там это заявление.

– Ловушка. Их ждут. Устройство Фати было слабым, поэтому жертв не так много, поэтому нас быстро нашли. Наша задача привести в ущелье ваших людей, – выразительно посмотрела она на собеседницу.

– Почему я должна вам сейчас поверить? – Алина неслышно сглотнула ком в горле. Перед глазами предстало лицо Юры. При этом её лицо оставалось неизменно холодным и строгим.

– Каждый сам выбирает, во что ему верить. И каждый сам несёт ответственность за свою веру, – глаза женщины загорелись. И она как можно тише, но очень быстро заговорила на другом языке, немного покачиваясь вперёд и назад, будто читая молитву.

Алина снова бросила краткий взгляд на стекло, показательно выдохнула, а затем слегка опустила голову вниз, создавая впечатление, словно она ждёт окончания покаяния для продолжения беседы по существу. На самом деле Алина внимательно слушала всё, что начитывает Малия. Это была не молитва. Женщина говорила с Алиной на урду. На первом её допросе Алина обратила внимание на её настоящую молитву на языке, который в Афганистане, откуда та приехала, не так распространён, как в Пакистане и Индии, и задала вопрос по этому поводу. Алина знала несколько индоевропейских языков романской и германской группы, а с появлением новых задач поставила себе цель изучить не только сам персидский, но и близкие к нему диалекты. Язык урду был скорее её развлечением и одновременно вызовом. Юра его знал. И это был ещё один сближающий фактор, позволяющий им быть только вдвоём, находясь на виду у всех, обмениваясь фразами на этом языке. И тогда, удивлённая тем, что задержанная его знает, она не смогла устоять и использовать свои знания на практике. Малия была не менее впечатлена таким развитием событий. И в этом увидела знак. Знак того, что её Бог её услышал. Вера её была ненапрасной. Девушка с глубокими чистыми глазами, скрывающая честность и духовность за строгостью и непоколебимостью образа, смотрелась в этих стенах, как ангел из любой религии. Малия отвечала на вопросы мужчины, но пронизывающе смотрела на его коллегу, не веря своим глазам. Не веря своему возможному спасению.

Малия делала вид, что молится. На самом деле она чётко продумала весь текст, обращённый к Алине. Времени совсем не было. Каждое слово и каждая фраза должны были отразить её послание. Её условие сделки. Другого шанса точно не могло быть.

– Моего мужа зовут Абдулла Мохамед Разим Рахий. Он возглавляет группу смертников. Они уже давно в твоей стране. Будут подрывы, много подрывов. Их пять человек. Двоих уже нет, – быстро говорила она.

Алина моментально анализировала данные: один взрыв был год назад в Питере, ещё один полгода назад – в Москве. Значит, будут ещё. На границе ловят трёх человек. Устройство действительно было маломощным, что удивило экспертов. Террористы дают показания, где располагается группировка. Ложные. Чтобы заманить. Всё сходится. Вопрос: что взамен?

– У нас есть сын. Ему четыре года. Его зовут Серих. Мы называли его наш Желток. Он живёт у других людей в Иране. Я хочу, чтобы ты отправила ему посылку. Ты можешь её посмотреть. Там нет тайны. Там информация о его родителях и банковская карта. Запоминай ячейку и пароль…Сегодня я умру. Но я хочу, чтобы мой сын жил, – пропела Малия молитвенным тоном на урду.

– Я дам точные координаты места расположения и имена. Взамен я хочу поговорить со своими родителями. Я не видела их десять лет, – вздохнув от своей же быстроты информационной ленты, на русском, с акцентом произнесла она уже на публику, будто её раскаяние и покаяние перед родителями – это и есть условия сделки.

– Я Вас услышала. Ваша информация будет передана. И мы сообщим своё решение. Это всё, что вы хотели мне сказать? – ещё холоднее спросила Алина, слегка приподняв голову. Придавая образу наигранно надменный вид.

– Мы спасаем тех, кого любим. Любовь спасает нашу душу, – Малия снова перешла на «молитвенный» урду и снова пронзила её взглядом.

Алина поняла, что так она подтвердила, что знает про её чувства к мужчине, который проводил допрос ранее. И эта сделка между двумя женщинами, ценой которой является жизнь любимых ими мужчин. Сделка чести. И религия здесь уже неважна. Душа, как она есть и любовь, пронизывающая сердце мельчайшими капиллярами, только это по-настоящему важно. Любящие женщины, женщины-матери это знают и чувствуют.

