Полная версия:
Красота красная
– Успокойтесь, донья Амалия! Ничего не случилось. Вы не позвали меня вовремя, но с вами все в порядке. Ничего не произошло.
Запах дерьма заполнил всю комнату. Ольга обняла старушку и заговорила с ней, тихонько, словно нашептывала сказку ребенку:
– Тс-с-с, ничего страшного. Ну, упустили немножко. Сейчас мы все приведем в порядок. Ну же, ну же…
У старухи был потерянный взгляд, глаза широко раскрыты, так что, казалось, вот-вот выскочат из глазниц.
– Мы все умрем. В книге Откровения написано: «И, начав речь, один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли? Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца»[6].
Подумав, что старуха не в своем уме, Ольга направилась в ванную. Взяла там полотенце, намочила его водой с мылом и вернулась в комнату. Старуха продолжала говорить сама с собой:
– Это уже предсказал пророк Исаия: «Отчего же одеяние Твое красно, и ризы у Тебя, как у топтавшего в точиле?»[7]
Ольга сняла со старухи ночную рубашку и, насколько могла, обтерла ее. Затем подхватила под руку и усадила голышом в инвалидное кресло, стоявшее рядом с кроватью.
– «Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; и Я топтал их во гневе Моем и попирал их в ярости Моей; кровь их брызгала на ризы Мои, и Я запятнал все одеяние Свое…»
Ольга сорвала сразу все простыни и бросила их на пол. Затем затолкала инвалидную коляску в ванную, запихнула старуху под душ и вымыла горячей водой с мылом. Донья Амалия, не прекращая, декламировала строки из Библии.
– «…ибо день мщения – в сердце Моем, и год Моих искупленных настал».
Ольга вытерла и одела старуху, которая все сильнее нервничала. Громкость ее голоса все возрастала.
– Замолчите, ради бога, донья Амалия. Ничего не случилось. Вот и все! – прошептала Ольга ей на ухо по пути в комнату.
Стоило им зайти в спальню, как донья Амалия поднялась с кресла. Ольгу удивило то, с какой легкостью старуха выпрямилась. Та встала рядом с ней и указала на нее пальцем.
– Мы умрем, потому что так написано. И пророк Исаия сказал: «Я смотрел, и не было помощника; дивился, что не было поддерживающего; но помогла Мне мышца Моя, и ярость Моя – она поддержала Меня: и попрал Я народы во гневе Моем, и сокрушил их в ярости Моей, и вылил на землю кровь их».
Ольга отступила назад и подобрала с пола комок простыней. Спустилась по лестнице и оказалась лицом к лицу с как раз вошедшими в дом Тео и Сарой. Не в силах себя контролировать, Ольга уронила простыни и расплакалась.
Затем сообщила об увольнении и отправилась в заднюю комнату собирать вещи, оставив онемевших от удивления нанимателей.
И сильный запах дерьма в холле.
Доверчивость
– Около миллиона евро! Деньги. Всегда деньги…
Они находились в кабинете Санти. Ана делала записи в блокноте.
– Что ты пишешь? – буркнул он.
– Все, что приходило мне в голову, пока я их слушала.
– Может, сходим выпить кофе? Пока не починят кондиционер, никто не сможет нормально обсуждать дела в этом кабинете.
– Давай.
– А потом я собираюсь побывать дома у Уго Гильена, парня, который встречался с Ксианой несколько месяцев назад. Пойдешь со мной?
– Ну, тогда я сюда не вернусь. Уже половина двенадцатого, а сегодня я работаю до двух. Теоретически. Сейчас, схожу за сумочкой. Но… постой, парень ведь несовершеннолетний. Ты собираешься явиться к нему домой вот так, не предупреждая родителей?
– Пока есть родители, проблем не возникнет. Иди собирай свои вещи. Жду тебя снаружи.
Пока Ана ушла за сумкой, Санти постучал в дверь комиссара и вошел.
