Искатель истины Данила Соколик

– Человеку плохо! – кричала она.

Она имела в виду Сергея. Тот, кто причинил нам столько бед в начале экскурсии, стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, словно большое старое дерево под напорами ветра.

– Вам плохо? – строго спросила Илона Василькова, внимательно всматриваясь в него.

– Да все нормально! – взревел Сергей, размахнув рукой. – Надо…

У него словно перехватило на миг дыхание. Он вновь набрал в грудь воздуха, но уже с трудом и выпалил:

– Надо отдохнуть чуть-чуть. Вы идите…

– То есть, как, идите? – изумился Суслов, – Вы хотели эту экскурсию, а теперь…

– С ним что-то не в порядке! – продолжала кричать Артемида.

– Отравился чем-то или наркотики, – продекларировала Василькова. – Тут надо скорую вызвать.

– Я вызову, я вызову, – залепетала Артемида.

– Не надо… Не надо ничего вызывать, – продолжал Сергей.

Он смахнул в сторону всех, кто стоял у него на пути, и вдруг подошел ко мне.

– Отведи меня в дворцку.. дворнич… тьфу, дворницкую! Покумарю там…

Несмотря на несвязную речь, в глазах его была ясность. Пьян он точно не был. Василькова сказала вызывать скорую, но ведь он сам должен лучше знать, плохо ему или нет, рассуждал я. В конце концов, в дворницкой была кровать, может, ему действительно станет легче, если он отлежится. Какими же мы все были слепцами в тот момент!

– Отведите, Иван, – одобрил Суслов, – Только кому-то надо остаться с ним, на случай, если действительно станет хуже.

– Я останусь! – вскричала Артемида.

Тарзан Шейдаков молча вышел вперед, обозначая свою готовностью.

– Тогда остальных прошу проследовать за мной через парадную в квартиру, где мы продолжим экскурсию, – заключил Суслов.

Так и поступили. Рада, Илона и Тихон вместе с Сусловым вышли через ворота на набережную Фонтанки, а мы с Артемидой и Тарзаном повели Сергея в дворницкую. У входа Артемида вконец разволновалась и воскликнула, всплеснув руками:

– Ну я так не могу, я же вижу – он умирает!

Надо сказать, что женская интуиция у нее была развита великолепно, потому что в тот момент она была совершенно права. И в той ситуации девушка действовала решительнее нас всех, ведомая лишь желанием спасти чужую жизнь. Она резко развернулась к Тарзану, ткнула пальчиком ему в грудь и возгласила:

– Вы пойдите поищите воду! А я за скорой!

У нее не ловила связь на телефоне, поэтому вызывать скорую она бросилась к решетке ворот, смотревших на Фонтанку. Тарзан с тем же молчаливым кивком пошел спрашивать у жителей воды. Я остался с Сергеем один. Он уже не мог сам стоять на ногах, и я взял его под руку так, что он всем своим весом навалился на мое плечо. Весил он порядочно, и просто чудо, что мне удалось довести его до кровати внутри дворницкой. Когда он присел на кровать, начался крайне загадочный для меня разговор.

Он уже еле-еле дышал, но вымолвил:

– Каюк мне. Слушай, как тебя?

– Иван, – ответил я, – И тебе не каюк, не надо.

– Каюк каюк. Достали меня собаки эти, – выдохнул он.

Затем запустил руку в карман шорт, достал оттуда увесистый кирпич последнего «Айфона», разблокировал и что-то полистал в нем. Показал мне экран. На нем было сообщение по SMS от скрытого абонента. Я прочитал:

«Приходи к Толстовскому дому 1 июня в 15 часов. Компромат – у одного из экскурсантов. В случае неявки все будет передано в полицию».

– Компромат? – спросил я, – Какой компромат?

Сергей усмехнулся – в последний раз. Телефон выпал у него из руки, громко стукнулся о пол и погас. Он пошарил рукой в другом кармане шорт, вытащил пачку сигарет, но достать сигарету не успел. Последние его слова были:

– Достали… меня…

Только последний вздох покинул его грудь, как все тело грузно сползло на пол, а затем, будто не поддерживаемое мышцами, безвольно упало головой вниз. Я потряс его за плечо. Никакой реакции. Потряс сильнее. Будто бы от этого он встал. Не пойми меня, неверно, читатель, на моих глазах еще никто никогда не умирал – шок от увиденного был настолько сильным, что я никак не мог смириться с ужасающей реальностью.