Ответив на её взгляд своим, принимающим условия, Алина спокойно поднялась с места и размеренно прошла к выходу.

***

– Мы должны остановить колонну! – Алина не могла спокойно сидеть. Сжимая кулаки, упиравшиеся в стол, и стискивая зубы, она в упор смотрела на полковника Крамалева и повторяла эту фразу.

– Алина Александровна, мы не знаем, можно ли ей верить. Это похоже на бред. С чего вдруг она поменяла показания? Почему сейчас решила сказать эту самую правду? Не поздновато она вспомнила про родителей? Это тоже похоже на ловушку. Вам ли не знать их уловки? – почти кричал, но ещё сдерживал себя полковник, озираясь на генерала, ходя по кабинету из стороны в сторону и махая руками. – Показания были тщательно проверены самим Латыниным. Операция подготовлена и согласована. Колонны уже в пути. Мы не можем, не можем просто взять и всё отменить!

– Алина, у нас действительно нет времени. Это очень серьёзная заявка. Ты уверенна, что эта правда? – перебирал пальцы всегда спокойный генерал Рартнер.

– Думаю…что…да…Да. Я уверена. Я абсолютно уверена, – слегка замешкавшись вначале, но затем чётко и твёрдо произнесла Алина. Она, безусловно, понимала, что происходит и насколько это всё серьёзно. Она отдавала себе отчёт в том, что это решение может разрушить её жизнь и карьеру Рартнера, который доверяет ей и ручается за неё. А ещё от этого зависела жизнь Юрия. Оценить ситуацию и принять решение необходимо было прямо сейчас. На кону было всё. Ни больше и ни меньше.

***

Алина сидела на больничном стуле в одиночной палате и осторожно держала за руку полковника Юрия Латынина. Она уже побывала в палате у его основной группы. Ребята, как всегда, с восхищением встретили её. Дружески подбодрив их, как братьев, Алина, выдохнув облегчение, тихо закрыла за собой дверь.

Она уже знала, что он остановил свою колонну и, преградив путь половине колонне полковника Дранаря, который отказался принимать новый приказ, таким образом спас жизни нескольких сотен человек. Три первые машины во главе с полковником Дранарём были подорваны в ущелье сразу. Ещё две, следовавшие за ними, завалило камнями, погребя заживо. Остальные приняли оборонительную позицию, но были накрыты шквальным огнём. Латынин со своей колонной помогал, как мог.

– Что она точно сказала, Алина? – почти шёпотом, серьёзно переспросил Латынин, чувствуя её прикосновение, но не в силах на него ответить.

– Спасём тех, кого любим, – осторожно улыбаясь, тихо произнесла она на урду, стараясь сделать это с акцентом, чтобы не было ни единого шанса расшифровать, если вдруг идёт запись.

Алина никогда не забывала про осторожность. Она всегда была не чеку. Каждое её слово и каждое её действие, каждое движение, как на работе, так и в повседневной жизни, было заключено в рамки. В рамки безопасности. Этому её учил Рартнер.

И без того сосредоточенное лицо Юрия застыло, будто онемело. От напряжения непроизвольно слегка дёрнув скулой, он закрыл глаза и сглотнул комок острой боли. Боли запретной любви.

Алина чувствовала то же самое. Эти незримые нити горели огнём внутри и были сплетены крепче любых морских канатов. А невозможность изменить ситуацию ещё больше сближала их в молчаливом порыве соединения. Это была не страсть тел, это была страсть их душ. И оба они успешно скрывали эту платоническую, разрывающую их связь от всех.

Про настоящую сделку никто не узнал. Специалистов по урду было не так много, а запись молитвенных слов была недоступна для детальной расшифровки. Алина позаботилась об этом сразу после окончания разговора. И так как новые показания смертницы оказались правдой, большая часть колонны была спасена, а террористическая группировка ликвидирована благодаря оперативному руководству полковника Латынина, все принимавшие тогда решение должны были быть приставлены к наградам. Зацепиться было не за что. Террористка по имени Малия, Мария Михайловна Горищева по рождению, скоропостижно умерла на следующий день. Расследование показало яд, заранее принятый и медленно убивающий…в течение семи дней.

