
Полная версия:
Мягкая Сказка
– Если ты при этом не будешь идти на поводу у тела и тут же все разбазаривать, – понял Дез.
– Ты как бы вкладываешься сам в себя, накапливая не только капитал своего потенциала, но ещё и время для его накопления и реализации.
– Двойная выгода! – усмехнулся Дэз.
– Выгода, возведенная в степень! – подчеркнул Аполлон. – «Умная Бесконечность»! Потому что чем больше времени ты этому посвящаешь, тем больше его у тебя становится. Хочешь ты того или нет. Это не вопрос выбора. Это аксиома. И наша сверхзадача – сделать её формулой нашего успеха!
– Да, – задумался Дэз, – звучит гораздо лучше, чем любой успех обывателя! Время жизни которого строго ограничено. Его здоровьем. Ставящее любой его успех под большой-большой вопрос.
– Тем более что, живя обычной жизнью, ты всего лишь наблюдаешь за карнавалом своего инстинктивного ума. Преломляя себя, как и любого другого, сквозь линзу идеалов современной тебе эпохи. Постоянно проверяя себя и другого на его им соответствие или же не соответствие. Успешность в обществе или же отмечая поведение, уводящее от «успеха». То есть то, что твой ум каждый день побуждает тебя воспринимать, привычным для тебя образом реагируя на происходящее. Через ассоциативные связи улавливая для себя привычные отношения между зомби и их вещами. А не пересоздавая их каждый день заново. Все более улучшая ваше общее бытие. Оперируя вместо этого у себя в мозгу уже готовыми «штампами». Гельштатами. Вынося каждому поступку другого уже готовый у тебя в уме «приговор». Не сумев войти в его положение и не понимая до-конца настоящих причин произошедшего. Мысля весьма и весьма поверхностно.
– Я бы даже сказал – примитивно, – усмехнулся Дэз. – Так вот почему Христос говорил: «Не судите, да не судимы будете».
– Это и есть обывательское мышление. Осуждение ближнего всего лишь закрывает нам на него глаза, не позволяя и дальше нам его воспринимать во всей полноте. А только лишь – реагировать на ближнего и все его последующее поведение уже сложившимся у нас в голове образом. А раскаиваясь в своем собственном проступке, ты, инстинктивно пытаясь оправдаться, начинаешь постигать весь комплекс причин, побудивших поступить тебя именно таким образом. Начиная видеть себя со-стороны! Увидев то, как ситуация тобою управляла, пока ты привычно реагировал на нее, как робот. Чем выдёргиваешь себя из времени, возвращая себя в бытие – в Вечность. И твой проступок уже перестает быть действительным, теряя силу причинно-следственной связи. А если раскаяться в своих заблуждениях, которыми и является, по сути, вся твоя предыдущая жизнь, то твоё прошлое больше не сможет тобой манипулировать.
– Ведь ты начал жизнь с чистого листа! Так это и есть бытие-впервые!
– Так что теперь я всего лишь смотрю кино, где я – в главной роли! – улыбнулся Аполлон. – Стараясь не причинять никому вреда. Чтобы снова не пришлось раскаиваться. А лишь пытаюсь помочь ближним.
– Чтобы посмотреть на то, что у тебя вместо этого получится?! – усмехнулся над ним Дэз.
– Чтобы потом законспектировать в своей книге сценарий этой клоунады! А потому особо и не ввязываюсь в происходящее. Встречая новый день – как очередную серию этого сериала.
– И тебе ещё не надоела эта бытовуха? – усмехнулся Дэз.
– Конечно надоела! – грузно усмехнулся в ответ Аполлон. – Поэтому я и переключил её на канал с тобой. А ты снова пытаешься переключить меня на сериал бытовухи с Алекто. Вместо того чтобы взять и от души надо мной посмеяться!
– Над тобой? – растерялся Дез. – Самим Тобой?
– Раньше я насмехался над тобой, тыкая тебя носом в твои недостатки. Теперь настал твой черёд мне помочь. Помочь мне взглянуть на себя со-стороны! Ведь со-стороны мои заблуждения ещё виднее. Вдруг я пропустил что-нибудь существенное? Ну же, покажи мне мои ошибки, которые довели меня до жизни такой. Выжигай свою и мою карму. Жги!
– Что, правда, можно? – не поверил Дэз своим ушам.
– Нужно! Или ты только по-пьяни такой смелый?
