Искатель истины Данила Соколик

Клыгин обносил вход в дворницкую сигнальной лентой, чтобы за нее не проходили пытливые жильцы, которых набралось уже немалое количество. Участники экскурсии стояли ближе к входу под аркой, и их ограждали от любопытных уже сотрудники полиции. Мы спустились по лестнице и направились к ним, пробираясь через толпу. Полиция пропустила нас за живое ограждение, и мы начали опрашивать экскурсантов. Все – кроме Артемиды – смотрели на меня косо, в глазах читался невысказанный вопрос: «Почему его не арестовали?». Впрочем, они охотно отвечали на вопросы – видно, подумали, что Данила относится к полиции.

Первым он начал опрашивать Илону Василькову:

– Скажите, пожалуйста, это вы меняли повязку умершему?

Она слабо кивнула. Глаза ее были широко раскрыты, а на лице было выражение тревоги.

– Полагаю, перекиси ни у кого не было. Чем в таком случае вы обрабатывали рану?

– Да просто водой.

– А откуда была вода?

– Да я уже не помню… Марат Вениаминович дал свою бутылочку, как мне кажется.

– Бутылочку? С питьевой водой?

– Да. Больше ни у кого ничего не было тогда.

– А вы сами видели, как он пил из этой бутылочки?

– Что за странный вопрос? Конечно, видела. Я и сама из нее пила.

– Благодарю.

Но только Данила собрался отходить от Илоны, как она ухватила его за рукав.

– Ему было очень плохо, – заговорила она вдруг, – Я это видела, но ничего не сделала!

– Вы думаете, он умер не от ножа в сердце?

– Я не знаю, – она покачала головой, – Но я точно видела, что с ним что-то не в порядке. Будто ему не хватало воздуха, и он вот-вот задохнется. Я хорошо знаю эти симптомы, в реанимации работала. Лицо было синее, да и одышка сильная.

Теперь уже Данила взял ее за руку.

– Уважаемая Илона, прошу вас не корить себя. Вы уже очень много делаете, помогая этому расследованию. Ваши показания сейчас были бесценными.

– Я очень надеюсь на это.

Данила отвернулся от нее. В его взгляде было что-то странное. На мгновение я увидел в его глазах страх, потом злость – словно его одна за другой обуревали разные эмоции. Впрочем, это длилось всего мгновение, вскоре он уже с невозмутимым выражением подходил к свидетелям убийства. Точнее, тем, кто застал меня над телом – Тарзану и Артемиде.

– Мне сказали, вы не разговариваете, – обратился Данила к Тарзану.

Тот в ответ скрестил руки-бревна на груди, презрительно посмотрев на нас сверху вниз.

– Похоже, он все еще думает, что это я его убил, – сказал я Даниле.

– Да не убивали вы его, – всплеснула руками Артемида, – Я ему который раз говорила, что вы невиновны.

Она держала в руке пластиковый стаканчик и судорожно пила из него воду в перерывах между фразами.

– А почему вы так думаете? – спросил Данила.

– Так ведь ты тоже так думаешь! – вскричал я, – Что за сомнения?

– Не пойми меня неправильно. Во время расследования мы должны проверить все гипотезы.

– Да потому что это слишком очевидно! – воскликнула Артемида. – Разве неясно? Он остался один с этим Сергеем, тогда как мы убежали – я за помощью, Тарзан – за водой. Сразу было понятно, что если Сергея убьют, это может быть только Иван!

– Возможно, Иван просто не успел спрятаться с места преступления после того, как коварно всадил нож в сердце своего злейшего врага. А на самом деле он хотел подставить вас двоих, – сказал Данила.

– Об этом я не подумала… – задумчиво сказала Артемида, подперев подбородок кулачком, – Вот теперь я уже не так уверена.

Тарзан закивал головой и ударил кулаком одной руки о ладонь другой. Идея Данилы, очевидно, понравилась и ему.

– Да что ты говоришь! Я думал, ты на моей стороне, – протянул я.

– Мой друг, если я и на чьей стороне, то только на стороне правды, – ответил Данила, – А правду не так легко запятнать наспех собранными догадками.

– А вот теперь переубедите меня, что это не он! – воскликнула Артемида. – Я уже ему не верю.

– Нож, – сказал Данила. – Кто-нибудь из вас знал, где лежал нож, которым ударили Сергея?

– Я не знала, – покачала головой Артемида.

Тарзан покачал вслед за ней.

