Рождение легенды

– Как видишь, уцелел! – хмыкнул старик, невольно удивляясь женской глупости. – Сломал правую руку и сильно порезал предплечье.

– И что случилось потом?

– Меня принесли домой, промыли и перевязали рану, соединили сломанные кости и наложили на руку лубок. Шли дни, а рана никак не хотела заживать, начала гноиться, да и в переломанном месте боли становились всё сильнее и сильнее. Потом появился жар, и я впал в беспамятство.

– А родичи, шаман? – не выдержала девка. – Они ж могли как-то тебе помочь!

– Отец сел на лошадь, взял меня на руки и поскакал к самому лучшему лекарю в Новогороде. Тот был очень старым, тощим, с большой продолговатой головой и седой жидкой бородой. Он едва ходил и плохо видел. Как теперь я! – хохотнул Коваль.

– Не говори глупости! Лучше рассказывай про свою жизнь дальше!

– Тот лекарь предупредил отца, что лечение будет долгим и тяжёлым, а потому меня нужно оставить у него. Моя же рука совсем плоха, и ежели боги надо мной не сжалятся, то её придётся отрезать. А воином я уже никогда не стану! Отец поверил сказанному им, оставил денег на моё пропитание и ускакал.

– Но она ж у тебя хорошо работает, я вижу! – удивлённо воскликнула Влася.

– Перестань меня перебивать, болтливая баба! – рявкнул старец. – Ещё раз встрянешь, не буду ничего тебе рассказывать!

– Молчу-молчу, ты продолжай!

– Лекаря звали Горазд, что значит «искусный», но это оказалось не имя, а прозвище, которое люди сами ему дали. Он выдавил и убрал гной у меня из раны, наложил на неё какие-то свои мази, приготовленные из толчёных трав, залил всё медвежьим жиром и хорошенько перевязал. А пока я был в беспамятстве, лекарь заново переложил и соединил сломанные кости, закрепил руку промеж выструганных дощечек, туго замотал её холщовыми лентами, а потом поместил в какой-то хитрый берестяной лубок по самый локоть и так там закрепил, что я мог шевелить только кончиками пальцев.

Коваль надолго замолчал, словно заново переживая случившееся с ним в далёком детстве, а Влася затаила дыхание, боясь в очередной раз рассердить рассказчика.

– По первости родичи ещё приезжали проведать меня, – снова заговорил старец, – но потом такое случалось всё реже и реже. Даже показалось, что обо мне забыли. А может, к этому дело и шло. Моя судьба круто менялась. Только потом я узнал о замысле лекаря обмануть моего отца, в чём я невольно ему помог. Горазд быстро старел и понимал, что долго не проживёт. Ему нужен был ученик, которому лекарь хотел передать свои знания и умения. Почему Горазд остановил свой выбор на мне, о том теперь лишь остаётся догадываться.

– И что, он стал обучать тебя своему делу? – не выдержала и спросила Влася, тут же в испуге прикрывая рот ладошкой.

– Оказывается, у него умерли все родичи, – будто не расслышав вопрос девушки, неспешно продолжал старец. – А это очень тяжело – жить одному, разговаривать с самим собой. Вот Горазд и выплеснул всю свою любовь на меня, стараясь как можно скорее сделать из маленького мальчика помощника себе.

– А ты помнишь, каким Горазд был? – пошевелила плечами и спиной девка, вынуждая Коваля слегка изменить положение своего тела.

– Мудрым, добрым, заботливым, а самое главное – совершенно беззащитным и беспомощным стариком. Иногда мне становилось просто очень жалко старика. Но ты бы видела, как он преображался, когда склонялся над больным или раненым человеком! Его движения становились твёрдыми и быстрыми. Лекарь мог резать плоть, зашивать раны, принимать роды. И пальцы на руках у него никогда не дрожали.

