Выживай!

Велюр внимательно изучает травму.

– Нормальная ситуация, дядь. Он вскользь попал, я в окошко видел. Здесь только пара отверстий глубокие. Это и вот то. Остальное царапины. Ходить сможешь, бегать пока вряд ли. Таро, порви его трусы на части, резинку оставь, перетянем ей что сможем. Найдите кто-нибудь что-то острое, кусок стекла или трубы подойдёт. Нужно отрезать поровнее. От столбняка ты вряд ли умрёшь, его вызывает столбнячная палочка clostridium tetani, если понимаете, о чём я. Она обычно на ржавых гвоздях водится, а в оружие свежие воткнуты были. Кому придёт пихать в игровое оружие ржавые гвозди, сами подумайте, их же вбивать надо…

– Ты врач что ли? – Танцор морщится от боли. – Хотя какой ты врач, ты же ещё школьник, да? Учишься? Какой класс? Ай! Бля… больно…

Велюр прикладывает импровизированные тампоны из порванных трусов к ранам:

– Спирт какой-нибудь лучше найти, конечно. Какие-бы гвозди чистые не были.

– На гвоздях долбаная кровь была. – Гнусавит Пончо. – Он походу кого-то раньше ей прикончил, до нас ещё. Вы когда меня одного там бросили вряд ли это разглядели. А я вот хорошенько всё рассмотрел. Хрен знает, что тебе там в рану попало, Ситин, я бы на твоём месте не рассчитывал, что всё это само заживёт.

– И что мне делать? Скорую вызвать? В таком состоянии мне даже через забор не перелезть.

– Через забор никому не перелезть. Я когда от остальных убегал, как раз вдоль него перемещался. Тут всё специально устроено так, что выбраться наружу невозможно. И связь не работает. Это же игра, организаторам нужно, чтобы игроки оставались внутри и играли. Не удивлюсь, если в полях работают снайперы, или вообще всё в округе заминировано.

– От остальных убегал? Что тут вообще происходит, пацан? Ты что, местный? – Пончо пододвигает “дырявого” поближе к себе.

– Игра происходит. Сколько точно игроков не знаю, думаю, что несколько сотен. На моём респе, том месте, где я с другими игроками ожидал начала, было девяносто два человека. Но я слышал вдали ещё голоса. Эта “заброшка” позволяет вместить сотни четыре игроков, может пять. Тысяче будет уже тесно. Даже учитывая, что в первые же секунды перебьют процентов двадцать-тридцать…

– Чего?! – Лама, наконец, притаскивает какую-то стекляшку. Таро берёт её и нарезание трусов на лоскуты сразу происходит быстрее.

– Ты почему такой спокойный, Велюр? В играх разбираешься, советы тут даёшь?! Может тебя специально к нам подослали?! – Пончо поднимается, всё ещё сжимая рукой сломанный нос, и двигается к школьнику. В руке у него заточка.

– Спокойно, дядя. Я такой же игрок как и ты. И я, в отличии от тебя, нормально перевариваю происходящее. Ты сериалы что ли не смотришь? До сих пор кассеты в видик пихаешь? Ну так и на кассетах в твою эпоху такое встречалось. “Бегущий человек”, например… Или “Куб”… Чем быстрее врубишься в то, что происходит, тем живее будешь – вот главное. Убери эту штуку от моего лица, ты бы лучше с тем мужиком снаружи таким смелым был.

– Слыш, пацан?!

– Отвали от него, Валера. – Перевернулся Танцор. – Видишь, парниша нам помогает. Он друг.

– Помогает? Друг? Вы трое бросили меня там подыхать! Друзья называется! С такими друзьями и врагов не надо! Трусливо свалили, пока он одного меня ногами там пинал! Он мне нос сломал! Вон до сих пор сочится! И шатается… Кажется… А навалились бы вместе, был бы шанс! Предатели…

– Шанс подохнуть. – Ворчит Танцор.

