Агапея

Увлекаемые командиром, солдаты бросились в проездные ворота. Залегли за укрытием, подождали, пока закончит рваться боекомплект. Стихло минут через десять, но Рагнар разрешил встать и выйти из-за бруствера и угла здания ещё через минут пять.

Машина не просто была охвачена огнём. Она была разорвана на части изнутри, и искорёженные куски вырванного металла лежали вокруг. Пашка подобрал ещё горящий танковый шлем, на котором изнутри извёсткой было вытравлено имя хозяина: „Л-нт Хромов Н. А.“. Экипаж остался целиком в горящей машине, и какая-либо помощь им была уже совершенно бесполезна…

Два триколора в тот день вывесил сам Пашка, а когда приехали однополчане Хромова, передал им его шлемофон. Потом ещё сказали, что на машину был сброшен сильный боеприпас с дрона.

– Какая разница, что там на него сбросили? – сокрушался позже Рагнар. – Надо было ехать или лететь через всю страну, от самого Тихого океана, чтобы погибнуть в первом же бою. Нелепость какая! И что за идиоты в штабах свои толстые с…альники отсиживают? А ведь парень геройский был. Помянем, братцы, настоящих бойцов, и пусть земля им будет пухом. – Встал и залпом опрокинул стопку прямо в глотку…

На войне как на войне. Вот ты живой – и вот ты мёртвый…»

* * *

Сон потихонечку рассеялся, и Пашка начал отчётливо слышать голоса соседей снизу и за стенкой. Почувствовал, что наволочка насквозь мокрая. Такое с ним бывает, когда снятся кошмары или вспоминаются сложные дни и неприятные моменты на войне. Особенно такое стало часто происходить после контузии, полученной на улицах Мариуполя ещё в марте. «И чего мне сегодня этот лейтенант приснился? Может, случилось чего у пацанов?» – подумал Пашка, осторожно слезая со своего спального места.

Сполоснул водой лицо, оправился, подтянул форменную одежду, вернулся в свой отсек, где трапезничала семья, занявшая не только оба места снизу купе плацкарта, но и другое верхнее и оба сбоку. Грудастая тётка лет пятидесяти с лысым и худющим дядечкой, а также их дочь в ранге молодой жены такого же костлявого полуинтеллигента с острым кадыком и далеко выдающимся шнобелем оказались новыми попутчиками Павла до самого Ростова. Верхнее боковое место было занято огромным контейнером для перевозки домашних питомцев, из которого торчали в открытых местах сгустки бело-рыжей шерсти и усища некоего кото-бегемотного существа с наглым и ленивым взглядом, озиравшим видимое пространство жёлто-зелёными глазищами. Впрочем, существо оказалась котом женского пола со странной кличкой Леопатра. Поездка на кошку влияла благоприятно, она не настаивала на самостоятельных прогулках, а также не просилась в туалет чаще, чем его посещали хозяйка семьи и её наследница. Ела много, но лениво. Она даже промяукала за всё время поездки Павла в этой компании всего пару раз, во сне, скорее всего, когда ей вспомнился какой-нибудь кот-мачо времён её бурной молодости, проживавший на чердаке их дома несколько мартов назад.

– Военный? – громко спросила главная женщина глубоким, бархатным баритоном, и только сейчас Пашка заметил над её верхней губой тонкий пушок усов.

– Так точно, – спокойно ответил солдат и присел на край лежака её мужа, у самого прохода.

– С войны или на войну? – задала второй вопрос толстая баба-гусар.

– С войны и на войну, – ответил Пашка и добавил: – Из отпуска снова в часть.

– Давно служите? – никак не могла угомониться праправнучка Бабы-яги.

Пашка поймал себя на мысли, что присутствует на допросе, и решил сразу поставить дамочку на место за излишнюю приставучесть к совершенно незнакомому человеку. Пошёл сразу в атаку:

– Давайте я вам всё сразу скажу. Зовут меня Павлом. Ополченец Донбасса, родом из российской глубинки, имею боевые награды, чуток ранен, немного контужен, не курю, пью в меру, не женат, но девушка есть, служу давно, воюю тоже давно и надеюсь дойти до победы. Если у вас ко мне больше нет назойливых вопросов, то прошу разрешить мне развернуть за столом свою трапезу и откушать. Нам с вами часов семь ещё ехать, а потом мне надо двести километров да кучу блокпостов преодолеть. Так что не обессудьте…

Через час поезд остановился на очередной станции. Пашка проверил телефон, поймал связь и наконец впервые за всё время позвонил командиру. Договорились, что перекантуется на вокзале, а утром выдвинется в сторону «ленточки», где его будет кто-нибудь ожидать. Плотно поев, решил, не вступая в дискуссии с попутчиками, отвалиться на боковую. Где там ещё на вокзале поспишь?

