Рыцарь с земляничной тропы

– Это нечто, – прошептал Аквер разевая рот.

– Нравится?

– Всё не может быть настолько хорошо, – мальчик вертел головой, не зная на что и взглянуть.

– Пошли, взглянем поближе, – сказала мама на ушко сыну.

Они поднимались по ступеням и рассматривали батальные сюжеты, виды далеких городов, сцены героических поступков и гнусных предательств, казни и бунты, красоты природы, дворцы, вычурность балов и развлечения, которым придавалось высшее общество, сгинувшее много лет назад. Люди на стенах были исполнены гротескно и по большей части в нелепых, уморительных позах, что придавало некоторую изюминку в рассказываемые на картине истории, а краски, каким-то немыслимым образом умудрились остаться сочными и яркими, несмотря на время. Вот тысяча башен, а здесь продолговатый зал и зрители в нем, карлик в кандалах и бесформенное скопление, вроде бы мечей, на котором сидит старый человек. А тут что? Бравый мужчина подле трона, и некий правитель указующим жестом отсылает его к свершениям. Затем тот же мужчина с деревянной палкой, из которой всполохами брызжет огонь прямо на уродливых, кривомордых, зеленых существ. А здесь уже славят героя, победившего чудищ, и правитель кидает к его ногам мешок золота. Последний же сюжет этой ветки картин был посвящен тому, что герой получил награду так же и от кривомордых, которых он, по всей видимости, оставил в живых. Весьма хитрый человек, подивился Аквер и двинулся дальше, рассматривая панно.

– Мам, – позвал он. – Мама, подойди сюда. Смотри! Дракон!

– Что я драконов ни разу не видела что ли.

– Такого точно не видела.

– Какой же это дракон, – удивилась мама подходя. – Собака какая-то. Крыльев нет! А какой уважающий себя дракон, скажи-ка мне, станет выходить на люди без крыльев?

– Да нет же. Как есть дракон, ты что не видишь? И летит, и лапы вон, и хвост. А вдобавок и наездник имеется, – мальчик показал пальцем на спину дракона. – Притаился в меху, только головенка торчит.

– Можно подумать на собаке ездить нельзя.

– Ну конечно, – ехидно пролепетал Аквер, – видимо на собаке можно и бревна брать с разбегу.

– Вот видишь малыш, ты на лошади не можешь, а кто-то и на собаке в легкую сдюжит.

– Похоже, – вздохнул малец, – без летающей лошади мне черную ленту не добыть! – Аквер повернулся к матери. – Мам, а бывают летающие лошади?

– Конечно. Они живут сразу же за собаками-драконами.

– По соседству?

– Даже деньги друг у дружки занимают.

– Значит это место где-то очень-очень далеко, – грустно заметил мальчик.

– И еще давным-давно, – дополнила мама.

– Почему он тебе не нравится?

– Потому что это не дракон. Навыдумывают всякого бреда, только людей путать.

– А я хочу! Хочу, чтобы были такие драконы! Хочу, чтобы были драконы-собаки или даже драконы-кролики.

– Кролики?

– Ну, да, летали бы себе такие, крыльями махали, – у мальчика приподнялись уголки рта. – и ушами в такт крыльям. Было бы здорово.

– Но высшие силы отчего-то не создали драконов-кролей, значит они не нужны. Или нужны, но это совсем не весело.

– Нет, – очень серьезно начал Аквер. – Просто, плутающие Боги, у которых хватило бы сил на создание такого, сюда не заглядывали. Иначе они увидели бы чем еще заполнить мир. Боги не могут сами все придумывать. Им тоже нужно иногда помогать.

– Ох, сын, и откуда у тебя это в голове? – умиленно произнесла мама.

– Воспитание такое.

– Ишь ты! Воспитание! Пошли уже, воспитание. Хватит смотреть на небылицы. Когда станешь Богом, вот тогда и сделаешь своих собак-кроликов, а сейчас и без них зверей хватает, – мама начала двигаться вверх.

Аквер на несколько секунд подвис, задумавшись над чем-то, и после, озабоченно произнес матери вслед:

– А что, человек действительно может стать Богом?

– Вообще, я слышала, что в Боги без черных лент не берут.

– Ну, маааааам!

И они продолжили свое восхождение.