– А-а-а-а! – обрадовался Дэз и сощурил взгляд. – Ну, вот ты, скотина, и попался! Я много думал над твоими словами в мой адрес и кое чему у тебя научился. Сейчас я тебе все косточки переломаю!
– Давай, давай! Подыми мне веки! Наши собственные ошибки – это единственная наша собственность в этом мире. Наша недвижимость. Которая может сделать нас действительно богаче! А не умозрительно. Уморительными! Исправляя которые у себя в воображении мы получаем новый жизненный опыт. Особенно – если тут же попытаемся задействовать эти выводы в своей повседневной практике. Не обращать внимание на наш собственный опыт – значит прожигать жизнь впустую! Как животное. Так что давай, превращай меня обратно в бога.
– Постарайся с улыбкой смотреть в лицо трудностям, – усмехнулся Дэз, – пока я буду смеяться над твоей бедой! Или ты думаешь, почему Алекто перестала воспринимать тебя не то что как истинного джентльмена, рядом с которым она раньше чувствовала себя истиной леди, но уже даже и как лошка, морского, на которого можно всерьёз повесить выращивание своего ребёнка? И задницы!
– Ты что, серьезно? – растерялся тот. Не желая видеть себя глазами Алекто.
Лохом, на которого Дэз всё более широко раскрывал ему глаза, разбирая по косточкам его поведение. И, как собака, с наслаждением смакуя каждую «кость», вжевывал ему то, чего Ганеша пытался в себе не замечать, наивно отстраняясь от своего тварного, а значит и социального существа – Банана.
– А ты думал, что ты хоть кого-то интересуешь помимо тех денег, которые дает тебе твоя работа в море?
– А разве – нет? – опешил тот. – Разве я не красив? И не умён? Не поэтичен?
– Ну, ты и дупло! – заржал Дез. – Разрыв с Сирингой так тебя ничему и не научил! Ведь она бросила тебя сразу же, как только у тебя закончились деньги. Найдя первый попавшийся предлог! Тем более что ты сам говорил, что её однокурсник постоянно дышал тебе в спину. И без денег ты просто не выдержал конкуренции! Или ты думал, что если ты расскажешь ей правду и она поймет, что зря тебя ревнует, то она тут же тебя простит? – высокомерно усмехнулся Дез. – Она сделала бы вид, что не верит тебе! Даже Ирида видела в тебе только источник лёгких денег. Поэтому-то и использовала ваше общее прошлое соседей по коммуналке, как неплохой повод покрепче, чем другие, усесться к тебе на шею. И слушала тебя открыв рот! Именно это и делало меня менее настоящим самцом в её глазах, чем ты. А не то, что ты там о себе на воображал! Пытаясь поразить её своими измышлениями.
– Ну, ты и скотина! – сжал Аполлон кулаки. – Ты просто вырвал сейчас у меня глаза! Как мне теперь снова смотреть на мир? Я только-только начал видеть его чистым и светлым. И исполненным Радостью.
– Дупло ты конченное! – заливался Дез от восторга. – Я только что тебе их вставил. Иди и смотри на вещи более конкретно. Как на сугубо производственные отношения между мужчиной и женщиной, как на обмен твоих товаров на их услуги. Где в случае отсутствия потока необходимых им товаров ты будешь тут же обвинён в том, что ты уже не хочешь и дальше «строить семью» и будешь тут же отброшен за ненадобностью. Как и завещал наш горячо любимый Карл Маркс. Ведь любое взаимодействие с другими основано не столько на информационном, сколько на материальном товарообмене. Именно благодаря информационному обмену они, на самом-то деле, лишь пытаются понять то, сколько ты уже имеешь и ещё сможешь заработать. И оценить не столько твой потенциал, сколько твой потенциальный капитал! Чтобы потом его удачно конвертировать в валюту – своего быта. Что им необходимо для успешного взращивания потомства. Вот они столь охотно и поддакивают тебе всякий раз. Чтобы не упустить свой шанс! Продолжить свой род.
– Но мысли столь же, а то и более материальны, чем конкретные вещи! – не унимался Аполлон, не желая сдаваться. – Актуальные лишь сейчас. Тогда как мысли могут преобразовать до селе ненужные нам вещи в самые что ни на есть актуальные, если мы увидим то, как именно их можно для чего-либо задействовать. В силу меняющихся дел, наклонностей и обстоятельств.