И всё же не успел он свернуть и забросить китель наверх, как услышал вопрос от худощавого муженька некрасивой усатой тётки:

– Не скажете, товарищ, скоро ли война закончится? Поговаривают, что мобилизация готовится. Что думаете?

Павел вновь присел и решил ответить человеку, тем более что спросил он как-то вежливо, и было некрасиво просто отбрехаться. В конце концов, не за этих ли простых людей-обывателей Пашка там воюет с братьями по оружию?

– Не знаю, отец, что и сказать. Знаю, что не победить мы уже не имеем права. Когда? Не знаю, я не генерал. Да и про мобилизацию у нас также говорят. Только ведь в Донбассе нас сразу двадцать четвёртого февраля в поля вывели. Всех. И молодых, и годовалых соскребли по сусекам. Хватит ли нас на эту всю ораву, что набежала со всей Европы, или нет? Тут я могу только подтвердить, что маловато нас там. Маловато…

– Вот и зятёк наш говорит, что придётся ему туда скоро собираться, – вступила в разговор его супруга.

– Да чего пристали к солдату? – вдруг раздался голос кадыкастого парня, который почти всё время отгадывал кроссворды на своей полке. – Если начнётся, то всем перепадёт. Прятаться не стану.

– Ох ты, батюшки! Вояка нашёлся! – громко поддела зятька тёща. – Куды тебе в армию? Ты же даже срочную не служил. Лежи ужо тама и помалкивай! Вона с Машкой внучат нам лучша нарожайте. А то свадьбу им шикарну на всю округу сварганили, а они уж цельный год никак не понесут… Что, дочка, вялый, чо ли, муженёк-то?

– Мама! Чего ты при посторонних всякую чушь несёшь? – возмутилась тонким жалостливым голоском дочь Маша.

– Никакой культуры у вас, Валентина Михайловна! – вставил зятёк и снова уткнулся в кроссворд.

– Ой! Культурный нашёлся! Смотри на него! В карманах ни шиша, работает за копейки, ни кола своего, ни двора, а туда же! Умничать взялся! Лучша бы вон на Север поехал или в Сибирь какую-нидь. Чего за зря в носу ковыряться? – завершила свой злой приговор женщина-танк и отправила в огромный железнозубый рот трёхслойный бутерброд с двумя видами колбасы и копчёным сыром.

– Ладно, мать, зачем ты, в сам деле, при людях молодёжь нашу страмишь? – встал на сторону детей тесть. – Если прикажут, то и я бы пошёл. Как полагаете, товарищ, возьмут?

– А вам сколько сейчас? – как-то важно спросил Пашка.

– Да зимой пятьдесят пять стукнет. Я и в армии в танковых служил.

– У нас в ДНР предельный возраст до сих пор пятьдесят пять. А как в России будет всё происходить, того никто не может знать, за исключением самого. – И показал пальцем в потолок.

– Так вы профессиональный военный? – задал вопрос парень с верхней полки, стараясь не обращать внимания на обидные слова тёщи.

– Учился в педагогическом. Понял, что никаких знаний в сегодняшнем вузе не дают. А чего зря время убивать? Решился попробовать себя в добром деле. Не жалею. Нисколько не жалею.

– Ой. Так ведь страшно, наверное? – снова послышался голосок молодой жены. – Как же вы решились?

– Сначала бравада была, конечно. Потом, когда в первый раз под обстрел попали, чуть в штаны не наложил. Трясло целый день. Даже думал уволиться. Тогда ещё можно было, так как до спецоперации всё случилось.

– А чего не ушли? – спросил уже молодой муж.

– Да как-то стыдно было перед пацанами. В общем, перетоптался, пересмотрел отношение к себе и решил, что если уйду, то самого себя предам. Я прочитал в одной книге такую мудрость: «Кто однажды не переборол в себе трусости, будет умирать от страха до конца своих дней». И я с этим согласен однозначно.

Ехали какое-то время молча. За окном уже стелилась степь, местами исполосованная узкими посадками деревьев, разделявшими поля, засеянные разными культурами. Нива чередовалась заброшенными участками, заросшими разного рода сорняком. Со временем за окном пошли только бесхозные пустоши.