– А ты прав. – Соглашается Велюр. – Вместе шанс и правда был бы, особенно, если бы вы ножки от мангала расхватали сразу. Странно, что вы пришли в игру вчетвером и не справились всего с одним игроком, пусть и хорошо экипированным. Неужели у вас даже планов не было как тут развернуться?

– Пришли в игру? Ты о чём? Мы на шашлыки шли… Постой. Хочешь сказать, что ты пришёл сюда по собственному желанию?

– Ну, да. Как и все здесь. Мы когда в автобусе ехали, обсуждали. Большинство, конечно, не распространялось о таких делах, но взрослые часто такие болтливые…

– Ты кто такой, парень? – Лама обходит его со спины. – Ты специально ввязался в эту мясорубку насмерть? В таком возрасте? Зачем, Максим?

– Я – Велюр, а не Максим. Давайте обращаться друг к другу так, как велела система. У каждого из нас есть социальный рейтинг, и я пока не разобрался как он работает. Не хочу рисковать.

– Я повторяю вопрос…

– Хватит тут меня окружать! Я вам помог вообще-то. Мне обещали помочь с одним делом в школе. И я не хочу говорить об этом, дело личное. А вы четверо, значит, попали сюда случайно? Хех… Ну и “везунчики” же вы. А я смотрю почему вы с мангалом и пакетами. Там же еда, верно? Давайте выйдем, заберём? Скоро здесь будут другие игроки. Еда – ценный ресурс. Не уверен, что здесь нас будут кормить.

– Выйдем? Туда? – Лама скептически указывает на дверь. – С тобой и вправду что-то не так. Ладно, почему ты здесь действительно не моё дело, но идти туда это идиотизм. Вдруг этот здоровяк поджидает нас за углом?

– Парни, пацан прав. Ублюдок бы тогда не дал бы мне зайти внутрь. Он посмотрел на пейджер и сразу ушёл, помните? У него, видимо, задание было. И он его выполнил. Весьма успешно.

Танцор в ответ тяжело вздыхает.

– Значит пейджеры у вас четверых есть? Это уже хорошо, значит вы в игре. Не хотите идти за едой – не надо, я один тоже туда не сунусь. – Велюр привстаёт на мысочки и смотрит в окно. – Всё. Поздно уже. Первые игроки добежали до сюда. Блин, там такое месиво было на респе.

Пончо, Лама и Таро прилипают к стеклу.

– Ну что там?! – Ворчит Танцор. Ему кажется, что боль постепенно успокаивается, а может он просто привык к ней, но вставать пока рано.

– Люди бегут… – Шепчет Лама и поправляет очки. – Некоторые в крови. Бля, кажется это никакой не пранк. Мы в заднице. А я почему-то ещё надеялся…

– Посмотри на мой нос, если надежда уйти отсюда всё ещё в тебе теплится. Эй! Они хватают наши пакеты! Хватают и бегут дальше. Некоторые раздирают целлофан прямо на месте! Дикари.

– Опоздали. – Констатирует Велюр. – Вся еда достанется другим. И мангал тоже.

– Эй, пацан, давай рассказывай, что случилось на респе твоём? Как всё там происходит.

– Да нечего рассказывать особо. Кладём телефоны в синие ящики – получаем пейджеры. Регистрируемся и получаем клички. Далее все хватают оружие первого уровня, и система даёт задание. Начинаются крики. Оружие, кстати, достаётся случайно, я видел в ящике разное: куски стекла, гвозди, деревяшки. В основном всякий хлам. Я сразу понял, что мне нужно быстрее покинуть это место. Мне система выдала вот что.

Велюр достаёт пейджер и показывает сообщение:

>Новое снаряжение доступно.

>Наименование: Рогатка “Слепыш”

>ID получателя: Велюр

– Зачем мне рогатка? Разве что за голубями охотиться, раз уж мы всю еду прохлопали. Я протиснулся к ящику и выхватил единственно ценное, что там было и рванул. И не прогадал.