***

Все уже почти привыкли к союзу Алины Залесской и Евгения Рартнера. Кто-то осуждал, кто-то завидовал, кто-то негодовал, кто-то относился с пониманием. Дочь генерала сначала с осторожностью принимала гостью, а потом искренне полюбила её. Она давно не видела отца таким счастливым. Алина же казалась ей тем лучом света, который вытащил его из темноты работы и рутинности жизни, при этом оказавшись честным и искренним человеком. Польстило и её мужу, испанцу, общение на родном языке, который Алина знала в совершенстве. Не мог смириться с этим только сын генерала. Он возненавидел её, посчитав карьеристкой и охотницей за наследством. Хотя отношения с отцом у него и без того были натянутыми. Руслан не пошёл по его стопам, а ударился в бизнес, где не всегда преуспевал. В связи с чем попеременно скатывался в долги, а следовательно, и в кредиты, которые не стеснялся закрывать при помощи отца. Таким образом, он был полной противоположностью генерала: импульсивный, безбашенно рисковый и эгоистичный молодой человек. Ему были присущи расточительство, чванство и гордыня.

Так прожив и проработав почти три года, Алина и Евгений Рартнер были счастливы в своих отношениях. Даже рабочие трудности не мешали их яркому, но тихому союзу. Алина ничего не требовала. Она просто была любима и отвечала тем же. Евгений всё так же боготворил свою девочку.

***

Генерал Рартнер знал, что кто-то начинает операцию по подрыву его неприкосновенности и явно хочет прибрать к рукам его отдел. Изучая и собирая информацию по последним странным событиям и несостыковкам, он косвенно, но выходил на Межецкого. Прямых доказательств не было. Он знал, что когда-нибудь этот момент должен был наступить. Их скрыто открытое противостояние длилось уже довольно долгое время. Сейчас же ситуация складывалась совершенно не в пользу Рартнера, и, казалось, его оппоненты решились на отчаянный шаг. Генерал это чувствовал. Уже как полгода он анализировал происходящее и составлял планы по решению вопроса. Он прекрасно понимал, что от этого будет зависеть не только его судьба, но и судьба его…

Алина чувствовала сильную напряженность в Женином поведении, но до конца не понимала суть вопроса. Он не делился с ней своими опасениями, предпочитая решать всё самостоятельно, стараясь оградить её, насколько это возможно. А сейчас её мысли и вовсе были заняты ожиданием результатов после очередной поездки в Питер и стараниями отвлечься от этого путём погружения в работу. Две неудачные попытки ЭКО не могли пройти для неё бесследно. Алина не показывала свои страдания открыто. Никто об этом и не знал. И только лишь сплетни, неподкреплённые доказательствами, колыхали рабочие будни. Рартнер страдал не меньше. Не то, чтобы он хотел детей, скорее он видел, как переживает она. Он понимал, что ей это нужно. И пытался сделать всё от него зависящее: нашёл лучшую клинику, лучшего доктора, организовал полную секретность мероприятия. Для всех в Питер они ездили на выходные, на отдых. А также, как мог, поддерживал её психологически.

***

– Алина, девочка моя, ты уже собрала вещи? – Рартнер вернулся с работы поздно и с трепетом, будто боясь, что не найдёт её дома, прошёл по длинному коридору просторной четырёхкомнатной квартиры.

– Здравствуй, – нежно улыбнулась она, увидев его в дверях гостиной. – Конечно, как и ты и просил. Вот в этой сумке всё самое необходимое, а в чемодане вещи на пару недель.

– Умница. – Он подошёл и, как всегда, с обожанием обнял и поцеловал её, краем глаза оценив обстановку, чтобы убедиться, что всё в точности, как он и велел.

– Может быть, всё-таки не стоит мне уезжать? Тем более так далеко. Я могу дома побыть. Почитаю, погуляю. И ты рядом будешь каждый вечер. Да и к тому же ещё же неизвестно, что там и как. Есть ли смысл отдыхать? Лучше б результатов дождаться.

– Вот на природе, в тишине и спокойствие, и дождёшься. Какой здесь отдых? Всё равно отвлекаться на работу будешь. Нет. Всё решено. Завтра едем, – спокойно и не выдавая свои переживания, чуть улыбался Евгений.

Он обнимал её не только руками, но и глазами, пытаясь как можно на дольше запечатлеть и сохранить любимый ему образ, зная, что расстаются они надолго…возможно, очень надолго.