– Эх, – вздохнул отец семейства, не отрываясь от окна, – вот ведь какая ерунда получается… Раньше всё это место целиком засеяно было. Колхозы работали, пахали фермеры. А теперь половина земель заброшена. Птицефабрика у нас в районе была. Закрыли! Свинокомплекс на семь тыщ голов разорили! Молоко в деревню из города везут автолавкой. Докатились! Совсем страну довели, плешаки голомозые! Только и знают, что хвастаться о развитии страны. А где оно? Где развитие? Откуда будем хлеб брать, коли большая война разгорится? Чего жрать станем? Ишо ведь этих кормить придётся.

– Кого ты собрался кормить, дрючок старый? – выдала и тут же захохотала большая женщина. – А будешь громко гутарить, то на баланду перейдёшь.

– Чего ты т у т а р а з ора лась, д у р а б езмозглая?! – неожиданно для Пашки вскрикнул муж и стукнул по столу. – Я имею право спросить, когда в стране порядок наведут. Я всю жизнь счастливого будущего жду, а его всё нет. Может, кто-то из вас мне скажет, почему так?

Слова не на шутку разгорячившегося мужичка повисли в воздухе. Наступила неловкая тишина. На вопрос так никто и не ответил, да и не мог ответить. В России все директивы исходят сверху и обсуждать здесь и сейчас проблемы высокого плана было бы просто бесполезно и глупо. Так уж сложилось, что всё в стране делалось во все времена с оглядкой на верха. Кабы чего не вышло! Уж лучше ждать приказа, чем проявлять инициативу. А вдруг невпопад? А народ? А народ всегда отнесётся с пониманием и будет терпеть и держаться, даже без денег. Разве от простых людей в России что-то зависело? Вот если на войну пойти или, как раньше, комсомольские стройки осваивать, то тут, конечно, без простых людей никуда. А вот за народ решать и о судьбе его думу думать, то тут другие люди нужны – непростые, богатые, с двумя-тремя паспортами, холёные, лощёные, говорливые, в дорогих костюмах и лакированных ботиночках. Изображать всенародное согласие и любовь, когда старики еле концы с концами сводят, – самообман и лицемерие всенародного же масштаба.

Пашка не любил рассуждать о политике ни в каком кругу, но думать о происходящем вокруг ему запретить никто не мог. Его так же, как и этого возмущённого землепашца, приводила в недоумение вся картина происходящего. Телевизор голосами глашатаев главных каналов откровенно врал, что всё хорошо. Окружавшая реальность кричала об обратном. Рубль, как атрофированный мужской половой орган, уже и забыл, когда поднимался, жильё недоступно, машины стали снова дорогой роскошью, у пенсионеров сначала украли накопления, а потом заставили их же самих ещё несколько лет отрабатывать уворованное чиновниками. И самые главные вопросы, которые задают все, кто за «ленточкой»: «Чего мы ждали восемь лет? А не умоемся ли мы очень большой кровью на этот раз? Как так получилось, что вроде братский народ встретил союзные войска ожесточённым сопротивлением? Сколько необученных „мобиков“ на подступах к Мариуполю в пашню укатали? Почему города Донбасса украинская артиллерия утюжит так, как никогда за восемь лет Русской весны? Сколько ещё телевизор будет народ на ночь убаюкивать небылицами о том, как генералы за три дня Киев брать собирались? И стоит ли эта война того Русского мира, в котором останутся сотни тысяч семей без мужей, отцов, сыновей? Не напрасна ли кровь солдата, пролитая за такой мир?»

Ох и много же вопросов! Да ответов нетути…

Павел вспомнил, как прочитал в одной исторической книжке про династию Романовых, что говорила Екатерина Великая о важности развитой интуиции для работы правителя или руководителя. Екатерина II имела в виду, что в управлении важно уметь угадывать развитие событий и последствия принимаемых решений. Уметь заглянуть в будущее дано не каждому, но у неё это получилось. Факт! Удавалось ли хоть в одном своём шаге заглянуть в будущее сегодняшнему руководству? Сомнительно. Очень сомнительно. И кто же будет отвечать за подобные решения?