Я пощупал его пульс. Какого же было мое удивление, когда я почувствовал слабоватые толчки крови на запястье! Он умирал – это было точно, но что с ним происходило?! И что это за сообщение в его телефоне? После падения он выключился, и я не мог посмотреть его заново. Ах, если бы мы сразу вызвали скорую! Послушали Василькову… Но теперь человек умирал на моих глазах, а я ничего не мог сделать, чтобы спасти его. Все эти мысли роились в голове, сводя с ума. Но вдруг меня отвлекло нечто другое.

Со двора раздался надрывный душераздирающий крик. Это был настоящий животный вопль – до того он холодил кровь и заставлял бегать по коже мурашки. Вслед за этим раздался оглушительный грохот, а потом – громкий звон, словно нечто разбилось снаружи. Что это было? Может, что-то случилось с нашими экскурсантами или жителями двора? Я бросился наружу.

Во дворе я увидел десятки распахнутых окон: крик привлек внимание жителей дома. Женщины в бигудях, солидные мужчины и просто заспанные лица шарили взглядами по внутренней части дома в поисках нарушителя спокойствия. Я тоже бросал взгляды по сторонам, но не видел ничего, что привлекло бы внимание. Наконец, справа, по другую сторону от проема, из которого мы вышли, обходя дом, я увидел на асфальте множество стеклянных осколков и разбитые в щепки обломки гнилой рамы. По всей видимости, откуда-то сверху упало окно. Люди, проходившие через проем, опасливо бросали взгляды вверх. Я сбежал вниз, подошел к обломкам и тоже посмотрел в сторону крыши. Там никого не было.

Я вернулся в дворницкую. И как будто судьба решила в этот день посмеяться надо мной, меня ждало еще более ужасное открытие. Сергей лежал на полу у кровати, только теперь на спине, с распростертыми в стороны руками. А между ребер, с левой стороны груди, прямо в том месте, где располагалось сердце, был глубоко всажен кинжал. Тот самый кинжал, который я до этого отнес в дворницкую и положил под мольберты. Огромное красное пятно расплывалось на спортивном костюме, тонкие струйки крови стекали от него на пол.

Увидев это, я в ужасе застыл. Кто мог сюда попасть, когда меня не было? Тарзан? Артемида? Но они не могли! Кто-то другой? Но я не успел никак усмирить поток бешеных мыслей, потому что сзади мне на плечо легла могучая ладонь. Я обернулся – это был Тарзан. Он смотрел на меня со смесью недоверия и презрения. Позади него стояла Артемида. Глаза ее были широко распахнуты, а зрачки прикованы к мертвому телу. Руки она так плотно прижала к губам, что ее пальцы побелели.

– Я не делал этого! – закричал я что было сил.

Но Тарзан уже крепко захватил меня, скрутив руки за спиной. Действительно, какой вывод они могли сделать, вернувшись сюда и застав меня над телом? Я знал, где лежал нож, я остался наедине с Сергеем. Логично было заключить, что виновник этой зловещей картины – я.

– Иван, это ведь не вы? – звенящим, высоким голосом спросила Артемида. – Я не верю, что это вы!

– Я ведь сказал, что не я! – прокричал я, – Я даже не знаю, кто он такой!

И вдруг я вспомнил про телефон.

– У него телефон… у него был телефон! – вскричал я.

Но телефона на полу больше не было. Он загадочным образом исчез. Наверняка его забрал убийца. Больше было некому. Вполне возможно, тот, кто оставил сообщение. В мою голову с неизбежной ясностью пришло понимание – меня подставили. Подставили мастерски и безупречно. И от этого у меня в груди начало зреть другое чувство. Чувство ярости.

– Пустите меня! – вскричал я, – Слушай ты, король обезьян! Я свободный человек, у тебя нет доказательств!

Но Тарзан еще крепче стянул мне руки, сколь бы крепко я ни трепыхался. Он повел меня к выходу из дворницкой. Артемида тем временем позвала всю группу и спешно рассказала им о произошедшем, показывая в мою сторону. Но хуже того – на нас смотрели жители дома, которые припали к окнам после случая с упавшей рамой. Они смотрели и думали – что-то случилось во дворе, и я, стоявший со сведенными за спиной руками, наверняка был в этом виновен.

Подбежал Суслов, заглянул в дворницкую, вышел оттуда белый как мел. Запинающимся голосом сказал мне:

– Как вы… могли?

– Да не я это! Я могу все рассказать как было!

