Агапея

– Что видишь, командир? – спросил полушёпотом Пашка. – И как ты вообще в этот аппарат можешь что-то разглядеть? Сплошь пятна инфракрасные расплываются. Лучше бы прибор ночного видения взяли. Он надёжнее.

Рагнар молча снял с шеи бинокль в корпусе и протянул Пашке:

– На, смотри на здоровье. Это ночной бинокль.

Пашка раскрыл корпус. Вынул аппарат и принялся настраивать, приложив его к переносице.

– Чего видишь, рядовой Костин?

– Пока ничего.

– А ты глянь-ка, дружок, чуток правее, на пять минут сдвинь. Там огромная труба вдоль стены упёрлась в грунт. Ну? Поймал фокус?

– Сейчас. Сейчас… Точно! Есть там шевеление. Да! Точно! И это не кошка или собака. Это человек, и не один.

– Вот и я тебе говорю, а ты тепловизор хаешь. Если бы не он, то ты бы так ничего и не увидел. Дай-ка рацию… Бологур, Саенко, ответьте первому.

Ответил Саенко:

– Слушаю, командир. Куда двигать?

– Никуда не двигай. Займи оборону в сторону литейного и жди, когда на тебя людишки побегут. А там сам знаешь, что делать. Бологур, ответь.

– Тут, командир, – почти прошептал Васька.

– Ты чего шёпотом?

– Они рядом. Метров сорок или даже меньше. Притаились.

– А чего раньше молчал?

– Вы же сами сказали, чтобы не звонили вам первыми.

– Ладно. Молодец. Гранаты приготовьте. Штук пять. И по моей команде забросайте их. Докинешь?

– Так точно. Постараемся.

– Уж постарайся, Васёк.

– Есть…

Своим бойцам Рагнар приказал приготовиться к штурму и развернуться в цепь.

– А покуда сидите тут и ждите моей команды. Пашка, пулемёт выставь на бруствер слева. Будешь поливать этих пид…ов, пока мы цепью будем идти. Смотри, нас не задень.

* * *

Бологур со своими бойцами не подвёл. Одна за другой пять гранат легли в ближнем круге предполагаемой позиции «азовцев». Послышалась площадная брань, почти звериный рёв, переходящий в стоны, вопли и настоящий вой подбитой собаки.

– Вперёд! – скомандовал Рагнар и, вскинув свой короткоствольник, первым открыл огонь в сторону упавших гранат.

Пашка не заставил себя ждать и, пока цепь Рагнара дошла до места, успел выпустить ленту на две сотни патронов.

В сторону группы Саенко уже никто не побежал. Четверо теперь уже бывших бойцов «Азова» лежали почти в одном месте с раскинутыми руками и ногами, свернувшиеся в положение эмбриона или уткнувшиеся лицами в землю, с раскуроченными спинами. Рядом лежала дохлая овчарка с ошейником. По-разному застаёт смерть на войне, и не всегда красиво. Кровотечение из тел какое-то время ещё продолжалось, смешиваясь с пылью на бетоне. Вскоре закончилось и это.

– Оружие и документы собрать. Остальное гвардейцы доделают. Всем спасибо за работу. Пошли, парни, – устало произнёс Рагнар и сообщил по рации за периметр, что можно расслабиться и поставить оружие на предохранители.

– Быстро вы, товарищ капитан. Как в цирке! – восхищённо встретил группу Рагнара старший лейтенант Росгвардии.

– Учитесь. Мы каждый раз не сможем вас выручать. Ну, давай ещё раз краба, лейтенант, и заканчивай там с этим хламом уже без нас.

Солнце тонкой ниточкой на дальнем горизонте морской глади пыталось сообщить о скором наступлении нового дня, когда бойцы с шумом ввалились в казарму, снимая на ходу оружие, разгрузки и сбрасывая каски прямо под кровати.