– Гонсало, мы закончили с родителями. Все нормально. Единственное, что я выяснил, – мать девочки не собирается навещать сестру, а у отца скоро случится нервный срыв. И есть еще кое-что…
– Важное?
– Бабушка и дедушка Ксианы Ален оставили ей наследство в размере почти одного миллиона евро. Я хотел бы получить судебное разрешение на проверку счетов руководства этого фонда. Также хочу запросить ордер на повторный обыск их дома. На всякий случай. Там проживает более половины подозреваемых. Сделаешь?
– Да, разумеется.
– Мы с Аной ушли. Собираемся заглянуть к парню, который встречался с Ксианой Ален.
– Этот парень всю ночь провел у костра на Лос-Тилос. Его вряд ли можно заподозрить.
– Я не говорил, что подозреваю его. Но мне нужно знать, какой была Ксиана Ален, что ее беспокоило, какие отношения складывались у нее с близкими.
– Хорошо. Но веди себя нормально, а то я тебя знаю. Не проявляй агрессии. Мне не нужны жалобы разгневанных родителей из-за того, что ты издеваешься над несовершеннолетним.
Санти неохотно кивнул и вышел из кабинета. Ана уже ждала его.
– Может, сначала кофе?
– Договорились. На веранде?
– Тут, напротив.
– В «Токио»?
– Так точно.
Веранды на проспекте Фигероа всегда были переполнены. Летом Компостела гудела от паломников и туристов словно улей. Местные жители этого не выносили и старались в особую жару и праздники сбежать на побережье. В надвигающийся День апостола[8], например, Санти планировал запереться в собственном жилище с задернутыми жалюзи и хорошим запасом пива.
– Ты живешь недалеко отсюда? – спросила Ана.
– В той стороне. В Помбале, – откликнулся он. – Не могла бы ты не курить?
Ана сунула сигарету обратно в пачку.
– Мы на веранде!
– Курение – это отстой. Моя мать пять лет назад умерла от рака. Я этого не выношу, правда.
Ана застыла, шокированная признанием. Обычно Санти был сдержанным собеседником. Даже резким. Временами недружелюбным. А потому открытие столь личного факта ее удивило. Испытав чувство вины, она спрятала пачку сигарет обратно в сумку.
– Я… мне очень жаль. Если честно, я… – Ана помедлила, не представляя, что уместно сказать в подобной ситуации. Но внезапно она заметила на лице Санти странное выражение. Как будто он сдерживал смех. – Чертов сукин сын! Ты соврал?
– Конечно. Моей «покойной» матери вот-вот исполнится семьдесят пять, и она до сих пор готовит восхитительный кукурузный пирог, – с легким смешком проговорил он, больше не скрывая эмоций. – Но мне понравилась грусть на твоем лице.
– Знаешь, у тебя довольно странное чувство юмора.
– Я просто проверял, насколько легко тебя обмануть.
– Ну, я тебя раскусила.
– Только потому, что я не смог удержаться от смеха. Ты очень доверчива. Не лучшее качество для следователя. А ты ведь хочешь подняться в должности, верно? Ты собираешься подать заявку на повышение внутри управления?
– Да, в этом году. До сих пор мне это не удавалось. Я надеюсь скоро сдать экзамен и стать младшим инспектором. Также я начала изучать криминологию.
– И почему ты поступила наоборот? Хочешь подниматься с нижних ступеней?
– Иначе не получилось. Я подала заявление в полицию, как только достигла необходимого возраста. Мне требовалось работать. Я не могла позволить себе получать высшее образование.
– А подробнее?
– У меня есть ребенок. Его нужно содержать. Ему одиннадцать.
Санти знал, что у нее есть ребенок. Они работали вместе с две тысячи тринадцатого, и за это время он слышал, как Ана рассказывала о нем. Что привлекло внимание Санти, так это возраст.