Однако даже выслушав мой сбивчивый рассказ, экскурсовод лишь пожал плечами и сказал:

– Я вызываю полицию. Сами понимаете, Иван, дело серьезное. Человек умер на экскурсии…

У меня сердце ушло в пятки после этих слов. Если придет полиция, то будут ли они вообще что-либо серьезно расследовать? Как ни крути, все улики были против меня. У них будут свидетели – Тарзан и Артемида, которые видели меня у тела в последний момент. Отпечатки на ноже! Там могут быть отпечатки убийцы! Но сразу как только мне пришла эта мысль, я с горечью осознал, что, кто бы ни задумал столь дьявольский план, наверняка позаботился о том, чтобы его отпечатки не остались на ноже. А последним брал его я…

Экскурсанты или не смотрели в мою сторону, или бросали на меня редкие взгляды, полные недоверия и страха. Никто не поверил моей версии событий. Артемида так разволновалась, что упала в обморок: ее приводила в чувство Илона Василькова. Кто-то выразил желание уйти, но Суслов не позволил. «Для проформы должны присутствовать все, кто был на экскурсии», – сказал он.

Полиция появилась быстро. В накрахмаленной бледно-голубой рубашке, с записной книжкой в руке, высокий и статный, передо мной появился сотрудник уголовного розыска. Он сразу вцепился в меня взглядом, затем изучающе осмотрел остальных. Только потом представился:

– Оперуполномоченный Сергей Клыгин.

Суслов показал, где произошло убийство, и Клыгин быстро прошел в дворницкую. После этого он быстро опросил каждого, и, как я и ожидал, пришел к неутешительному для меня выводу. Впрочем, никакого вывода я не услышал. Клыгин просто подошел, отнял меня из захвата Шейдакова и защелкнул наручники за спиной.

– Да вы же ничего не расследовали! – возмутился я.

– Факты очевидны, – холодно сказал он.

– Ничего не очевидно! – упирался я, – Вы меня слушали?! Я же рассказал, как было.

– У нас есть два свидетеля, которые видели вас у тела. Остальные экскурсанты в этом моменты были в другом месте. Только вы знали, где лежал нож. Мне еще что-то добавлять?

Все шло именно так, как я себе представлял – меня собирались бросить в тюрьму без суда и следствия. В последнем отчаянном рывке я быстро развернулся и закричал на весь двор, так, чтобы услышали все, кто сейчас смотрел на нас из окон:

– Я невиновен! Я невиновен!

Не знаю, к кому я взывал – может, к господу Богу. Было наивно полагать, что кто-то вдруг придет мне на помощь, если даже участники экскурсии проявили полную безучастность к моей судьбе. Позади меня раздался низкий глухой голос:

– Прапорщик Клыгин.

Я обернулся. Со стороны выхода к Фонтанке к нам шел еще один полицейский. Сразу чувствовалось, что рангом он повыше Клыгина. Он шел неспешно и даже грузно – в походке его было что-то основательное. По комплекции он был полной противоположностью Клыгина: крупный и приземистый, с круглым лицом и огромным носом. На голове у него красовалась полицейская фуражка, а на плечах сидели погоны с четырьмя звездами.

– Добрый день, капитан Будко! – вскричал Клыгин и вытянулся в струнку, воткнув ладонь в висок.

– Что в позу стал? – нахмурился капитан, подходя к нам вплотную, – А это кто? Чего в наручниках?

– Подозреваемый…

– Подозреваемый, но не преступник, – покачал головой Будко, подкуривая папиросу. Затянулся, закашлялся, выдохнул дым, – Что случилось? Расскажи суть.

Клыгин рассказал. Будко почесал щеку и поправил головной убор.

– Я бы не сказал, что все очевидно, – пробормотал он, – Какой у пацана мотив-то?

– Именно! – вскричал я. Капитан нравился мне все больше и больше.

– Мотив узнаем в участке, – не очень уверенно сказал Клыгин.

– Кто-то хотел его убить! – выпалил я, – Он показывал мне сообщение в телефоне. Кто-то из экскурсантов пригласил его сюда, угрожая компроматом.

– А где этот телефон? – спросил Будко.

– Да пропал!

– Вот видите, – пожал плечами Клыгин, – Пытается выкрутиться.

Будко шумно вздохнул. Он о чем-то сосредоточенно думал. Клыгин, тем временем, вел себя странно. Он осторожно озирался по сторонам, будто ждал неприятной встречи.

