Нувола

Арина Скворец

Нувола

Глава 1. Крольчиха в шляпке

«Жизнь крольчихи – та ещё морока».

Крохотные ушки вздрогнули и навострились, уловив знакомый шум…

«Как же непросто выживать в этом гадком, сыром, осеннем лесу! Каждый день холодает всё больше, еды всё меньше. И что ещё хуже: для кого-то еда – это я».

Шум погони. Да. Он приближался.

«Волк, лиса, ястреб, рысь…»

Приближался к её норке!

«Куница, сова, и… Кто ещё может вести за мной охоту? Оох, будто людей было недостаточно!»

Неведомый зверь остановился у её укрытия, да так резко, что в нору посыпались тухлые листья и комья чернозёма. Сердце крольчихи затрепетало, но не от страха, а от злости. Только накануне вечером она вырыла эту норку, да с таким трудом! Её белоснежные лапки до сих пор были серыми от земли. Крольчиха сжалась в маленькое бледное пятно. Сейчас острые когти, раз в сто острее её собственных коротеньких коготков, разрушат её укрытие. И тогда…

– На помощь! – отчаянно воскликнул кто-то на поверхности.

Значит, охотятся не на неё… Как непривычно. Похоже, есть шанс, что зверь не заметит её.

– Кто-нибудь! Прошу! – звенел писк в её ушах. – Здесь лис! Помогите!

Она покрепче прижала уши к голове.

«Прости. Ни за что не вмешаюсь. Это лес, и твари, что в нём обитают, не делятся на плохих и хороших. Только на плотоядных…»

– Пожалуйста, на помощь!

«И травоядных…»

– Может, уже угомонишься, мышонок? – фыркнул лис. – Осмотрись вокруг напоследок, перед тем как я откушу твою визгливую голову: ты просишь помощи у слабых, беззащитных созданий! Таких же, как ты сам.

«Но этот лис тот еще ★★★★★».

Глаза лиса сверкнули янтарным огнём, испепелившим последнюю надежду мышонка на спасение. Остроносая морда приблизилась к оцепеневшему от ужаса малышу и кровожадно оскалила клыки.

– Я слышу и чую их всех… – не унимался лис, залив мышонка слюной и самодовольством. – И никто из них не посмеет рискнуть шкуркой ради жалкого мышонка.

– Да съешь ты меня уже! – взвизгнул мышонок.

– Не смей!

– Что-что? – лис подмёл овраг роскошным шафрановым хвостом, обернувшись на неуверенный, но отважный возглас из норки, и голосом, ледяным и острым, как сосулька, уточнил: – Мне послышалось?

– Нравится обижать маленьких, беззащитных зверьков, да? – осуждающе заметила норка. – Только на это и способен?

– А ну-ка повтори… – глаза лиса налились кровью.

– Проблемы со слухом? Я знаю, что случилось в курятнике фермера Морриса два дня назад… – голос из норки из робкого перешёл в издевательский.

– Ложь, – занервничал лис. – Грязные слухи! Откуда ты можешь знать о том, что случилось на ферме Морриса?

– Пффф, да весь лес знает, как куры тебя…

– Закрой пасть! – ощетинился лис.

– Ты ведь им даже не наешься, – укоризненно добавила норка.

– Так исправлю это, закусив тобой, – прорычал лис, и опрометчиво сунул голову в нору по самые уши.

Мышонок услышал приглушённый и удивлённый вопрос:

– Крольчиха?..

Затем раздался хлопок. Нора взорвалась. Лис взвизгнул от неожиданности и боли, и умчался прочь, поджимая хвост и облизывая место, где раньше был его нос. Выбравшись на поверхность, крольчиха с со смирением оглядела то, что осталось от её “жилища”.

– Ну вот, опять, – понуро пробормотала она, но тут же вспомнила про мышонка и торопливо приблизилась к пожухлым малиновым зарослям, из-под которых доносилось слёзное попискивание.