Отвечать за них придётся простому российскому обывателю и рядовому Костину, ефрейторам Бологуру и Гурову, гранатомётчику Саенко, капитану Рагнару, многим тысячам Ивановых, Петровых, Сидоровых, Хромовых и прочих солдат и офицеров с разными фамилиями многонациональной России. «Дай-то Бог в помощь нам», – наверное, с такими мыслями Пашка и отправился на боковую.

До Ростова оставалось достаточно времени, чтобы ещё разок поспать. Впереди была бессонная ночь на скамейке в зале ожидания железнодорожного вокзала. Павел тут же закрыл глаза и постарался представить себе её образ.

«Мы увидимся завтра. Я тебе обязательно всё скажу честно и открыто. Ты хорошая и, конечно же, услышишь меня. Закончится война. Мы создадим семью. У нас будут дети. Мы будем вместе. Ты и я. Я и ты. Вместе навсегда. Навсегда…» – так он и заснул под убаюкивающий стук колёс поезда, который не в первый раз вёз его в сторону войны, где теперь у него была ещё и любовь. Какое несуразное несоответствие – любовь и война… А может, всё-таки это сочетание, без которого нам будет трудно и выжить, и победить?

* * *

Бывает ли любовь с первого взгляда? А разве она бывает с какого-то второго или третьего? Где-то когда-то кто-то умный или очень учёный доказал, что любовь – не что иное, как обыкновенная и в то же время единственная в своём роде и удивительная химическая реакция. Первая встреча взглядом с глазами человека, образ которого вы себе давно нарисовали как идеал красоты, изящества и вожделения, зарождает в душе, в сердце, в теле цикл сильнейших реакций, химическое взаимодействие неизвестных вам клеток, посылающих мгновенно сообщение в мозг, подтверждающее притяжение. Пусть несколько мудрёно и не сразу понятно, но суть мысли в том, что любовь в человеке зарождается или сразу, или не возникает никогда. Как на уроках химии: в колбе что-то зашипит и забурлит или эксперимент не удался. Реактивы не те подобрали…

Кто-то скажет, что это не любовь, а просто сексуальное влечение и что мужчины, предлагая руку и сердце, чаще смотрят на округлости, разделяемые талией, и привлекательность голых коленок женщины… Они будут правы, но ведь, покупая автомобиль, никто из нас не может с точностью на сто процентов сказать, как себя покажет эта красивая груда железа в период её эксплуатации. Всё начинается с первого взгляда, хотя продолжение у каждой реакции своё, как и то, что некоторые звёзды Вселенной давно потухли, а мы принимаем на ночном небосводе за их сияние лишь вспышку после их гибели, идущую до нас миллионы лет. Реакции, происходящие на Солнце, греют, кормят и вообще дают нам жизнь от момента нашего рождения до смерти и возрождения на этой планете под названием Земля.

То, что происходило с Павлом Костиным, стоило назвать именно любовью, и произошла она, как это должно быть хотя бы у одного из партнёров, именно с первого взгляда в глаза живой, а не фотографической Агапеи. При встрече с ней у него что-то трепетало в животе, голос его дрожал, а в горле поселялась сухость. Павел смущался, когда, думая о ней, улыбался, а окружающие замечали это и задавали неудобные вопросы. Он всё время был под ощущением, что знал Агапею всегда, быть может, в прежней жизни, и постоянно представлял себя и её рядом, и не обязательно в постели. И главное – ему нестерпимо хотелось её видеть, пусть издалека, но видеть.

Ему было всё равно, идеально ли они подходят друг другу, совместимы ли физически, эмоционально, по интеллекту. Всё, что он знал: ему действительно очень и очень нравилась Агапея, и он серьёзно уже планировал совместное с ней будущее. Думал о том, как выразить свои чувства и дать им обоим шанс на счастливое будущее, хотя практически ничего не знал о ней.

И то правильно люди говорят, что любят не «за…», а «несмотря на…».

Часть вторая

Агапея

Все человеческие судьбы

слагаются случайно,

в зависимости от судеб,

их окружающих…

Иван Алексеевич Бунин

Глава первая

С самого раннего детства отец привозил девочку на берег Балтийского моря, в Солнечногорск. Они жили в Калининграде, где он остался служить в Российском военно-морском флоте после развала Советского Союза. На единственного и долгожданного ребёнка мама с папой не могли нарадоваться. С именем думали не долго. Мариупольские греки сразу решили, что в их семье дети будут носить исключительно греческие имена. Пока супруга лежала в перинатальном отделении военного госпиталя, капитан третьего ранга Артём Димитракис оформил свидетельство о рождении малышки и принёс его вместе с огромным букетом цветов на встречу своих девочек.