– Значит так, – наконец промолвил Будко, – Отвези его в участок, так и быть. Но без меня это дело не расследуй. Не нравится оно мне…

– Это потому что он здесь живет?

«Он»? Клыгин сказал это почти с ненавистью.

– Не только, – покачал головой Будко, – Позже расскажу. Надо выяснить еще, кем был убитый. Запиши данные всех из группы. Они все тоже пока подозреваемые. Я Польку из детского сада заберу и сразу в участок.

Для меня забрезжил луч надежды. Хотя бы этот капитан сомневался в моей вине. Но все равно перспективы были мрачными. Денег на адвоката у меня не было, а сам защищаться в суде я не умел. Сколько там за убийство? Десять лет? Еще месяц назад я выпускался из ВШНИ, полный надежд и мечтаний, а теперь моя жизнь летела откос. Провести молодость в тюрьме! И по чьей вине?! Я даже не знал, кто и почему так жестоко поступил со мной!

Но только Клыгин подтолкнул меня в спину, как в событиях этого дня произошел новый неожиданный поворот. И, пожалуй, самый главный из всех.

Только мы подошли к арке, как сверху на асфальт посыпались мелкие камешки. Что-то коротко зашумело, и не успели мы поднять головы, как прямо перед нами приземлилась чья-то фигура. По инерции он опустился на колено – спрыгивал с балкона, видать, безумец! Затем медленно распрямился, одновременно поднимая правую руку. Коснулся двумя пальцами козырька черной фуражки на голове, бросил на Клыгина стремительный взгляд и выстрелил в его сторону указательным пальцем. Сказал спокойным, но гласным и уверенным голосом:

– Сними наручники.

Мы все застыли, пораженные его эффектным появлением. Да и внешний вид у него был необычный. Как я уже сказал, на голове у него была черная фуражка, только не полицейская, а с укороченной тульей. С околыша смотрела кокарда с изображением занесенного меча. Одет он был в самый настоящий мундир: со стоячим воротником и без всяких украшений и кантов. Мундир не был запахнут – еще бы, в такую жару – и я видел, что он застегивается не на пуговицы, а по-просту на крючки. Мундир выглядел старым и слегка поношенным, но в то же время было заметно, что владелец тщательно за ним следит. Под мундиром виднелась простая белая рубашка.

Несмотря на возраст мундира, владелец его оказался молодым человеком – я бы дал ему столько же лет, сколько и мне, может, чуть старше. Он держался статно и уверенно, и именно это поражало! Я сразу задумался, кто же он такой – вот так эффектно приземлился перед полицией да еще указывает им. Позади себя я услышал, как что-то громко заскрежетало. Это были зубы Клыгина. Я обернулся – лицо его надулось, как красный воздушный шар.

– Соколик! – выплюнул он, будто выпуская пар, – Я так и знал, что без тебя не обойдется!

Наш таинственный персонаж слегка поднял уголки губ и скрестил руки на груди.

– А как иначе, – сказал он, – Убийство? В моем доме? Я это не могу так оставить.

– Прыгай обратно, циркач – огрызнулся Клыгин, – Я уже все сделал. Вот этот парнишка его убил, вопросов нет!

– Парнишка убил, – повторил он слова Клыгина, – Вы тоже так думаете, капитан Будко? Думаете, этот бедолага с испуганным, словно у кролика, выражением на лице мог кого-то убить?

Как у кролика?! Тут уже чуть не взорвался я. Он явно не стеснялся в выражениях. Будко тем временем начал новую сигарету. Попыхивая папиросой, произнес сквозь зубы:

– Есть у меня сомнения…

– Если у вас есть сомнения, мы должны искать правду до конца, – сказал незнакомец.

По какой-то причине, слова его имели вес перед капитаном.

– Я знаю, у тебя тут личный интерес, Данилка, – скребя подбородок, сказал Будко.

– Именно. Вы знаете, что собираются сделать с «Толстовским» домом.

– Знаю. Но и поручить расследование гражданскому мы не можем.

– Вот так! Слышал? – воскликнул Клыгин, – Вот и не мешай на проходе!

– Погоди, – осадил его Будко и снова обратился к парню в мундире, – Данилка, твое мнение будет важно в этой ситуации.

– Что?! – Клыгин прокричал таким тоном, будто его предал самый дорогой человек на свете.

Папироса после щелчка отлетела точно в мусорку, а Будко взглянул на часы на руке.

– Значит так. Я сейчас еду забирать Польку из школы. У тебя есть час времени, чтобы докопаться до правды этого дела. Договорились?

