Парок спутанные нити

– Ужасно жалко! Но не можем ли мы немного посидеть во дворе и послушать вечернее пение лягушек?

Наташа улыбнулась:

– Думаю, это не возбраняется.

Они сидели на скамейке, окутанные вечерними ароматами жасмина, акации и еще каких-то незнакомых растений. Солнце уже изменило цвет дальних гор, превратив их из зеленых в пунцовые, облака на западе загорелись, ветер с моря посвежел и немного усилился. Музыканты подобрали свои монеты и ушли.

Вот он, момент, которого нельзя упустить! Нужно заговорить о ней самой – действует безотказно.

– Позвольте узнать, в какой гимназии вы учитесь?

– В женской гимназии Арсеньевой.

– Как я полагаю, учитесь вы на отлично?

– Да, – просто ответила Наташа.

– И вас за то любят родители, учителя, соклассницы?

– Не знаю, может, не только за это.

– О да, вы всегда можете сказать, что хорошо, а что дурно, что правильно, а что нет. А позвольте спросить, на чем основываются ваши оценки?

Наташа растерялась:

– Я довольно много читаю, стараюсь не выносить поспешных заключений.

Он не отставал:

– Коротко говоря, ваши суждения имеют чисто литературную основу, на деле вы должны согласиться, что совсем не знаете жизни, что живете в теплице, где вас холят и лелеют, как экзотическое растение. Естественно, соблазна легко избежать, если не знаешь, что это такое. Поляки говорят: «Хвалить за чистоту того, кто вырос в монастыре, это как хвалить глухого, что он не подслушивал под дверью». Признайтесь, вы ведь без маменькиного позволения и шага в жизни не сделали?

Наташа подумала и кивнула: не сделала.

– И что дальше? Через год вы кончите гимназию, и что потом? Бессмысленное существование за спиной сначала родителей, а потом богатого мужа? Дети и прочее? И так пройдет вся жизнь? Неужели вы не летали? Неужели никогда ни о чем не мечтали?

Наташа удивленно вскинула брови. Ерунда какая, конечно, мечтала. О любви на всю жизнь. О странной встрече. О сероглазом короле – это стихотворение я переписала у Милы Матвеевой. Раньше я мечтала быть женой декабриста, как Мария Волконская. Я хотела заняться чем-нибудь важным и нужным. Хотела путешествовать. Как это – не мечтала! Конечно, все это немного смутно…

Ей хотелось возразить Борису, но возразить – значит, открыть душу, а сделать это она не могла, сама не зная, почему. Он был прав в чем-то, и эта правота раздражала и сердила ее, хотелось доказать, что он ошибается.

Борис видел, что все её существо противится его словам, которые разрушали ее уютный мир, её жизненные правила, и это раззадоривало его еще больше:

– Как вы можете судить о чем-то, если видели только то, что вам показывали? Спорим, вы не решитесь нарушить эту традицию.

– Ошибаетесь, – покачала головой Наташа, – я очень даже способна на самостоятельные действия. Просто пока не возникало такой ситуации, чтобы это показать.

Борис засмеялся:

– Она и не возникнет сама собой, пока вы этого не захотите. Конечно, до сих пор ваша жизнь шла в строгом русле: дом, гимназия, наверно, фортепиано, еще что-то. Уроки, уроки, уроки… Сейчас, в поездке, все изменилось. Ловите возможность!

– Какую возможность?

– К примеру, махнуть в Монте-Карло.

Наташа растерянно взглянула в горячие глаза.

– И что я там буду делать?

– Как что? Играть! – его глаза откровенно смеялись.

– Я же не умею.

– Это неважно. Сейчас самое время проверить себя. Главное – поступок. Или вы в принципе на него не способны? Тогда имейте смелость признаться в этом. Знаете, немецкий ученый Мёбиус исследовал головной мозг и пришел к выводу, что мозговые извилины и височные доли у женщин развиты слабее, чем у мужчин. Это различие прирожденное, и его следствием является женская слабость, неполноценность. Он говорит, что женщина – это нечто промежуточное между мужчиной и ребенком во многих умственных отношениях.

Наташа сердито нахмурилась:

– Ерунда какая, я совсем не ребенок!

– Вот и посмотрим. В восемь часов у вокзала. Поезд на Монте-Карло в восемь тридцать. Я буду ждать. Придете?