Старец слегка закашлялся, прочищая пересохшее горло, и продолжил:

– С начала весны и до конца лета каждое утро мы с ним ходили по полям и лесам, собирали впрок целебные растения, много разговаривали, а вечерами Горазд учил меня смешивать травяные сборы, готовить отвары и разные мази, а также разбираться в циферках и буковках. Учитель любил повторять, что читать и писать должны уметь не только князья, воеводы и купцы, но и лекари тоже. С каждым днём становилось интереснее и интереснее рядом с ним. Постоянно у крыльца его дома сидели люди, ожидая своей очереди, подходили новые, иногда подвозили на телегах раненых ратников, приводили коней, коров, овец и даже собак. И всякой живой душе лекарь старался помочь, а мне показывал и объяснял, что делает и как лечит. Иногда за лекарем приезжали слуги богатых и знатных горожан, а порой и от самого князя, и Горазд вынужденно бросал свои дела и куда-то ехал. А это он не любил больше всего!

– Но они ж платили ему большие деньги, можно было и потерпеть! – хмыкнула девка.

– Лекарь почти никогда не брал денег, – произнёс Коваль, чеканя каждое слово.

– Вот те на! – удивление и непонимание слышались в её голосе. – Но чем-то же с ним люди расплачивались?

– Приносили хлеб, мясо, яйца, мёд, пиво, овощи – кто что мог! А ежели человек ничего не имел, то и простых слов благодарности хватало! И только изредка принимал серебряные и даже золотые монеты из руки какого-нибудь богатея, поскольку знал, что тот от этого не обеднеет.

Оба замолчали, заново обдумывая сказанное и услышанное.

– Неужто родичи не захотели забрать тебя обратно? – любопытство Власи было неиссякаемым.

– Помню, как однажды прискакал отец с двумя своими братьями и громко позвал лекаря из дому. Тот пошёл на зов, а я испугался и выскочил на крыльцо вслед за ним. Мне очень хотелось остаться, и ты знаешь, на требование отца помахать правой рукой я притворился, будто она у меня совсем не поднимается.

– А они, что они?

– Старший брат громко захохотал и сказал: «Коли парень не может быть воином, то пущай прозябает лекарем в дружине, туда ему и дорога!»

– И тебя оставили в покое? Больше не приезжали?

– Ты и сама знаешь, что никакому роду не нужны убогие и однорукие дети! Это лишние голодные рты, а пользы никакой. От них всегда пытаются избавиться. Родичи снова забыли обо мне. Надолго.

Старец умолк, думая о чём-то своём.

– Но потом ты всё же попал домой? – не унималась Влася. Её, похоже, всерьёз заинтересовал рассказ старика. – Что дальше-то случилось?

– Умер мой дед. Люди стали собираться на тризну, а потому отец вынужденно приехал за мной. Обычай требовал, чтобы краду поджигали ближние родичи, невзирая на то, какие промеж них были отношения, – Коваль провёл сухой ладонью по худому аскетичному лицу, приминая седую бороду. – Отец тихо вошёл в дом и долго наблюдал за мной. А в ту пору Горазд уже почти не вставал с постели, потому больных и раненых лечить приходилось мне. Кажется, тогда отец понял наш с лекарем обман про мою правую руку.

– Ещё, ещё говори! – взмолилась девка.

– Всё. Пора домой. Устал. Нужно отдохнуть. Ты хотела узнать, как я научился лечить людей и зверей? Я тебе рассказал.

Недовольно нахмурив брови и выпятив губки, Влася снова подхватила сухонькое тело старца своими сильными руками и повела в сторону посёлка.

Глава 6

В покоевых хоромах в кресле у окна сидел необъятных размеров болярин Таислав и исподлобья наблюдал за князем Гостомыслом, вышагивающим из угла в угол просторной одрины, богато убранной звериными шкурами.

Улучив мгновение, когда тот остановился, болярин вполголоса произнёс:

– Что тебя гложет, государь? Неужто последний разговор с родичами о наследнике? Ведь всё в твоих руках. Как решишь, так тому и быть. Никто супротив пойти не посмеет!

