Искатель истины Данила Соколик

Он начал так:

– Это правда, что подозреваемый Иван Федоров очень хорошо подходит на роль преступника. Очевидно, бедный студент, который делал вид, что пытается заработать на жизнь рисунками портретов в ходе этой экскурсии, на самом деле вынашивал план по убийству строительного магната.

Если это и был сарказм, то хорошо замаскированный. Артемида прижала пальцы к губам, сдерживая смешок.

– Факты указывают именно на это, – продолжал Данила, – Он был наедине с жертвой и знал, где лежит нож. Никого, кроме Ивана и Сергея, больше не было в дворницкой в тот момент. Шейдаков и Романцева это подтвердили. Однако именно поэтому Иван наверняка этого не делал. Этот молодой человек не производит впечатление глупца. А только глупец совершил бы это преступление таким образом, чтобы сразу попасться.

Можно сказать, что он просто не успел сбежать и был схвачен с поличным. Но однозначно обвинить Ивана мешают несколько обстоятельств. Во-первых, известно, что он не все время был наедине с жертвой. В какой-то момент, когда они с Япончиком были внутри, во двор с грохотом обрушилась рама с четвертого этажа. Иван выбежал на шум, посмотреть, что случилось. Я верно говорю?

Он обращался уже к жителям дома – тем, что обступили нас, взяв в кольцо, и тем, что смотрели из окон. Сотни голосов слились в унисон, дружно подтверждая его слова. А ведь действительно – все они тогда высунулись на шум, чтобы посмотреть, что случилось! Внезапно этот факт сыграл мне на руку.

– Во-вторых, – продолжал Данила, – Не только Иван знал о том, где лежит нож.

Он обернулся ко мне и задал вопрос:

– Можешь ли напомнить нам, кто попросил тебя спрятать нож в дворницкой?

Я пошевелил губами, но слова не шли. Это был Рубикон, который мой мозг еще не был готов перейти. «Не говори! Не говори!» – отзывалось в голове. Но почему? Я ведь уже понял, что сделать это мог только он. Я боялся последствий? Возможно. Скажи я сейчас его имя, это будет означать фактически обвинение. Но если он действительно это сделал, то у меня не должно быть сомнений! И все-таки что-то меня смущало. Возможно то, что мы оба с Данилой понимали, что удар ножом был лишь прикрытием. Сможет ли Данила открыть потайное дно в этом деле? Мне оставалось только довериться ему, когда я, неожиданным для себя высоким голосом, произнес:

– Наш экскурсовод, Марат Суслов.

И только я это сказал, как на него со всех сторон устремились удивленные взгляды. Люди в окнах и вокруг нас стали шептаться. Остальные экскурсанты неловко переступали с ноги на ногу, бросая опасливые взгляды в сторону Суслова. Конечно, все поняли, что значили мои слова. Понял и Суслов. Он резко рассмеялся и бросил:

– Послушайте, это уже на грани. Я не собираюсь участвовать в этом фарсе, особенно учитывая подобные инсинуации.

– В чем дело? – спросил Данила, – Я всего лишь уточнил две вещи, в результате чего мы установили два факта. Подозреваемый отлучался с места преступления, а кроме него, местоположение ножа знали только вы. Разве не так?

– Капитан… как вас там? – обратился Суслов к капитану Будко, – Почему мы должны слушать домыслы этого доморощенного детектива? Полиция настолько некомпетентна, что поручает расследования преступлений гражданским?

– Отнюдь, – возразил тот, – В компетенции Данилы я не сомневаюсь, хотя в полиции он не состоит, это верно.

В последней фразе мне явно послышалась досада. Тем временем капитан продолжал:

– Мы лишь выслушиваем его точку зрения на происходящее, основанную на фактах и логике. Скажем так, альтернативное мнение – он мог увидеть то, что мы пропустили. Поэтому прошу вас уделить десять минут своего времени. Заранее благодарю.

Несмотря на смягчающие слова, тон капитана был непоколебим. Он не тушевался перед государственным служащим: очевидно, статус Суслова в его глазах ничего не значил. Экскурсовод же молчал. Лицо его стало будто каменным. Если его и терзали сейчас волнения, то он делал все возможное, чтобы этого не показывать. Нехотя, он произнес:

– Ну что ж, давайте послушаем вашу точку зрения.