Глядя в его тревожащие глаза, Наташа как под гипнозом сказала:

– Да, – встала со скамейки и направилась в пансион.

***

Борис почувствовал волнение спутницы с первой минуты их тайной встречи на вокзале, хотя внешне это почти ни в чем не проявлялось, лишь и без того молчаливая девушка совсем замкнулась. Однако обязательно требовалось объяснить ей некоторые важные вещи, и Борис надеялся, что она в состоянии их услышать и понять. Пока они ехали в поезде он вполголоса объяснял ей правила игры в рулетку, хотя и не был уверен, что Наташа воспринимает его слова:

– Делайте ставку сразу после того, как крупье кидает шарик на рулеточное колесо. Вы меня поняли?

Она кивнула.

– После того как крупье скажет: «Ставки сделаны», пытаться поставить фишки на игорный стол или делать ставки нельзя…

Наташа безучастно смотрела в темное уже окно вагона, и Борис не мог понять, слышит ли она его слова. Он чувствовал, что необходимо подогреть ее интерес к этому неожиданному приключению.

– А если вы серьезно выиграете, нужно будет положить деньги в банк, лучше всего, в немецкий банк Мендельсона, там даже царская семья свои капиталы держит. – Он шептал ей это, словно кто-то из пассажиров мог понять русскую речь и заподозрить их в некоем противозаконном действии.

Она кивнула без всякого выражения и снова отвернулась, скручивая и вновь распуская длинную серебряную ручку-цепочку расшитой бархатной сумочки, которая лежала у нее на коленях.

Господи, прости мне мою ложь, обещаю, что никогда, никогда больше …

Борис не мог предположить, что Наташа всю дорогу молилась, ему казалось, что она сохраняет душевное равновесие без усилий: вот и высокую дамскую прическу сделала, и шелковое платье с накидкой надела, и шляпу – выглядит вполне взрослой. Но его собственное состояние каким-то непонятным образом изменилось: если прежде он мечтал о тайной встрече с Наташей как о начале романа, то к моменту прибытия в Монако, по третьему разу объяснив, как следует делать ставки в рулетке, он едва сдерживал внутреннюю дрожь и никаких романтических планов в голове уже не держал. Поднимаясь по широкой лестнице на вершину холма к залитому огнями зданию казино Монте-Карло, Борис снова наклонился к девушке:

– Вы должны знать, что по законам княжества в казино не допускаются граждане Монако, студенты и люди моложе восемнадцати лет, поэтому нам придется немного слукавить.

Она в ответ только кивнула – поняла. Они вошли в распахнувшиеся перед ними двери и оказались в огромном роскошном холле среди леса сверкающих колонн и блеска полированных каменных полов. У входа в зал их остановил сидевший за столом господин во фраке, перед которым лежала раскрытая книга для записей. Наташа без запинок ответила по-французски на вопросы служащего: мадемуазель Натали Покровски, из России, дочь профессора Московского университета, восемнадцати лет. И следом: Борис Липкин, инженер, двадцати пяти лет. Оставив запись в книге, господин во фраке поднял на них водянистые глаза и приглашающе повел рукой.

Наташу ослепила красота открывшегося зала, сиявшего в свете бесчисленных люстр обильной позолотой, настенными росписями, бронзовыми скульптурами – все вокруг слилось в зеленовато-золотую мозаику. Огромные зеркала бесконечно умножали заполненное людьми пространство.

– Сначала мы должны купить в кассе фишки, – услышала она у самого уха и бездумно последовала за Борисом, зажав в руке три золотые монеты, подаренные тетей Тильдой.

Обменяв деньги на фишки, они вошли в зал, где стояли рулеточные столы.

– Смелее, новичкам везет!

Борис знал, что говорит: два года назад он впервые переступил порог казино следом за случайным знакомцем, завсегдатаем подобных мест, который и посвятил молодого соотечественника в манящие тайны рулетки. Он раз за разом выигрывал тогда и страшно огорчился, услышав звонок, говоривший об окончании работы казино, – деньги просто текли в руки! Рассовав по карманам купюры, он прямо у кассы условился с новым приятелем, который тоже играл очень удачно, о завтрашней встрече. Он тогда долго не мог заснуть, прикидывая, что сможет себе позволить, удвоив, а то и утроив выигрыш, но потом настало завтра, и он не успел опомниться, как потерял все. Знакомца того он тоже больше не видел, и в казино с тех пор ни шагу. До сегодняшнего дня.