– Ты знаешь, Таислав, я иногда думаю о том, как хорошо, что у князя Волемира был только один сын, иначе нынче за столом сидело бы не пятеро княжичей, а три или четыре десятка злых и голодных до власти и богатства мужчин!

– Не зарекайся, княже! Сам вон из последнего похода троих новых княжичей привёз, о которых никто слыхом не слыхивал, а могло бы быть и четверо, пятеро, – толстяк ухмыльнулся и хлопнул себя ладошками по жирным ляжкам. – Много ли отец твой, князь Буривой, рассказывал о своём деде, прадеде и их ближайшей родне? А вдруг ещё невесть откедова княжичи и княжны вскорости в Новогороде объявятся? Я уж этому не удивлюсь!

– Может, ты и прав. Мало мне о родне ведомо. Знаю лишь, что страну нашу в кулак единый собрал князь Годислав. Воин и правитель, говорят, был знатный! Три сына у него имелось: Вратибор, Переяр и Волемир. Двое старших погибли. А как – о том ничего не сказывали. Тайна там какая-то есть. Про князя Волемира – моего знаменитого прадеда – тебе и без меня всё известно.

– Надо поспрошать старых людей, вдруг кто помнит, имелись ли у Вратибора и Переяра дети.

– Мне кажется, Таислав, таких стариков уж давно в живых нет!

– Но дети их и внуки остались. Вдруг найдём того, чей предок был в ближнем круге князя Годислава!

– Что ж, ежели сможешь, займись и этим делом.

– Гляжу я на тебя, государь, и вижу, как ты после смерти князя Буривоя и возвращения с Вины сильно поменялся в разговорах и суждениях, о чём-то много думать стал. Откройся, не держи в себе мысли мрачные. Сам ведаешь, дела тяжкие сподручнее с кем-то вместе обдумывать и решать. А для этого я и надобен!

– Что ж, давай поговорим, – князь прошёл к противоположному окну, возле которого располагался небольшой дубовый столик на высоких ножках, и тяжело опустился в низкое массивное кресло. Рука его потянулась к деревянной резной полке, закреплённой на стене, и поочерёдно взяла оттуда и переместила на столешницу два больших свитка.

Таислав сразу узнал карту Биармии, которую любовно разглаживали ладони правителя страны. Он сам тоже не единожды склонялся над ней, строя планы и мысленно водя по окраинам дружины ратников.

– Здесь на бычьей коже нашими умельцами начертаны две сотни городов, крупных посёлков, крепостей и посадов, которые под свою руку сумели взять мои предки, создав огромную страну, – голос князя Гостомысла звучал спокойно и задумчиво. – В каждом городе и крепости сидит князь со своим родом и дружиной. С некоторыми из них пришлось долго воевать, заставляя подчиниться нам. Лиц многих совсем не помню. Скоро я призову этих людей в Новогород, и они принесут мне клятву верности, вот только кое-кто из них непременно окажется предателем, и нам придётся силой оружия усмирять очередной бунт. Погибнут сотни воинов и мирных жителей. А виной тому жажда власти и золота какого-нибудь одного глупого мелкого князька!

– Так было всегда, так будет и впредь, – развёл в стороны руки Таислав. – Тут ничего не поделаешь. Или хочешь что-то поменять?

– Ну-ка, смотри сюда, – князь стремительно развернул второй длинный свиток. – Узнаёшь? Здесь указаны имена всех князей, посадников и даже воевод, кто теми городами и крепостями владеет, а также имена их преемников. Ты никогда не задумывался, почему ни князь Волемир, ни князь Буривой не отдавали захваченные города во владение своим ближайшим родичам? Ведь тогда предательств стало бы меньше?

– Думал я о том, государь! – как-то сразу сник и погрустнел толстяк. – Тому разные причины были, да и нынче они остались.

– Ну-ка, расскажи мне о них!