***

– ЗАГС? – изумилась Алина, когда машина сделала неожиданную остановку в пути и подвезла их к административному зданию. – А как же санаторий?

– Вот после регистрации и поедем, – расплылся в осторожной улыбке Рартнер.

– Женя, я не понимаю…Да и платья у меня нет…И как нас распишут, если мы не подавали заявление и вообще рано ещё, он же закрыт?! – хлопала она глазами, оказавшись совершенно неготовая к таким сюрпризам. Это было не в стиле её генерала. Их личная жизнь была размеренной и спокойной. Они всегда обо всем заранее договаривались и находили компромисс в любом вопросе. Спорных моментов почти и не было, секретов и тайн тоже.

– Заявление есть. Нас ждут и распишут вне очереди. Не волнуйся. Я обо всём договорился. А платье необязательно. – Он уже открывал дверь машины и подавал ей руку.

Рартнер понимал, что их отношения, так же как и его карьера, под угрозой. И если на работе противник вполне себе ясен и понятен. А суть только в том, кто кого переиграет, то в личной жизни всё оказалось сложнее. Он был настолько оглушён и ослеплён своим счастьем, что не замечал ничего вокруг. А ведь его девочка совсем ещё молодая. И хотя в её характере была удивительная способность не зависеть от мнения окружающих и абстрагироваться от всех слухов, проблему с её статусом необходимо было решить. Кроме того, она хотела родить ребёнка, а для этого вопрос семейного положения был ещё более актуален. Жаль, что это решение он принял в самый последний момент. И то, что им предстояло пережить дальше, было куда тяжелее всех слухов и сплетен. Но если что-то он и мог сделать для своей обожаемой Алины, он делал это сейчас.

До санатория они добрались только к вечеру. Но даже в уставшем состоянии Рартнер не стал упускать возможность насладиться своей, теперь уже законной молодой женой. Нежно обнимая её и рассматривая кольца на их безымянных пальцах, он пытался забыться хотя бы на этот вечер и до последнего не волновать Алину.

– Между прочим, Рартнер Алина Александровна, вам это кольцо и без платья идёт. И мне так даже больше нравится, чем в одежде и без кольца, – прошептал он ей на ушко, снова покрывая поцелуями.

Алина слегка усмехнулась, улавливая в шутке долю горечи. Да и вообще, в этих странных и срочных решениях она явно ощущала подвох. Её интуиция её ещё никогда не подводила. Но она, как обычно, не требовала от него ответов. Она ему верила и знала, что всему своё время. Рядом с ним она всегда чувствовала себя защищённой.

***

Субботний день пролетел незаметно. Прогулки на природе и отключённый телефон действительно дали возможность голове отдохнуть. И хотя бы на день выпасть из рабочего колеса, перемалывающего всех, кто даст слабину, и колеса жизни со множеством ответвлений и несостыковок, со всеми нескладностями и превратностями. По плану Алина должна была остаться в санатории ещё на две недели, а генерал должен был вернуться в город.

После ужина Рартнеры поднялись в свой номер. Аккуратно оглядевшись по сторонам и на соседние номера, генерал осторожно закрыл за собой дверь.

Пока Алина переодевалась, он плотно зашторил окна. Отключил гостиничный телефон и внимательно осмотрел номер на предмет изменений, которые могли произойти в их отсутствие. И на вероятность появления новых объектов, в том числе под крышкой стола, на плафонах и в других местах, где удобно было установить подслушивающее устройство.

– Где твоя дорожная сумка, Алина? Собери её сейчас. Только всё самое необходимое. А твой чемодан положим в мой, – строго сказал он, полностью подавив романтический настрой их выходных.

– Что? Мы что уезжаем? – остановилась она в недоумении, поддерживая полотенце, в которое обернулась после душа.

– Да. Уезжаем. Оденься как можно удобнее для долгой дороги. И как можно незаметнее, чтобы не привлекать внимания.

– Женя, что происходит? Что случилось? В последнее время ты ведёшь себя слишком странно, – как обычно, не показывая волны беспокойства нахлынувшей на неё, Алина, стиснув зубы, но мягко задала уже прямой вопрос.

– Алина, у нас мало времени. Делай то, что я тебе говорю. Я всё объясню, – кусая губы, наконец, сам приняв то, что с ними происходит, осознавая, что может произойти, Рартнер серьёзно, но с мольбой и любовью посмотрел на жену.