Едва за одним из столов освободилось место, Борис усадил Наташу. Она огляделась и поразилась тому, какая необычная публика ее окружала. Хотя все присутствующие внешне выглядели очень спокойными, их лица были странны, Наташе даже показалось, что вокруг нет ни одного нормального человека: дамы в вечерних туалетах, господа во фраках – все посетители казино были замкнуты и мрачны, ни улыбки, ни веселого взгляда. Сосредоточенные лица в ярком свете огней казались серыми и безжизненными. В эту минуту крупье кинул на рулеточное колесо маленький белый шарик.

– Делайте ставку, – услышала она взволнованный шепот.

Наташа сдвинула кучку фишек на красное поле:

– Красное.

После возгласа «Le jeu est fait!» колесо завертелось, и Борис замер, следя за ним. Наконец безумный шарик устал. Красное! И снова красное. И снова. Это было что-то немыслимое: красное повторилось двенадцать раз подряд! Наташа называла цвет, и выпадал именно он. Каждый раз, когда крупье выкрикивал «Rouge!», игроки словно сходили с ума, и крупье приходилось их утихомиривать. Игра шла невероятно нервная, многие пытались ставить против Наташи, думая, что длинная полоса красного должна кончиться, и неизменно оказывались в проигрыше.

Шарик стучал в бесшумно вращающемся колесе рулетки, но Борис уже не следил за его бегом. Устроившись напротив Наташи, он не мог отвести от девушки глаз: она выглядела какой-то отстраненной, словно прислушивалась неизвестно к чему, и то раз за разом пропускала возможность сделать ставку, то называла число, и шарик покорно ложился в указанную лунку. Она семь раз кряду назвала «тридцать два», многократно увеличив свой выигрыш, и Борису не всегда хватало смелости повторять ее ставки, о чем через минуту он уже жалел. Руки у него тряслись, внутри все дрожало, природная осторожность боролась с азартом. Шарик снова забегал по кругу, и Борис решился: следом за Наташей поставил на «нечет». И снова да! От радости хотелось кричать, ведь по самому приблизительному расчету выигранных денег ему должно хватить до конца обучения! В этот момент крупье объявил, что сумма максимального выигрыша достигнута, а значит, игра на этом столе закрывается до завтрашнего утра. Борис взглянул на Наташу и понял, что она совершенно растеряна. Боясь, что волшебство прекратится, он мигом рассовал фишки по карманам и бросился к ней, чтобы не дать возможности уйти. Он сгреб ее фишки в бархатную сумочку, ссыпал остатки в шелковую накидку, как в мешок, подхватил девушку под локоть и, не давая опомниться, повел к соседнему столу. За ними двинулась целая толпа.

На новом месте все повторилось, Борису казалось, что он сходит с ума, больше всего он переживал, что Наташа прекратит игру. Каждый раз, когда шарик занимал указанную лунку, тихий обычно зал буквально взрывался. Все ждали, когда полоса невероятного везения прекратится, ставить за Наташей решались уже немногие. Следить за шариком не осталось сил, Борис хотел встать, поднял голову и увидел на пороге зала господ Шульца и Шарфенберга, самых строгих профессоров физико-математического факультета Цюрихского университета. Именно Дитер фон Шарфенберг обещал дать ему рекомендации, конечно, при условии безукоризненной репутации. От этого сверхпринципиального человека зависело его будущее, и, если господин профессор обнаружит студента Липкина в столь неподобающем месте, где ему находиться не надлежит, студент Липкин будет изгнан из университета без права восстановления. Борис покрылся холодным потом и весь сжался, низко склонив голову. Уходить следовало немедленно. Проследив, что господа профессоры направились в зал для карточной игры, он лихорадочно сгреб свои фишки, выбрался из-за стола и поспешил в кассу.

О Наташе он вспомнил лишь после того, как обменял фишки на деньги, выстояв предварительно небольшую очередь. Он осторожно вернулся за ней и увидел, что крупье застилает стол тканью, а Наташу на глазах толпы уводят куда-то во внутренние кабинеты двое сотрудников казино. Борису хотелось плакать от бессилия, но вступиться за нее и оказаться в центре скандала он не мог. Еще долго ходил он вокруг казино, пока не убедился, что ожидание напрасно, и с тяжелым сердцем отправился на вокзал.

