Изакку

– Куда все идут? – удивленно спросил доктор Филлини.

– Какая вам разница? – встречным вопросом ответил мужчина. – У вас что, есть билет?

– Билет в этот подвал? Ну-ну.

– Я вижу, что у вас его нет. Так уходите.

– Что там? – упрямо спросил Андре.

– Уходите! – повторил мужчина и пошел прямо на него.

Подойдя, он со всего размаху толкнул профессора. Тот в ответ рассмеялся, и смех был такой же металлический, как и все вокруг. Он медленно отступил, решив не портить свой вечер еще и бессмысленной дракой.

«Драться с охранником подвала…» – подумал он. – «Нет, вино не настолько вскружило мне голову, чтобы я так низко падал».

Мужчина достал из кармана мел, и, написав на стене слово «Parabola»[21], спустился вслед за другими. Андре, секунду постояв, пошел дальше. Улицы стали совсем пусты. От темной глади искусственного озера тянулась мгла, окутавшая небольшой мост. На другой стороне улицы располагался парк скульптур.

Стало холодать. Он поежился, и по привычке скрестив руки, медленно пошел между двумя рядами статуй. Почему-то профессор подумал, что в них когда-то кипела жизнь. Кто-то кивал гордо вздернутой головой, кто-то тянул вперед свой каменный перст, а некоторые угрюмо опустили холодные лица, на которых застыли соленые капли дождя. Он сел возле одной из статуй. Скульптор изобразил читающего человека. Таких статуй по всему городу, да и во всем мире, полно. Филлини и до этого видел статуи читающей девочки, читающего мальчика, отца и сына, и даже ангела. Но в этой скульптуре было что-то особенное. Ему сперва даже показалось сходство в лице статуи и Фаусто Семприни. Это был тот же взгляд, затерянный в горечи. Ростом статуя превосходила Андре, но скрутившая тело боль придавала ей подавленный вид. Каменный человек будто застыл с щемящим чувством неопределенности. Он будто искал ответ, читая очередную книгу, но и в этот раз она сразила его своей черствой бессодержательностью.

Андре припал к холодной ноге статуи и, прижавшись к ней щекой, затаил дыхание. Так прошел час, а за ним еще один. Вдруг он почувствовал дыхание и испуганно вскочил. Статуя почти выпрямилась, шея вытянулась вперед. Вырвавшись из заточения собственной плоти, мужчина тяжело вздохнул. Высоко задрав голову, он издал вопль, бросил книгу и стал разглядывать что-то вдалеке. Профессор боялся произнести слово, боялся даже пискнуть. Он и смотрел на статую с чувством вины, ему казалось будто он сам залил тело человека затвердевающим раствором.

Сутулившаяся спина статуи склонилась, мужчина с болью согнул колени и присел рядом с посетителем парка скульптур. Над их головами нависали темно-желтые тучи, в которых вздрагивал и захлебывался лунный свет. Он был так же заточен, как эта каменная фигура.

Мраморный человек широко расставил руки, опустил голову и вдруг заговорил.

– Кто ты? – его голос был едва слышен, точно шепот песочных часов.

Филлини смутил этот вопрос. «Кто я? И что мне ответить? Назвать имя? …сказать, что писатель? Не поймешь. Скажу… человек. Просто человек».

– Я человек, – из-за волнения голос его прозвучал гордо, так, словно он в одночасье стал единственным представителем человеческого рода.

– Человек? – мужчина сбил его с мысли своим грубым смехом. – Дайте закурить, человек.

Андре замешкался. Он похлопал себя по карманам, вынул портсигар, открыл его и большим пальцем вытолкнул вперед две сигареты. Одну себе, а другую… «Человеку из мрамора протягиваю сигарету», – подумал он, но все же высек огонь и дал ему прикурить. Следом прикурил сигарету сам.

– Что скажешь, человек? – спросила его статуя.

Писатель улыбнулся, затянув в себя облако дыма.

– Так стало проще говорить, – заключил он. – Что сказать? Я человек. Человек по имени Андре. Я мало сплю, мало ем и пишу книги. Вот и все.

– Ты мыслишь? – спросил человек из мрамора.

– Что это значит? – Филлини вспыхнул от любопытства. – Вы задаете вопросы, на которые сложно подобрать однозначный ответ.