Все дальше и дальше звучат шаги, под сводами мрак растет. И тени послушно умрут с тоски, ведь свет от огня не бьет. Но мы оглядимся, мы можем мой друг, нужды совсем нет спешить. Истории гул был упущен вокруг и стены хотят говорить. О хрупкости жизни, о стали в руках, о склоках избитого мира, о страшных исходах, бездумных прыжках, отчаянии ставшим мерилом. Подступим поближе, рассмотрим панно, вступление росписи леса. Sforzando! Осеннее полотно, блистает как поэтесса. Marcato и охра в листве поэмой раскинулась ныне. Багряная ода о волшебстве, стихи со слезами в алтыне. Calando. Шаги уже там, их путника два оставляют. Идущие в лес, с намереньем взять, похитить, всё что желают. В объятья деревьев, к тропинкам и мху, к богатству столь яркого дива. И путники, сбросив для скал шелуху, да спрятав её торопливо, с восторгом пускаются в свой поход. Грибная охота их ждет. Crescendo! В глазах увлеченность назло ногам, вокруг изобилие, как к Богам, природа несет подношение, находка сиречь свершение, азарта ярчайший храм. Игра на потеху усталым рукам, и тысяча взмахов дана клинкам. Всё в пламя лихого движения. Рекордов пора свержения. Собранье локальных драм. Morendo. В горячке потешной, забывшийся люд, не сильно следил, куда ноги идут. И путь, продолжаясь для каждой стопы, раскрылся дебютом земляничной тропы.

У леса всегда есть глаза. Это знает каждый ребенок, потому что все добропорядочные мамы рассказывают своим детям подобную историю перед сном. Детали часто разняться, как и краски, насыщающие повествование, финал может быть поучителен или безыдейно трагичен, но суть при этом остается неизменной. Лес следит за тобой и следит пристально. Дотошность его может с легкостью довести до мурашек, до дрожи, до манящего желания оглянуться и проверить, чей же тяжелый взгляд так настойчиво стремится пригвоздить тебя к земле.

Сегодня глазами леса был один изношенный, стареющий человек. Старел он стремительно, рождая в голове массу дряхлых, иногда бессвязных мыслей, количество которых неминуемо возрастало, проверяя швы черепа на прочность. Человек был толст и неприятен, что избыточно описывало его облик. И сейчас, застыв в ветвях, будучи невидимым благодаря разноцветным лоскуткам, прикрепленным к его одежде, человек с раздражением наблюдал за двумя путниками, вышедшими на земляничную тропу.

Мысли в той голове:

Сколь много дурного может произойти за день? А он ведь начался только. Ногу замочил. Как же славно я замочил свою ногу! Да за мой сапог в нынешнем виде жители пустыни сражались бы насмерть. Хотя зачем сражаться, когда из него напились бы все, так много воды в нем оказалось нынче. Не успел обжарить хлеб на огне и это просто смешно. Разве можно представить себе завтрак без тоста с хрустящей корочкой? Вульгарная пища. Без корочки, без кусочка сливочного масла на ней, без колбасок, без малейшей возможности, даже потенциальной, хоть немного приблизиться к должному виду людской еды. Этих вот забыл убить еще. Так бывает, когда никудышно позавтракаешь, да ногу окунешь в хитрую воду. Рассеянность. Их нужно было убить, как только забрались. Нехорошо получилось. Очень непрофессионально. С другой стороны, они изрядно насладились видами. Для этого, поди, лезли. Какой идиот будет взбираться на эту верхотуру просто так? Здесь же не весело. Ни еды, ни ног сухих и смерть ходит по пятам за теми, кто зрит во все глаза. Слепые козлятки, с глупейшим намереньем научиться видеть. Куда же вы идете? Может не дойдут? Вдруг и правда не дойдут? Вдруг предчувствие сыграет в их беспечных ногах? Пожалеть? Отпустить? А давайте ребята не будем сегодня марать мой только-только начищенный клинок!