– Одиннадцать? – На вид Ане было не больше двадцати пяти. – А сколько лет тебе?
– Двадцать семь.
Санти промолчал.
– Не пытайся подсчитывать, я забеременела в пятнадцать.
– В том же возрасте была Ксиана Ален.
– Может, это-то мы и упускаем.
– Ты о чем?
– О том, что мы всегда говорим о ней как о маленькой девочке. А стоит взглянуть на нее с другой точки зрения. Ксиана Ален уже была женщиной.
Руки
В руках Ксианы был свет. Мы, художники, всегда ищем свет, но Ксиане не требовалось его искать. Она повелевала светом. Могла рисовать одно и то же десять раз, и всегда получалось по-разному. В декабре прошлого года, будучи в Мадриде, я получила от нее посылку. Двадцать листов. И заметка: «Руки. С любовью. Кси».
Руки.
Двадцать листов, исчерканных углем.
Руки.
Морщинистые руки тети Амалии. Искривленные артрозом. Деформированные. Пальцы, словно голые ветви дерева зимой. Боль, раздвигающая границы белого листа. Болезненные, раненые, измученные, исчезающие руки. Освещенные углем Ксианы. Двадцать одинаковых, но разных рук.
Руки.
Руки Ксианы рождали руки.
«Они тебе понравились?» – спросила она в WhatsApp.
«Они мне понравились», – ответила я, а после написала сообщение о том, что у нее потрясающий талант. Способность отражать мир, захватывая душу.
Я бы убила ради обладания таким талантом. Ее талантом. Талантом моей матери.
Я бы убила, чтобы перестать чувствовать себя фальшивкой.
А потом я удалила это сообщение перед отправкой.
И теперь я не могу отделаться от мысли, что свет Кси погас. Она никогда больше не будет рисовать миры, запечатлевать мгновения или привлекать души.
Я никогда больше не захочу быть ею. И я не буду желать ее таланта. И не смогу сказать ей, что она королева света.
Вот о чем я думаю, когда доктор Бреннан спрашивает меня: «О чем вы думаете, Лия?» Вот о чем я думаю, когда отвечаю: «Ни о чем».
Хлоп, хлоп, хлоп
– О чем вы думаете, Лия? – спросил Коннор.
– Ни о чем.
– Я не женат.
– В смысле?
– Вы смотрите на мои руки. Я думал, вы ищете кольцо.
– Я думала о том, чтобы нарисовать их.
– Вам хочется рисовать?
Она кивнула. А у Коннора мелькнула мысль, что она выглядит очень юной, почти девочкой. В ней ощущались хрупкость и беззащитность. Те самые качества, которые побуждали желание защитить ее. Обычно он отстранялся от подобных эмоций. Всякий раз, беседуя с пациентом, старался привести мысли в порядок. Но в данном случае он не мог перестать думать о фотографиях Ксианы Ален, которые показывал ему на мобильнике Санти Абад. Поэтому напрягался едва ли не сильнее, чем Лия, стараясь сосредоточиться на правильных вопросах, чтобы проникнуть в ее разум. Хотя он по-прежнему не знал, готов ли узнать то, что там обнаружит.
– Я рад, что вы снова хотите рисовать. И думаю, я смогу вам помочь. Как вы смотрите на то, чтобы провести некоторое время в доме отдыха у нашей коллеги? Это не так уж далеко. Возле Муроса. С видом на устье реки. Там очень тихо. Идеальная обстановка для восстановления после нервного стресса, от которого вы страдаете. И если вы не против, я мог бы пару раз в неделю приходить проводить терапию.
Дом отдыха. Терапия. Нервный стресс. Время.
Лия стремительно обрабатывала новую информацию.
– Как там со светом?
– Со светом?
– Я хочу рисовать.
– Вы это упоминали.
– Смогу ли я увидеть Сару?
– Да, вы сможете принимать посетителей. Но сначала к вам придет инспектор Абад. Вы с ним уже знакомы. Я буду присутствовать на встрече.