– Костин, – обратился Рагнар к Паше, когда тот уже сдал оружие и направлялся к рукомойникам, – может, ты выспишься до обеда после такой ночи, а в увольнение завтра сходишь?

– Не, командир, я и так уже заждался. Мне надо именно сегодня. Позарез, – ответил Пашка, проведя ладонью у горла, и, набросив полотенце на плечо, исчез из виду.

– У него баба, что ли, появилась? – спросил Рагнар старшину.

– Мне-то откудова это знать? Я ему не мамка и не нянька. Ты командир, ты и должен знать, как отец родной! – громко засмеялся в ответ Петрович, привычно потрясывая пузом-бочкой.

– Точно подружку завёл, а старшему товарищу ни слова, – вслух обиженным тоном произнёс командир роты, зашёл в кабинет и закрыл за собой дверь.

* * *

Это оказался обычный девятиэтажный дом на множество подъездов, какие в разных городах называли то «пароход», то «китайская стена». В доме напротив у каждого подъезда были разложены небольшие поленницы возле импровизированных печей для приготовления пищи. Где-то кое-кто уже караулил свою кастрюлю или сковородку с будущим завтраком. Время было не совсем ранним, но и до обеда уж точно далековато.

Рядом справа громоздился ещё один дом со следами недавних боёв. Два самых верхних этажа угловых квартир правого крайнего подъезда не имели боковых стеновых плит, видимо снесённых артиллерийским снарядом. Если бы в тот момент там были люди, то вряд ли они выжили. Изнутри квартиры почернели от гари и копоти.

Паша сразу узнал это место и отметил, что в некоторых оконных проёмах уже вставлены свежие, совершенно белые пластиковые пакеты, а аккуратно сложенные во дворе старые оконные рамы говорили об организованной новыми властями работе по срочному ремонту более-менее сохранившихся строений.

«Чёрт возьми! Это же дом, где мы в подвале людей нашли!» – с неподдельной радостью сказал себе мысленно Павел.

Дети по двору не бегали, хотя их было тут немало, и кучковались они в основном возле мамок, занимавшихся стряпнёй у костра или стиркой в тазиках прямо во дворе.

Солдат отдавал себе отчёт, что в форме при шевронах обязательно привлечёт к себе внимание, поэтому, быстро пройдя вдоль всего дома, перешёл на другую его сторону и устроился в некотором отдалении на скамейке у тротуара. Подъездов теперь видно не было, но зато хорошо просматривалась дорожка к единственному магазину-ларьку, у которого Павел случайно встретил Агапею накануне.

И ему снова повезло. Уже через час из-за угла дома вышла она. В том же чёрном платье и с траурной косынкой на голове – такая, какой он видел её впервые в комендатуре. Внешний вид Агапеи сразу напомнил Павлу, что девушка с матерью наверняка проводят поминки по погибшему мужу.

«Подходить нельзя. Увидел издалека, душу успокоил – и вали к себе в казарму. На море лучше смотри. Хоть и мелкое, зато горизонт далёкий. Это тебя и уравновесит, и мозг дырявить перестанет. Дай девчонке после смерти мужа отойти. Пусть бы в себя пришла. Чего ты лезешь со своей любовью? Мало ли что у тебя в душе зудит? Это у тебя в штанах что-то свербит и допекает… Возьми ты себя в руки, парень! Не подходи ближе ста метров… Не показывайся ей на глаза… Сделай вид, что это не ты… Хорошо, пусть это ты, но тебе до того нет дела… Просто ты шёл себе, как все идут куда-то… Ты сделай вид, что не узнал, и пройди, сделав морду лопатой… Но что же ты делаешь, идиот?! Вот она тебя и увидела. Вот и остановилась… Блин! Что делать?!» – Пашка уже понял, что все его мысли закрутились в общей воронке и начали сумбурно толкаться между собой, чтобы проскочить первыми в узкий проход из того самого безвыходного положения…

Он не успел даже подойти, как она почти спонтанно повернула голову в его сторону. Снова ступор, но если проходить мимо, то будет выглядеть как растерянная трусость.