– Причина, по которой подозрение так выгодно падает на несчастного Ивана, кроется именно в том, что он знал, где лежит орудие преступления. Поскольку сам его положил под мольберты. И, как вы сами только что сказали, это делает его слишком очевидным подозреваемым. Можно сказать, подсадной уткой.

Артемида захлопала в ладоши и аж засветилась от радости.

– Точно, точно! Иван, вы снова невиновны!

– Но мы немного ушли в сторону, – сказал Данила, – Я подошел к вам не рассказывать о своих выводах, а послушать вас. Вы, уважаемая Артемида, ходили звать скорую, а вы, Тарзан – за водой. Насколько успешны были ваши предприятия?

Тарзан поднял полупустую пластиковую бутылку с водой.

– Воду я уже почти всю сама выпила, – сказала Артемида, потрясая уже пустым стаканчиком, – А скорую я вызвала, но без толку. Когда они приехали, уже нужно было вызывать полицию, что мы и сделали.

– А почему вы выходили вызывать скорую на набережную Фонтанки?

– Потому что связи не было в дворницкой. Да и во дворе тоже плохо ловило.

– Есть свидетели, которые видели вас там, где вы говорите?

– Вы думаете, я вру?! – воскликнула Артемида, – Да спросите хоть охранника в будке у ворот. Он меня видел! Да еще люди по набережной ходили, видели меня, только их искать надо. Тарзана видели в «Дикси», где он воду покупал.

– Нет, конечно, я не думаю, что вы врете, – улыбнулся Данила, – А за время, что вы там были, никто не выходил из ворот?

– Наверняка много людей выходило. Это ведь жилой дом, я, если честно не следила, – покачала головой Артемида.

Она вдруг нахмурила взгляд и подняла палец вверх, будто вспомнила что-то важное.

– Из окна дома вылетела птица! – воскликнула она.

– Птица? – переспросил я.

Данила промолчал, но сощурил взгляд.

– А может и не птица, – тут же сдала назад девушка, – В общем, я думаю, что-то выпорхнуло из окна одной из квартир Толстовского дома. Я подумала, что кто-то голубей разводит.

– Проясните, – попросил Данила, – Вы совершенно четко видели голубя, который вылетал из окна квартиры?

– Скорее, нет. Я заметила краем глаза, как что-то пролетело из дома в сторону Фонтанки.

– И вы решили, что это был голубь?

– А почему бы и нет? – тон Артемиды был почти вызывающим, – Это прекрасные птицы, и я уверена, что их здесь кто-то разводит. Это вполне мог быть голубь.

– Спасибо, Артемида. Это были очень важные показания, – сказал Данила, – А теперь, если позволите, могу попросить ваш стаканчик?

– Стаканчик? А зачем? Я из него пила уже, он грязный.

– Я не привередливый.

Озадаченная Артемида отдала ему стаканчик.

– И правда, зачем тебе стаканчик? – спросил я Данилу, когда мы отошли от девушки и великана.

– Долго объяснять. Скажем так, хочу проверить одну теорию.

Сказав так, он подошел к Суслову. Экскурсовод как раз в этот момент достал свою бутылочку с водой и хотел к ней приложиться.

– Позвольте, – сказал вдруг Данила и резким жестом вырвал бутылочку у него из руки.

– Что вы себе позволяете?! – вскричал Суслов, онемевший от такой наглости. Он нахмурился, но вместе с тем я заметил, как на лбу его сразу выступили капельки пота. Хотя вечер был уже далеко не таким жарким.

Данила сделал небольшой глоток, запрокинул голову и стал громко полоскать горло. Вскоре булькающие звуки закончились, и он с шумом опорожнил содержимое глотки в стаканчик, позаимствованный у Артемиды.

– Правила этикета, – с улыбкой объяснил он свое поведение, – Не хочется плевать на асфальт этого прекрасного двора.

Суслов быстро протянул руку и вырвал бутылку назад. Потянулся он было и к стаканчику, но Данила отвел руку.

– Благодарю, но я сам вылью эту воду, – сказал он.

– Да я ничего… – стал было оправдываться тот. Казалось, будто его застали за каким-то общественно порицаемым действием.

– Как вас зовут? – спросил Данила как ни в чем ни бывало.

– Марат Вениаминович Суслов, – ответил экскурсовод. Он жадно приложился к бутылке и выпил то, что оставалось на самом донышке. Однако бутылку не выкинул, а бросил себе в сумку.