– Так тем более! – усмехнулся Дез. – Тогда ты тем более должен понимать, чего хотят от тебя девушки. Не столько того, что ты уже имеешь (оставь этот мусор, актуальный только для тебя, себе), сколько рассчитывают на твой будущий потенциал! И капитал. Чтобы задействовать тебя для реализации своих планов. В данном случае – на то, что ты сможешь заработать в море или ещё где, это уже не столь важные для них детали. Главное – выбить из тебя любой ценой твое согласие со-участвовать в их многочисленных проектах. Ласками, восхищением или же социальным шантажом. И не столько вербальным согласием, пусть и скрепленным подписями в загсе, сколько действительным. Чтобы ты стал буквально одержим их красотой или талантом. Для чего они и цепляются за твои малейшие недостатки, чтобы тебе стало настолько плохо и неуютно в самом себе, что ты уже готов был бы махнуть на себя рукой. И посвятить себя их как бы неземной любви. Что они и делают, унижая нас каждый день, доводя до отчаяния! Чтобы потом тебя пригреть, и ты преданно смотрел бы в глаза хозяйке. Где мужик – лишь базис для их идеологической надстройки в виде мифа о построении семьи. Этом долгострое, затягивающемся (на шее) до конца твоей жизни.
– Для построения твоей мифологии поведения сугубо в узких рамках семейных отношений, – понял Аполлон. – Социальной дрессуры с целью привести твоё мировоззрение в полное соответствие с представлениями, почерпнутых из книг и кинофильмов, повествующих об идеальных взаимоотношениях двух идеальных сущностей.
– Так-то оно так, – усмехнулся Дез. – Но миф есть не более, чем миф, реальный только у тебя в голове. По мере твоей готовности в него верить. И твоей исполнительности. В данном пространственно-временном отрезке от этого идеального мира, любая девушка рассматривает тебя лишь как одного из возможных кандидатов. Из числа которых она тебя к себе и притягивает своими ласками и, как ты это ещё называешь, волшебством. А не единственного и неповторимого, как ты хотел бы о себе воображать. Читая книги и смотря кино.
– Ну, ты и гад! – скривился Аполлон от боли и, закрыв лицо кулаками, глухо зарычал.
– И вовсе не столь идеального, – усмехнулся Дез, заметив, что задел его за живое, – каким бы отзывчивым ты не пытался для неё стать. Которого они в любой момент, как твоя Сиринга, отшвырнув тебя, могут тут же поменять на более подходящий вариант для их уже внезапно изменившихся потребностей. Коим несть числа! Материальных или духовных ли, не важно. Для удовлетворения каждой из которых они готовы завести себе по отдельному любовнику. О чём и хвастались недавно подруги Ириды! Думая, что я через межкомнатную дверь не слышу из комнаты, о чем они там говорят на кухне. Ржа над своими мужиками, как лошади. Единственное, от чего любая девушка реально не в восторге, так это от претензий каждого из фаворитов на её «священный трон». Если не веришь мне, то почитай Брюсова, у них совсем другая психология.
– Да почитал я его всегда! – подавленно признался Аполлон. – Только не хотел ему верить. Думая, что это не более, чем литературная гипербола.
– Каждая из них с момента полового созревания лишь расширяет свой гарем. Который тем больше, чем баба богаче эмоционально и красивее. Прежде всего – душой.
– Да, у некоторых души особенно плотные! – признался Аполлон, вспомнив Мегеру. – А другие – пустотны.
– Некоторые сразу же от изменившей им отказываются. Некоторые усмиряют её и остаются. Как я. Но все, кроме тебя, об этом знают и постоянно помнят. Держа ухо в остро! Поэтому в древности и забивали начавшую изменять бабу камнями, что её уже не переделать. Измена полностью меняет её мировоззрение на то, которое я тебе только что описал!
– Так вот почему Христос говорил, что каждый, «кто разводится с женою, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует», – дошло до Аполлона.