– Извините, пожалуйста, – дрожащим голосом Павел обратился к девушке. – Вы только не подумайте плохого, но я уже подошёл к вам и просто хочу…

Она смотрела так, будто решилась продырявить его взглядом. Он сделал усилие и продолжил:

– Вы меня, пожалуйста, не пытайтесь пронзить строгими глазками. Я к вам с добром пришёл.

– Вы?! Вы пришли ко мне?! – чуть ли не возмущённо переспросила Агапея солдата, сделала паузу и с насмешкой продолжила: – И вас не смущает, что я вдова убитого вами человека?

– Нет, я просто хочу у вас спросить. Вы в первом подъезде живёте?

– Да. А вы уже выследили? – бросила в ответ Агапея.

– Никак нет. У меня ещё вопрос.

– Спрашивайте, только быстро. Я спешу.

– Вы были в подвале этого дома в конце марта? К вам не приходили наши солдаты тогда ночью?

Агапея внимательно посмотрела и неожиданно сменила нотки возмущения, строгости и недоумения на простую добрую улыбку.

– Я там была. Я туда и привела солдат. А вы откуда знаете про это? – уже предвидя ответ, спросила Агапея.

– Один из тех двоих был я.

Наступила неловкая пауза, которую прервала сама девушка.

– Вот это встреча! – радостно воскликнула Агапея. – Только я вас никого бы не узнала. Вы ведь в балаклавах были, и ночь стояла.

– Меня, между прочим, Павлом зовут, – представился Пашка и протянул ей руку.

Она протянула в ответ свою.

– Значит, судьба? – весело спросила она. – Бывает же такое…

– Я вас тоже не узнал бы. Вы, извините, вся чумазая и под капюшоном сидели. Да и себя никак не назвали.

Тут девушка спохватилась и остановила речь Павла, дотронувшись до его локтя:

– Вы, Паша, не обижайтесь, но у меня сегодня поминки по бывшему мужу. Там дома меня мама, то есть свекровь ждёт. Нельзя мне сегодня никак.

– Я уже понял. – Он хотел что-то ещё спросить, но она быстро повернулась и забежала через открытую дверь в магазинчик.

– Что, парень, не дала тебе девка? – раздался грубоватый хриплый баритон за спиной.

– Чего-о-о? – врастяжку спросил Павел и с угрожающим видом обернулся лицом к наглому непрошеному собеседнику…

* * *

– Андрюха! Ты?! – Павел мигом бросился обнимать солдата, стоявшего за спиной.

– Узнал меня, братишка?! – радостно ответил мужчина лет сорока в потёртой «цифре» и с медалью «За отвагу» над левым нагрудным кармашком. Он тут же принял Пашку в дружеские объятья.

Андрей Гуров вместе служил с Костиным в комендантском полку до начала спецоперации. Дружили года полтора, а потом роту Гура определили на Авдеевку, и пути-дорожки братьев разошлись…

– Как ты? Где? Ранен был? – сходу начал расспрашивать Пашка, продолжая обнимать и похлопывать однополчанина по рукам и плечам.

– Да тут я. К Рагнару в роту перевели после ранения. Наших-то с гулькин х…й осталось после двух штурмов. Сказали, что хватит дурьей башкой рисковать. Вот так, братишка.

– А чего ты тут-то? Шёл бы к нам сразу.

– Это я успею до вечера. Меня пацаны подбросили и сказали ваш адресок. Я тут решил чутка махнуть, но смотрю, как ты на эту деваху, как крейсер, прёшь… Твоя, что ли?

В это время из магазина вышла Агапея и, бросив короткий взгляд на бурно радовавшихся солдат, замедлила шаг.

– Брат, погоди секунду! Я сейчас провожу её, и мы вместе махнём по стопарику и до хаты поедем, – сказал Пашка, крепко пожимая руку Гура.