Тот усмехнулся и прикрыл глаза.

– Часа вполне хватит.

Вполне хватит?! Это уже было на грани заносчивости! Даже я, уповавший на его помощь, чуть не воскликнул «Да не успеешь ты!». С другой стороны, выбирать мне не приходилось. Клыгин намеревался упечь меня за решетку. Я готов был ухватиться хотя бы за этого странного Соколика.

– Но у меня есть пара условий, – продолжил он.

– А ты не зазнался, условия диктовать будешь? – заклокотал Клыгин.

– В рамках разумного, Данилка, – сказал Будко.

– Во-первых, подозреваемый – Иван, правильно? – будет со мной.

– Это почему?

– Он обнаружил тело, поэтому его показания имеют большую важность. Кроме того, раз он главный подозреваемый, то и держать его я хотел бы как можно ближе к себе. На случай, если надумает убежать.

– Держать его – моя работа, – парировал Клыгин.

– Нет, мой сумрачный друг, твоя работа – не спускать глаз с экскурсионной группы, а также не допускать посторонних на место преступления.

– Да я их уже отпустил!

– Весьма поспешно. Вероятность того, что кто-то из этой группы и есть настоящий убийца, ненулевая.

– Капитан, я не буду его слушать! – взорвался Клыгин, – Кто он вообще такой!

– Час. Вытерпи Данилку всего час, – пробормотал Будко, – Мне пора, скоро уроки в школе закончатся.

С этими словами он пошел к воротам, давая понять, что разговор окончен.

– Отпусти бедолагу, – сказал парень в мундире.

Даже стоя спиной к Клыгину, я ощутил пламя его ненавистного взгляда, адресованного человеку перед собой. Щелкнули наручники, и я с радостью почувствовал свободу в запястьях.

– Теперь оцепи место преступления. Что мне, говорить как делать твою работу? Я же всего только гражданский.

Клыгин резко развернулся и пошел к дворницкой. Я с нескрываемой радостью обратился к своему спасителю:

– Даже и не знаю, как отблагодарить. Хоть ты мне поверил…

– Ерунда, – отмахнулся он, – По тебе видно, что ты этого не делал. Растрепанная, залитая краской, рубашка, эта безумная прическа – ты студент художественного вуза. Творческая личность, как говорится. Такие люди неспособны на убийство в принципе. Как там говорилось у классика? «Гений и злодейство несовместимы», кажется. Хотя ты, наверно, и не гений, но на злодейство тоже вряд ли способен.

Я не знал теперь, благодарить его или нет, особенно после того, как он усомнился в моих художественных навыках. Хотя, будем честны, гением живописи я правда не был. Тут я спохватился, что еще не представился.

– Иван Федоров, – сказал, открывая навстречу ладонь.

– Хм, и имя у тебя тоже скучное, – пробормотал он.

Каков наглец! Но все-таки он представился в ответ.

– Меня зовут Данила Соколик. Я живу в Толстовском доме.

– Это было трудно не заметить. Эффектное появление.

– А, это… – он махнул рукой, – Да, пришлось смотать веревку из подручной простыни. Совет двора меня, наверно, убьет за то, что ногами упирался в фасад, когда прыгал.

Я взглянул наверх. С балкона четвертого этажа действительно свисала импровизированная веревка из белой простыни. Я не успел оценить высоту, с которой ему пришлось прыгать, потому что на плечо опустилась ладонь:

– Мой друг, архитектура этого двора, без сомнения, прекрасна и достойна пристального внимания. Но сейчас нам нужно отправиться на место убийства. Если ты, конечно, не хочешь снова оказаться на марше у Клыгина.

Я, конечно, не хотел, и вместе с Данилой мы пошли обратно в дворницкую. Когда проходили мимо экскурсионной группы, ко мне подошел Суслов.

– Объясните, что тут происходит, – сказал он раздраженным тоном, – Нас вроде отпустили, а теперь сказали стоять, не двигаться с места. И вас же арестовали?

– Мы проводим расследование, – сказал я как можно более важным тоном.

Он так опешил, что его усы подпрыгнули к щекам.

– Но вы же…

– Я невиновен, – продекларировал я с железной уверенностью, – И Данила Соколик это докажет.

Бог знает, почему я был так уверен в нем, что это сказал. Тем временем, Данила позвал меня из дворницкой.

– Мы к вам выйдем скоро… – уверил я Суслова, – За показаниями.