Он намеренно употребил слово «встреча» вместо «допрос». Лия кивнула, не придав этому значения.
– Могу ли я сначала сходить на кладбище? Я не была у Кси.
– Какие у вас с ней были отношения?
«Какие были отношения с Кси? Как уместить пятнадцать лет в пятнадцати строках, начерченных в блокноте с оранжевой спиралью? Какими были их отношения? Как черно-белые клетки шахматной доски, которую он нарисовал на днях», – подумала Лия.
– Давайте поступим вот как, – предложил Коннор. – Начните произносить слова, которые напоминают вам о Ксиане. Это могут быть предметы, например, велосипед. Или чувства. Или просто слова, которые вам о ней напоминают. Произносите их быстро, не задумываюсь.
– Не знаю, смогу ли это сделать.
– Я помогу вам. Я буду хлопать в ладоши. И с каждым хлопком вы говорите слово, которое напоминает вам о Ксиане. И мы начинаем… сейчас!
Хлоп.
– Свет.
Хлоп.
– Блондинка.
Хлоп.
– Париж.
Хлоп.
– Тео.
Хлоп.
– Истории.
Хлоп.
– Фоски[9].
Хлоп.
– Не знаю, что еще сказать. Я в ступоре.
– Не задумывайтесь, – настаивал Коннор.
Хлоп.
– Велосипеды.
Хлоп.
– Лазанья.
Хлоп.
– Санхенхо.
Хлоп.
– Кровь.
Хлоп.
Хлоп.
Хлоп.
Хлоп.
Тишина.
Двойной кофе
Мать Уго Гильена, как выяснилось, продавала фрукты в супермаркете «Гадис» в Кашейрасе. Ана тепло поздоровалась с ней и тут же успокоила. Пусть женщина не переживает, они уже и так знают, что Уго тут ни при чем. Просто хотят задать ему несколько обычных вопросов, уточнить, какие у Ксианы были привычки. Что мать может присутствовать при разговоре и что они очень скоро закончат.
Пока его спутница разговаривала с женщиной, Санти наблюдал за самой Аной. Она обладала хорошими навыками общения с людьми, и Санти с облегчением оставил ей эту социальную составляющую допросов. Парень стоял рядом с матерью, на лице его читался испуг. Он выглядел типичным подростком в черной футболке, шортах с заниженной талией, которые демонстрировали резинку трусов, и в дизайнерских кроссовках.
– Не хотите ли чего-нибудь выпить? Или… – предложила женщина.
– Нет, спасибо.
Санти устроился в кресле, одном из тех, что стояли в гостиной. Ана последовала за ним и жестом предложила Уго сесть. Его мать осталась стоять.
– Что ж, Уго, мы проверили мобильный телефон Ксианы и можем утверждать, что ты последний, с кем она общалась в день своей смерти. В двадцать один тридцать она отправила тебе сообщение в WhatsApp.
– Ага. Мы с ребятами были в Лос-Тилосе, недалеко от баскетбольных площадок. Я написал ей сообщение, хотел узнать, отменили ли в конце концов ее предки наказание. Она ответила. Точно не знаю, во сколько это было.
– «Гребаные родители» – так звучит ее последнее сообщение. Вы с ней дружили?
– Да, конечно. Кси была замечательной девчонкой.
– Вы встречались.
– Всего пару месяцев.
– Кто предложил расстаться?
– Она.
– И как ты к этому отнесся?
– На что вы намекаете? – вмешалась мать Уго.
– Мы ни на что не намекаем, просто хотим знать, какие между ними были отношения.
– Ну, я уже говорил вам, – продолжал парень. – Мы дружили, и поначалу я был в шоке. Кси была потрясающей, очень красивой девчонкой, и все такое, но я не стал устраивать драму. Мы продолжали общаться.