– И давно вы занимаетесь экскурсиями? Признаться, я никогда не видел вас на экскурсиях по этому дому.

– Недавно. Я работаю в управлении культуры нашего города. «Петербург для народа» – отличный проект, вот я и вызвался стать экскурсоводом-волонтером.

– Я встречался со всеми вашими предшественниками. И все они писали на меня доносы в управление.

– До меня доходили слухи о неком молодом человеке, который пытался мешать экскурсиям… Так это были вы?

– Мешать экскурсиям?! – вскричал Данила, – Эти экскурсоводы даже не знали общеизвестных фактов об этом доме. Но даже не это главное. Все они пытались лезть в жизнь честных жильцов. Рассказывали, как ужасно, что государство здесь ничего не контролирует.

– Так вы здесь живете? В таком случае, я не обязан отчитываться перед гражданским. У меня было впечатление, что вы из полиции. Как вас вообще допустили к расследованию?

В последней фразе слышались раздраженные нотки.

– Всего один вопрос, прежде чем вы от меня закроетесь, – прервал его Данила, – Вы знали погибшего?

– Нет. Первый раз видел его.

На этом Суслов замолчал. Демонстративно повернулся к нам вполоборота, скрестив руки на груди.

– Но дайте нам хотя бы показания! – вскричал я.

– Бесполезно, – покачал головой Данила и потянул меня в сторону. – Займемся лучше другим. Я тебе сейчас дам задание, а сам отлучусь ненадолго.

– Какое задание?

– Опроси оставшихся двух свидетелей. Надо понять, что они делали вместе с Сусловым во время убийства. А мне надо вот от этого избавиться.

И он помахал у меня перед носом стаканчиком с водой, которой полоскал горло.

– Как это может быть важнее показаний свидетелей?! – выпалил я, – Да вылей просто!

Но Данила уже растворился в толпе, окружавшей экскурсионную группу. Ничего не оставалось, как подойти к Баритонову и Радеевой.

– Ужас, ужас! – причитала она, – Да когда нас уже отпустят, когда отпустят?

– Не нервничайте, – старался приободрить ее мужчина, – Постоим еще чуть-чуть, и отпустят.

Увидев меня, Радеева бесцеремонно выставила вперед указательный палец.

– Вы! Вас же взяли! Это ведь вы его убили! А теперь…

– Никого я не убивал, – стараясь спрятать раздражение в голосе, сказал я. – Расскажите мне, куда вас повел Суслов, когда мы с Артемидой и Тарзаном остались с Сергеем.

– Можно ему говорить, как думаете? – с опаской спросила Рада Тихона.

– Я был бы осторожен, – ответил Тихон, – Хотя раз вас отпустили, то может вы и невиновны.

– Пока не отпустили, – покачал я головой, – Поэтому мы с Данилой Соколиком ищем доказательства моей невиновности!

– С каким-каким соколом? – переспросила Рада, – Что вы мелете-то?

– Неважно! Так где вы были, расскажите, пожалуйста?

– Тут тайны никакой нет, – сказал Баритонов, – Мы были в музее истории Толстовского дома. Уважаемый Марат Вениаминович повел нас через прекрасную парадную со стороны набережной. Мы поднялись на четвертый этаж, где находится музей. Оттуда прекрасный вид на набережную, к слову сказать.

– Именно! – воскликнула Радеева, – Я оторваться от этого вида не могла. Но Суслов нас чего-то поторапливал места занять.

– Да, он выключил свет и включил нам фильм. Сам в это время стал рассказывать историю дома на фоне.

– Рассказывал он сам? – с сомнением спросила Рада.

– А кто ж еще? Кроме нас троих там ведь никого не было.

– Мне казалось, там запись шла.

– Почему это вам так казалось? – чуть не сердито спросил ее Баритонов.

– Ну я ему вопрос задала, помните, а он не ответил. Все бубонил и бубонил: «А тут жил такой, а тут жил сякой». А я спрашиваю: «Ну а Ольга Николаевна тут жила?». А он бубонит и бубонит…

– Да он из вежливости не ответил. Ясно ведь, что не жила.

– Да я не имела в виду героиню! Может, актриса сама жила, кто его знает.

– Не жила!

– Ну да Бог с ней. Не ответил он мне.

– А вы сами видели его во время фильма? – спросил я.

– Видеть-то не видели, но голос его слышали, – сказал Баритонов. – Зачем на него смотреть, если он нам фильм показывает.