Мышонок горько плакал, свернувшись в серый дрожащий комок.

– Эй… – крольчиха прикоснулась к нему лапкой.

Мышонок вздрогнул и юркнул в малину. Теперь безутешный плачь доносился уже оттуда.

– Малыш, лис ушел, и ещё не скоро выйдет на охоту, – ласково заверила его крольчиха.

– Он их убил! Убил! – пищал мышонок так горько, что у крольчихи защемило сердце.

Она скорбно опустила уши.

– Твоя семья, да? – спросила она тихо. – Кто-нибудь выжил?

Вместо ответа мышонок жалобно пискнул. Крольчиха устремила задумчивые красные глазки на редкие, холодные соломинки восхода, сумевшие вырваться из под задавившей солнце сизой тучи, предвещавшей грозу.

– Раз уж я тебя спасла… – начала она, и вздохнула.

Таким вздохом обычно пытаются сбросить груз навалившейся ответственности. Ей это никогда не помогало.

– Раз уж так вышло, то мне о тебе и заботиться, – твёрдо сказала она. – Идём со мной.

– Куда? – потерянно спросил мышонок и, ведомый смутным любопытством, показался из укрытия.

Он уже начинал задаваться вопросом, как крольчихе удалось прогнать лиса, наводившего ужас на всю лесную долину.

– Домой, – ответила крольчиха.

– Но твой дом разрушен… – напомнил мышонок.

– Эта нора? – усмехнулась крольчиха. – Она мне никогда не нравилась. Если быть точной, со вчерашнего вечера. Я вырыла её наспех, чтобы переждать ночь, а наутро вернуться в свой настоящий дом, если только…

Крольчиха смолкла, и если бы она не была такой белой и пушистой, мышонок бы заметил, как она помрачнела.

– Если только что?

– Ничего, – Буркнула крольчиха, добавив: – Я на это надеюсь.

– Эй, там, наверху… – донёсся шепот из другой норы неподалеку. – Так что случилось в том курятнике?

Всё вокруг заметно стихло. Казалось, весь лес был заинтригован.

– Не люблю сплетни, – чопорно ответила крольчиха. – Спросите у кур.

Так началось путешествие крольчихи и мышонка. Под осуждающее, но тихое-тихое «Уууууууу».

***

Мышонок следовал за свой спасительницей безмолвно и опасливо: свалившееся на него несчастье было гораздо больше, чем он сам, и теперь тревога шептала ему, что сейчас не время поддаваться горю. Нужно поддаться страху и прислушиваться к малейшему шороху, на случай если на них нападёт кто-то ещё. Тень от падающего кленового листика казалась ему парящим ястребом. Удирающая сквозь сухую траву, не менее перепуганная куропатка атакующим хорьком, а звук ручья шипением щитомордника. Мышонок всхлипнул, затем снова, и снова – нет, как он мог не горевать после того, как коварный, жестокий лис растерзал всю его колонию?

Крольчиха видела, как он несчастен, но не утешала нового подопечного – разве слова сочувствия могли ему помочь? Отнюдь, они бы лишь сделали хуже. Но простые слова, даже бессмысленные, могли на время отвлечь от болезненных мыслей. Ей и самой это было нужно, ведь она не знала, какая судьба постигла её уютный домик прошлой ночью.

– Меня зовут Нувола, – бросила крольчиха как бы невзначай. – А как зовут этого грустного мышонка? Ммм?

– Скуро, – буркнул мышонок, не сразу услышав вопрос. – И я не грустный. Я убит горем!

– Вот что я тебе скажу, Скуро, – голос крольчихи стал серьёзным. – Не слушай этого гадкого лиса, ты вовсе не жалкий. Ты очень храбрый мышонок.

Скуро устремил на неё непроницаемо-тёмные глазки, в которых, тем не менее, отчeтливо читалось: «Издеваешься?»

– Я… – смутилась Нувола, но тут же нашлась: – На твоём месте я бы точно убежала при первой возможности. Не поверила бы странной белой крольчихе, способной дать отпор лису.