Что это она ему там говорит своими восхитительными, манящими губами? Какая же все-таки морока читать по ним. Слишком притягательны. И что же там? Какие-то глупости про отца. Дрянная романтика льется средь опустевших кустов земляничных. Смотри кА, а мальчик, тем не менее, слушает с упоением. Еще не сотканный, еще не пресыщенный приторностью человеческих уз. Только не заплачь пацан, а то я буду просто обязан лишить тебя жизни. Вроде держится. Отлично. Один балл уходит команде настоящих людей, а не придуманных сладоизливающимся пером, которым все издавна бросились подражать. А что толку? От сути своей не уйдешь, как не сторонись. Наш мир получился для усталых людей. Остальные могут расписаться в получении ярма бесполезных исканий, которое хочется счастьем скрыть, но его не хватит на всем протяжении и смерти от тяжких мук в одиночестве неминуемо быть. Давай мамаша, заканчивай свою проповедь! Возьмите свои грибы уже, да топайте домой. Незачем тупить! Хех. Тупить мой только-только начищенный клинок.

Отчего я жду их? Нонсенс. Старость подошла или нечто другое? А если другое, то что? Где я умудрился это подцепить? Не иначе как в радужном доме на задворках тысячи башен. Да, любопытное было время. Тогда я был также уродлив, как и сейчас, но в душе моей отчего-то теплился огонек надежды. Незаслуженный, это ясно. Отрицающий мою неприглядность, это понятно. Порой он даже превращался в пламя, но достаточно было один раз посмотреться в зеркало и все возвращалось на заслуженные места. На круги своя. Однажды мне довелось побыть слишком уж мудрым, и я созерцал свое отражение столько, сколько нужно было. Надежда была вылечена тогда полностью, но что-то осталось во мне с тех пор. И имя этому я так досадно позабыл. Ютилось незаметно, с опаской, и только сейчас показало зубы. Как же оно называется? Мразь удачно подгадала момент, совокупность происшествий, выбивших из колеи. И теперь я пытаюсь увиливать от того, что должен совершить. Как же оно называется? Надо вспомнить. Там что-то музыкальное такое и с отзвуком глупости. Помню, что вначале звучит так представительно, красиво, а после этого категорически бестолково. Что же за слово? Ох, нет! Неужели мои друзья все-таки решили дойти до конца. Что там? Услышали звуки, да? Слепым козляткам не помешало бы еще и глуховатыми побыть, но не судьба. Ах, как жалко. Ай-яй-яй. Какие все-таки замечательные губы, сколько бархатных поцелуев им боле не совершить. Скрипка! Там вначале инструмент. Точно! Скрипка? Или нет. Не может быть. Не скрипка. Но явно близко. Ладно, всё. Они дошли. Еще две зарубки, которых и так уж невозможно счесть. Какие же идиоты эти туристы! Стой! Погоди. Вот оно. Туристы! Туризм. Что может быть тупее? Вспомнил. Альтруизм! Вот оно. Я вспомнил. Я нашел твое имя, но ты уж прости, уже не сыграть тебе свою партию.

– Кто эти люди, мам? – спросил Аквер, лежа на холме, откуда отлично просматривался вход в тоннель, уходивший вглубь головы великана, подле которого сновали те, кто, по всей видимости, его сотворил.

– Не знаю сынок, но ничего хорошего от них ждать не придется.

– Я же говорил, что оставить мечи при себе вовсе не глупость.

– Это настоящие солдаты сынок и они не сражаются по ярморочным канонам, поэтому никто из них не будет смотреть, как ты здорово жонглируешь двумя мечами. Они просто убьют нас, если им вздумается.

– Наши действия? Мы должны выяснить, что они замышляют?

– Нет. Нам нужно уходить, – мама глубоко посмотрела в глаза сына. – Немедленно!

Они отползли с вершины холма и, стараясь не создавать лишнего шума, возвратились к его подножию. Мешки с грибами оставлять не стали. Лишние следы были ни к чему. Они форсировали земляничную тропу в постоянно возрастающем темпе, сменив нервный, быстрый шаг на стремительный кросс. Вбежали в лес, нервирующий своей дружелюбностью. Аквера было не остановить. Скорость его собственных ног добавляла испуга в молодом сердце. Он все прибавлял и прибавлял, оторвавшись от мамы на несколько корпусов. Складывалось впечатление, что сейчас он может и сквозь скалу пробежать, и не было преград на его пути, кроме лезвия, что выскочило из-за дерева, чертя параллельную земле траекторию, целя в шею, дабы решить все мгновенно.