– Пока это лишь гипотеза, но у нее есть сильные основания, – продолжил Данила, – Действительно, единственным человеком, который мог пронзить сердце Сергея Япончика, были вы – Марат Суслов. После того, как вы оставили Ивана, Тарзана, Артемиду и Сергея, вы с другими экскурсантами пошли в музей через вход со стороны набережной. Там вы включили фильм об истории Толстовского дома. В начале показа вы зашли за перегородку – без этого невозможно включить фильм. Именно это обстоятельство позволило вам отлучиться во время показа. Будучи увлечены фильмом, экскурсанты думали, что вы все это время были с ними. Чтобы эта иллюзия поддерживалась, вы включили запись – возможно на своем телефоне – с заранее записанной речью. Показания Рады Радеевой подтверждают это: запись на телефоне не могла ответить на ее вопрос.

Данила помахал перед собой перчатками, что мы нашли в музее.

– Вы надели перчатки, чтобы не оставить нигде отпечатков пальцев. Затем вышли на черную лестницу и издали громкий крик из окна четвертого этажа, после чего сбросили вниз оконную раму. Вашим намерением было привлечь внимание всех, кто был в тот момент в дворницкой. И это действительно сработало – внизу был только Иван, и он сразу же выбежал на шум. Вы же тем временем сбежали вниз по черной лестнице, достали нож из-под мольбертов – вы знали, что Иван положил его именно туда – и всадили его в грудь несчастного.

Но это не все. У жертвы также был телефон с инкриминирующим вас сообщением. Чтобы полиция не увидела его, вы забрали телефон с места преступления и вернулись так же по черной лестнице обратно в музей. Перчатки вы выбросили в мусорку, где мы их и нашли. Но оставалось еще избавиться от телефона. Когда фильм закончился, вы попросили экскурсантов собраться снаружи. Как только комната опустела, вы отдернули одну из занавесок, открыли окно и выбросили телефон в Фонтанку. Именно летящий телефон Артемида Романцева спутала с голубем – она в тот момент как раз вызывала скорую с набережной. Закончив с избавлением от улик, вы вернулись к группе и спустились вместе к выходу на набережной, а оттуда – к дворницкой. Оставалось только сыграть удивление, когда Артемида и Тарзан сообщили вам об убийстве.

Данила закончил, и по всему двору воцарилась тишина. Люди ожидали реакции Суслова, а он стоял со все тем же каменным лицом. Я нутром чувствовал – что-то было не так. Что это только первый акт представления, в котором еще непонятно, кто главное действующее лицо. И продолжение не заставило себя ждать.

– Это было весьма занимательно, – разогнал тишину Суслов, – А теперь позвольте разнести вдребезги эти ваши полусвязные догадки.

Выбросив руки в воздух, он вышел вперед и огласил двор неожиданно громким и сильным голосом:

– Так называемый детектив без роду без племени пытается обвинить меня в убийстве. Позвольте сразу сказать, что у меня есть алиби.

Он указал на Тихона Баритонова.

– Тихон Владимирович видел, как я показывал экскурсантам фильм в музее на четвертом этаже. Он сидел рядом со мной и помогал настраивать проектор. Должен сказать, в технической части я мало силен. Так что мне нужна была его помощь.

С нарастающим в груди, как пламя, гневом я наблюдал, как Тихон Баритонов кивнул и сказал:

– Да, я был с ним все это время за перегородкой. Могу посвидетельствовать, что Марат Вениаминович никуда не выходил.

– Не может быть! – вскричал даже не я, а вот этот пламенный гнев во мне, – Вы сами мне говорили, что не видели его своими глазами!

– Тогда я неверно вас понял, – хладнокровно сказал Баритонов, – Во время фильма я был за перегородкой вместе с Маратом Вениаминовичем, помогал ему запускать фильм.

– Рада, Илона, вы его видели? – спросил я женщин.

– Я не видела, где Тихон Владимирович сидел, – задумчиво ответила Илона, – Он вроде за спиной у нас был весь фильм.

Глаза Рады метались от Суслова в мою сторону, словно она выбирала, чью точку зрения поддержать. Последний ее взгляд в моем направлении был из-под нахмуренных бровей. И тогда она уверенно объявила:

– Точно не видела. Тихон Владимирович был с Маратом Вениаминовичем. Уж ему-то я верю.

– А мне? – обреченно спросил я.