Нувола и правда была подозрительной крольчихой, с этим Скуро был согласен. Как ей удалось прогнать лиса, да ещё и таким необъяснимым образом? Взрыв! Подумать только… Но это было ещё не всё: она ходила лишь на задних лапах. Вернее пыталась ходить, то и дело пошатываясь и падая на передние лапки.

«Либо она подражает людям, либо это бешенство, – подумал Скуро. – И второй вариант кажется более вероятным».

– Сколько тебе лет, Скуро? – спросила крольчиха, тщетно пытаясь найти неподозрительную тему для разговора.

– Сколько мне лет? – растерялся Скуро, – Мне недавно исполнилось четыре…

– Четыре годика? – покачала головой крольчиха. – Такой малыш, и уже пережил столько лишений. А вот мне уже целых шестнадцать лет. Решено! Буду тебе старшей сестрицей.

– Мне четыре недели, – нахмурился Скуро, ни на секунду не поверив, что кролики могут жить так долго.

Нувола не обратила внимания на его замечание. Она села на задние лапы и высоко подняла уши, превратившись в напряжённую, белую струну. Она пристально смотрела в одну точку, но Скуро наблюдал за крольчихой сбоку, и потому увидел линию, тянувшуюся через мостик, выгнувший деревянную спинку над звонким, резвившимся в окатанной гальке ручьём. Там, на поросшем папоротником противоположном берегу, рос дуб, да такой огромный и пышный, что мышонок не сразу заметил дом, гнездившийся меж его корней. Похоже, что давным-давно чудовищный удар молнии расколол исполина надвое, но он каким-то чудом выжил, и теперь склонялся своей лучшей, как считала Нувола, половиной к крыше, весьма напоминавшей слуховой рожок, упавший на скорлупу округлых известняковых стен. Бирюзовые от патины медные чешуйки черепицы неприязненно топорщились, и для Нуволы не было секретом почему: вчера ночью в дом нагрянули незваные гости.

Наблюдая за белым флагом дыма, вьющимся над трубой, Нувола отбросила мысль о переговорах и настороженно прошептала:

– Мой домик цел. Я думала, они его сожгут… Что же они задумали?

Крольчиха сердито фыркнула: очевидно, что ночью нарушители её спокойствия решили, будто не застали хозяйку, и теперь дожидались её возвращения.

– Я вам устрою чаепитие… – пробормотала она с коварной усмешкой, стараясь не думать о том, что трепещет пушистым белым хвостиком от предвкушения скорой битвы.

Над головой Нуволы раздался оглушительный раскат грома, за которым последовал трепетный писк.

– Скуро! – взволнованно позвала мышонка Нувола, не обнаружив его поблизости.

– Не приближайся ко мне, фамильяр, – донёсся голосок Скуро из-за булыжника у моста.

Крольчиха недоумённо склонила голову набок.

– Кто-кто?

– Взрываешь норы, ходишь на двух лапах, рассказываешь странности… Ты прислуживаешь ведьме, которая живёт нашем лесу!

Булыжник покрылся крапинкой подоспевшего дождя. Крольчиха усмехнулась, и повержено всплеснула передними лапками.

– Что ж… Сдаюсь. Ты меня раскусил. Но почему ты дрожишь? Неужели боишься мою хозяйку?

– Мама говорила, что ведьма забирает мышат из гнёзд, если они себя плохо ведут. А потом, из их шкурок готовит ужасные зелья!

Если бы гром не приглушил безудержный и бесспорно зловещий хохот Нуволы, Скуро тут же бросился бы наутёк. Вместо этого он обиженно надулся:

– Что смешного?

– Не обижайся, но твоя мать была той ещё сказочницей, – выдавила Нувола сквозь сжатые от смеха лёгкие, и направилась к домику.

