скачать книгу бесплатно
– Нет, нормально, – отмахнулся тот, – я справлюсь.
– Бери, старик.
– Ты так весь запас растранжиришь на меня.
– А на кого мне его еще транжирить? – улыбнувшись, ответил Тим, – тут только ты да я. Пей.
– Нет, пока нормально. Нужно попробовать растянуть. Нам еще хрен знает сколько идти. Тем более, что днем немного теплеет. Да и двигаюсь я. Лучше на ночь.
– Да бери ты уже, – Тим схватил спутника за запястье и вложил ему в руку пузырек, – я лучше потрачу на тебя весь запас, чем буду тащить тебя на горбу до самых скал. Не волнуйся, тебе хватит. Если что, будем экономить. Пей давай.
Игорь хорошенько взболтнул содержимое емкости, после чего выдернул большим пальцем пробку.
– За старых богов! – сказал он, после чего выпил густую жидкость.
К вечеру снова пошел снег. Сначала небо медленно роняло крупные снежинки, плавно скользившие по кристальному морозному воздуху, а затем подул ветер, и эти самые снежинки стремительно превратились в маленькие острые иглы, вонзавшиеся в лицо. Вокруг было лишь белое нетронутое поле, за весь день путникам не встретилась ни одна постройка, ни одно укрытие, в котором можно было бы переждать надвигающуюся бурю и перевести дух после изнуряющего походя. Скалы на горизонте лишь немного увеличились в размере, но все еще оставались недостижимо далеки.
– Похоже, сегодня без привала, – сказал Игорь шедшему впереди молодому человеку, стараясь перекричать завывающий ветер.
– Будем идти до темна.
– Как скажешь.
Темнота спустилась очень скоро, стоило солнцу опуститься за самый край скалистой гряды, растянувшейся от юга до запада.
– Одно радует, – сказал Игорь, оглядываясь, – хотя бы чертова города больше не видно.
Тим осмотрелся, давая спутнику перевести дух. Ноги и спина гудели от усталости. Он ощущал отголоски отчаяния где-то на задворках подсознания. Слишком далеко, чтобы думать о них всерьез, но их появление свидетельствовало о том, что Игорь буквально объят отчаянием, хоть и не показывал это. Молодой человек украдкой взглянул на запыхавшегося и выбитого из сил спутника.
– Ладно, – сказал он, сбрасывая с плеча сумку, которая тут же практически полностью погрузилась в снег, – нужно передохнуть.
– Передохнуть? – нервно улыбаясь, переспросил Игорь, перекрикивая завывающую вьюгу, – где ты собрался отдыхать?
Он развел руки и окинул ими бескрайнее снежное поле. Но Тим не ответил. Он расстегнул утонувшую в снегу сумку и извлек из нее старую книгу.
– Держи, – сказал он, протягивая ее Игорю.
– Что? Извини, но нет настроения читать.
Тим снова не ответил. Он опустился на колени и принялся копать снег руками.
– Эй, пацан, ты чего это? – удивленно спросил Игорь, глядя на яростно отбрасывающего в стороны снег молодого человека, – это ведь твой дневник.
– Просто бумага. Так будет удобнее. Давай, нужно выкопать яму. Пары метров, думаю, должно хватить.
Игорь взглянул на врученную ему книгу. Проведя по старой обложке рукой, он с сомнением перевел взгляд на усердно копающего Тима.
– Ты уверен? Может лучше руками. Тут много всего написано. Жалко как-то.
– Либо старая ненужная книга, либо отмороженные пальцы, – ответил молодой человек, не отрываясь от работы, – выбор очевиден, тебе не кажется.
Игорь пожал плечами и, схватив книгу покрепче двумя руками, принялся отбрасывать снег, извлеченный из стремительно растущего углубления, во все стороны.
– Да и черт с ней, – сказал он, кряхтя от напряжения, – пропади пропадом весь этот великий город со всей его великой историей. И все остальные гребанные народы вместе с ним.