Мой вопрос потонул в рассерженном возгласе Суслова:

– Я думаю, теперь все очевидно! Уважаемый капитан, вы потратили мое время на выслушивание инфантильных фантазий о том, как я кого-то убил. Я нахожу это весьма оскорбительным. Не думайте, что вам это сойдет с рук.

К моему великому разочарованию, и капитан, и Данила молчали. Последний склонил голову, и я даже не видел его лица. Туз в рукаве у Суслова – хотя и насквозь жульнический – по всей видимости обескуражил обоих. Неужели, неужели ничего нельзя было сделать?! Вот так легко и просто с помощью подставного свидетеля он заслужил себе алиби? А я отправляюсь за решетку на 10 лет?

– Я так и знал, что время зря потратили, – пробормотал за моей спиной Клыгин, – Еще и капитана подставили.

Он потянул было за наручники, но тут гнетущую тишину двора нарушил голос Данилы:

– Если можно, последний вопрос, Марат Вениаминович.

Экскурсовод уже пересекал двор, всем своим видом показывая, что для него допрос уже закончен. Услышав реплику Данилы, он остановился – прямо напротив него.

– Что, еще больше порождений воспаленного детективными романами ума? – с презрительной ухмылкой спросил он.

– Нет, сейчас я бы хотел узнать ваше предположение. Раз подозрение с вас снято благодаря алиби, то, как по-вашему подозреваемый смог справиться с жертвой? Если мы сравним их физическую конституцию, различие налицо. Голодающий студент-художник против практически бойца тяжелого веса. Как ему это удалось?

Суслов пожал плечами:

– Понятия не имею. У этого Япончика большого пальца не было. Слышал, болгаркой отрубило на стройке. Не мог в полную силу драться.

Эти слова имели поразительный эффект на Данилу. До того опущенная голова его взметнулась вверх, и я увидел на его лице едва скрываемую улыбку. Была это не дружелюбная улыбка, нет, она была по-хорошему безумной! Такая улыбка появляется у людей, когда их переполняет энергия от хороших новостей или удачного для них поворота событий. Только я увидел эту улыбку, как понял – что бы ни сказал сейчас Суслов, из хватки Данилы он уже не выберется.

– Как вы сказали, он лишился пальца? – четко, почти по слогам, спросил он.

– Болгаркой отрубило, сказал же, – нахмурился Суслов.

– Откуда вы узнали это? Нам вы сказали, что первый раз видели погибшего, так что знать от него это не могли.

– Да он сам мне сказал… во время экскурсии.

Глаза Суслова заметались из стороны в сторону, поза перестала быть уверенной.

– Правда? И экскурсанты могут это подтвердить?

Данила взглянул в их сторону, ожидая ответа.

– Я не помню такого, – покачала головой Артемида, – Сергей говорил только в начале экскурсии, и то больше грозился кого-то убить. А потом просто молча ходил за всей группой. Ни с кем точно не разговаривал.

– Да, я тоже не помню, чтобы вы с ним о таком говорили, – вторила Илона, – Он вообще про свою рану никому не говорил.

Вслед за ней кивнули и все остальные. У Суслова на лице появилось разъяренное выражение.

– Да какая разница, что там с его пальцем было! Значит я придумал это!

Данила покачал головой и показал в мою сторону.

– Нет, вы совершенно верно назвали причину. Это подтвердит Иван – только ему Сергей рассказал о том, как он лишился пальца.

Я кивнул, пока еще не понимая, к чему он ведет.

– Болгарка или что там – неважно! – вскричал Суслов, – К делу здесь отношения нет.

– Напротив, тот факт, что вы знаете это, меняет все дело. Видите ли, ранее я рассказывал вам не о том, как вы его убили. Я рассказывал вам о том, как вы имитировали убийство. С целью подставить Ивана, вне сомнений. Настоящее убийство произошло гораздо, гораздо раньше.

Толпа издала дружный удивленный возглас. А через него пробился неожиданно высокий, почти пронзительный голос Илоны Васильковой:

– Вы имеете в виду – когда ему было плохо?

– Именно, – кивнул Данила и теперь уже обратился к ней. – Вы врач, видели его симптомы. На что это было похоже?

– Если честно, это было похоже на сердечный приступ.

После этих слов она прижала руки к груди, а взгляд устремила в землю. Язык жестов выдавал в ней чувство вины – наверняка она корила себя за то, что не отнеслась серьезнее к его состоянию.