Несмотря на сменившее страх смущение, Скуро не мог с ней не согласиться. Теперь, когда он вспоминал соседку-белку, которая отгрызёт ему хвост, если он будет выпрашивать у неё орешки… Или лакомившегося жёлудем бурундука, с удивлением узнавшего, что он спрячет Скуро за щёку и унесёт в свою нору, если мышонок будет громко пищать… Эти печальные исходы уже не казались ему такими правдоподобными. Нувола тоже. Нет, он не мог доверять ей. Но.

Молния! Раз, два, три, четыре…

Гррооом!

Скуро поёжился под тяжёлыми каплями дождя. Какой у него был выбор?

– В мой дом пробрались нехорошие люди, – объяснила Нувола, когда они остановились у замшелой дубовой двери. – Взгляни-ка на это.

Она потопала задней лапкой по белому веществу, рассыпанному у порога, и уже начинавшему таять под натиском растущей у входа лужи.

—Соль! – прыснула со смеху Нувола. – Её рассыпали жители деревни. Недотёпы, они всё ещё верят, что можно защититься от ведьмы с помощью подобной ерунды.

– Но чем жителям деревни так насолила ведьма? Почему они ополчились на неё? – робко спросил мышонок.

Только задав этот вопрос, Скуро почувствовал, что знать ответ ему не хотелось. А Нуволе не хотелось отвечать.

– Кто знает, кто знает… – замешкалась крольчиха. – Люди вечно обвиняют ведьм во всем подряд.

– Где же ведьма? Почему не защищает свой дом? Как мы…

– Ух, как много вопросов! – поспешно остановила его Нувола. – Ведьма скоро вернётся. И тогда злодеям придется худо! А пока – я за неё. Следуй за мной. Тише мыши. Хорошо?

Скуро кивнул.

Мышонок боялся её, и ни к чему было пугать его ещё сильнее. Она всё ему объяснит. Позже.

Они обогнули домик и прокрались через приоткрытую, не до конца выломанную заднюю дверь, негромко пожаловавшуюся хозяйке на покосившуюся створку. Внутри царил настолько неоригинальный погром, что её взгляд сперва упал на громилу, задремавшего у камина в её любимом плетёном кресле из ивовой лозы. Нувола узнала его в тот же миг. Великана звали Вилли Стоун. Или как он себя звал – Землекоп Вилли Стоун. Вилли любил ямы и любил их копать, но весь вчерашний день ему пришлось закапывать тех, кто ему за это платил, и теперь, даже во сне, возможно, самом безмятежном сне в своей жизни, он крепко прижимал к себе лопату, которой ему было велено закопать в самую-самую глубокую яму ведьму, устроившую чудовищный пожар в деревне Гримснест. Вилли улыбался во сне, ведь отец Амедео хорошо подготовил его к битве с нечистой силой: не пожалел соли и вручил ему мелок, которым Вилли послушно нарисовал на дощатом полу, предположительно, круг. Правда, не окружив им себя, а неряшливо накорябав его рядом с креслом. И добавив к кругу лучики, ведь так он был похож на солнышко. Ещё, отец Амедео подарил Вилли красивое ожерелье из головок чеснока, которого так страшились ведьмы, но источаемая им вонь не могла сравниться со смрадом, исходившим от вывернутых по совету падре наизнанку рубашки, штанов и, весьма вероятно, исподнего.

– Ох, Вилли, – с сочувствием покачала головой крольчиха – Как эти мерзавцы могли так с тобой обойтись? Бросили здесь одного, да ещё в таком виде…

– Взорвёшь его? – напряжённо спросил Скуро. – Как злого лиса?

– Что ты, Скуро, – махнула лапкой Нувола. – Это же Вилли. Только взгляни на него, у меня рука не поднимется причинить ему вред.

– Тогда, что мы будем делать?

– Искать маленькую красную шляпку.

Ведьма подавленно осматривала руины некогда уютного жилища.

– Мои зелья, мои котелки… – вздыхала Нувола, перебирая лапками клочки и осколки. – Мои растения, коллекция призраков… Любимый сервиз! Ох, Скуро, только посмотри, что они сделали с моей библиотекой: не пощадили ни один свиток, ни один гримуар!