– Я задал самый простой вопрос из тех, что мне дозволено задать.

– Кем дозволено?

– Ты гость, Андре. Позволь мне говорить.

В этом голосе была явно затаена некая власть. Ей нельзя было прекословить, от нее трудно было уклониться. Он кивнул.

– Что, если я не знаю ответа?

– Я не удивлюсь, ведь ты человек.

– Так ли мало того, что я человек?

– Несоизмеримо мало.

– А с чем вы сравниваете?

– А с чем можно сравнить взятый от земли прах?

– С чем угодно, – ответил профессор, стараясь облегчить свою участь в сложном разговоре с кем-то или, скорее, чем-то более мудрым.

– Люди легче праха. С тобой невозможно разговаривать. Ты не умеешь слушать, – раздраженно ответил мраморный человек. Он затушил сигарету между тротуарными плитами, взял в руки мраморную книгу и встал в прежнюю болезненно скованную позу.

– Что ты хочешь этим сказать? – с упреком спросил Андре. – Что тебе так не нравится в людях? Почему мы вообще должны кому-от угождать! Я не выбирал ни плоти, в которой мне суждено было родиться, ни мыслей, заложенных в мою голову, ни чувств, ни страстей – ничего! Откуда тебе знать, валун неотесанный, что скрыто в Человеке?..

Андре хлестнул рукой и размозжил кулак о мраморное лицо статуи. В гневе он замахнулся левой, ударив по касательной, затем правой, и снова повторил. Лишь когда ослепившая глаза ярость отступила, он понял, что бьет безжизненную статую, которая ничего не чувствует.

Руки от боли так свело, что глаза побоялись опуститься и посмотреть, что с ними стало. Было ясно одно: они в крови и тепло постепенно покидает их.

Филлини проснулся, чувствуя, как немеют пальцы. Его накрыла сильная тревога. Он еще несколько минут не мог пошевелиться. Онемевшую руку сковала судорога, потом она перешла в легкое покалывание. Андре успокаивал себя, стараясь отойти от неприятного состояния, затем попил воды и встал. Приведя себя в порядок, он прокручивал в памяти свой загадочный сон. Обычно наутро невозможно было вспомнить, что снилось ночью, но этот сон, а точнее, тот каменный человек и его слова были так непохожи на все остальное, что Андре даже готов был повторить сон, чтобы вновь прикоснуться к этому таинственному существу.

Солнце медленно поднималось. Он встал на пороге балкона и закурил одну за другой две сигареты. Обе показались более горькими, чем выпитый кофе.

Стоя у зеркала, он заметил у себя под глазами синяки, но старался не думать ни об усталости, ни о болезни. Резко выдохнул и побежал вниз. К тому времени город еще не проснулся. На часах было 6:35. Пока все не забылось, он хотел вернуться в парк скульптур и взглянуть еще раз на статую, которая с ним говорила. Есть ли она там вообще?

На рассвете улицы были почти пустыми, он вновь почувствовал, как к нему подступает чувство одиночества, но это был странный осадок после встречи с Эмилией. Она пришла не вовремя. Как раз в ту пору, когда у него накопилось столько вопросов, и он перестал думать о ней думать. Не потому, что она исчезла из его памяти, но скорее потому, что и не в памяти было дело, а в чем-то более глубоком, пронизывающем саму его мысль.

Он снова стал верить, особенно после того сна, что героизм – превыше всего, что именно героизм помещает человека в глубины истории и сшивает страницы бытия. Только одна мысль его беспокоила: увы, героизм больше сопряжен со смертью, чем с жизнью. Получается то же, что и в христианстве, – пока семя не умрет, не увидит свет новое растение. Как-то один известный журналист сказал такие слова: «Героизм – это род смерти, а не образ жизни».[22]

«И статуи оживают, что говорить о мастерах, чьи руки придавали камню форму жизни…», – подумал профессор. – «Поговори, поговори со мной…» – Он повторял это на всем пути, пока не оказался в том самом парке скульптур, у той самой статуи человека, держащего в руках мраморную, как он сам, книгу. «Поговори со мной», – повторил Андре, уже глядя в его безжизненные глаза.