– То есть, вы были к нему спиной?

– Не только спиной. Он был за перегородкой.

– Какой перегородкой?

– Тут сложно объяснить… В этом музее есть перегородка. За ней находится проектор, который показывал фильм. А мы сидели по ту сторону перегородки и смотрели на экран. Марат Вениаминович был как раз за нами, рассказывая историю дома.

– А когда фильм закончился, вы все пошли во двор?

– Да. И увидели плачущую Артемиду и вас в хватке Тарзана. Дальше вы знаете.

– Вы вернулись тем же путем?

– Да, тем же. Спустились по великолепной лестнице, я еще сделал пару снимков в парадной. Прошли через набережную обратно во двор.

– И с вами ведь все время была еще Илона Василькова, верно?

– Была, была! – подтвердила Радеева, – Только она молчала все время. Думала о своем о чем-то.

Я задумался. Получается, у четверых участников экскурсии было железное алиби. Суслов, Радеева, Баритонов и Василькова – все в момент смерти Сергея находились в музее Толстовского дома и попасть в дворницкую не могли. Когда вернулся Данила, я передал ему показания. К моему недоумению, он воскликнул:

– Прекрасно! Все почти сходится!

– Что сходится? – спросил я, – У четверых из группы алиби. Остальные тоже вроде как непричастны. Убийца, наверно, все-таки не из группы был.

– Мой друг, ты разве забыл, что сам мне сказал? – спросил Данила тоном разочарованного экзаменатора, что принимает зачет у студента, – «Компромат – у одного из экскурсантов» – так гласило сообщение, если я не ошибаюсь?

– Да, но это могла быть ложь! – воскликнул я. На меня вдруг накатило отчаяние. Это убийство теперь выглядело донельзя непонятным и запутанным. Я уже не был так уверен, что Данила раскроет правду. Вдруг он действительно был просто самоуверенным паяцем, как его и описывал Клыгин?

– Нет, – покачал головой мой спутник, – Все указывает на то, что убийца действительно был членом экскурсионной группы. Я удивлен, что ты сам этого еще не понял. И все представленные доказательства указывают всего на одного человека.

– И кого же?

Вместо ответа Данила спросил:

– Скажи мне, зачем уже мертвое тело ударили ножом?

– Чтобы подставить меня, понятно!

– Если так, то ударить его ножом мог только сам убийца. И если убийца не ты… Кто еще знал, где лежит нож?

Бывают такие мысли – а скорее не мысли, а откровения даже – которые буквально шилом пронзают мозг, быстро доносят то, что так долго варилось в недоступных областях нашего серого вещества. После слов Данилы меня пронзило как раз такое откровение. Ну конечно, это мог быть только он!

– Но как?! – тут же воскликнул я.

– Я пока не готов ответить на этот вопрос, – уклонился Данила, – Осталась всего пара штрихов.

Он нетерпеливо взглянул на часы.

– Поспешим в музей, где были Суслов и трое других экскурсантов. Не в твоих интересах терять время.

– А уже время? – фальцетом спросил я.

– Осталось десять минут из отпущенного капитаном часа.

Не дожидаясь моего ответа, он поспешил, как ни странно, к дворницкой. Когда Данила поднимался к двери, за которой лежало тело, я окликнул его:

– Но здесь же нет выхода на этаж!

– Кто тебе сказал? – нахмурился он.

– Суслов. Он сказал, что здесь нет выхода на лестничную площадку. Можно попасть только по черной лестнице на крышу.

– Отнюдь, – покачал головой Данила, – Здесь есть выходы на каждый из этажей.

Мы быстро, чуть не бегом, поднялись на четвертый этаж. Данила буквально летел по ступеням, тогда как я выбился из сил на третьем пролете. Либо у него была прекрасная физическая подготовка, либо мое голодное существование, наконец, стало отражаться на моем бренном теле. Когда, шумно захватывая ртом воздух, я ступил на лестничную площадку, Данила уже стоял у окна. Рама была снята, из голого проема воздух с шумом вырывался во внутренний двор. Справа у стены стояли части рамы – заплесневелые доски с облупленной краской по краям.

– Отсюда упало окно, так грандиозно переполошив моих соседей, – сказал Данила, когда я подошел. – Совет двора намеревался заменить эти окна, но рабочие пока успели только снять рамы с них.

Я выглянул в проем. Действительно, прямо под нами, внизу на асфальте лежали разбитые в щепки части рамы и куски стекла.