– В нашей стране исстари повелось, что князем величают владетеля города или большой крепости, верно? Этого человека поддерживает и ему подчиняется весь его род, иногда целое племя, а самое главное – воинская дружина. И чем род многочисленнее и сильнее, тем больше власти забирает в свои руки тот правитель. Бывает, что и соседний город может захватить. А вот ежели князь не сумел своих сыновей и внуков землями и городами наделить, то они так до самой смерти будут княжичами именоваться.

– Как же тогда мой дядя Корлин из княжича вдруг стал князем?

– А ты не сумлевайся, государь, он по праву назывался князем! Старший брат сделал его главным воеводой над всеми своими дружинами, да ещё землями разными одарил. Теми, что у Варяжского моря лежат. Крупных городов там, конечно, никто не построил, но зато крепостей мелких хватало.

– Но ведь князь Корлин никогда не хаживал в те земли!

– И что из того? Земли те когда-то князь Волемир завоевал. Вожди местные дань исправно платили, супротив власти Новогорода не выступали, вот твой отец мог отдать их кому угодно. Как-никак, он верховным князем был, каким и ты вскоре станешь.

– Тогда почему всё-таки правитель страны в захваченных городах своих князей не ставил? Ты мне так и не ответил!

– Да потому, что пришлось бы местного князя, старейшин рода и половину жителей перебить, иначе людей к покорности привести нельзя. Неужто сам того не разумеешь? А дабы власть у нового князя не отняли, пришлось бы часть новогородской дружины там оставить, – Таислав поднялся на ноги и даже повысил голос. – На такие гарнизоны никаких войск и казны не напасёшься!

– Ну-у, – протянул князь Гостомысл. – Об этом я тоже много думал. Есть правда в твоих словах.

– Прости меня, государь, разгорячился я и лишнего наболтал! – неожиданно хрипло промямлил толстяк. – Но ты теперь за отца нам, стало быть, за всё в ответе!

– Кто же мне ещё правду в глаза скажет? На то и нужны ближние боляре, чтобы тайные думы им свои доверять.

– Тогда позволь спросить, княже?

– Спрашивай, не бойся!

– Вижу я, не даёт тебе покоя предстоящий поход Антона с братьями на Великие озёра и море Варяжское. Чую, много камешков подводных в этом решении спрятано. Замыслил ты что-то неладное, не по совести и не по правде нашей.

Долго молчал князь Гостомысл, собираясь с мыслями.

– Давеча за столом я говорил, что ближним наследником моим должен стать Антон. Вот только не лежит у меня к нему сердце. Чужой этот княжич, викинг. Опасаюсь я его. Взгляд такой, словно внутрь тебя заглядывает. Больше молчит, но говорит по-нашему хорошо и умно. Видать, Клепп парня в правители готовил и всему нужному для этого научил. Да ещё и воин он наипервейший, равного которому у нас в Новогороде и у викингов не сыскать. Но не должен княжич и будущий князь Биармии поединщиком супротив простых ратников выходить, рубиться мечами аки наёмник! Потому и хочу его с братьями далече от Новогорода услать, а там посмотрим, как боги рассудят.

– Ну а сам кого в наследники хочешь, государь? Ежели умишком пораскинуть, то стоящий в очереди второй княжич тебе и даром не нужен! – хохотнул Таислав. – Оно понятно, что по воле отца князя Буривоя ты должон обучать всему родича Кужела, но, сдаётся мне, бестолковая это затея.

– Правду ты молвил. Из княжичей ближе Вадим. Зело умён, хитёр и изворотлив. В каждом деле выгоду свою ищет. Никому спуску не даст. Такой и должен правителем быть! Его отец ему во всём уступает.

– Но горяч он излишне, безрассуден и болтлив!

– Ничего, повзрослеет – сдерживать себя научится!

– А что делать будешь, княже, коли Антон огнём и мечом по землям вкруг моря Варяжского пройдёт, данов и свеев усмирит и с победой в Новогород возвернётся?