Ничего необычного не было. Сев на каменные плиты, установленные по периметру постамента, он озадаченно почесал выступившую на лице щетину и закурил сигарету.

– Синьор! – Андре окликнул хромого мужчину – За кого болеете? Ювентус? Наполи? Или, может, за местных?

Мужчина остановился, презрительно взглянул на него и, махнув головой, пошел дальше. Андре не стал его останавливать. Неважно было, кто остановится, главное, чтобы человек был не молодой. Молодые ни черта не знают, – решил он. Ему нужен был тот, кто живет поблизости и знает историю каждого уголка еще до того, как здесь все застроили многоэтажными домами.

– Синьор, синьор! – позвал он еще одного. Этот и не оглянулся.

Писатель пригляделся. За ухом старика был слуховой аппарат телесного цвета.

«То что надо!» – подумал Андре. Он подошел к нему ближе, протянул руку и вежливо пожелал старику доброго утра.

– С добрым? – хмуро ответил старик.

– Что-то случилось?

– Кошка выпрыгнула с балкона. Никак не найду. Соседский мальчик играет солнечным зайчиком, а мне теперь – ищи. В мое время за такое пороли. Хотя, может, не со зла он это сделал. Ну… ну куда мне в мои годы по деревьям лазить? Я ж ее не найду.

– Она сама вернется, зря беспокоитесь.

Старик остановился и задумался.

– Вернется? – спросил он голосом, нашедшим утешение.

– Да, точно вам говорю.

– Хорошо.

– А вы можете мне помочь? – спросил Филлини.

– Могу, – ответил старик.

Андре рассмеялся.

– Но ведь я и не сказал, чего от вас хочу.

– Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе.[23] Особенно помогать людям, – с этим ответом он окончательно ободрился и стал улыбчивее.

Только теперь писатель заметил, что лицо этого человека светлее многих других, что он встречал за свою жизнь. Нет, оно было не молодым, но в нем была ликующая ясность, которой могло позавидовать само солнце.

– Скажите, – не удержавшись, начал профессор, – вы всю жизнь христианин?

– Ну и вопрос. Ну, на моей памяти нет ни одного человека, который бы родился, да сразу стал бы служить свету. Как тебя зовут?

– Андре.

– Идет самая настоящая война, Андре. Путь, которым идет воин, предполагает постоянную готовность к бою. Следовать за Богом человек начинает лишь тогда, когда к нему приходит полное осознание, что он находится на войне; нужно быть решительным и смелым, чтобы не погибнуть, не успев даже вступить в бой. Каждый день я вижу, как свет и тьма вступают в схватку. И так каждый день.

– А как вы решили, что Иисус – Бог? Думаю, вы тоже знаете, что трудные отношения между светом и тьмой можно проследить в любой религии.

– Вот и верьте в свои религии, – рассердился старик. – А я в Бога верю. Никогда не смогут люди понять Бога. Мы лучшее, что у Него есть, Он любит нас, а мы Его ненавидим… Почему же ненавидим? Вот же, наши дела кричат об этом за нас.

В знак поддержки он похлопал старика по руке.

– Вы сердитесь на меня, как отец на сына. И сердитость у вас добрая. Я хотел спросить про эту статую… – доктор Филлини положил руку на книгу, которую держал в руках мраморный человек. – Вы случайно не знаете, кто скульптор?

– Как же не знаю. Разве ты не читал табличку, заходя в парк? Там же написано, что все скульптуры в парке сделаны руками Фаусто Семприни.

Андре замер. Улыбка сошла с лица. «Таких совпадений не бывает», – подумал он. – «Сперва смерть старика, а теперь статуя, сделанная его руками, говорит со мной во сне… Либо я схожу с ума, либо Фаусто Семприни самый неслучайный человек из всех, кого я повстречал…»

– Фаусто?

– Да, он самый, – сказал старик. – Ладно, я пойду.

– Не ваша кошка бежит?

Старик обернулся и вскричал от радости.

– Она… она самая!

– Вот и славно. – Он снова закурил и сел на прежнее место. – Ну, всего вам хорошего. Спасибо, что остановились и поговорили со мной.