– Ладно уж! Подожду…

Павел, счастливо улыбаясь, догнал девушку, обнял её нежно за плечи и, ещё сильно волнуясь, выпалил:

– Я ничего плохого вам не желаю и про поминки всё понимаю. Вы можете думать обо мне что угодно. Я вас судить не могу, но запомните на будущее, что ни обижать, ни унижать вас и в мыслях у меня не было. Вы мне понравились, если не сказать больше. А то, что мужа вашего убили, так на то и война… Тебе, девонька моя, жить надо. И мне жить надо. Сама же сказала, что это судьба. Твоя и моя. Всё я тебе сказал. Приеду через неделю, если ещё жив буду. Приеду, и поговорим…

Он приподнял её за плечики и коротко коснулся её щеки губами. Девушка стояла ошеломлённая, с широко распахнутыми голубыми глазами, в которых вдруг появились слезинки растерянности…

– Вы с ума сошли, – только и сказала она тихо сдавленным голоском, резко повернулась и убежала, подбирая смуглыми ножками спадающие на быстром ходу босоножки.

Он не мог видеть, как Агапея, убегающая прочь, улыбнулась сквозь слёзы.

«Вот глупая деваха! Не споткнулась бы!» – подумал ей вслед Пашка и ещё разок полюбовался стройностью смуглых ножек убегающей девушки в чёрном платьице.

* * *

Утренний подъём проводил лично капитан Рагнар. Пашка с наслаждением потянулся, закинув обе руки далеко за голову, как вдруг увидел рядом с собой неспокойное лицо командира.

– Доброго утречка, товарищ капитан!

– Ну-ну… Вставай, умывайся и ко мне в кабинет. Разговор будет, – сказал ротный и вышел из кубрика.

Пашка всё ещё сидел на втором ярусе с обескураженным лицом, когда к нему подошёл Андрей Гуров.

– Чего он хотел-то? – спросил Гур, разминая сигарету. – Мы вчера подшофе ночью вернулись, но никто нас не видел, кроме дневального. Может, стуканул кто? Айда подышим в курилку, потом зубы чистить.

– Погоди ты. За это Денис меня тягать не станет. Чего-то случилось, однако. Ты давай без меня пока. Я позже подтянусь, – ответил Пашка и наконец спрыгнул на пол с койки.

Рагнар стоял лицом к окну, когда Пашка без стука вошёл в кабинет.

– Товарищ капитан, рядовой Костин…

– Садись, – прервал солдата командир и повернулся к вошедшему бойцу. – Разговор к тебе имеется, парень. Курить будешь?

– Так я же это… Не курю я, товарищ капитан.

– Да-да, я знаю. Ты не куришь, – откашлялся Рагнар и, приняв официальный, строгий вид, поправив кобуру на офицерском ремне, вытянул руки по швам и выдал: – Гвардии рядовой Костин, от лица командования роты выражаю, – капитан с трудом проглотил ком, ставший поперёк горла, – соболезнование в связи с кончиной вашего отца… Держись, парень…

В комнате повисла тишина. Нарушало её только отчаянное жужжание попавшей между створок окна мухи. Так прошло несколько мгновений, когда Пашка тихим хриплым голосом спросил:

– Почему мне на телефон никто не позвонил? Там же сестра есть. У неё мой номер, и она всегда…

– Она мне позвонила, потому что боялась, что ты где-нибудь в бою или с оружием на позиции. Ты её пойми и не ругай сильно. Она об этом тоже просила, – постарался оправдать родственницу бойца командир.

– Что прикажешь делать, Денис? – вдруг по имени обратился Пашка к Рагнару.

– Документы на отпуск по семейным я тебе выпишу сам. Сам же довезу до пограничного перехода в Новоазовске. Денег дадим и десять дней на туда-сюда. Брат, извини, но на дольше не могу отпустить.

– И на этом спасибо. Могу собираться?

– Да ты хоть позавтракай. Голодного в дорогу не отпущу.