– Многие лета у него уйдут, дабы поход сей дальний завершить. Не верю я, что уцелеть он сможет! – криво усмехнулся князь Гостомысл. – Но оставлять его здесь никак нельзя. Сам ж видел, как на него Вадим смотрел? Не миновать промеж них свары! Дело может до смертоубийства дойти!

– Что ж, как боги распорядятся, так тому и быть. А не забыл ли ты, князюшка, как мучился душой отец твой князь Буривой, отправив брата своего сводного Кагеля посадником на Вину? Понимал ведь, какую подлость совершает, жизнь ему и ближним людям ломая! Неужто также с Антоном и его братьями хочешь поступить?

– Всё, Таислав, не желаю я более об этом говорить. Ступай, отдохнуть мне надобно.

Лишь только с лёгким скрипом закрылась за болярином дверь, как схватился князь Гостомысл за голову двумя руками и внове зашагал из угла в угол одрины.

Глава 7

Он потерял счёт дням, когда ватага шла на вёслах по воде. Длинные лёгкие охотничьи лодки, казалось, скользили по речной глади вблизи правого берега. Их было три. В каждой сидело по четыре человека. Гребли двое. Потом за дело брались отдохнувшие люди. На ночлег приставали к берегу либо какому-нибудь небольшому острову, разводили огонь, споро готовили еду. Спали вокруг костра на нарубленных еловых лапах. Когда всходило солнце, по команде вожака дружно поднимались и снова пускались в путь.

От непривычно долгой работы вёслами сильно болели и ныли руки и спина. Да и как им было не болеть, коли весь пройденный путь плыть приходилось против течения.

Когда же лодка вошла в тихую и спокойную протоку, грести стало намного легче. Зоремир успевал рассматривать проплывающие мимо пологие лесистые берега, удивляясь их необычайной дикой красоте.

Щемящая боль от разлуки с Баженой неожиданно разлилась в груди. Казалось, он даже физически почувствовал, как в последний вечер перед расставанием тёплые ласковые руки гладили его шею и затылок, а влажные губы покрывали быстрыми поцелуями лицо.

Юноша невольно зажмурился и тихонько застонал.

– Что с тобой, паря? – услышал он негромкий голос вожака. – Никак девку свою вспомнил? Теперь с ней свидишься не скоро! Смирись со своей судьбой!

– Как же тут смиришься, коли сама Ингунн обещала нас с Баженой поженить. Ты же при нашем разговоре был и это помнишь?

– Но сам же знаешь, что отец Бажены не захотел отдавать дочь за тебя. Не желал он союза с твоим родом! Потому и пошёл супротив Ингунн!

– А как же мой ребёнок, Дубыня? Он может родиться без отца!

– Что поделаешь, паря, стисни зубы и терпи! Всё в руках богов. Осень и зима пролетят быстро, сам того не заметишь. Ежели наша охота будет удачной, а лёд на реках весной сойдёт рано, то мы вслед за ним по течению быстро приплывём домой. А там, глядишь, твоя Бажена будет ещё на сносях. Ты же шкуры звериные приказным людям продашь и при деньгах хороших останешься. Они тебе помогут с отцом Бажены сговориться! Потому старайся, не ленись. Лес – он упорных людей любит!

– Но я же мало что умею! – хмыкнул Зоремир.

– Об этом не думай! Поставлю тебя в пару с хорошим охотником. Всему от него научишься! По первости ему помощником будешь, а как освоишься, на себя работать начнёшь. И не думай о ватаге нашей плохо, мы ещё никого добычей не обижали! Так ли? – обратился вожак к сидящим на вёслах мужикам.

Те дружно и согласно кивнули головами, продолжая свою монотонную работу.

– Скажи, Дубыня, а тебе становилось когда-нибудь страшно? – прервал затянувшееся молчание юноша. – Очень страшно?

– К чему ты разговор этот затеваешь? – вожак подозрительно и хмуро покосился на юношу. – Нет таких людей, которые совсем ничего не боятся! Храбрец тот, кто страхи свои внутри себя прятать умеет, а не выплёскивает их наружу, как пиво из корчаги.