– А капитализм и социализм, желавшие задействовать женщину в работе на равных с мужчиной, своим уравниванием её в правах, пытаясь дать ей шанс возвыситься над мужчиной и пробудить в ней ломовую лошадь, лишь разбудили в ней снова эту гаремную психологию. Которую из женщин в традиционных обществах так долго выколачивали. Кто – палками. А кто – камнями. И не урезали их в правах, а лишь указывали им на их социальную нишу – деторождение и воспитание потомства. Для того чтобы научно-технический… разврат не лишал нас всех будущего. Как теперь. Когда никто не вышел из дома, видя, что страна в опасности, чтобы встать на её защиту. Во время ГКЧП в России в девяносто первом. А наоборот, вышли только лишь для того, чтобы помешать воинам, что ехали на танках для того чтобы её защищать! И тем дружно помогли развалить свою страну. Под самыми красивыми лозунгами о свободе и демократии.
– Красота спасет мир, но погубит зомби! – усмехнулся Аполлон, создав крылатую фразу.
– Жаль, что никто кроме нас никогда не поймёт, о чем это ты. На самом деле.
– Ведь никто не понимает ни того, что такое подлинная свобода, ни того, что такое настоящая демократия – власть тех, кто уже разбудил в себе своей гений!
– И стал внутренне свободным. Как и завещал Платон!
– Думаю, Дез, ты безусловно прав, – признался Аполлон, чуть задумавшись, – но, как обычно, лишь на половину!
– Что значит, лишь на половину? Да я прав на все сто! Тем более, что сам Христос со мной согласен!
– Да я про то, что я нравлюсь девушкам лишь из-за денег, – усмехнулся Аполлон. – Ведь вокруг очень много точно таких же «морских». И все они должны быть для них, по-твоему, равноценны. Но в море многие из них так сильно деградируют, что по приходу из рейса и двух слов связать не могут. Только и зная, что швырять деньгами, чтобы девушки точнее понимали то, что усталому моряку сейчас от них нужно.
– Так именно на это девушки и рассчитывают, когда начинают с вами общаться! – усмехнулся Дез. – Вы привлекаете к себе только тех, кого интересуют только деньги.
– А деньги сейчас интересуют абсолютно всех. Потому что сейчас без денег просто не выжить. Ведь под высоким предлогом «развитой цивилизации» всех нас одурачили и лишили своей земли. Хотя лично для меня такая цивилизация примитивна до безобразия. Творимого на каждом углу. Но с большинством «морских» нельзя даже двумя словами перекинуться, так как они привыкают в море молчать и уходить в себя. Я же все время начинаю в море работать над собой. От нечего делать, разумеется. Постепенно начиная реализовывать в море тот интеллектуальный багаж, который я накопил на берегу ещё до армии, почти все время сидя дома и читая книги. Глядя на то, как сильно деградируют остальные моряки, поглощённые тяжким трудом и мастурбацией. Как способом хоть на несколько минут отрешиться.
– Так как другие наслаждения там просто недоступны! – усмехнулся Дез.
– И чем глубже я понимал эту взаимосвязь, тем меньше мне хотелось этим заниматься. И начать заниматься в свободное время тем, что и на берегу приносило мне истинную радость! А именно – литературой. И через это – своей книгой. И начинал задумываться о себе, чтобы мне было что описывать. А для того чтобы начать действительно хоть что-то понимать, мне, по опыту, необходимо было прежде всего войти в особое состояние, в котором я уже начинаю именно творить. Для чего мне приходилось буквально заставлять своё ленивое тело читать книги по философии.
– И – как долго?
– В течении, примерно, одного-двух месяцев. Это зависело от того, как долго я «халтурил» перед рейсом на берегу, пренебрегая своим талантом. Но не менее двух часов в день.
– Как Джимми Хендрикс? Ведь это я тебе рассказывал, как он каждый день заставлял себя играть на гитаре.
– Да, я перенес это на свою практику с чтением книг и убедился в том, что это реально работает! Поэтому-то по приходу на берег мне уже есть чем с девушками поделиться. И не только деньгами, но и тем, что они могут открыть в себе что-то действительно для себя важное! Хотя бы потому, что уже перестают думать только о деньгах. И начинают уже по-настоящему о себе заботиться. А не только о том, как они выглядят снаружи.
– Чтобы отработать у тебя денег! – усмехнулся Дез. – Да они просто начинают к тебе бессознательно подстраиваться и поддакивать, для того чтобы ты поверил в то, что у тебя есть с ними хоть что-то общее! И не ушел от них, как только ты ими пресытишься. И они перестанут тебя интересовать.