– У вас в Инстаграме[10] есть фотография в бассейне, сделанная за неделю до ее смерти.
– С вечеринки по случаю днюхи Мауро, мы отмечали в общественном бассейне Кало.
– Мы уже поняли, что вы по-прежнему общались в одной компании. Ты не знаешь, встречалась ли она с кем-нибудь?
– Без понятия.
– А ты, ты с кем-нибудь встречаешься?
Не ответив, Уго искоса посмотрел на свою мать.
– Полагаю, мы бы не отказались от кофе, мэм, – обратился к ней Санти.
Ана уже открыла рот сказать, что в этом нет необходимости, но наткнулась на взгляд Санти.
– Да, конечно, сию минуту. Черный?
– Немного молока.
Стоило матери выйти за дверь, Санти повернулся к юноше.
– Ну вот, когда твоя мама вышла, я попрошу тебя побыстрее рассказать все, что ты знаешь.
– Ничего я не знаю, правда.
– Ты разговариваешь с полицейскими. Если я заподозрю тебя во лжи, отвезу в полицейский участок.
Парень поспешно заговорил:
– Она меня бросила, когда увидела с другой девчонкой. Это случилось на ботеллоне[11], на карнавале. Я перебрал, а она в тот день не пришла, потому что была в Париже со своей тетей. Кто-то сбросил ей фотки в WhatsApp, и она меня бросила. Не разговаривала со мной почти месяц. После этого все стало по-прежнему. Сейчас я встречаюсь с одноклассницей, Кларой.
– Ладно, все нормально. Все в порядке, Уго. А Ксиана, она с кем-нибудь встречалась?
– Ага. Она сообщила мне об этом на вечеринке у Мауро. Говорила, что влюблена, но больше ничего не может мне рассказать.
– И все, никаких намеков?
– И все. Вы смотрели в ее мобильнике?
– Конечно, и ничего не нашли, поэтому мы здесь и беседуем с тобой, – пояснила Ана.
– Ну, она не призналась, кто это. Но я знаю, что это был кто-то, кто не понравился бы ее родителям. Она говорила, что узнай ее предки, с кем она встречается, отправили бы ее в школу-интернат за границу. И я ей поверил. Они у нее очень строгие, и бабла у них хватает. Знаете же, ее бабушка была известной художницей.
– Вот, держите, – прервала их мать Уго, подавая поднос с кофе, молоком, сахаром и макарунами.
– Что ж, большое спасибо, – откликнулся Санти.
Они быстро выпили кофе. Санти достал из кармана визитку и протянул ее матери.
– Если вспомните что-нибудь, что может оказаться полезным, не стесняйтесь звонить нам.
Ана еще раз поблагодарила собеседников, и они с напарником покинули квартиру. Санти не открывал рта, пока они не шагнули в лифт.
– Полагаю, у тебя кофе уже скоро из ушей польется, – заметила Ана.
– Давай договоримся. Ты в последний раз начинала говорить раньше меня. Зачем ты предложила матери присутствовать при разговоре?
– Он несовершеннолетний!
– Вот именно. Несовершеннолетние ни слова не скажут в присутствии родителей. Мы здесь не для того, чтобы заводить друзей. Если идешь со мной, ты говоришь после меня, если не получишь других указаний. Тебе понятно?
Ана резко вдохнула, собираясь ответить, но тут же выдохнула. Они вышли на улицу и сели в машину Санти.
– Куда тебе? – спросил он.
Ана взглянула на часы. Почти два. Ее сын находился у матери, поэтому она могла не торопиться. Оставался запас по времени.
– Ты больше ничего не планируешь делать?
– Планирую. Поесть, вздремнуть и еще разок прочитать отчет о вскрытии. Он пришел вчера, и я пролистал его по диагонали. Хотя, очевидно, ничего интересного не найду.
– Я вчера прочитала. Подтверждает то, что нам уже известно. Никаких следов. Искусственная кровь. Ловкий убийца. Отсутствие ранений, характерных для самообороны.