– Значит, было… – удовлетворённо произнёс Зоремир. – Расскажи. У тебя это интересно получается!

Вожак задумчивым взглядом окинул водную гладь и улыбнулся какой-то своей мысли.

– Что ж, есть у меня один случай для тебя поучительный. Надеюсь, нам запомнится на всю жизнь.

Он пригладил всклокоченную бороду и продолжил:

– Три с лишком десятка лет назад я увязался за своим отцом на далёкую реку Вину, что впадает в Студёное море. Местные жители называют его Гандвиком. Мы вышли из Новогорода на пяти больших лодьях, гружённых разным инструментом, оружием и припасами, да за кормой тянущих по нескольку длинных рыбачьих лодок. Тем походом командовал молодой ещё тогда Кагель – брат князя Буривоя. Надлежало нам пройти до самого моря и построить крепость поблизости от дельты Вины, дабы не пропускать ворогов вверх по ней в сторону Новогорода, а с разных купцов и торговцев пошлину за провозимые товары брать.

Дубыня перевёл дух и продолжил:

– Река та оказалась такой полноводной и могучей, что в некоторых местах берегов с кормы лодьи не видать было. Когда вышли в её дельту, то обнаружили четыре основных рукава и с десяток мелких, а островов и островков в ней – не перечесть! Дальше за ними виднелось безбрежное море! Кагель увидел всё это и повернул лодьи обратно в русло Вины. В море плыть не захотел. И пошли мы под парусом вдоль левого берега реки. Кто-то из кормчих через несколько вёрст обнаружил небольшую песчаную бухту. В ней порешили остановиться на ночлег. Лишь только высадились на берег, поняли, что место уже занято. Там нас поджидали два десятка местных охотников, вооружённых луками и копьями.

– Неужто пришлось воевать? – не выдержал Зоремир.

– Сражаться нам нужды не было, а потому Кагель сложил с себя на землю всё оружие и один пошёл с ними разговаривать. Его приняли мирно. Оказалось, что за ближним леском прячется посёлок биарминов.

– И кто эти биармины? – снова перебил рассказчика нетерпеливый юноша. – Какое-то племя?

– Я не знаю, что тебе ответить! – пожал плечами вожак. – Это жители полуночной страны Биармии, когда-то давно созданной грозным князем Годиславом, отцом почитаемого нами князя-воина Волемира! Тот князь Годислав решил построить на островах, что в Студёном море, огромную каменную крепость и ещё одну такую же на берегу Вины. Для дела такого согнал со всех ближних стран и даже с дальних рек, текущих у Каменного пояса, людей крепких и работящих. В полон его попали разные племена и народы, количеством люда непересчётным, и много-много лет возводили они князю те крепости. Когда же закончили строительство, то обратно по своим домам уже не вернулись. Да и зачем было возвращаться? Народились у них дети и внуки. Целый народ новый, почитай, появился! Расселяться люд стал не только рядом с крепостями, но и по всей округе двинулся. Одна часть аж на берега озёр великих Онего, Нево и ещё далее к морю Варяжскому ушла. Многие на реках Вине, Пинеге и Мезени осели. Но не одни они шли. Дружины княжьи их вели, чтобы места хорошие занять, а коли понадобится, то и у других народов земли отнять. Селились люди родами и целыми племенами, а вот прозываться решили биарминами, или биармами, по имени страны новой Биармии! Так князь Годислав её нарек.

– А зачем крепости ему понадобились? – поедал Дубыню глазами Зоремир.

– Крепостями своими князь хотел закрыть проход ворогам на крупные реки, что в море Студёное и море Варяжское впадают, по которым доплыть можно до Новогорода, а также других больших и богатых городов страны его.

– По всему видать, умный был дюже тот князь Годислав, ежели народ новый народить сумел и страну целую с крепостями построить!

– Умный, умный, спору нет! Но не о том я тебе сказывал, не про князей и крепости. Что ты меня сбиваешь с мысли! О чём я давеча говорил?