– Так это и есть та почва, на которой и начинает прорастать их совершенство. Пусть, по началу, даже и осознаваемое как некая игра в заигрывание. Как повод для нашего общения. Пока они не начинают желать чего-то большего. Но уже – и от себя. Понимая что то, что они сами могут себе дать, ощущая, что сейчас с ними в действительности происходит, гораздо важнее того, что говорю им я или их родственники.
– Начиная им завидовать! – усмехнулся Дез.
– Этим-то я их, по-настоящему, и привлекаю! – усмехнулся Аполлон. – Ведь в мире полно работящих и успешных уродов. С которыми девушкам тупо не интересно.
– И не кем похвастаться перед подругами! – усмехнулся Дез.
– Превращая жизнь с таким зомби в обеспеченные, но вечно серые будни. И полно тех, кто хоть что-то в жизни понимает и начинает воспевать её в своих творениях, но ничего не могут заработать. А когда девушки берут таких певцов в оборот, то те, устроившись благодаря их усилиям на нормальную работу, очень быстро перестают воспевать жизнь и девушек. И начинают всех их тихонько ненавидеть. Превращая жизнь с такими «поэтами» с сущий ад. Я же представитель того уникального в наших условиях вида, который может и заработать сам, не гнушаясь ни какой работой, и воспевает жизнь и девушек. Видя в них самых прекрасных нимф! Да еще и может их хоть чему-то в жизни научить. Самим фактом нахождения со мною рядом. Подавая им положительный пример адекватного отношения к действительности.
– Ладно, – усмехнулся Дез. – Пойду тебе навстречу и, по старой дружбе, признаю, что ты опять выкрутился.
– Ты видишь, в основном, низший аспект действительности, – довольно улыбнулся Аполлон. – Я же, в основном, – высший! И только вместе мы начинаем туго соображать что-к-чему. Именно это нас друг к другу на самом-то деле и привлекает.
– Ну, тогда ладно, – усмехнулся Дез. – Значит, я всё-таки прав.
– А то, что ты вначале увлекался Кришной, а затем – музыкой, а я вначале – панком, а затем – религией и позволяет нам до сих пор продолжать понимать друг друга и говорить как будто бы на одном языке. Правда каждого из нас – это всего лишь доступная нам половинка истины. И лишь лимонная долька дружеского участия позволяет нам по-настоящему наслаждаться чайной церемонией общения, растягивая его почти что до бесконечности! Позволяя в общении друг с другом к истине действительно прикоснуться.
– Да, тут ты прав, – спохватился Дез. – Наше общение может длиться бесконечно! Пора валить. Ни то Ирида снова выгонит меня из дома.
Глава 17
Он приходил от Деза и отвечал на истерику Алекто:
– Ты должна была стать моим ангелом, моей ближайшей помощницей! – заламывал он руки, отчаянно взывая. Давая ей последний (в её жизни) шанс стать Прекрасной. – Ведь если я даже тебя не смогу наставить на путь истинный, то кто мне поверит? Кто меня послушает и пойдёт за мной? Моя миссия будет обречена на провал! И я так и не стану для зомби их воплощённым Богом.
Ведь если на роль дамы из высшего общества Алекто никак не могла претендовать в силу своей досадной некрасивости и низкого социального положения в подвал её бессознательного образа жизни, то на роль чопорной миссионерки – как нельзя кстати! Поэтому как только одному из хирургов, Херкле, удалось вернуть ему духовное зрение, восстановив один его глаз – Аполлона, а другой хирург, Дэз, кромсая его буквально по живому без всякой анестезии, произвёл на нём столь же блестящую операцию и восстановил в нём мирское зрение – Банана, Ганеша откинул пенсне Азазелло, вооружился этим театральным биноклем и снова стал блестящим женихом на выданье, дистанцируясь от грубой реальности. Который только и искал в свой абсолютно новый бинокль Абсолютного Величия блестящую партию. Склоняя Алекто на все лады отправиться с ним в далёкие для неё просторы Святаго духа. И пытался хоть как-то обучить её говорить на своём языке.
Ведь год назад, как только Алекто, послушав родственников, от него сбежала и где-то там скиталась по ларькам в поисках наследства, из-за пожара у него в душе сгорел без остатка замок его литературного величия, который устроила в приступе охватившей её с новой силой ревности его невротичная невеста Сиринга, он полностью лишился духовного и частично даже мирского зрения. И как слепец, бродил по выжженным полям своего бессознательного, непроизвольно подражая королю Лиру. Осваивая его лиру со всеми её струнами отчаяния, безумия и внезапных, как вспышка молнии, пронзающих душу озарений. Отвергнув Прозерпину.