– Ты очень хорошо все изложила, но я в любом случае перечитаю его.
– Разве ты не собирался сегодня поговорить с другой парой, Фернандо и Инес? – поинтересовалась Ана, обрадованная неожиданным комплиментом.
– Отложу на завтра. Не помешало бы, если бы ты кратко изложила то, что мы услышали сегодня. У меня есть одна идея. Так что теперь у тебя есть домашнее задание на вечер.
– Принято. Отвезешь меня обратно в Сантьяго?
– Но разве ты не здесь живешь? Насколько я понял, ты думала здесь и остаться.
– Да, в Ла-Рамаллосе, но намерена воспользоваться тем, что ребенок пристроен, и выполнить кое-какие поручения.
– Как скажешь. Где тебя высадить?
– Без разницы. В центре.
На обратном пути они практически не разговаривали. Санти высадил ее на площади Галисии. А после обогнул площадь, чтобы вернуться обратно в Кашейрас, при этом чувствовал себя немного виноватым за то, что не взял Ану с собой.
Она же поймала такси до Города культуры[12], чувствуя себя немного виноватой, что не взяла с собой Санти.
В центрифуге
Тео Ален звонил в агентство по трудоустройству, на чем свет стоит проклиная Ольгу.
Он бросился за ней, пытаясь успокоить, но ничего не смог поделать. Ольга заявила, что они все сумасшедшие. Что она бедная, но честная. Что дом проклят, и она никогда больше не ступит в него даже за все золото мира. Что ей очень их жаль, и они были к ней очень добры, но она больше не может здесь находиться. «А что, если я следующая?» – заключила она.
Тео понимал ее. Он сам балансировал на грани нервного срыва, когда коп задавал вопрос за вопросом. И в тот день вдобавок ко всему он поднял тему денег.
Тео услышал, что Сара внизу, в прачечной. Она не могла оставить грязное постельное белье Лоле, которая придет только на следующее утро. Должно быть, стиральная машина вот-вот закончит цикл. Тетя Амалия сидела в кресле в своей комнате с четками в руках и беззвучно молилась. В августе ей исполнится восемьдесят лет. Не так уж много, но произошедшее с Ксианой полностью выбило ее из колеи. Она всегда любила истории о чертях и колдунах, но в последние две недели не говорила ни о чем, кроме апокалипсиса и кровавой расплаты. Впрочем, никто не считал уже это странным.
А вот что касается Ольги, было обидно. Эта сдержанная и очень опытная женщина работала у них уже три или четыре года. Они жили, не беспокоясь о старухе. К тому же Ольга всегда без проблем сопровождала их в Санхенхо. Он пытался уговорить Сару отправить тетку в дом престарелых, но жена наотрез отказалась. Донья Амалия всегда жила с матерью и воспитывала Лию и Сару, тогда как Аврора жила от выставки к выставке. А Сара всегда была преданна семье.
Он быстро справился с задачей. Договорился с менеджером агентства на следующий день, после чего сделал второй звонок. Спустя три гудка на том конце подняли трубку.
– Привет, Адриан! Как там дела?
– …
– Ну, это хорошо, правда? А что насчет этого коллеги? Я помню, ты говорил, что он из ряда вон выходящий, но ты уже знаешь, что Лия особенная, в курсе ее паранойи. Любой, кто плохо ее знает, может решить, что…
– …
– Я знаю, ты говорил, но я не могу сейчас думать о себе. Меня больше беспокоит Сара. Она почти не разговаривает, ведет себя едва ли не агрессивно. И самое ужасное, не хочет видеть Лию. Это меня совершенно сбивает с толку. Ты же знаешь, что они ничто друг без друга. Я не понимаю Сару.
– …
– В «Родейру»? Нет, ты никогда мне не рассказывал.
– …
– Альба? Нет, и ее тоже не помню. Я изучал экономику, помнишь?