– Высадились вы с лодий в бухте, а там охотники-биармины поджидают. Кагель пошёл с ними договариваться.

– Верно, так оно и случилось тогда! – улыбнулся вожак. – Разрешило нам племя на берегу остаться, но в посёлок не входить. Разложили мы костры, начали пищу себе готовить. Отец же со своими друзьями захотели рыбы свежей наловить. Четверо их было, я пятый. Взяли лодку, вёсла и снасти, отплыли от берега на сотню саженей, и вдруг какая-то сила вынесла нас на стрежень реки. Мужики гребли что есть мочи, но ничего не могли поделать. Лодку стремительно уносило вниз по течению. И вот тогда я жутко испугался! Отец пытался меня успокоить, но я видел, что и ему стало не по себе.

Дубыня замолчал, как бы переживая заново то страшное плавание.

– Дальше! Рассказывай дальше! – юноша в волнении сжимал и разжимал кулаки.

– Вскоре мы снова оказались в дельте Вины. Нам повезло. Нашу лодку волной откинуло чуть в сторону, и река потащила нас в узкий боковой рукав. Тут уж мужики не растерялись и направили нос лодки на островок, что появился на нашем пути. Они гребли как проклятые и смогли вырваться из стремнины. Я чуть было не заплакал от радости, когда днище лодки зашуршало по песку. Мы выскочили на твёрдую землю и вытащили из воды лодку.

– И это всё? – разочарованно протянул Зоремир.

– Ну что ты! Самое страшное ждало нас впереди! – вожак криво улыбнулся. – Вода отступала, оголяя дно русла, по которому мы недавно неслись в сторону моря. Оказалось, что тут не очень глубоко. В оставшихся лужах трепыхалась рыба, лежали медузы, какие-то красивые камешки и ракушки. Мы бросились собирать это нежданное богатство и относить в лодку. Много набрали всякой всячины. Вскоре мужикам надоело бродить по обмелевшему руслу, и они присели отдохнуть. Я же никак не хотел остановиться и продолжал собирать красивые ракушки. Дальше помню лишь, что почувствовал, как под ногами захлюпала вода. Она прибывала слишком уж быстро. Сначала с разных сторон заструились ручьи, и тут же грязный поток захлестнул мои щиколотки, колени, добрался до пояса. Меня охватил такой ужас, что я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Казалось, ещё немного – и всё вокруг исчезнет под толщей воды, песка и ила. И только голос отца оживил мой мозг и заставил тело сдвинуться с места. Высокая волна подняла меня вверх и понесла мимо острова. Что кричал отец, разобрать из-за шума воды было невозможно, но я увидел протянутое в мою сторону весло и ухватился за него. Пришёл в себя я уже в объятиях отца.

– А потом, что потом? – юноша дёргал за рукав замолчавшего Дубыню.

– Вода начала заливать островок, и мы вынужденно перебрались в лодку. А всего через несколько мгновений я почувствовал, как её днище оторвалось от земли и поток потащил нас обратно в русло реки. Мужики снова схватились за вёсла и начали грести, направляя лодку к левому берегу. И ты знаешь, они сумели приблизиться к нему совсем близко и даже войти в бухту, где были лодьи. А там уже не чаяли увидеть нас живыми! Когда река уносила лодку в дельту, Кагель хотел отправить за нами одну лодью, но его остановил местный племенной вождь Клек, пришедший на берег со своим маленьким сыном Мортом. Он рассказал, что Гандвик живой и дышит, почти как человек. Но редко. Каждый вдох – это отлив воды от берегов и из устья рек, а выдох – прилив и поднятие воды на несколько саженей. Ежели зазеваешься, то лодку твою отлив может из дельты унести далеко в море. Будет она крепкая и с парусом, то быстро сумеешь вернуться, а коли лёгкая и хрупкая, то её может разнести в щепы. Потому вождь и посоветовал подождать. Как видишь, прав он оказался.