– Говоришь так, будто все эти вещи и правда твои… – пробормотал Скуро, безуспешно высматривая шляпку в волшебном хаосе.

Сетования Нуволы становились всё более разгорячёнными, Скуро начинал подозревать, что крольчиха что-то недоговаривала и предчувствовал, что гроза, развернувшаяся снаружи, будет грибным дождиком по сравнению с ураганом, который скоро разыграется под этой крышей. А Вилли… Нехотя просыпался. Пусть он был не самым сообразительным парнем, но слух у него был чуткий, как у сторожевого пса.

– Я этого так не оставлю! – плаксиво провозгласила ведьма, окончательно разбудив землекопа. – Когда я верну себе прежний вид, жители Гримснеста поплатятся за то, что сотворили с моим домиком!

– Нувола, – пискнул Скуро, уже успевший юркнуть за опрокинутый котелок, – обернись!

Но ведьма упивалась своей обидой и упрямо не замечала приближения опасности.

– Неблагодарные! Когда в следующий раз они все прибегут ко мне за зельем от кровавого поноса, я просто возьму и… Ах!

Нувола едва успела увернуться от лезвия лопаты и, развернувшись в прыжке, приземлилась на груду израненных книг.

– Вилли! – попыталась воззвать к нему ведьма, – Это же я, Нувола! Помнишь, как я вылечила твою грыжу? А как спасла тебя от простуды прошлой зимой? Вилли?.. Вилли!

– Кроличий сууп…– с аппетитом протянул Вилли, занеся лопату над головой.

Нувола закатила глаза, вспомнив, что была белой, пушистой и очень вкусной и отпрыгнула в сторону прежде, чем лопата упала на остовы растерзанных гримуаров. Страницы, поднятые ударом в воздух, обратились в огненных мотыльков и накинулись на обидчика словно потревоженный рой диких пчёл. Вилли ревел и отмахивался от них лопатой как медведь, у которого хотели отнять соты, но мотыльки оказались проворнее, и их разъярённые огненные всполохи стали последним, что он увидел в своей жизни. Вилли удивлённо вскрикнул, выронил лопату и вдавил ладони в глазницы, неистово их натирая. Потерявшись в пространстве, он пятился по домику взад-вперед, пока, наконец, едва не задавив Нуволу, не врезался в последний уцелевший шкафчик с зельями, ждавший своего звёздного часа у камина. Лишившись чувств, Вилли рухнул на пол. Шкаф же отдал последний салют из смешавшихся зелий и цветного стекла и демонстративно упал на землекопа.

– Ох, Вилли… – сердобольно покачала головой Нувола и отвела взгляд от печальной картины.

– Жалкое зрелище, – согласился Скуро.

– Сейчас бы тарелочку кроличьего супа.

Нувола сказала это абсолютно искренне. Она была голодна и очень любила крольчатину, но ни Скуро, ни гроза за окном не знали, что до вчерашней ночи у неё не было кроличьих ушей. Поэтому в домике повисло неловкое молчание, а за его пределами заметались лепреконы, перепрятывая горшочки с золотом. Под тяжестью взгляда Скуро, выражавшего полное недоумение, Нувола неловко притопнула задними лапами.

– Я хотела сказать, – нервно протянула она, – морковный суп был бы сейчас очень кстати.

Это была последняя попытка отложить необходимость объяснить мышонку всё, с самого начала. Крайне неудачная.

– Ты не кролик.

– Оговорилась, с кем не бывает!

– Ты не кролик! – настоял Скуро с твёрдостью, которой Нувола от него не ожидала.

– Да.

– Что тебе от меня нужно? – затаил дыхание мышонок.

– Ничего, – беззаботно ответила Нувола. – Можешь уйти. Можешь узнать правду.