– И что же это было?

– Сначала договоримся. Будем вместе, в команде. Мне одному здесь туго придётся, я не воин, сами видите. Но я сообразительный. И быстрый. А с вас, дяди, защита. Идёт?

– Хватит так нас называть, какие мы тебе дяди? – Усмехается Лама. Он уже внутренне согласился с предложением смышлёного пацана. Который, тем более, сэкономил им немало здоровья.

– Почему бы нам просто не обыскать тебя и не забрать то, что ты там стащил, а?

– Потому что я спрятал это. Думаешь, я бы согласился впустить сюда четырёх мужиков из которых двое покоцаны, если бы не был уверен в безопасности своей находки? Да и к тому же моя личная ценность куда выше всех находок. Вы ещё не поняли этого?

– Ты нам жизнь спас. Конечно, я – за. – Лама поднимает руку.

– Добро пожаловать. – Кивает Таро.

Танцор, не поднимаясь с пола, тоже поднимает руку. Он не в том положении чтобы спорить и на всё согласен, лишь бы не остаться сейчас в одиночестве.

– А я против, Велюровый Максим. Личная ценность у него… Но после случившегося, я и вам троим не верю, поэтому хрен с ним, потерплю. Давай показывай, что ты там умыкнул?

Велюр кивнул и скрылся в темноте ангара, а через минуту вернулся, хитро улыбаясь.

– Ну что дяди, вместе до конца? – он выставляет руку, чтобы остальные положили свои сверху.

– Вместе до конца! – Поддерживают остальные.

– Хорошо. Ну а теперь смотрите, что у меня есть. Это карта. Карта завода.

Глава 5. Велюр

– Гений, говорите? – солидных лет мужчина с белой бородой “колышком” берёт в руке толстую медицинскую карту.

– Безо всякого сомнения. IQ 174. Гениальность с отклонениями, на грани социопатии. Стандартный тест Векслера он прошёл за семнадцать минут, вместо положенных шестидесяти. Не просто решил – нашёл логические ошибки в некоторых заданиях и отметил их карандашом на полях со смайликами. Я видел фотографии. Тест проводился в НИИ психологии в Москве, в закрытом кабинете под наблюдением специалистов. Информация достоверная.

– В клинике все говорят о нём как о каком-то маньяке. Вы тоже его боитесь?

– Виктор Петрович, прошу вас, не надо его недооценивать. За этим чудовищем в обличьи ребёнка тянется хвост из нескольких загадочных смертей. Последний случай коснулся вашего предшественника, но вы и сами, разумеется, об этом знаете. У зверёныша конституциональная задержка развития, что-то с гормонами, я не эксперт в таких делах. Он выглядит как школьник, хотя ему уже двадцать. Не дайте ему ввести себя в заблуждение.

– Вы весь мокрый. Что там произошло?

– Плановая беседа с ним. Они у нас всегда проходят… напряжённо. Но вам это пока скорее всего не грозит. К новичкам он присматривается и старается произвести максимально положительное впечатление. Чёрт, кажется, что это он взрослый, а не я… Хотя мне уже за пятьдесят.

– Успокойтесь, пожалуйста, коллега. Раз уж мы теперь работаем вместе, можете на меня рассчитывать. Я впервые в учреждении закрытого типа, но поверьте, у меня достаточно опыта, чтобы заниматься подобного рода работой. Я подробно ознакомился с каждой строчкой в его карточке и готов ко встрече.

– Да? И что думаете о том случае в летнем лагере? Как думаете, как он это сделал?

– Вы про самоубийство куратора? Мне кажется, всё довольно очевидно…

– Самоубийства? Виктор Петрович, прошу извинить меня за этот вопрос, думаю, что задал его преждевременно. Вы скоро всё сами поймёте и тогда я спрошу ещё раз, хорошо? Разрешите идти?

– Разрешаю.