– За чем, за чем? – Суслов, казалось, аж побелел от моей наглости.

Я в два прыжка оказался наверху лестницы. Внутри дворницкой все оставалось неизменным, только теперь во всем помещении стоял запах запекшейся крови. Данила присел на корточки, ухватил обеими руками лицо погибшего и повернул к себе. Только сделав это, он громко присвистнул.

– Вот так-так. Ты его узнаешь? – спросил он меня.

– Первый раз вижу.

– А ведь это известный человек, – сказал Данила, поднимаясь на ноги, – По крайней мере, в последнее время он был на хорошем слуху. Так, что даже я видел его фотографии в новостях. Это не кто иной, как король Кудрово – Серега Япончик. Или, как его зовут в полиции – король откатов.

– А кто такой этот Сергей Япончик? – спросил я.

– Самый главный застройщик спального района Кудрово, – ответил Данила, – Строил в том числе загородные элитные дома для госслужащих. Долгое время шли слухи, что он получал заказы через откаты, но доказательств не было.

После этих слов у меня в голове словно ярко вспыхнула лампочка.

– Так вот, наверно, что это был за компромат! – воскликнул я.

И я рассказал, как Япончик в последние минуты перед смертью показывал мне сообщение на телефоне.

– Компромат – у одного из экскурсантов… – повторил за мной Данила, – Ты уверен, что сообщение было именно таким?

– Более-менее, да.

Данила вдруг переменил тему. Взгляд его обратился к ножу в груди убитого.

– Кстати, что это за кинжал? – спросил Данила, вглядываясь в рукоять, – Необычная гравировка.

– Это его личный был, – сказал я. – Он нам угрожал сначала этим ножом, но Тарзан его выбил. Потом Суслов, экскурсовод группы, сказал мне поднять его и принести сюда.

– А куда ты его положил?

– Да вот, под свои мольберты, чтоб никто случайно не нашел.

– И Суслов был с тобой?

– Да, он и открыл дворницкую. Но я вот, что хочу сказать важное – он умер еще до того, как в него всадили нож.

Данила нахмурился.

– Если он умер до того, как его ударили ножом, зачем его вообще били ножом? – спросил он.

– Да я вот и сам этого не понимаю! Тут одна загадка на другой.

– И как он умер тогда, Иван? – спросил Данила.

– Я не совсем правильно выразился – он не умер, а умирал на моих глазах.

Я рассказал про все ухудшающееся состояние жертвы во время экскурсии и описал его смерть.

– Когда он упал на пол, у него все еще был пульс, хотя говорить он уже не мог.

– А потом? Его ведь ударили ножом не в твоем присутствии? Почему ты вышел из дворницкой?

Я рассказал об упавшей раме и безумном крике, огласившем двор. Данила некоторое время стоял в задумчивости. Затем кивнул в направлении жертвы.

– А когда ему отрубили палец на ладони? Полагаю, не во время экскурсии?

– Нет. Он его вчера случайно сам отрубил болгаркой.

– Откуда ты знаешь?

– Он сам мне рассказал. Мы пришли на экскурсию раньше всех.

– А эта рана открывалась во время экскурсии? Бинты выглядят свежими.

– Да. Он напал на Суслова, нашего экскурсовода, и рана закровоточила. Илона Василькова – женщина-врач из группы – меняла ему повязку.

Данила какое-то время обдумывал мои слова, а затем щелкнул пальцами, словно ему пришло что-то на ум, и сказал:

– Есть всего два возможных объяснения его смерти. Одно из них маловероятно. Но мне нужно больше информации. Скорей – нам нужно спешить!

В этот момент я был поражен его взглядом. Вид у него вдруг стал какой-то нечеловеческий: как у хищного животного – ястреба или волка, почуявшего запах крови. Но прошла секунда, и на лице снова было спокойное выражение, хотя и все равно с какой-то манией в глазах. Он быстрым шагом покинул дворницкую. Когда мы спускались, я не вытерпел и спросил:

– Ты сыщик или следователь получается?

Он быстро оглянулся, лицо его выражало огромное презрение.

– Нет ничего более вульгарного, чем слово «сыщик», а от «частного детектива» веет дешевым чтивом. Я лишь искатель истины, не более того.

Не более того?! Как ни крути, а он все-таки умел придать себе значимость. Но в то же время его слова не выглядели просто позерством. Когда он загорался вот так, его энергетика заряжала энтузиазмом окружающих. Уверенность Данилы и его стремление узнать правду передались и мне – через его слова и поступки.