– Сынок, тебя что-то гложет, я вижу. Я приду домой и помолюсь за тебя. А ты не упрямься. Ты пытаешься водить судьбу за нос, но это никогда у тебя не выйдет. Есть люди с пустыми глазами, они жаждут наживы, их сердца только ради этого и бьются; опьяненные славой или деньгами, они перестают отличать добрый плод от плохого. Они отравляют друг друга и самих себя. Но ты не такой, я вижу. Я помолюсь. А ты, не упрямься, не трать зря силы.

Выпустив облако дыма, Филлини поглядел на старика, который уже собрался уходить. Он решил промолчать, зная, что разговор может затянуться, а стрелки часов упорно твердили, что пора идти.

Когда старик ушел, Андре все еще не сдвинулся с места и сидел, молча глядя на мраморного человека, прокручивал в голове свой сон. В эту минуту, примерно в метре от себя, он увидел недокуренную сигарету. Она была затушена в узкой щели между плитами, на которых во сне сидела эта ожившая статуя. Он протер глаза. Не показалось. Это правда, он сидит в том же месте, как и вчера, не сдвинулся с него ни на пядь, и во сне он не сходил с этого места…

Сон стоял перед глазами: «Он сел возле меня, положил в сторону книгу и попросил закурить. Я протянул ему сигарету, но он и курить-то толком не мог, а спустя минуту разговора, сунул ее в эту самую щель!» Филлини сорвался с места. Его тело с ног до головы покрыли мурашки. Он переборол ступор, подошел к статуе, оглядел ее снизу доверху и, отряхнувшись как промокший под дождем кот, сбросил со спины противные покалывания.

– Фаусто… – тихо сказал профессор. – Кто ты такой…

Глава 9

Отец еще дышал, кончины ожидая,

А Гарпагон в мечтах уже сказал себе:

"Валялись, помнится, средь нашего сарая

Три старые доски – гроб сколотить тебе". [24]

Андре быстрым шагом догнал такси. Он всю дорогу ехал не просто молча, но заставив молчать и внутренний голос, раз за разом возвращавший его к Фаусто Семприни.

Автомобиль остановился у дома Эцио Мартино. Внутри все еще жила надежда встретить Иларию и поговорить с ней, узнать место временного пребывания Эцио. Обычно суд по таким делам затягивается, потому что имена причастных на слуху, и за ними следят самые злобные газетчики. Но в данном случае это могло сыграть им на руку. Он постучал в дверь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Вальтер Скотт. Антикварий.

2

Вершина в одноименном массиве, которая возвышается над озером Леман в Альпах. Самая высокая точка Альп и самая высокая гора в Европе.

3

Фортуна – древнеримская богиня удачи. Воплощение женственности, непредсказуемости, материального благополучия. В арсенале древнеримского божества был рог изобилия, изливающий богатство.

4

Главный редактор газеты «De Agosto».

5

Американская актриса кино и телевидения, поп-, соул- и ритм-энд-блюзовая певица, продюсер и фотомодель.

6

Совершенство!

7

Сенека. Троянки (отрывок).

8

Джакомо Дзанелла – итальянский лирик и историк литературы. Был профессором философии в Венеции и в Падуе. В своих о стихотворениях он часто писал о науке и ее практическом применении.

9

Людвиг Фейербах. Основные положения философии будущего, § 28

10

Дом шляп.

11

Улица Сормани.

12

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Гай Марций [15].

13

Итальянский актер, получивший известность благодаря картине «Джанго» 1966 г.

14

Основатель буддизма, одной из трех мировых религий. Получив при рождении имя Сиддхартха Гаутама, он позже стал именоваться Буддой.

15

Джон Мильтон. Il Penseroso (отрывок).

16

Американская ежедневная газета, издающаяся в Нью-Йорке с 1851 года. Третья по тиражу газета в стране после USA Today и The Wall Street Journal.

17

Квинт Гораций Флакк. Послания [1, 100] (отрывок).

18

New York Times Building

19

Публий Теренций Афр. Самоистязатель. Сцена I [70].

20

Когда ты в одиночестве, будь сам себе толпой. Тибулл, IV [13, 12].

21

Притча.

22

Габриэль Лауб (чешско- и немецкоязычный писатель и журналист).

23

Послание к Филлиниппийцам (4:13)

24

Шарль Бодлер. Неожиданное (отрывок).