Тим, углубившийся в снег так, что снаружи остались лишь ноги чуть выше колена, продолжал выгребать руками снег, выбрасывая его назад, а Игорь, чья борода к этому моменту побелела и покрылась маленькими сосульками, старой книгой отбрасывал снег в стороны. Так они работали около получаса, пока, наконец, Тим не выполз наружу и не выудил из снега утонувшую в нем сумку. Он забросил сумку внутрь и, размяв затекшую спину, пролез вслед за ней в небольшой проход. Игорь еще раз взглянул на разваливавшуюся в руках мокрую старую книгу после чего замахнулся и бросил ее как можно дальше.
– Ты как? Не мерзнешь? – спросил Тим, когда спутник, протиснувшись через лаз, расположился практически вплотную к нему.
– Нормально, пацан. Не переживай за меня, – поерзав и устроившись поудобнее на утрамбованном собственным весом снеге, он посмотрел в глаза молодому человеку, находившемуся в каких-то двадцати сантиметрах от него, и рассмеялся, – в тесноте да не в обиде, так ведь говорится.
– Я, пожалуй, отвернусь, если ты не против, – Тим с трудом перевернулся на другой бок, – от такой интимной обстановки мне немного не по себе.
– Да ладно тебе. Обещаю, что не стану приставать.
– Заткнись, старик, – ответил Тим, не оборачиваясь.
– Ну ты чего? Я ведь шучу просто. Чтобы разрядить обстановку. Знаешь, что мне это напоминает? Как-то раз мы с твоей матерью прятались от дождя в тесной расщелине. Да, вот было время… – он улыбнулся, предаваясь воспоминаниям, – Плайя Соледа. В тех местах дождь редко идет, но если уж и грянет, то смывает все вокруг. Застал нас на берегу. Как сейчас помню. Ничего не предвещало, светило солнце… этот золотой песок… Аж ноги обжигал, представляешь? Сейчас это кажется фантастикой. Ты глянь, выход уже почти завалило. И чего мы не остались там, у моря?
– Ты знаешь, чего.
– Да-да, знаю. Просто размышляю вслух. За одну минуту небеса разверзлись, и на нас пролился горячий дождь. Такой сильный, что даже бежать было страшно. Мы добрались до скалы, отделявшей пляж, и забились в расщелину между камнями. Вот прям так, как сейчас здесь с тобой… Вот было время, а? Ты представляешь?
– Представляю, старик, – сухо ответил Тим, стараясь не поддаваться этой волне воспоминаний, такой заразительной и притягательной.
Мысли о Виктории отчаянно прорывались сквозь стену отрицания, так основательно возведенную аккурат посреди сознания, отделявшую полезные размышления от деструктивных.
– Взглянула бы она на нас сейчас, – продолжал Игорь, – наверно смеялась бы до упаду. Как думаешь? Смеялась бы?
Тим не хотел отвечать, понимая, что его ответ лишь раззадорит спутника. Он набрал полную грудь холодного воздуха, все еще поступавшего в их укрытие снаружи, и медленно выдохнул, пока легкие полностью не опустели.
– Отдыхай давай, – ответил он, – надо набраться сил.
– Ладно-ладно. Ты прости, если я не к месту все это говорю. Просто я…
– Знаю. Я тоже скучаю по ней. Это нормально, не волнуйся.
– Скучаешь значит? – спросил Игорь, – а отчего никогда не говоришь? Мы бы могли обсуждать это. Временами, разумеется…
– От того, что любое упоминание о ней заканчивается всегда одинаково. Ты снова заводишь старую песню. Раз за разом.
– Неправда. Не всегда. Если бы ты говорил со мной, то, может быть, я бы понял твои мотивы и не лез бы больше. Но ты, черт возьми, всегда молчишь.
– Сейчас нам обоим нужно помолчать и попытаться уснуть, – ответил Тим.
– Вот видишь? Снова это делаешь. Как только я начинаю…
Тим развернулся, приподнявшись на локтях, и взглянул на спутника испепеляющим холодным взглядом.
– Ладно-ладно, – сказал Игорь, закатив глаза, – я тебя понял, пацан. Давай спать. Надеюсь, что утром получится выбраться отсюда. Если вьюга не прекратится до рассвета, то нас хорошенько припорошит за ночь. Не хотелось бы обрекать тебя на слишком долгое такое неприятное соседство.
– Спи давай, сосед. Если будешь мерзнуть – разбуди.