Оставшийся в одиночестве профессор смотрит на закрытую дверь, в которую ему предстоит зайти. Ореол, который окутывает пациента, которого ему передали, постепенно проникает и в него, и он признаёт это. Чтобы развеять это чувство он глубоко вздыхает и только потом поворачивает ручку.

Обычная комната, кабинет для допросов, каким он привык его видеть на предыдущем месте работы. Перед ним пациент, с виду обычный подросток лет пятнадцати на вид. Он действительно выглядит значительно моложе, чем написано в деле. На лице у пациента родимое пятно, большое, закрывает висок, часть лба и слегка наползает на глаз.

Мальчик смотрит на профессора и улыбается. Улыбка добродушная, глаза большие, светлые.

– Добрый день, Максим Шмидт.

– Скажите, я похож на далматина, Виктор Петрович?

– Далматина?

– Это порода собак. С пятнами. Знаете?

– Да, конечно, знаю… Почему вы это спросили?

– Не прикидывайтесь. Давайте, скажите! Мне хочется, чтобы наше общение было максимально открытым и доверительным.

– Из-за пятна на лице? – Профессор кладёт перед собой папку с делом и усаживается напротив пациента. Только сейчас он замечает, что тот пристёгнут к столу наручниками.

– Точно. Из-за пятна. Рад что мы это выяснили. Не люблю это неловкое напряжение. Как будто всё нормально, а взгляд при этом старательно избегает моей особенности. Вот теперь всё действительно нормально. Думаю, что из-за этого пятна у меня детская травма, а кличку мне дали в школе. Вообще не похоже на далматина, скажите? Скорее на жирафа. Цветом. И края более ровные. Но, на мою беду, у одного богатенького одноклассника был дома пёс породы далматин, вот он и придумал для меня эту кличку. А остальным она показалась забавной.

– Очень интересная история. Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Да в последнюю неделю все только и говорят, что о вашем приезде, дядя. Знаете, на небе только и разговоров, что о море, а в нашей психушке, только и разговоров, что о докторе Морозове. Запомнить было несложно. Они наверняка много наговорили вам обо мне, да? Выставили Ганнибалом Лектером в личине школьника? Не знаю зачем они это делают, возможно им нравится привносить в свою скучную работёнку элемент остроты. Предлагаю вам никого не слушать и составить обо мне своё собственное, отвлечённое мнение. Независимое.

– Я здесь как раз для этого. Приступим?

– Уже приступили, доктор. Готов ответить на любые ваши вопросы.

– E=mc². Вы знаете, что значит каждая из переменных в этой формуле?

– О нет, вы опять про тот случай в школе? Это было давно, я вообще не понимаю почему меня об этом всё время спрашивают. Это была просто шутка.

– Отвечайте на вопрос.

– Energy = Meat × cruelty² (Энергия = Мясо × Жестокость²).

– Это вы вспороли брюхо той кошке, чтобы написать данную формулу на кафеле туалета?

– Не вспорол. Порят чушь все те люди, с которыми вы общались обо мне ранее. А я её прооперировал. У неё была опухоль, и я удалил её. Потом зашил. Думаю, она до сих пор где-то бегает, жива и здорова. Подумаешь, взял немного крови в благодарность за операцию.

– А надпись?

– Глупая шутка, я же сказал. Сейчас я бы так не сделал. Вы можете записать мой ответ в карте, чтобы меня не спрашивали об этом постоянно?

– В прошлый раз вы дали другой ответ, Максим.

– Правда? Я подозревал, что кто-то в этой клинике под меня копает. Они специально перевирают мои ответы, чтобы выставить психом и держать меня здесь подольше. Я рад, что появились вы. Надеюсь, с вами, дядя, у меня появится шанс. Ведь появится?

– Зависит от ваших ответов. Продолжим?

Максим кивнул.

Виктор Петрович достаёт из портфеля рисунки, один за другим и раскладывает их на столе перед пациентом. На рисунках изображены люди, каждый в виде какого-то животного. Каждое лицо узнаваемо.