***

Перед сном Николай зашел к Якову Платоновичу, потому что знал – тому будет интересен рассказ о посещении Монте-Карло. Оба они не были азартными игроками, но покер любили.

– Как успехи, мой мальчик?

– Увы, увы! Проиграл полтораста франков. Но свою долю удовольствия получил.

– И на том спасибо. А мне сегодня Маша Ознобишина звонила из Парижа. Ольга рвется сюда, но остальные планов менять не собираются, так что приедут в понедельник. Придется тебе еще потерпеть.

– Бог с вами, всю бы жизнь так терпеть.

Старый барон усмехнулся:

– Похоже, тебя не очень огорчили эти новости.

Николай замялся. Он и в самом деле как-то охладел к Ольге, которая два года являлась для него подлинным наваждением. Может быть, тут сказалось мнение матери, высказанное ему наедине очень откровенно; он, даже и против своей воли, признал правоту ее слов: красавица Ольга не способна ни к какому делу, в отличие от членов его семьи, в которой дети с малых лет приучались к труду. Она очень обидчива и не переносит даже малейших замечаний в свой адрес. Ей нравится царить, она забавляется, когда поклонники теряют голову и совершают безрассудные поступки. С некоторым удивлением Николай подумал о том, какие глупости творил он сам, а уж историю с дуэлью даже вспоминать не хотелось. Но лукавить с дедом ему не нравилось:

– Кажется, я выздоравливаю от этой болезни.

– Ну, дай бог. Я всегда думал, что ты достоин лучшего, чем девица из рода Иваницких.

Это было неожиданно: Николай считал, что Яков Платонович симпатизировал Ольге, ведь ему нравилось все красивое. Но при чем здесь род Иваницких?

– Я думал, она вам нравится.

– Она очень хороша, и лицо, и фигура… Только для жизни не годится.

Николай удивился.

– Видишь ли, у нее внешность актрисы, редкая красота – сон, а не земное существо. Томный взор, манящая улыбка, вся – загадка и обещание. Беда только, что загадки-то никакой нет, и таланта тоже нет. Никакого. Ни к чему. Один гонор да самомнение. Поверь мне, это очень тяжело для близких. Она вся в бабку пошла, та тоже многим жизнь попортила. Собственно, в желании кружить головы греха нет. Прелестное чуть кокетливое создание никому вреда не делает – Вертеры нынче перевелись. Однако они обе холодные, как рыбы. И движет ими в основном любопытство и стремление подтвердить беспредельность своей власти над дураками в штанах.

Интересно, подумал Николай, а не являлся ли сам Яков Платонович одним из таких дураков? Может, это у них семейное? Но он же как-то выпутался, все говорят, он жил в счастливом браке. Николай вспомнил Дарью Кирилловну, которую прямо видел только однажды, еще подростком, потом лишь на фотографиях: милое лицо с нежным румянцем (он не знал тогда, что это значило) и какая-то поразительная мягкость в движениях, которую заметил даже он, тогдашний. И почему-то в памяти всплыла стройная фигурка девушки в синей матроске, и этот жест, когда она брала брата под руку – необыкновенно грациозное движение, как в балете. Недавно в казино он видел в странной толпе кого-то очень похожего на ту девушку. Наташу. Или на самом деле ее? Это длилось буквально пару секунд, но он не мог бросить игру и выйти в зал для рулетки, а когда партия кончилась, там ее точно не было.

– Поверь мне, – продолжал между тем Яков Платонович, – жениться на таком создании, значит обеспечить себе очень много неприятностей. Понимаешь, они остановиться не могут, брак тут не преграда. Помню бедного Степана Михайловича – как об него Зинаида Ильинична ноги обтирала! Жалкое было зрелище. Они ведь состояли в родстве, конечно, четвертая степень, но все же фамилия одна. Любил ее без памяти, глаза закрывал на все, а чем кончилось? Пулей в грудь – дуэль. Она не долго вдовье носила – выбрала себе другого дурака, благо, они вокруг нее вились. И с тем так же себя держала. Видно, есть порода дам, главная цель которых мужем командовать. По молодости я этого не понимал, конечно, голова прояснилась позднее, когда брат Александр женился на Софье Яковлевне. Вот уж она ему голову закружила!