– Почему вы так подумали? – спросил Данила.

– Я видела, что ему не хватает воздуха. Это верный признак.

– Так теперь ты будешь навешивать на меня его сердечный приступ?! – рявкнул Суслов в сторону Данилы, – То, что у него было не в порядке со здоровьем, ко мне не относится.

Я вдруг услышал, как позади меня кто-то громко извинялся. Я обернулся: сквозь толпу жителей дома протискивалась молодая женщина. Она была в длинном медицинском халате, а в одной руке держала пакет с пробиркой. Когда она приблизилась к нам, я подумал, что она только что пробежала марафон: грудь быстро поднималась и опускалась в аккомпанемент частому дыханию, лицо все раскраснелось, а длинные светлые волосы разметались по измятому халату.

– Лера, ты что тут делаешь? – спросил у девушки Клыгин.

– Да вот, Даня попросил глянуть, что в воде этой было.

Она потрясла пакетиком с пробиркой. Клыгин был вне себя.

– Я тебе сколько раз говорил – ты не его лакей. Ты судмедэксперт по нашим внутренним делам.

– Но он сказал, это относится к делу! – оправдывалась Лера, – Сказал, что надо быстрее, а то осудят невиновного. Даня!

Она помахала рукой из толпы. Данила был в тот момент в самом разгаре словесного поединка с Сусловым, но, увидев девушку, тут же отвлекся и подошел к ней.

– Держи, – сказала она, протянув ему пакет, – Ты был прав, это не просто вода. Намешали хлорид тубокурарина столько, будто слона усыпить хотели. Даже не думала, что когда-нибудь такое увижу в лаборатории. Мы же в Петербурге живем, а не в джунглях.

– Прекрасная работа, Лера, благодарю, – кивнул Данила.

Он опять повернулся к Суслову и показал ему пробирку с водой.

– И что это? – спросил тот. Ненависти в интонации он уже не скрывал.

– Это доказательство, что у жертвы не было сердечного приступа.

– Ну слава Богу, – с облегчением выдохнула Илона.

– В этой пробирке вода с растворенным в ней алкалоидом, – продолжал Данила, – В незначительных количествах он используется для расслабления мышц. В больших – как здесь – он ведет к параличу и смерти. Более известное название этого вещества – кураре.

– Что, как у индейцев? – спросил Тихомиров.

Суслов истерично расхохотался.

– Сейчас ты будешь доказывать, что Сергея убили аборигены из Африки?! – сквозь натужный смех спросил он.

– Нет, – парировал Данила, – Жидкость в этой пробирке попала сюда из бутылки с водой. Вашей бутылки с водой. Помните, как я тогда позаимствовал у вас ее? Мне нужен был образец жидкости для анализа, и я не видел другого способа его забрать.

– Ты совсем ополоумел? – снова помрачнел Суслов. В его голосе появились угрожающие нотки, – Все видели, как я пил из этой бутылки. Будь там это твое кураре, я бы сам отравился!

– В этом нет ничего удивительного. Напротив, тот факт, что вы спокойно пили воду, натолкнул меня на мысль, что в ней может быть кураре. Видите ли, главное отличие этого яда от всех остальных – он попадает в организм жертвы только через внешнюю рану, например, царапину на коже. При употреблении внутрь яд совершенно безвреден. Именно поэтому аборигены из Африки, которых вы упомянули, спокойно ели мясо убитых таким образом животных.

– Интересная теория, – включился в разговор капитан Будко, – Но как эту воду использовали для отравления жертвы?

– У Сергея, как мы уже знаем, была серьезная рана на одной из ладоней – отрублен палец. Поскольку он лишился пальца вчера – и по какой-то причине не ходил зашивать рану к хирургу – из нее еще сочилась кровь. По рассказам свидетелей, он напал на Марата Суслова в начале экскурсии, из-за чего рана начала кровоточить из-под наскоро наложенных бинтов. Илона вызвалась перемотать рану, но для этого ее надо было промыть от крови. Она использовала бутылочку с водой, которую предложил ей Суслов. Я все верно рассказываю?

Он обернулся к Илоне. Женщину было не узнать. На лице ее застыло выражение удивления и одновременно ужаса – без сомнений, после того, как она поняла подноготный смысл данилиных слов. Какое-то время она молчала, а затем устремила взгляд в сторону Суслова. Следующие слова ее были словно иглы, которые она стремилась загнать ему под кожу:

– Как вы могли? Из-за вас я стала убийцей!