– Вам они понравились, доктор?

– Кто эти люди, Максим?

– Ну же, Виктор Петрович! Мы же договаривались быть честными друг с другом. Разве вы их не узнаёте?

– Узнаю. Это сотрудники этого заведения. Эти трое врачи, это охранники, уборщица, повар.

– Вот видите! Для меня это комплимент, вы сразу всех узнали. Вы же здесь первый день? Вот со всеми и познакомились. Вот встретите вот эту забавную свинку в коридоре и сразу скажете ей “хрю-хрю”.

– Вы находите это смешным?

– Не настолько, конечно, чтобы мы здесь с вами покатывались со смеху. Но забавным.

– И каким животным вы изобразите меня?

Максим пристально смотрит на профессора.

– Можно попросить вас повернуться в профиль, Виктор Петрович? Мне нужно рассмотреть вас получше прежде, чем я смогу дать ответ. Спасибо! А теперь привстаньте, пожалуйста и покрутитесь.

– Вам кажется, что заставив меня крутиться, вы подчиняете меня своей воле?

– Нет, что вы! Я полностью в вашем распоряжении, вы здесь главный. Вы спросили, и я хочу дать вам ответ. Всего один оборот, пожалуйста. Мне нужно составить цельный образ. По часовой стрелке, если не возражаете.

Доктор медленно встаёт и делает один полный оборот. Пациент пристально разглядывает его. На лице не проскальзывает ни тени усмешки. Кажется, он действительно глубоко задумывается.

– Ну же? Расскажете мне, каким вы меня видите?

– Хамелеон. Вы определённо хамелеон, доктор. Надеюсь, я вас не обидел?

– За столько лет наблюдений и экспериментов, меня трудно обидеть чем-либо. Скорее я рад. Мне нравятся хамелеоны.

– Насколько по десятибалльной шкале? Где десять – это вы с радостью переспали бы с хамелеоном, а единица – вас бы стошнило от одного его вида?

Виктор Петрович призадумался.

– Семь. Мне нравятся хамелеоны. Но не настолько, чтобы с ними спать.

– Но только не в том случае если вы сам хамелеон, профессор. А вы как раз он. Тогда на сколько?

– Тогда на девять из десяти. Хамелеоны – отличные ребята.

– Но не потрясающие, доктор?

– Но не потрясающие, Максим. Дельфины куда лучше, как по мне. Дельфины по мне десять из десяти.

Профессор, наконец смеётся.

– Видите, мне всё-таки удалось вас рассмешить. А вначале вам показалось, что у меня нет чувства юмора.

– Думаю, что это из-за строчки в вашем деле “невосприимчив к эмпатии”. Признаю, что был предвзят. Там ещё столько всего было написано. Не знаю, удастся ли мне теперь выкинуть всё это из головы.

– Но вероятность есть?

– Очень маленькая. Буду честен с вами, каждая буква сейчас сидит в моей черепной коробке, напоминая о себе. “Высочайший адаптивный интеллект”. “Манипулятивен”. “Говорит о смерти как о параметре”. “Потенциально опасен”.

– Множество ничего не значащих слов, дядя хамелеон. Но знаете, есть и хорошая новость. Насколько я понимаю, меня собираются держать здесь вечно, а любое событие отличное от нуля на промежутке времени длиною в бесконечность произойдёт со стопроцентной вероятностью. Нужно только немного потерпеть.

– Вы любите автобусы, Максим? Оцените по десятибалльной шкале, где десять, вы бы стали водителем автобуса, а один пошли бы пешком сотню километров до дома, лишь бы на нём не ехать.

– Пять из десяти, Виктор Петрович. Мне плевать на автобусы. Знаете, в Кёльне есть автобусная остановка рядом с домом престарелых, где не останавливается ни один автобус. Больные деменцией иногда пытаются сбежать из учреждения и вот они добираюсь до этой остановки и спокойно стоят и ждут автобуса. Надёжного, который никогда не подведёт, будет вовремя, тёплый и уютный. Там-то санитары и принимают их назад.