– Это вы о бабушке? Которая под поезд попала?

В семье Николая эта история никогда не обсуждалась, что вызывало к ней особый интерес, но все вопросы молодых Ангельгардтов гасились уклончивыми ответами старших.

Яков Платонович некоторое время молчал, задумчиво глядя в темное окно, словно вспоминая те далекие события.

– Брат женился, хотя родители его очень отговаривали: Риды все какие-то странноватые, совсем другие, чем мы. Сам посуди: Софьин отец, Яков Андреевич – офицер, герой войны с французами, безусловный храбрец, конечно, отменно образованный, но при этом невероятно вспыльчивый, отчаянный игрок и бретер. Такой, знаешь ли, Долохов. И дети не без проблем. Иван казался полной противоположностью отцу: вообще не от мира сего. Умер молодым – думали, обычная простуда! Никого после себя не оставил, хотя имел такую прелестную жену. Сергей – поручик, наоборот, весь в отца, тоже порох – в 26 лет застрелился в Петербурге. Об этом разные слухи ходили. Софья также слыла дамой непростой, о таких говорят, «в нее черт меду положил». Брат Александр попался, конечно: жена – красавица признанная, но безумно, отчаянно ревнивая. Я сам пару раз являлся свидетелем крайне неприятных сцен. Темпераментная особа. Сочинения графа Толстого обожала, «Анну Каренину» особенно – любимое было тогда дамское чтение. Вот и последовала до конца вслед за идеалом, и маленький ребенок не остановил – твоему отцу едва пять лет исполнилось.

– А что Александр Платонович?

– Он, как Вронский, всю жизнь прожил с чувством вины. Больше не женился и с головой ушел в работу: тринадцать лет сидел смоленским губернатором, восемь – архангельским, а последние два года провел в Саратове. Он по натуре являлся человеком государственным, созидателем, и за свою жизнь сделал столько, что на десятерых бы хватило.

Яков Платонович умолк, глядя прямо перед собой, потом задумчиво проговорил:

– Видишь ли, мой мальчик, с возрастом взгляд на многие вещи сильно меняется. У молодого человека поле памяти невелико, но со временем оно становится все больше, все шире, сегодня оно вокруг меня как море. Думаю, всякий человек со временем погружается в былое, и я не исключение. Первую встречу с моей Дарьей Кирилловной я помню, словно она произошла вчера: помню ее платье и запах роз, и звуки фортепиано из окна… Стоял такой теплый август…

Он покрутил в руках серебряный портсигар, что лежал на столе, усмехнулся:

– Говорят, с возрастом возникает опасность стать пассеистом и полностью уйти в прошлое. Мне бы этого не хотелось, однако мое «сегодня» лишено, как бы тебе сказать точнее, вкуса, что ли. В нем маловато событий. Но и на настоящие события меня тоже не хватит, мне нужно что-то соразмерное возрасту. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые» – это уже не для меня. Мне сейчас наибольшее удовольствие доставляет возможность слышать и видеть прекрасное, ощущать его на вкус и запах и наслаждаться этим. Ведь по-настоящему красивое лицо встречается редко. Мне нужно что-то волнующее, но без серьезных переживаний. Ты же знаешь, как меня радуют ваши набеги, как я их жду – это именно то, чего мне не достает.

Дед снова замолчал, взглянул на Николая, словно в раздумье:

– Я скажу тебе одну вещь, которую не говорил никому, поскольку меня могли бы счесть душевнобольным. Веришь ли, мне с некоторых пор стало казаться, что все вокруг стареют, а я остаюсь сорокалетним. То есть я каждый день вижу в зеркале собственное лицо, но все равно для себя самого пребываю в этом состоянии. Сознаю, что делаюсь слабее, но в душе совсем не ощущаю своего возраста, хотя физически, конечно, стал сдавать. Не помню уже, кто сказал, кажется, этот швейцарец Фройд, что самая большая проблема старости не в том, что мы стареем, а в том, что в душе мы остаемся по-прежнему молодыми. Сердце не может успокоиться и все ждет чего-то… за поворотом. Это и есть самое удивительное.

Позднее в своей комнате Николай долго лежал без сна, перебирая в памяти события минувшего дня и все более утверждаясь в мысли, что не мог ошибиться: в казино он видел Наташу. Правда, видел буквально считанные секунды, она как будто исчезла, но обмануться он не мог.