– Нет-нет, дорогая Илона, вы не убийца. Вы даже не знали, что Сергей появится на экскурсии в тот день. Однако Марат Вениаминович прекрасно это знал. Это подтверждает его специфическое знание о том, как жертва была ранена. Знание, которое он мог получить либо лично, либо от того, кто наблюдал за жертвой. За день до экскурсии – я предполагаю вечером вчерашнего дня – он отправил Сергею сообщение о компромате. Это сообщение очень разволновало последнего, вынудив прийти на экскурсию с ножом. С самого начала Сергей разыскивал того, кто угрожал ему в сообщении. Самым логичным подозреваемым был как раз экскурсовод, и именно на Марата Суслова он сначала и набросился.

Однако физические усилия привели к кровотечению из раны. Господин Суслов предвидел это, равно как и то, что на экскурсии появится врач. Илона бросилась перематывать повязку, а ему лишь оставалось предложить сполоснуть кровь водой из своей бутылочки. После этого смерть Сергея была вопросом времени. Смею предположить также, что в момент удара ножом он все еще был жив. Дело в том, что смерть от кураре наступает по причине отказы мускулатуры. Мышцы перестают управлять легкими, и человек буквально задыхается. Когда он упал на пол перед Иваном и перестал говорить, он, скорее всего, был еще в сознании.

Таким образом, удар ножом служил двум целям: убедиться, что жертва мертва, а также навести подозрение на единственного человека, который тогда был в дворницкой – Ивана.

Это был финальный coup-de-grace Данилы. Кто-то сзади присвистнул. Я обернулся – капитан Будко снял фуражку и обтер ладонью крупные капли пота со лба.

– Я полагаю, вскрытие покажет, насколько верны твои заключения, Данила. Если причиной смерти окажется кураре, то сомнений уже не останется. К сожалению, вы, Марат Вениаминович, становитесь главным подозреваемым в убийстве. Оперуполномоченный Клыгин, прошу…

Но он не успел закончить – его прервало всего одно слово, сказанное Сусловым:

– Мотив.

– Прошу прощения? – нахмурился Будко.

– Все эти нагромождения домыслов, и я так и не услышал самого главного. Зачем мне было его убивать?

Голос Суслова был уставшим. От того, что он хватался за соломинки? Нет, была это другая усталость. Будто он не хотел, чтобы доходило до этого, будто он знал, что за этим последует что-то скучное и банальное для него. В то же время не чувствовалось, что он боится объявления его подозреваемым. Но почему? От того, что ему ничего не будет? От этой мысли я вздрогнул и затем прокричал:

– Как будто у меня был мотив! Если это важно, Сергей перед смертью сказал, что его собаки достали.

Я кричал наобум. Мне казалось, что в его предсмертных словах не было никакого смысла, что было это просто сленговое обозначение убийцы. Но моя фраза неожиданно возымела действие на Данилу. Он на секунду остолбенел, затем одним прыжком оказался рядом с Сусловым и, не дав тому опомниться, закатал рукав рубашки на его правой руке.

– Бог ты мой… – слетели слова с его губ, – Не может быть.

Кольцо присутствующих сузилось – все пытались рассмотреть, что же такого нашел Данила. В тот момент Клыгин перестал меня держать, и я тоже ринулся к Суслову. На запястье у него, чуть ниже локтевого сгиба, была выбита татуировка чернилами. Она изображала странное существо – на человеческое туловище, одетое в длинное платье до стоп, были посажены две головы. На одной из них тоже было лицо человека, хотя и донельзя хмурого. А вот из затылка у него росла другая голова, невообразимо страшная и вызывающая отторжение. Была это не голова даже, а морда зубастого пса с хищным оскалом и свирепым взглядом.

При взгляде на татуировку меня взяла дрожь. Я не знал, что она означала, но где-то на уровне подсознания я почувствовал примитивный ужас. Суслов быстро вырвал руку из хватки Данилы и спешно закатал рукав рубашки. При этом он озирался будто загнанный зверь, в глазах – страх, смешанный с ненавистью. Что бы ни означала эта татуировка, он был совсем не рад, что она открылась такому количеству взглядов.

– Капитан, вы видели? – спросил Данила, повернувшись к Будко.