Через час они выехали. Пока выбирались из города, молчали. Пашка был замкнут в себе и сидел, уставившись в точку сквозь лобовое стекло, ничего не видя вокруг. Так они подъехали к перекрёстку, у которого вчера он впервые дотронулся до Агапеи и даже сказал, глядя ей в глаза, какие-то слова. Сейчас Пашка не вспомнил об этом, как и не мог видеть, что на пешеходном переходе в группе народа буквально в полушаге от капота командирской «Нивы» прошла она, гордо смотревшая вперёд, с высоко поднятой головкой. Лишь на пару секунд у самой машины она внезапно посмотрела на пассажира и водителя, брови её вздёрнулись, но она мгновенно восстановила невозмутимость на лице и прошла мимо. Так у них случилась очередная встреча, о которой Пашка узнает лишь гораздо позже, а для Агапеи она представится роковым знаком настораживающей, пугающей её неизвестности. Девушке показалось тогда, что Пашка в машине выглядел очень странно, если не сказать, слишком печально. Агапея перешла дорогу, повернулась и тревожным взглядом долго провожала автомобиль, пока он наконец совсем не исчез из виду.

Глава третья

Странная штука – смерть.

На войне гибель людей – всегда статистика, потому что нам не говорят «кто», нам сообщают «сколько». И только когда смерть вдруг забирает близкого человека, ты начинаешь осознавать, что это ещё и трагедия. Особенно если теряешь его неожиданно и в мирное время.

Людей на похоронах отца было неожиданно с избытком. Всё деревенское кладбище заполнили люди, пришедшие на прощание только к одному человеку, так как в этот день никого больше здесь не хоронили. Родни у Пашкиной семьи в селе, где стояло семьсот дворов, не было, но отец слыл человеком уважаемым и в районе, и даже в области. Несчитано он выпустил будущих агрономов, инженеров, военных, филологов, учителей и простых сельских тружеников за долгие годы учительства и директорства в местной сельской школе. Вот и получилась длинная траурная колонна с грузовиками и легковушками, венками и пешим людом от родного крылечка до самого погоста. Отпевали дома. Много говорили хороших слов над гробом, пока не забили крышку и не опустили на дно могилы под надрывный плачь вдовы, дочери и всех стоявших вокруг женщин… Не сдержался и Павел… Солдаты не плачут, солдаты огорчаются…

Гости с поминок начали расходиться, когда по улицам потянулось сельское стадо и подошло время вечерней дойки. Пока сестрёнка с соседками собирали с длиннющего стола во дворе посуду и остатки еды, прибирали в доме и вокруг крыльца, Павел сидел рядом с мамой на скамеечке у нагревшейся стены дома. Прижав её голову со сбившимся на затылок траурным платком, из-под которого были видны чёрные, без единой седины волосы, Пашка старался её успокоить, пытаясь подобрать нужные слова, но ничего не выходило.

– Мам, ты держись тут без меня. Ты не одна. Рядом Паулинка. Невестой уже стала настоящей. Тебе внуков ещё дождаться надо.

– Эх, сынок, – вытерев кончиком платка слёзы с глаз, отвечала мать, – я-то, может, и дождусь, а вот папка твой уже не увидит никого и никогда. И внуки его не увидят.

На последних словах она вновь сорвалась и начала тихо рыдать, подёргивая плечами. Рубашка сына вконец промокла от маминых слёз.

Четверть века назад молоденькая черноволосая кудряшка с голубыми глазами, окончив институт, вернулась в родное село, когда-то, во времена Советского Союза, являвшееся центральной усадьбой совхоза-миллионера, где и школа-десятилетка, и Дворец культуры, и большая библиотека с огромным читальным залом. Родители умерли рано, осталась бабушка и обширный дом с богатым садом. Завидная невеста-красавица с приданым и высшим образованием быстро стала объектом возбуждённого внимания сельских парней, и когда она пришла работать в библиотеку, количество абонентов резко подскочило до нескольких десятков. Понятное дело, что произошло это в основном за счёт гормонального всплеска и повышенного тестостерона в сексуально мотивированных самцах из числа молодых трактористов, комбайнёров и конюхов, однако воспитание и врождённая горделивость быстро очертили вокруг девушки некое поле неприкосновенности и даже «антимагнетизма». Говорят, что в физике такого вещества не существует, но именно таким словом можно самым точным образом охарактеризовать её отношение к окружающим подкатам женихов. Звали её редким к тому времени именем Прасковья.