***

Ослепительным утром Николай вышел на безлюдную Английскую набережную. Море, бирюзовое у берега и ярко-синее вдали, шуршало внизу крупной галькой пляжа, свежий ветер нес острый запах водорослей. От этой праздничной картины в душе родилось радостное ожидание чего-то неведомого, того, что ждет за поворотом, как говорил вчера Яков Платонович. Николай даже не удивился, когда из переулка совсем недалеко от него вышли две стройные дамы в широкополых шляпах и высокий мужчина. Сердце ухнуло как колокол-благовест. Он сразу узнал их и в смятении остановился. Если бы они шли навстречу, можно было бы поздороваться и присоединиться к их компании, но нагонять – это выглядело как-то неловко. Порадовало только отсутствие назойливого поклонника.

Николай машинально медленно двинулся вперед. Смущало все: и ситуация, напоминающая тайное преследование, и возможность быть обнаруженным, но остановиться он просто не мог. С трудом удерживаясь на максимальном расстоянии, он проследовал за Покровскими до пристани. Там они спустились к маленькому судну, около которого стояло несколько человек. Очевидно, предполагалась морская прогулка, и Николай без колебаний решил к ней присоединиться. Дождавшись, когда Покровские спустятся в трюм, он подошел к трапу и справился о том, куда направляется судно.

– На остров Сен-Маргарит, – ответили ему. – Стоянка три часа.

Расплатившись с матросом, Николай задержался на причале до той минуты, пока не прозвучала команда к отплытию. Пробравшись между корзинами и тюками, которыми завалили палубу, он принялся спускаться в трюм по узким крутым ступеням и, стукнувшись головой о потолок, громко воскликнул:

– О, черт!

Три головы разом повернулись в его сторону. Он подошел к пассажирам и приподнял шляпу:

– Прошу прощения, потолок очень низкий. Позвольте представиться: Ангельгардт Николай Александрович.

Анна Викторовна назвалась и представила детей.

– Я вас сразу узнал – мы в одном поезде ехали, – заулыбался Андрей.

– Да, я в Смоленске сел.

– А мы прямо от Москвы.

Наташа не проронила ни слова, только подняла и вновь опустила глаза. Она была потрясена.

– Вы позволите? – Николай устроился напротив Андрея, и они разговорились. Андрею польстило внимание этого элегантного, светского и образованного господина, и, по его просьбе, он принялся рассказывать об учебе на отделении архитектуры Московского училища живописи, ваяния и зодчества и о достопримечательностях тех итальянских городов, которые они посетили. Об особенностях архитектуры Андрей мог говорить часами, особенно о своем последнем увлечении – стиле «модерн».

– У нас само это слово под запретом, живем только позавчерашними идеями. Я согласен, что на курсовых проектах студенты каждый год осваивают разные архитектурные стили: готику там, барокко, ампир – это полезно, но ведь все дипломные проекты делаются только в духе классики. Представьте, на выпуске одни «грандиозные» академические стилизации: два года назад все проектировали музей, в прошлом году – казино, а нынче – дворец русского посланника в Италии. И без выбора – все сплошной классицизм! Так в Европе уже не строит никто.

– Что же вы миритесь с такой рутиной?

– Честно говоря, у нас бунтари в основном художники, но в этом году уже и наше отделение забурлило.

Анна Викторовна с интересом слушала разговор молодых людей, по своему обыкновению, не вмешиваясь в беседу. Наташа сидела напротив матери, безмятежная, как всегда, и никто не догадывался о ее подлинном состоянии. Все утро она неотвязно думала о том, как ей быть. Борис, который втянул ее в эту странную авантюру, исчез именно тогда, когда она нуждалась в его помощи больше всего. По дороге в порт Анна Викторовна спросила, куда делся их новый знакомый.

– Мне в пансионе сказали, он заходил поздно вечером, но не решился меня беспокоить. А сегодня не появлялся, наверное, у него какие-то свои планы, – ответил Андрей.

Услышав его слова, Наташа совсем расстроилась: через неделю ехать в Париж, и что делать с сумкой? Она такая большая, ее же не спрятать, мама сразу спросит… Если бы с нами поехал папа, я бы ему все честно рассказала, он бы понял и все решил, но мама… Она обмана никогда не простит. Боже мой, что делать?..