– У нас в заведении тоже есть такая остановка. Мне рассказывали об этом.

– Да, верно. Под старым клёном. Настоящая, с навесом, с расписанием даже – всё по правилам. Говорят, что она действительно работает. Несколько психов поймали там и увели обратно.

– Через три дня на эту остановку всё-таки придёт автобус, Максим.

Максим пристально смотрит на доктора. Тот не отводит взгляд.

– Как мы это устроим, Виктор Петрович? – Наконец произносит он.

– Не беспокойтесь об этом, Максим, хамелеон позаботиться об этом. Я вас выписываю, вы абсолютно здоровы. Через три дня, запомнили? Будьте готовы.

– Спасибо, Виктор Петрович.

– Не за что, Максим. Не за что.

Глава 6. Дрозд

“Всё-таки завод – идеальное место для игры! Организаторы снова на высоте”, – размышляет Дрозд. Он сидит, поджав ноги, среди ржавого леса торчащей во все стороны арматуры. Её переплетения настолько плотные, что разглядеть человека в таком месте практически невозможно, особенно в быстро сгущающихся сумерках.

Под рукой он держит полуметровый кусок железяки, усмехаясь насколько его находка эффективнее барахла, ради которого несколько минут назад было пролито столько крови. Для опытного выживальщика оружие повсюду. Профессор нейропсихологии был выживальщиком-теоретиком, но настолько опытным, что со стороны могло показаться, что он всю свою жизнь провёл, скрываясь на старых заводах.

“Выдыхай, Адриан. Каждая минута отдыха экономит силы и увеличивает шансы на победу. Не торопись. Совсем скоро, когда начнётся первое массовое испытание, ты увидишь на экране сколько народу уже успело отдать концы и порадуешься, что сидел всё это время тихо и спокойно”.

Где-то совсем рядом кто-то шуршит. Но главное преимущество его укрытия заключается в том, что подобраться к нему бесшумно невозможно. Он прищуривается и сквозь стёкла очков замечает тень, направляющуюся прямо к нему.

Дрозд дожидается, пока тень приблизится и выходит из своего укрытия навстречу незнакомцу. В руках он сжимает свою оружие, про себя сокрушаясь из-за того, что пришлось перепачкать ладони ржавчиной.

– Хорошие идеи не приходят в одну голову верно? – Он распрямляется и опирается рукой за кусок железа над головой, чтобы казаться ещё выше.

– Кто здесь? У меня нож…

Дрожащий голос незнакомца прибавляет ему уверенности.

– Не стоит, приятель, я тоже не с пустыми руками. Ты ведь видел в своём пейджере социальный рейтинг, да? Сто очков, верно? Не трать их понапрасну. Убийство вне заданий снижает рейтинг, а ни тебе, ни мне этого не нужно. На первое задание отводилось ровно пять минут, и они уже давно истекли, значит сейчас у нас свободное время. В игре участвует пятьсот человек. В случае моей смерти твой шанс на выживание незначительно увеличится, но поверь мне, от снижения рейтинга ты потеряешь куда больше.

– Откуда ты столько знаешь? – Незнакомец опускает нож и медленно приближается. Ничем не примечательный мужчина средних лет. Зажатый.

– Я расскажу. По секрету. Идёт? Присядь-ка вон сюда, друг, профессор Адриан расскажет тебе кое-что интересное.

Незнакомец опускается на землю. Нож он по-прежнему держит рядом.

– Какой у тебя ID… Прозвище какое дали? Лучше привыкать к ним постепенно.

– Кабан. Я – Кабан. – Человек достаёт пейджер и путаясь в кнопках демонстрирует экран.

– Я бы поверил тебе на слово, Кабан. В этом месте, вера – очень важный аспект выживания. Может быть даже самый важный. Успокойся и убери нож в карман, посмотри на старика, думаешь я способен справиться с тобой в одиночку?