– …
– А, ну да, теперь понял. Она вышла замуж за Фермина Сасидо, филолога, верно? И где, ты говоришь, находится этот дом?
– …
– Нет, никогда там не был. Раньше мы больше ездили в район Санхенхо.
– …
– С деньгами проблем не будет, у Лии есть. Но ты уверен? Может, лучше, чтобы она вернулась к нам?
– …
– Не думаю, что это хорошая идея. Но полагаю, вы не сможете помешать им выполнять свою работу. Как ни крути, а этот коп явно очень упертый. Мы сегодня побывали на допросе в отделении полиции. Очень неприятное ощущение. Он расспрашивал о деньгах Кси, знаешь, о тех, которые ей оставила наша родня. Короче говоря, не буду вдаваться в подробности. Он смотрит на всех нас так, словно мы могли…
– …
– Спасибо, я знаю.
– …
– Нет, ни звука. Они присутствовали на похоронах. Откуда я знаю! Он в отпуске, но не думаю, что и Инес тоже.
– …
– Я тебе повторяю, меня беспокоит Сара. Дело не только в том, что она не навещает Лию. Скорее в том, что она почти не ест, не разговаривает и вообще ничего не делает. Но в какой-то момент начинает действовать так, словно ничего не произошло. Например, беспокоиться по поводу поездки в супермаркет или в банк. Это очень странно.
– …
– Что ж, неплохая идея. Но прежде чем отправиться в Санхенхо, нам нужно уладить вопрос с тетей Амалией. Сегодня Ольга уволилась. Я был… мы все были в шоке.
– …
– Не переживай, занимайся своими делами. Пациенты на первом месте. Завтра продолжим разговор. Я попрошу денек на работе. Как только разберусь с тетей Амалией, загляну повидать Лию. И позаботься о ней, ты знаешь, она особенная. Чао.
– …
Тео повесил трубку и откинулся на спинку дивана. Закрыл глаза. Под сомкнутыми веками вспыхнуло залитое кровью лицо Кси. Та кровь на его собственных руках после того, как Тео поднял ее. Он вспомнил раковину, полную розоватой водой, и медленно алеющую мыльную пену. Каждую ночь перед внутренним взором всплывали светлые волосы Кси, превратившиеся в слипшийся комок. Под этим алым покрывалом он не узнавал собственную дочь.
В настоящее его вернули прикосновения холодных рук. Открыв глаза, Тео увидел стоящую перед ним на коленях Сару. Посмотрел ей в глаза. Глаза женщин Сомоса. Сары, Лии, Ксианы. Сара одну за другой расстегнула пуговицы на его брюках. От удивления Тео не смог издать ни звука. Лишь немного приспустил штаны. Сара скользнула губами чуть ниже пупка. Кончиком языка медленно спустилась вниз. А после стянула с него трусы, взяла в рот его член и принялась ритмично сосать. Внутрь. Наружу. Внутрь. Наружу.
До его слуха донесся шум стиральной машины. Начинался отжим.
Внутрь. Наружу. Быстрее. Сильнее. Еще сильнее.
Бум, бум, бум, бум, бум, бум.
Тео кончил одновременно с отключением стиральной машины.
Сара встала и, даже не взглянув на него, сняла трубку стационарного телефона и заказала на ужин пиццу «Четыре сыра».
Кем была Аврора Сиейро?
Из всех библиотек Ана предпочитала именно библиотеку Города культуры. Раньше она ездила в нее по учебе, поскольку там не возникало проблем с парковкой, ни разу не пропадал Wi-Fi, и не сказать, чтобы он был сильно загружен. Все-таки туристов здесь было больше, чем студентов. Ане также нравился архитектурный комплекс, хотя этого мнения многие ее сокурсники не разделяли. Она же восхищалась чистотой и белизной линий модерна, а также высотой потолков и ярко освещенными залами.