– Конечно разбужу. Услышишь, как мои кости трещат.
Тим видел высокую стену, узкие, засыпанные снегом улочки, огромную цитадель, возвышавшуюся над великим городом, острые пики крыш которой исчезали в ночном небе, тесные винтовые лестницы башен, длинный коридор, в конце которого горел свет от огня в камине. Она ждала его. Но он так и не пришел, стоя там, в коридоре, и глядя на тусклый огонек в конце. Он так долго привыкал сопротивляться собственным желаниям и стремлениям, что, как ему казалось, достиг в этом искусстве совершенства. Но сколь долго и трудно давалась ему эта привычка, столь же быстро она рассеивалась теперь, и приходилось снова прикладывать неимоверные усилия, сдерживая в себе то, что могло бы упростить саму жизнь.
* * *
Плач ребенка нарушал ночную тишину. Она снова и снова брала его на руки и качала, тихо напевая старую колыбельную песенку, бережно переданную ей матерью, которая, в свою очередь, получила ее от своей матери. Семейная традиция, призванная привносить спокойствие, сейчас отчего-то лишь раздражала все больше и больше, и каждое новое слово тонуло в непрекращающемся детском крике. Она чувствовала, как последние силы покидают ее, руки слабеют, а веки сами собой опускаются. Опасаясь выронить страдавшего мальчика из рук, она аккуратно положила его на кровать и устало опустилась рядом.
– Я не знаю, как тебе помочь, малыш, – сказала девушка, гладя маленькую тяжело вздымавшуюся грудь, – а еще не знаю, как помочь себе.
Пошатываясь от слабости в ногах, она медленно встала и, распахнув дверь, вышла на улицу. Холодный ветер тут же обдал ее разгоряченное лицо, слегка отрезвив, но не настолько, чтобы ушло беспокойство, ставшее таким естественным. Тем удивительнее показалось ей то, что стоило ей заприметить в ночном небе падающую звезду, мелькнувшую на темном полотне ночного неба прямо над крышей дома, как крик друг утих. Воцарившаяся тишина только еще сильнее возбудило беспокойство, вместе с которым возникла настороженность. Что-то влекло ее назад в дом. Странное чувство, не испытываемое ею никогда прежде. Она шагнула через порог в темноту, теперь уже волнуясь из-за воцарившейся тишины, но замерла, едва войдя внутрь. В тесном, освещенном потрескивавшим в камине слабым огоньком помещении, все скудное убранство которого составляла кровать в углу, да небольшой стол у крохотного окна, что-то было иначе, чем прежде. Что-то изменилось, и эти изменения настораживали и вселяли то самое беспокойство. Окинув взглядом непривычно тихую комнатку, она заметила ее. Неподвижная высокая фигура стояла у кровати, словно статуя, смотря на пугающе спокойного малыша, тянувшего вверх свои крохотные ручки. Тусклый свет из камина бил ей в спину, так, что лица ее разглядеть было нельзя, но это совершенно точно была женщина. Ее тонкая рука шелохнулась и потянулась к маленьким пальчикам. Копившееся беспокойство выплеснулось наружу, не уместившись наконец внутри.
– Отойди от него! Не прикасайся!
Девушка бросилась к кровати. Все вокруг будто замедлилось. Она видела, как длинный тонкий указательный палец едва коснулся крохотного среднего пальчика на протянутой вверх ручке. Она попыталась сделать еще один шаг, но услышанный звук остановил ее. Это был смех. Такой чистый и такой родной. Легкий младенческий смешок будто бы ввел ее в ступор.
– Не волнуйся, – сказал тихий голос, – я не могу причинить ему вред.
– Он… не плачет?
– Потому что понимает, что теперь он в безопасности.
Девушка подошла к кровати и осторожно подняла малыша на руки, боясь совершить слишком резкие движения и рассеять воцарившийся такой долгожданный покой. Очутившись на руках матери, мальчик все еще протягивал маленькие ручки к незваной гостье, чье белое лицо с отблеском пламени теперь было хорошо различимо.
– Кто ты? – спросила девушка, отворачиваясь от странной собеседницы так, чтобы малыш ее не видел.
Стоило ей сделать это, как мальчик закряхтел и беспокойно зашевелился.