– И кто его уронил, как думаешь? – спросил я.

– Уронил? Его сбросили. Ты ведь сам рассказывал про страшный шум во дворе, когда она упала. Если не ошибаюсь, звук падения предварял также безумный крик, верно? Давай-ка проверим…

При последних словах в глазах его появилось озорное выражение, как у ребенка, который придумал интересную шалость и ему не терпелось ее воплотить. Данила сорвал с головы фуражку, высунулся по пояс из окна, так что ступни едва не оторвались от пола, и огласил двор истошным воплем. Я зажал уши – до того громким было это неожиданное напряжение голосовых связок. Только закончился его крик, как раздались звуки распахиваемых окон – совсем как тогда, во время убийства. Кто испуганный, кто раздраженный – люди высматривали источник крика.

– Все в порядке! – прокричал Данила, махая рукой из проема, – Прошу прощения!

– Что ты там творишь, Соколик?!

Последний возглас донесся снизу, где из нахлынувшей на крик толпы людей на нас взирало искаженное недовольством лицо Клыгина.

– Всего лишь эксперимент! – ответил ему Данила и, отойдя от проема, сказал в мою сторону, – Люди меня заметили, как видишь. Однако если бы, вместо того, чтобы остаться у окна, я сразу побежал вниз, в дворницкую, источник шума установить было невозможно.

– И как раз на том этаже, что музей, – заметил я, – Как удобно!

Данила кивнул. Мы вышли с лестничной клетки на этаж, где располагались квартиры жильцов. Музей тоже располагался в одной из квартир в конце коридора с видом на Фонтанку. Дверь была закрыта, но у Данилы оказался ключ.

– Перед тобой – один из основателей этого музея, – объяснил он, приглашая меня внутрь.

Музей состоял из прихожей и двух больших комнат. Первая комната была посвящена прошлому дома. Возле стен стояли старинные предметы утвари, от утюгов до чайников, а стены украшали портреты видных жильцов дома. В одном из углов были выложены кирпичи с выбитыми на них фамилиями и именами. На двух самых верхних было выбито «Эдуард» и «Хиль».

Данила, не задерживаясь, прошел во вторую комнату. Я вошел за ним и некоторое время потерянно озирался, нигде не находя своего спутника. В центре комнаты стоял стол, к которому были приставлены стулья в несколько рядов один за другим. Прямо перед столом, у стены, висела белая простыня, которая играла роль экрана для проектора. Я вспомнил, как Радеева и Баритонов рассказывали, что Суслов показывал им здесь фильм. В комнате царила полутьма – окна с правой стороны были завешены черной драпировкой. С левой стороны черные шторы были отдернуты. За окном открывался прекрасный вид на Фонтанку. Я подошел к окну, из которого открывался вид на канал, обрамленный, с одной стороны, мостом Ломоносова, а с другой – Аничковым.

– Тебя не смущает, что эта часть окна не закрыта? – спросил Данила, явившийся будто из ниоткуда.

– Где ты был? – спросил я.

Данила показал на едва заметную перегородку слева от входа в комнату. Это была небольшая импровизированная шторка, цветом не отличимая от обоев на стене.

– Там стоит проектор, – сказал Данила, – И еще там мусорка, в которой я нашел вот это.

Он разжал ладонь, и я увидел пару смятых одноразовых перчаток. Такие используют горничные для уборки номеров в отелях. В паре мест у пальцев перчатки были надорваны, будто владелец снимал их в спешке.

– Я так полагаю, уборщиц здесь нет.

Данила покачал головой.

– Мусор выносят обычно те, кто проводят здесь экскурсии. Другими словами, основатели музея.

– Получается, Суслов тоже основатель? Это он здесь показывал экскурсантам фильм.

– Нет. Правительство Петербурга попросило нас одолжить им ключ на время экскурсии. Совет Дома одобрил, хотя я был одним из воздержавшихся.

– А что насчет окна? – спросил я.

– Радеева, Баритонов и Василькова смотрели здесь фильм в полной темноте, при полностью завешенной драпировке. Я знаю это наверняка, потому что даже при одном незанавешенном окне количество света в дневном время таково, что различить на экране решительно ничего нельзя.

– Тогда кто его отдернул?

– Мы ответим на этот вопрос, когда зададим себе другой – «Зачем его отдернули»? – ответил Данила, – Вспомни показания Артемиды.

– Она звонила в скорую, стоя на набережной. Что в этом такого?