Она отступила в сторону, явив его взгляду небольшую остроконечную шляпку из красного рами, притоптанную к полу отпечатками больших и тяжёлых сапог. В следующий миг она шмыгнула в неё.

– Нувола! – крикнул мышонок ей вслед.

Нерешительно, он заглянул за пределы поникших полей шляпы, но не увидел ничего, кроме пузатых складок ткани. Крольчиха исчезла.

– И где же она? Где правда?

– Тебе решать, – донеслось из глубин шляпки.

Глава 2. Мышонок в шляпке

Скуро зажмурил глаза и задержал дыхание, надеясь хоть немного заглушить биение крохотного сердца, пульсировавшего в его ушах, но от этого оно забилось ещё громче. Пробираясь по черным внутренностям шляпы подкашивающимися от страха лапками, Скуро предполагал, что находится в желудке волшебного головного убора, и продвигался вперёд медленно, надеясь отсрочить встречу с тонким кишечником, толстым кишечником и всем, что следовало за ними.

– Вот тебе и правда, – посетовал он на себя. – У лесного мышонка одна судьба: быть съеденным не лисом, так волшебной шляпой.

– Вообще-то она питается межпространственной молью. – Знакомый и слегка возмущённый голос раздался совсем близко, как если бы Нувола шла рядом с ним. – Ну и долго же ты сюда добирался! Я уже начала думать, что ты вернулся в лес Гримснеста.

Зазевавшегося на голос мышонока мягко обняла непроницаемая темнота. Он попытался сделать ещё один шажок и убедился в том, что непреодолимая, невидимая преграда не пропустит его вперёд.

Скуро покорно отступил назад.

В его глазах вспыхнули отражения лиловых искр. Очертив аккуратную арку, они выжгли на его сетчатке контуры двери. Да-да, крохотной дверцы, подозрительно напоминающей заплатку, с засовом в виде петельки, наброшенной на милейшего вида красную пуговицу в виде сердечка. Скуро не составило труда подцепить петлю и открыть засов. Заплатка, открываясь, заскрипела как многовековая замковая дверь, пережившая не одну осаду, и когда она захлопнулась у него за спиной, то выглядела именно так. Её размеры не удивили бы человека среднего роста, но мышонку она виделась столь исполинской, что он едва не свернул шею, пытаясь забраться взглядом на самую вершину массивной металлической рамы.

– Кхэм, – напомнила о себе Нувола.

Мышонок обернулся. На него смотрели две белые глянцевые туфельки с овальными носочками, один из которых нетерпеливо постукивал по пурпурному ковру, такому мягкому и тёплому, что Скоро сразу захотелось свернуться клубочком в его ворсе и уснуть…

– Выше, – подсказала ведьма.

Скуро пришлось встать на задние лапы, чтобы рассмотреть обладательницу высоких каблуков и пышного кружевного платья цинкового оттенка, утяжелённого несколькими слоями алебастровых рюш. Если бы не глаза цвета костяники, зияющие на припудренном болезненной белизной лице, он бы принял её за ожившую мраморную статую, какие иногда встречались во дворах богатых жителей Гримснеста. Цвета будто боялись её – ни один не осмелился притронуться к её коже, губам и, в особенности, кудрям, плотной тучкой вьющимся у неё над плечами. Бесцветные, они впитывали в свои локоны любой рефлекс извне и переливались ломким перламутром.

Пригласив мышонка в лодочку из ладони, маленькую, ледяную и бледную, Нувола посадила его к себе на плечо, и Скуро осмотрелся. О том, что они всё ещё находились в шляпе, теперь можно было догадаться разве что по сладковатому, травянистому аромату мыльнянки, корнями которой Нувола имела обыкновение мыть голову, да крыльям, оставшимся от поглощённой красной хищницей межпространственной моли и кружившим вниз с деревянных нервюр низкого сводчатого потолка. На нисходящей с него небольшой чугунной люстре за каплевидной комнатой следили восковые свечи. Но весь тёплый свет, что они так старательно излучали, поглощали чёрные вельветовые занавески, да пухлый диван, обитый тёмно-серым жаккардом. Рядом с диваном, в луже столика из красного дерева тонула накрахмаленная скатерть, на которой блестела серебряная утварь.