Кабан оценивающе смотрит на сидящего напротив старика и немного расслабляется. Но нож не выпускает.

– Там… Просто… Твою мать, я не был к такому готов.

– К такому обычно никто не готов в том-то и дело. В этом вся суть игры, мой друг, Кабан. Я, кстати, Дрозд и я тот, кто много-много лет находился по ту сторону во-о-он тех камер. Они здесь повсюду развешаны. Кабан и Дрозд, у нас с тобой прямо-таки лесное братство. Будем союзниками? Я довольно хорошо ориентируюсь в том, как тут всё устроено, буду за старшего. Будешь слушать меня, проживёшь гораздо дольше, чем в одиночку.

– А потом что?

– Потом? Ты о чём?

– Ну… Потом… Когда мы вдвоём останемся? Прикончишь меня, да? – Кабан опять напрягается. Кажется, что он вот-вот сорвётся с места и побежит обратно.

– Никогда не знаешь, когда система посчитает нужным закончить игру. Часто выживает гораздо больше, чем один человек, мы же не в фильме “Горец”, да?

– Горец?

Дрозд вздыхает. Он ясно видит, что сидящий перед ним мужчина до сих пор не отошёл от увиденного. Но вместе с тем уже совершенно отчётливо понимает, что он останется. Останется и будет выполнять всё до последнего слова. Люди не способные опираться на себя, вынуждены опираться на других. Даже незнакомцев.

– Это такой довольно старый сериал. Ты помоложе меня, может ещё не застал. Там воины рубили друг другу головы, забирая силы поверженных врагов. А девиз горцев был “останется только один”. Так вот в этой игре оставаться одному совсем не обязательно. Поверь, я знаю о чём говорю. Ну что, будешь союзником Дрозда, Кабан?

Он протягивает руку и Кабан её пожимает.

– Что будем делать, Дрозд? Смотрю, ты себе тоже оружие раздобыл? Я заметил, что ты первый свалил из этого ада. Заметил, как ты себя ведёшь. Ты точно знал, что будет и поэтому я тебе верю.

– Знал. И знаю, что будет дальше. Мы просто посидим здесь ещё немного и подождём следующего задания. Скорее всего задание будет индивидуальное, то есть мы будем проходить его один на один. Не думаю, что они устроят массовую резню в самом начале. Тяжёлое вхождение в роль игрока не позволяет людям раскрыть свой потенциал сразу. Никому не нужны пустые смерти.

– Потенциал?

– Преобразование. Всё дело вот в этом. – Дрозд стучит по голове кончиком пальца. – Видел символ на ящике? Два полушария, сшитых между собой красной нитью. Сшитых, понял? Прошивка. Важно перепрошить мозги. Перепрошить и посмотреть, что будет. Ты увидишь. И, может быть, даже поймёшь.

– Бля… – Бормочет Кабан. – Бля-бля-бля… Зачем я вляпался в это дерьмо…? Это какая-то секта, да?

– Так. Постой. Первое правило нашей команды, не материмся, хорошо? Не люблю я это. Меня отец воспитывал по-другому. Да и может помешать всё это делу. Хочешь что-то по делу сказать – говори. А не хочешь лучше помолчи. Нечего бормотать без толку.

– Извините, Дрозд. Я что-то сам не свой… А вы… То есть ты, зачем участвуешь? Ты здесь следишь за всем изнутри, да?

– Я такой же игрок, как и ты, как и все здесь. А цель у меня самая простая. Прошивка. Раньше я других прошивал, а теперь пора и самому прошиться. Знаешь же эту поговорку: убивать может только тот, кто сам готов быть убитым. Я с ней согласен.

– И какой план? Как нам достать оружие? Здесь есть что-то посерьёзнее ножиков?

– План простой – следовать указаниям системы. Побольше выигрывать, поменьше проигрывать. А главное правило система выдаёт почти под каждым своим сообщением. Помнишь, что там написано?