– Пусть она будет самая любимая из всех девушек на белом свете, – сказала жена Мария, нежно поцеловав малютку в носик. Голубые, как небо, глаза матери светились безграничным счастьем.

Агапея обожала поездки с папой и мамой на море, хотя оно почти всегда было холодным и почти никогда спокойным. Бегая по огромному пляжу, девочка часто находила маленькие янтарные камешки, которыми была усеяна полоса песка между стройными рядами вековых деревьев соснового бора и кромкой балтийской воды. Потом она складывала их в жестяную коробочку из-под леденцов и аккуратно прятала её под подушку. Однажды Агапея случайно услышала, как папа сказал матери, надевая янтарное ожерелье ей на шею: «Этот камень сохраняет молодость и красоту. Я хочу тебя видеть такой всегда». Сознание ребёнка некоторые слова родителей часто воспринимает как установку на последующие годы, тем более сказанные в эмоциональном порыве. Для Агапеи с тех пор солнечный камень уже был не просто в веках застывшей смолой, а настоящей чудодейственной сутью, способной сохранить маму молодой и самой красивой на всю жизнь.

Девочка действительно так никогда и не увидела стареющую маму с морщинами на лбу, как и отец в её памяти навсегда останется улыбающимся, жизнерадостным кучерявым брюнетом в красивой форме морского офицера…

В тот год, когда Агапея должна была идти в первый класс, родители решили привезти ребёнка на всё лето к бабушке. Родственники матери девочки к тому времени почти все переехали в Грецию или на Кипр, а у папы в Мариуполе оставалась одинокая мама. Какой же счастливой была бабушка, когда узнала, что внучка будет жить с ней всё лето. Агапея поначалу грустно восприняла идею три месяца не видеть родителей, но быстро подружилась с дворовыми девочками и как-то легко отпустила от себя маму с папой, приехавших с ней от самого Калининграда на новой немецкой машине, которую папа купил накануне их отъезда в Мариуполь.

Они уехали, и больше Агапея ни разу не видела их. Родители погибли в автокатастрофе по пути в Калининград. Девочка осталась сиротой. Бабушка, сделав всё возможное, умудрилась удочерить внучку, защитив ребёнка от вороньих стай сотрудниц службы опеки. С тех пор они остались вдвоём в бабушкиной двухкомнатной квартирке. Осенью Агапея, как и многие её сверстницы и сверстники, пошла в школу, и началась новая жизнь, теперь уже на берегу другого моря.

* * *

Невыносимая тоска по родителям часто приводила Агапею на берег Азовского моря. Скорее, она упрашивала бабушку отвести её туда, где потом бродила по песку, ковыряя носком почву в поисках хоть одного, самого малюсенького солнечного камешка. Ничего не найдя, они возвращались домой, и Агапея, закрывшись в комнате, открывала заветную коробочку и подолгу разговаривала с каждым янтариком, которому она давно дала собственное имя.

Время, говорят, самое лучшее лекарство от невзгод. Выросла и Агапея, сохранив глубоко в душе тихую боль по родителям, но уже не показывая её всему окружающему миру. Бабушка, будучи педагогом и учителем иностранных языков, смогла привить девочке многое из того, что знала сама. Агапея рано и много стала читать, выучилась в музыкальной школе на клавишных, показывала таланты рисования и легко усвоила греческий и английский языки уже к четырнадцати годам. Школьная программа предусматривала знание ещё одного языка – украинского. Но Агапея, как и все в классе, считала, что вряд ли українська мова может пригодиться в жизни, а потому изучала с неохотой и после окончания школы вообще никогда не пользовалась. В институт девушка прошла легко, на факультет иностранных языков, по стопам единственного родного человека – бабушки.

Агапея, несмотря на скромную жизнь и небольшой достаток в их крохотной семье, была сердечно благодарна матери своего отца, по сути, ставшей и ей настоящей мамой. Никогда не завидовала друзьям или знакомым, которые успели повидать к своим восемнадцати годам пляжи заграничных курортов, европейские города и другие моря-океаны. За всю жизнь в Мариуполе Агапея так никогда и не побывала даже в Крыму, иногда выезжая с подружками на институтские базы отдыха где-нибудь рядом с городом. Конечно же, она думала и даже мечтала увидеть мир, как может мечтать любой человек, выросший на берегу моря, за горизонтом которого легко можно представить дальние страны и совершенно иную жизнь, неведомые острова и целые материки с народами разных рас, религий, языков. Она легко могла себе это всё вообразить и как художник, и как много читающий человек, поэтому и приходилось фантазировать в голове то, что другие видели своими глазами.