– Нравится моя шляпка? – самодовольно улыбнулась ведьма.

– Здесь всё выглядит иначе… – только и вымолвил Скуро.

– Здесь всё выглядит так, как я захочу, – объяснила Нувола. – Ещё будучи маленькой, я сама заколдовала эту шляпку, и часто пряталась здесь, когда моя крё… Одна вредная фея заставляла меня учиться. Шляпка – мой крохотный мир, и, хотя всё, что ты видишь – иллюзия… – Нувола повертелась перед зеркалом, возникшим из ниоткуда на каменной стене. – Здесь я могу быть настоящей.

– Значит, вот как ты выглядишь на самом деле… – задумчиво опустил голову Скуро.

Догадливость, как и у большинства грызунов, была у него в крови, и она уже давно твердила Скуро, что Нувола и есть та ведьма, о которой ходит так много нехороших слухов. Подтвердив свои подозрения, мышонок впервые за этот бесконечный, ужасный день не почувствовал страха. Он лишь сильнее захотел уснуть у ведьмы на плече.

«Она спасла меня от лиса – напомнил догадливости Скуро, и та немного успокоилась. – Может, не такая уж она и плохая».

Пол задрожал и закачался из стороны в сторону, на несколько секунд превратив комнату в гремящий мебелью и утварью маятник.

– Что это было?! – встрепенулся Скуро.

– Шляпкотрясение, – сонно пробормотала Нувола.

Опустив Скуро на стол, она уронила себя в кресло и выпустила из лёгких усталый вздох.

– Время от времени такое случается. К этому привыкаешь, как к качке на море. Просто представь, что мы в каюте, где нам ничего не грозит.

Скуро никогда не видел море. И никогда не видел качку. Но он видел… Он видел перед собой блестящие серебряные блюдца, полные семян, орешков, ягод и червячков!

Желудок Скуро замурлыкал.

– Угощайся, – опередила его просьбу Нувола, а затем и его вопрос: – Но, повторюсь: всё здесь иллюзия, включая еду и чувство сытости после неё. Как только мы покинем шляпу, голод вернётся, но к тому времени мы найдем способ подкрепиться, обещаю.

Стоило Скуро прикоснуться к угощению, шляпкотрясение повторилось с новой силой, заставив Нуволу вцепиться в диван, а Скуро увернуться от опрокинувшегося бокала с вином.

– Ооо, а вот это уже шторм, – нервно засмеялась Нувола.

– Погоди, – проснулась едва задремавшая догадливость Скуро. – Каюта? Шторм? Мы что… Плывём куда-то?

– Именно, – кивнула Нувола. – Мне стоило сказать тебе сразу: стоит мне захотеть – шляпка исчезнет в одном месте, и появится в другом. Это займёт какое-то время, но всё же путешествовать в шляпе куда удобнее, чем носится по небу на метле, как некоторые.

При слове «метла» подбородок Нуволы надменно вздёрнулся.

– И куда же мы… – аромат лакомств вновь овладел разумом мышонка, и не закончив вопрос, он набросился на еду.

– Туда, где с меня, наконец, снимут это ужасное заклятие. Боги… – Нувола спрятала лицо в ладонях. – Это было так неожиданно. Я всегда ладила с жителями Гримснеста.

– Ты так в этом уверена… – заметил Скуро.

– Конечно, уверена! – фыркнула Нувола. – Прежде они никогда не громили мой дом. Что на них нашло? Неужели они решили, что это я повинна в пожаре, случившемся позапрошлой ночью?

Нувола стиснула помпоны своих кудрей в кулаках и, упав локтями на колени, отрешённо уставилась в пол. Скуро перестал жевать и повернул к ней две набитые щеки, ожидая, что она скажет дальше.