Полицейский некоторое время молчал, будто что-то прокручивая в голове. Наконец, он кивнул, а затем бросил Клыгину:

– Отпусти пацана.

После чего обратился к загнанному экскурсоводу.

– Марат Суслов, вы подозреваетесь в убийстве Сергея Япончика. Прошу вас пройти в отделение полиции, где будет проведен допрос.

Вопреки ожиданиям, экскурсовод спокойно протянул руки для наручников. Перед тем как Клыгин защелкнул их, Суслов бросил на Данилу последний взгляд. Ненависти в нем больше не было: скорее, это было даже любопытство. Я же бросился благодарить своего спасителя. Я схватил Данилу за ладонь и в эмоциональном порыве потряс ее так, что, наверно, мог бы вывернуть ему сустав.

– Спасибо огромное, Данила! Благодарю за помощь!

Но он вдруг покачал головой.

– Не спеши радоваться.

– То есть, как? – выпалил я, – Ты ведь доказал, что это он убил!

– Я доказал возможность того, что он убийца, – поправил Данила, – Теперь все зависит от следствия. Смогут ли они подтвердить способ убийства и найти мотив.

Это подтвердил и капитан Будко, когда мы подошли к нему, после того, как увели Суслова.

– Мы все возможное сделаем, – сказал капитан, – По крайней мере, предварительное следствие будет под моим руководством. А пока, Данилка, тебе нужно приглядывать за Иваном. Я мог бы его тоже увести, но боюсь камер у нас не хватит.

– Я все еще подозреваемый? – спросил я.

– Пока не будет точно доказана вина Суслова, да, – подтвердил Будко. – Тебе нельзя покидать Петербург, пока не завершится следствие.

– А сколько оно займет?

– Точно сказать нельзя. Может быть, месяц, но скорее всего, два.

– Два месяца?! Я скорее умру с голоду к тому времени.

И я рассказал им про свою сложную финансовую ситуацию.

– Выходит, моя оценка была не так далека от истины, – сказал Данила, – Бедный художник… Ну что ж, ты можешь пожить у меня, пока идет следствие. Мой последний сосед по квартире недавно съехал, так что одна из комнат свободна.

– Правда? Я бы рад, но мне нечем платить за жилье, – развел я руками.

– Пожалуй, выбора у тебя и нет, – вставил Будко, – Данилка найдет, чем тебя занять, уж не волнуйся.

С этими словами он отвернулся от нас и стал разгонять толпу. Представление действительно уже закончилось, а главным актерам пора было уходить со сцены. Хотя, скорее, кончился лишь первый акт. Меня так и не оправдали. Дамоклов меч все еще висел над головой.

Двор опустел. Ушла полиция, экскурсанты и жители медленно расходились по домам. Кто-то подходил к Даниле и о чем-то эмоционально с ним говорил. Многие панибратски закидывали ему руку на плечо. В тот момент я понял – Данила сделал нечто большее, чем просто спас меня. Он спас в тот момент и весь Толстовский дом. Мне на память пришли слова его, оброненные в момент разговора с капитаном. «Вы же знаете, что собираются сделать с «Толстовским» домом» – сказал он. К чему это было?

Лучи солнца уже не падали во двор, светя отблесками на воде канала из-за ворот. Закончив все разговоры, Данила наконец подошел ко мне.

– Представляю, какой у тебя был день, Иван, – сказал он, поправляя фуражку. – Все так резко переменилось в твоей жизни.

Я смотрел на его мундир, на фуражку, где блестела кокарда с занесенным мечом, и чувствовал, будто передо мной человек из другого времени. Возможно, даже из другого века. Кто же он был такой? И что сейчас только что случилось между ним и Сусловым? Вопросы роились у меня в голове, ложась на язык, и я уже готов был выпустить их на волю, но Данила меня опередил.

– Предполагаю, у тебя сейчас немало вопросов, – сказал он, – Раз уж наши судьбы оказались переплетены вместе, я думаю, тебе стоит кое-что узнать обо мне.

Он кивнул головой в сторону выхода на Фонтанку.

– Пойдем. Здесь недалеко есть кофейня с лучшим в Петербурге кофе. Там и поговорим.

Мы вышли на утопающую в закатных лучах мостовую и пошли в сторону Садовой. Так я познакомился с Данилой Соколиком.

Глава 2. Скандал в доме Романцевых