Повторять Алине ничего не нужно было, через двадцать минут она сидела перед ним одетая и с собранной сумкой, которую утром успела уже разобрать.

– Хорошо. Молодец, девочка моя. – Рартнер положил её чемодан в свой большой, изрядно потеснив свои немногочисленные вещи. И, сев перед ней на колени, взял за руки. Он упоительно поцеловал их, прислонился лбом и потом пронзительно посмотрел ей в глаза. – Алина, хорошая моя, любимая моя. Помнишь, я говорил тебе, что в нашем мире никто не должен зарекаться. Здесь может случиться всё, что угодно. И недоброжелатели окружают нас повсюду. Помнишь, я учил тебя радоваться жизни. Но никогда не терять контроль над собой и над ситуацией, следить за каждым своим словом, движением и даже мыслью? Сейчас пришло время вспомнить всё, о чём мы с тобой говорили, всё, что я просил тебя запомнить. Алина, завтра я уезжаю обратно в Москву, как и было запланировано. А ты едешь в Питер. Сейчас.

– Что? – вспыхнула она.

– Слушай меня внимательно и не перебивай. От этого зависит твоя жизнь. Уже несколько месяцев за мной идёт наблюдение. Я обсудил эту ситуацию с надёжными людьми. Затевается что-то плохое и очень масштабное. Я не хочу, чтобы ты попала в эту мясорубку. По крайней мере, в самый её центр. Поэтому ты должна уехать. Я спрячу тебя. Я всё продумал.

– Мясорубка? О чём ты говоришь? Спрятать? Но не лучше ли будет мне находиться рядом с тобой? Я буду помогать. Я не хочу бежать. Как я могу? Я твоя жена. – Алина вскочила с места. Скрывать взрыв эмоций уже было бесполезно, представленная ей информация была слишком серьёзна и слишком болезненна.

– Алина, сядь, – выждав паузу, дав ей высказаться и вылить своё отчаяние наружу, Рартнер тяжело вздохнул и строго выговорил: – Пожалуйста!

Слегка вздрогнув и будто протрезвев от накатившей истерики, которых никогда себе не позволяла, она, поджав губы, вернулась в кресло. В полном молчании, смотря друг другу в глаза, они просидели несколько минут. Заново осознав всё сказанное ей ранее, Алина покачала головой в знак согласия и в подтверждение того, что готова слушать дальше.

– Хорошо, милая. Умница, – снова глубоко выдохнув, тихо произнёс он. И уже твёрдо продолжил: – Алина, за мной придут со дня на день. Я не знаю всех их планов. Но точно знаю, что в это время тебя здесь быть не должно. Тебе нужно уехать. Я всё улажу и приеду за тобой. Сейчас я расскажу общий план. Я подготовил чёткие инструкции. Ты их будешь получать поэтапно. Первый конверт уже лежит в твоей сумке. Его ты вскроешь в автобусе. Ты едешь в Питер как турист. Но не напрямую. Придётся попетлять. По приезде тебя встретит мой друг. Он скажет пароль. Его ты прочитаешь в первом конверте. Он отвезёт тебя в гостиницу, там будет следующее послание. К этому человеку ты можешь обращаться в случае острой необходимости, но афишировать ваше знакомство нельзя. Все письма сразу уничтожай. Ничего не храни. В гостинице не задерживайся. Прими душ, переоденься и сразу уезжай. В конверте будет адрес и ключи от квартиры, где ты будешь жить. В квартире будут следующие инструкции и новый паспорт. Старайся не пользоваться такси, в метро меняй направления несколько раз. Нужно исключить слежку. И никто, слышишь, никто не должен знать, где ты живешь. Официальная регистрация у тебя будет в другом месте. Ты будешь работать в районном управлении полиции. Там служит ещё один мой старый друг. Он присмотрит и поможет при необходимости, но тоже неофициально. Ты будешь работать психологом. В это время проходят стандартные тестирования личного состава. С должностными инструкциями проблем не должно быть. Психология – это твоя стихия.

Как бы Алина не впитывала информацию, как бы не была сосредоточена, понимание рухнувшего мира, её мира, не давало до конца собраться.

– Но как? Сколько это будет продолжаться? Мы что, совсем не будем общаться? Как это? – резко посыпались у неё совершенно непрофессиональные эмоциональные вопросы.