И теперь внезапно увидела, каким он стал вновь не менее изумительно Прекрасным. С которым она впервые встретилась на приёме у Пандоры. Сражаясь с ним после этого на шпагах словесных дуэлей и долго выясняя, кто же из них кого кинет. Выставив в качестве рефери свою прабабку Кирку. Ведь он от нечего делать в рейсе заставлял себя работать обеими руками ровно до тех пор, пока не сумел работать левой рукой столь же искусно, как и правой. Для активации и синхронизации обоих полушарий. Чтобы стать реально всемогущим! А не только лишь на бумаге. Которая в любой момент может стать для других туалетной. С отвращением к стилю автора применяя её по назначению.
И теперь бессознательно жаждала вновь вернуть его любовь, которую она испытывала – на прочность – к нему, пока он был её и только её жалким калекой с перебитыми крыльями после битвы с Сирингой, и зализывала тогда его раны, а он – её. Наивно думая, что они просто любят друг друга.
Или хотя бы – оживить его привязанность к ней. Вновь привязав его к себе незримыми, но ощутимо толстыми тросами связующего их вместе многострадального прошлого. Которые она столь легкомысленно обрубила своей изменой ему с Зеноном. А затем ещё и полностью вырвала с корнем тот самый кнехт, на который она и набрасывала гашу связующего их общего прошлого после возвращения к ней из летнего рейса. Тем, что забеременела. Не от него. И он тут же это понял. И так страдал от этого в зимнем рейсе. То и дело вспоминая глаза Шарлотты и тут же выворачивая в себе всё то, что ещё хоть как-то могло их вместе связывать. Вращая от неё обоими винтами обоих полушарий. Чтобы не покончить с собой от унижения.
Так что теперь все её попытки вновь накинуть на него очередное своё лассо, шантажируя возможными алиментами и прочими осложнениями в случае их внезапного разрыва, приводили лишь к тому, что никто у него на борту уже не подхватывал её выброску и та безвольно скатывалась обратно, громыхая тяжелым мячиком её посыла по – ставшей уже железной – палубе в разделявшее их холодное море. Охлаждая её лжеапостольский пыл.
Ибо ни один член экипажа его ладьи лада уже не сочувствовал этой бандерше и тут же рубил с плеча саблей логики все её веревки с крюками вопросов, которыми она один за другим кидала ему в душу, желая хоть за что-то существенное его зацепить, вновь притянуть к себе жалостью, сочувствием или же страхом и боязнью осложнений. И наконец-то уже пойти на абордаж! Всех в нём поизнасиловать, ограбить и продать в рабство. А самых бойких – взять к себе, в свою пиратскую команду. Корабль его Бытия взорвать остатками его же пороха в глубоких трюмах глубочайшего Аполлона. Заронив в него детонатор сомнения. В его способности понять её до самой глубины души.
Или – поджечь бикфордов шнур его сочувствия, который постепенно и выжгет его изнутри.
Но что теперь могла сделать её жалкая каперская каравелла рядом с его трехпалубным фрегатом? Лишь получить от него очередное веское ядро его меткого возражения! Ведь недаром же он писал ещё в юности, бессознательно готовясь к подобного рода сражениям с бесподобными нереидами:
«Из раскалённых ртов слов ядра полновесные
Летят, дробя гнилые черепа!
Внутриутробным вирусом сосёт тоска.
И острых чувств гремят компрессоры!»
Пока вся эта битва ему окончательно не надоест и он не пустит её ко дну социальности единым выстрелом пушек с трёх палуб: Аполлона, Ганеши и беспощадного Банана! И во имя отца, сына и святаго духа снимет шляпу с остро отточенным пером литературного таланта. И торжественно перекрестится, наблюдая с мостика, как недобитая лоханка её недо-быта медленно пойдёт ко дну – всепоглощающей их социальности. Тёмной, подобно мятежному океану, от безобразия подобный ей зомби.
Глава 18
Тем более что Алекто стала отращивать свой рыжий волос, как она заявила: «Как раньше». Что говорило об её погружении в эстетическую архаику подросткового периода. То есть сама уже добровольно шла ко дну.
– Почему ты полгода назад не взяла у Силена денег на аборт?