– Ты не можешь противостоять этому, – сказала незнакомка, все так же стоявшая неподвижно у кровати, – ты – как усталый путник, который ищет ответ.
Глаза девушки широко раскрылись, блеснув отраженным из камина огнем, и она по привычке с опаской осмотрелась, хоть и прекрасно понимала, что никто посторонний не мог услышать эти слова. Но как-то эта незнакомка тут оказалась, минуя дверь, а это значит, что ни в чем нельзя быть уверенно окончательно.
– Я и есть ответ, сестра, – медленно проговорила она, вновь поворачивая беспокоившегося младенца к гостье.
На белом лице появилась улыбка. Ребенок снова потянулся к ней, и две тонкие руки ответили на этот жест. Девушка, ощутив необъяснимую безопасность, сама того не желая, выпустила сына, передав ее незнакомке. Та нежно прижала к себе мальчика, уткнувшегося лицом в ее грудь и жадно вдыхавшего ее запах.
– Кто ты? – снова повторила свой вопрос мать, с настороженностью и растерянностью наблюдая, как незнакомка нежно обнимает ее сына.
– Мне интересно, какие догадки тебя сейчас посещают? Как ты сама думаешь?
– Ты играешь со мной? Мне не нравится эта игра.
Незнакомка снова улыбнулась, смахнув с лица упавшую прядь светлых волос.
– Лаура. Так ведь тебя зовут?
– Знаешь меня?
– Конечно я тебя знаю, сестра. Ты ведь уже поняла, что опасности нет. Так почему бы нам не сыграть в эту игру?
Лаура несколько секунд молча следила за тем, как собеседница нежно покачивает на руках ее сына, и тот радостно посмеивается при каждом новом ее движении.
– Ну так что? Кто я, по-твоему? – спросила светловолосая женщина в длинной зеленой юбке, шуршавшей в такт движения ее бедер.
– У меня есть догадки. Но настолько… неправдоподобные, что я боюсь показаться наивной.
– Почему ты боишься этого? Что плохого в наивности?
– В мире, в котором я живу, наивность влечет за собой жестокость, – она сделала паузу, не сводя глаз с собеседницы, – раз ты этого не знаешь, то…
– То что? Продолжай.
– То значит, ты не из этого места, – сказала Лаура, – я права?
Ребенок незаметно уснул на руках. Женщина осторожно опустила его на кровать.
– Отчасти, – сказала она, наклонив голову на бок, – когда-то давно это место было моим домом. Единственным домом.
– А теперь, стало быть, нет?
– Нет. Меня заставили покинуть собственный дом, убедив, что я больше не нужна тут. Забавная реальность. Как только понадобился кто-то, чтобы вернуться сюда, в мыслях сразу всплыло мое имя.
– И зачем понадобилось возвращаться? – спросила Лаура, настороженно поглядывая на мирно спавшего сына.
– И об этом ты тоже уже догадываешься.
Лаура сделала широкий шаг и встала между незнакомкой и младенцем на кровати.
– Ты здесь, чтобы забрать его у меня? Если так, то знай – я его не отдам.
На лице женщины появилась холодная снисходительная улыбка.
– Похвальная решительность. Она была права на твой счет.
– Она? Кто она?
– Моя сестра, – ответила женщина, – она сказала, что ты станешь хорошей матерью для мальчика. Что лучшей матери ему не найти.
– Значит и то, что я не отдам своего сына, она тоже говорила.
– Не волнуйся за него, я ведь уже сказала. Ему ничего не угрожает. Хотя, буду с тобой честна, если бы была моя воля, то я бы забрала его с собой сегодня же, – Лаура хотела было ответить, но собеседница остановила ее, подняв руку, – но, к сожалению, я не вправе влиять на его судьбу. Так гласит один глупый договор. И мы обе сделаем сейчас вид, что я впредь буду его придерживаться. Твой сын останется с тобой. Обещаю. Но никакой договор не помешает мне влиять на его будущее. Разумеется, с твоей помощью, сестра.
– Договор? Ты хочешь сказать, что…
– Я хочу сказать то, что говорю. Не больше и не меньше. Давай, Лаура, скажи мне, кто я?