Года через три, когда Прасковья похоронила бабушку, ей уже пошёл двадцать пятый год, претенденты на её руку, сердце и домик с яблоневым садом стали снова засылать сватов. И возможно, она бы уже и перешагнула через себя, следуя природному предназначению женщины, но что-то её удерживало от такого шага, и, как оказалось, не зря.

Чуть ниже среднего роста сероглазый блондин с богатой шевелюрой, зачёсанной назад, приехал в село на жительство и работу. Из бывших военных, под сорок лет, разведён, без детей, красив, строен, умён, с острым чувством юмора и с несменяемой почти никогда почти голливудской улыбкой. Вот таким Прасковья и полюбила нового учителя истории сельской школы Петра Ивановича Костина. Гляди ж ты, он ещё Иванович, как и Прасковья!

Поженились через два месяца после знакомства, а познакомились в день его приезда в село. По всем правильным срокам родился Пашка, а ещё через семь лет и Паулинка порадовала родителей, уже отчаявшихся произвести на свет второго ребёнка. Имена детям давали согласовано: оба имени на «П», как и у родителей. Жили счастливо.

Отец никогда не жаловался на иногда возникающие спазмы и боли в желудке. Он сам жалел домашних и старался избавить их от напрасных переживаний, полагая, что у всех мужчин, когда-то служивших в армии, появляются проблемы с пищеварением. При первом же остром болевом приступе, когда ничего не оставалось, кроме как вызывать неотложку, врачи констатировали рак. Он сразу потребовал операцию, но группе хирургов, которые проводили её, ничего не оставалось делать, как просто наложить швы на разрезанную полость и выписать через неделю домой, где Пётр Иванович постарался не мучить жену и дочь. Умер тихо через две ночи, не проронив ни звука от нестерпимой, сжигающей внутренней боли, которою причиняли сжирающие организм метастазы. Огорчался перед смертью одному: сына не было рядом… Сын был на войне…

* * *

Стояла тёплая июльская ночь, и только лёгкий ветерок от реки Усманки немного нагонял свежести. Паулинка вынесла из дому шерстяную шаль и накрыла маму со спины. Приютилась рядышком и обвила её руками. Так и сидели обнявшись втроём, каждый про себя осознавая, что с ними больше нет отца. Он не выйдет к ним из дома, не сядет рядом на скамеечке и не расскажет какую-нибудь былину из истории их края. Дети, особенно Пашка, который уже в средних классах решил обязательно стать историком или археологом, обожали его слушать.

Сейчас Пашка вспомнил, как отец радовался и гордился его поступлению на исторический факультет педагогического института и как потом сокрушался и негодовал, узнав, что сын бросил учёбу после второго курса и уехал, ничего не сказав никому, в Донбасс воевать в ополчении. Павел долго тогда не мог решиться позвонить родителям и попытаться объяснить свой поступок. Однако когда услышал наконец голоса матери и отца, которые к тому времени не только смирились, но и приняли его решение, успокоился. А что должна говорить мать сыну и что может ему сказать отец, если он уже находится на войне и принял решение взять в руки оружие добровольно, согласуясь со своими внутренними убеждениями, вложенными в душу с детства отцом – советским офицером и впитавшимися в кровь с молоком матери?

– Когда же, сынок, война эта проклятая закончится? Что там ваши командиры говорят? – спросила мать, не отрывая головы от груди сына. – Дождаться бы тебя живым и здоровым. Не дай бог, что случится, я не переживу. Ты это знать должен, Пашенька.