– Да, – кивнул он, – И что она видела?

– Голубя… – я начал прозревать, – Ты думаешь, он вылетел из этого окна?

– Именно. Только не голубь, а нечто неодушевленное. Например, телефон. Я не знаю, сравнимы ли последние модели «Айфона» сейчас с голубями?

– Вполне.

Вдруг хлопнула входная дверь. Ровный стук ботинок по полу предварял явление оперуполномоченного Клыгина. Как вестник рока, высокий и сумрачный, он стал в проходе, загораживая мне путь к свободе. Вздернув левую руку, он показал на циферблат часов.

– Время, Соколик, – проследовали холодные слова. – Или ты говоришь что-то внятное или я его забираю.

Данила поправил фуражку. На душе у меня было мрачно. Успел ли он понять, как все в точности произошло? Кто и как убил Япончика до удара ножом? У нас больше не было времени на расследование! Данила должен был предложить ясное объснение событий полиции и назвать убийцу. Наверняка, от него потребовали бы доказательств. Да впрочем, даже если бы он не доказал мою невиновность, я был благодарен ему уже за то, что он вступился. Но стоило мне так подумать, как его следующие слова повергли меня в еще большее изумление.

– Соберите всю экскурсионную группу во дворе, включая Суслова. Я назову вам убийцу и расскажу в точности, как произошло убийство.

Клыгин издал короткий смешок. Смерил Данилу снисходительным взглядом.

– Надеюсь, у тебя есть чем подкрепить такие слова, – сказал он, – Если ничего не докажешь, сядешь на сутки за помеху аресту. Мне все равно, что там капитан говорит. Ты меня уже достал, Соколик.

После этих слов Клыгин схватил меня за руку, завел ладонь за спину и нацепил наручники. С силой толкнул меня в проход, словно я уже был арестован. Я бросил быстрый взгляд на Данилу. Лицо его было спокойным, а в глазах читалась решимость.

Клыгин протолкал меня вниз по лестнице к самому выходу из дворницкой. Полиция привела всех экскурсантов и Суслова, и они стали перед нами в ряд. Подошел и капитан Будко. За руку он вел маленькую девочку – я предположил, что это была его дочь. Длинные светлые волосы были сплетены в длинную косичку, спадавшую за спиной, а одета она была в традиционный для школьников костюм. Девочка с любопытством озиралась по сторонам, хотя во взгляде ее читалось некоторое напряжение.

– Капитан, вы уверены, что стоит приводить Полину на… такое? – спросил своего начальника Клыгин.

– На какое? Полька знает, где я работаю, с чем дела имею. Уже не впервой. Да и Данилку увидеть хотела.

И действительно – только он появился из дверей дворницкой, как девочка издала радостный возглас и стрелой метнулась в его сторону.

– Дядя Даня! Дядя Даня! – восклицала она, хватая его за торс так, будто хотела приклеиться.

– И я тебя рад видеть, Полина, – ответил он с доброй усмешкой.

– Я там новую джосеки придумала, давай сегодня посмотрим! – прокричала она.

В ряду экскурсантов кто-то тихо прокашлялся.

– Я прошу прощения, что прерываю эту, без сомнения, трогательную сцену. Но позвольте узнать, зачем нас здесь сейчас собрали?

Говорил Суслов. В его сущности будто что-то изменилось: он больше не выглядел тщедушным государственным сотрудником, как он представлялся мне в начале экскурсии. Речь стала более твердой, а тон – нетерпеливым. Он стоял, скрестив руки, с расправленными вперед плечами, хмуро взирая на полицейских. Посмотрел на часы, дополнил:

– Я уже час назад должен был вернуться в управление. Мне казалось, здесь все ясно, убийца был уже схвачен…

– Подозреваемый, – поправил его Будко. – Да, я прошу прощения, что мы отнимаем у вас время. Но наша работа – находить виновных.

– Ведь уже понятно, кто виновный, – процедил Суслов, сверля меня взглядом.

– Почему понятно?

Спрашивал уже Данила. Он вышел перед нами, все участники экскурсии теперь смотрели на него. Я огляделся по сторонам: в лучах заходящего солнца отражались десятки раскрытых окон, люди с интересом выглядывали наружу, ожидая, что же он скажет. Казалось, что Данила был на импровизированный сцене, готовый исполнять смертельный танец. И это действительно был танец – логики и дедукции. А от его мастерства зависела вся моя жизнь.