Май четырнадцатого запомнился Агапее шумными митингами, каким-то непонятным голосованием за какой-то суверенитет от непонятно кого. Улицы и жизнь пестрили лозунгами, призывами, банальным мародёрством и самым незатейливым уличным бандитизмом. Мариуполь местами ещё продолжал жить с прежней размеренностью, но в воздухе уже витали тревога и настороженность. Однако заводы работали, и это вселяло уверенность, что скоро всё закончится. Не важно, под каким флагом, но утихнет навсегда.

В июне город заполнили вооружённые люди с красно-чёрными шевронами, на которых часто можно было разглядеть черепа, свастику и зигзаги войск СС времён прошлой большой войны. В школе каждый день среди учеников расходились слухи о пропавших горожанах и распространялись жуткие истории о застенках СБУ (Служба безпеки України). Наконец народ узнал и о «Библиотеке», развернувшей свои «читальные залы» в международном аэропорту Мариуполя. Так в народе называлась тайная тюрьма СБУ, а проще говоря, концентрационный лагерь.

Бабушка была достаточно сильно напугана и даже предлагала внучке попробовать поискать родню по маминой линии, живущую в Греции или на островах. Агапея сразу и наотрез отказалась даже поддерживать тему самого разговора:

– Мама-бабуля, я прошу тебя никогда больше на эту тему не говорить. Как же я оставлю тебя среди этого хаоса? Но я поищу их. Поищу ради тебя. Если уезжать, то только с тобой.

Родственники действительно нашлись и были очень рады узнать, что на Украине есть их двоюродная, троюродная племянница, сестрёнка, внучатая вода на тёткином киселе, но дальше телефонной радости и вздохов поддельного сочувствия дело не пошло. Было немного обидно, но всё-таки так спокойнее, честнее и яснее: на нет и суда нет.

Окончив институт, Агапея осталась на кафедре иностранной литературы. Впереди аспирантура, защита диссертации, преподавательская деятельность. Мы часто строим планы в молодости и даже говорим о них вслух всем вокруг, чтобы просто получить сочувствие или моральную поддержку и уже увереннее думать о правильности выбранного пути. Не всегда или почти никогда эти планы не сбываются на все сто процентов, если вы вообще в какое-то время не решите их кардинально поменять. Ведь жизнь – это головоломка из замысловатых лабиринтов, и мы не можем с уверенностью ожидать удачного стечения обстоятельств за очередным углом и поворотом. А если вы к тому же очень красивая девушка, то улица для вас неожиданно может превратиться в подиум, и вы даже не будете подозревать, что за вашей походкой и стройной фигурой уже наблюдает не один охотник из рода двуногих кобелей.

* * *

Нельзя сказать, что Агапея в школьные годы и в студенческих аудиториях была малозаметной зубрилкой. На неё обращали внимание парни, ей это, естественно, льстило. Однако воспитание, заложенное бабушкой-мамой, позволяло девушке сохранять дистанцию между собой и молодыми людьми. Бесконечно такую оборону держать было бы глупо, и Агапея понимала: когда-то она станет женщиной и супругой. Правда, представить себе суженого ей было сложно. Представления девочки о настоящем мужчине в период взросления и созревания не имели ничего общего с окружающими её парнями. Сказать, что она искала кого-либо похожего на своего отца, было бы неправдой. Она помнила его больше по немногочисленным фотографиям его молодости, отрывистым воспоминаниям из раннего детства и рассказам бабушки. Портрет будущего мужа, повторяющий образ папы из кусочков разорванного временем полотна памяти, не получался.

Ещё будучи девочкой, она читала множество исторических романов, где в альковах королевских дворцов и царских палат зачастую решались судьбы целых государств, а любовные интриги частенько трагически завершались на эшафоте под топором палача или на традиционной русской дыбе. Но сколько в этих историях трагической любви было огненной страсти и опьяняющего адреналина! Конечно, подобного конца истории своего романа она не желала, но всё же как всякая девушка не прочь была испытать возбуждающее, лихорадочное и распаляющее чувство, каким рисовали любовные страсти романисты в книгах, прочитанных Агапеей к самой кульминации своей половой зрелости.