– Не беспокойся, мам. Мы в городе патрулируем. Укропов от Мариуполя давно уже отогнали. Даже ракеты их не долетают до нас. Власти восстанавливают микрорайоны. Народ радуется. В парках парочки гуляют. Всё там сейчас как в мирное время.

– Знаю, что придумываешь, сынок. Меня хочешь успокоить. А я мать. Я даже на расстоянии сердцем чувствую и страхи твои, и боли.

– Ну вот видишь, мамочка, какая ты умница. Тебе и соврать не получается.

– Жалко, что все вы там молодые. Вам бы сейчас девок водить в кино, на дискотеку, в загс, наконец. В селе, вон, скоро и садик закроют. Нету детишек. Раз-два и обчёлся…

– Пашка, – вдруг тихо спросила сестра, – у тебя девушка там есть?

– И правда, сынок, познакомился с кем-нибудь в Донецке? – поддержала дочку мать, перевязывая заново сбившийся платок и заправляя под него растрепавшиеся волосы.

Было темно, и домашние не могли видеть, как загорелись у Павла щёки. Он растерялся от такого вопроса и даже потёр покрывшийся холодной испариной лоб, прежде чем ответить.

– Да я даже не знаю, как вам ответить, – попытался уйти от вопроса парень, но всё же решил сказать как есть: – Познакомился я с одной девушкой недавно.

Глаза Паулинки загорелись огоньком девичьего любопытства, и она уставилась на брата, нетерпеливо ожидая рассказа, жуть как интересного для ушей почти созревшей юной женщины.

– Красивая, Паш? Ну расскажи, как её зовут, какая она?

– Да бросьте вы. Не ко времени это.

– Мама, скажи ему. Чего он? Пусть расскажет, – попробовала девочка привлечь мать на свою сторону, и у неё это получилось.

– Ко времени сынок, ко времени. Папа ещё среди нас. Душа его нас и видит, и слышит. А когда на следующий раз приедешь, то его души здесь уже не будет.

Пашка немного поколебался и, представив, что отец, как и прежде, сидит вместе со всеми домашними и также со всеми ожидает рассказа о неизвестной девушке, захватившей сердце и мысли сына на очень далёкой войне, начал говорить:

– Зовут её Агапея.

– Ух ты, какое имя красивое! – тут же восхитилась Паулина.

– Так вот. Зовут её Агапея, что означает с древнегреческого – «Любимая».

– Значит, Люба по-нашему, сынок?

– Нет, мама, Любимая. Но мне Агапея больше нравится. Ни у кого такого имени нет, а у моей жены будет, – почти с гордостью ответил Павел.

– Дальше рассказывай. – Паулина уже ёрзала от нетерпения. – Мама, не перебивай его. Пусть говорит.

– Познакомились мы недавно. Она в комендатуру пришла со свекровью своей, а я там дежурил как раз.

– Какой свекровью, сынок? Так она что же, замужем? Ой, Паша, что-то ты не то рассказываешь, – запричитала мать.

– Мам, перестань. Пашка, не останавливайся. Жуть как интересно!

– Нет, мам, она не замужем. Но недавно была… Пока мужа наши не прикончили. Мы засаду делали на спрятавшихся нациков, так вот он там и нарвался со своим батей на наш заслон.

Мать какое-то чуть затянувшееся мгновение молча смотрела в лицо сына глазами, полными недоумения.

– Так как же она, будучи в трауре, позволяет себе с парнями водиться, бесстыжая?! – воскликнула мать. – Ты мне хоть и сын, но и тебя я не могу понять. Чего же ты? Не понимаешь, коли она, не успев мужа похоронить, уже шашни водит, то грош ей цена в базарный день? Неужели девчонок там у вас нет? Ты же видный какой, и Донецк большой красивый город. Там ведь и всяких девушек, наверное, много?