Мальчик заметил лишь блик, но и этого хватило, чтобы послушные мускулы сделали всё, что нужно. Аквер проскользил под клинком убийцы вверив влажной листве свое спасение. Холод стали овеял лицо мальчика, и ему даже показалось, что ресницы заиндевели. Через секунду чей-то сапог очень больно врезался в спину. Это убийца, даже не подумав придаться растерянности от неудачного выпада, решил быстро сократить расстояние со своим главным визави и оттолкнулся ногой от спины мальчика. Из-за этого финта Аквер опрокинулся лицом вперед и вспахал носом землю. Звон мечей за спиной. Аквер поднялся резко и проверенным движением подбил кончик ножен, дабы высвободить свое оружие. Мама уже билась с противником, не уступая ему ни в чем.

Она сражалась рьяно, с вихрем в руках меняя углы атаки, а ноги были такими же быстрыми, как и руки. Враг же был страшен. Аквер никогда так не боялся. Странная форма головы нападавшего вызывала непонятное отвращение, а лицо, хоть и было молодым, но выражало лишь безразличие, вписанное в округлые черты. Строгие движения были присущи ему, иногда резкие и злобные, а тучная фигура нисколько не мешала, будто он специально сделал её такой, чтобы вводить в заблуждение своих жертв.

Аквер ворвался в бой, но противник приспособился сразу. Мальчик не был подготовленным войном и вносил в эту драку только сумбур, но и явных ошибок он не допускал. Аквер понимал, что не сдюжит один на один против этого чудовища, но он хотел помочь, сделать все, что только можно для победы. Он заходил с боку, пытался пробраться врагу за спину, но любые его потуги отражались. Было такое впечатление, что этот толстый человек может уследить за всем.

Через несколько минут непрерывной рубки, убийца начал пятится, а после запрыгнул на небольшой валун. Драка приостановилась, сменив плоскость.

– Кто ты? – со сталью спросила мама.

– Зачем давать ответы мертвецам? – ответил незнакомец вопросом на вопрос, переводя дух.

– Мы вам ничего не сделали? Для чего же мечом махать?

– Ваши глаза на месте и видят, а рот не зашит и может говорить. Этого достаточно, – пожал он плечами.

– Ты проиграешь. Надеюсь, ты уже понял это.

Убийца долго и надменно смотрел на мать Аквера, вспоминая её прошлые движения и водя пальцем в воздухе, затем он скользнул взглядом по самому мальчику, а после дал ответ:

– Нет. Не проиграю.

Он спрыгнул с камня и начал заходить с фланга, направляясь к маме. Его удары явно стали мощнее и яростнее. Аквер в это время перебросил меч в левую, а затем зацепил двумя стопами камень в пол кулака и подбросил его на уровень своего лица. Схватив снаряд рукой, он метнул его в убийцу, но тот играючи отбил. Аквер сильно выдохнул носом от ярости. Он видел, как мама устает все сильнее. Скоро она пропустит удар, это казалось неминуемым. Нужно было решать, что-то придумать, но для этого времени, к сожалению, уже не было. Враг опрокинул маму ударом ноги. Она упала на спину и сразу же кувыркнулась назад, пытаясь встать в стойку, но для этого не было нужды. Аквер перехватил чудовище.

Он первый раз оказался с ним лицом к лицу. Это было жутко. Убийца разил слишком сильно, слишком быстро. Аквер понимал, что скоро проиграет, но отбивал атаки как мог, наиболее сильные уводя в сторону, вскользь по своему клинку.

– В сторону, – крикнула мама.

Аквер молниеносно повиновался и, крутанувшись, юркнул за её спину, переводя дыхание.

Мама снова источала бодрость и силу, но убийца все никак не хотел уступать. Еще пол минуты ожесточенного боя и снова возглас:

– Обратно, – скомандовала мама.

Аквер снова вышел вперед. Он рубил и даже пытался колоть. Знание того, что продлится это не долго смахнуло неуверенность, словно пыль со стола.

– В сторону, – гаркнула мама.

Аквер снова развернулся, обогнув её сбоку дабы встать за спину, но в этот раз он не собирался задерживаться там надолго. Мальчик устремился во фланг к противнику и сделал это так быстро, как только мог. Успех. Враг пропустил этот маневр, в основном из-за того, что мама скрестила мечи с противоположной стороны. Полностью открытый бок, на нем броня, но подмышка этим похвастаться не смогла. Туда Аквер и вонзил свой клинок. Противник немедленно повалился в сторону. Аквер сразу отпрыгнул от происходящего и упал пластом на землю, боясь атаки наотмашь, но это уже было лишним. Мама выбила меч из рук убийцы, а после разила наверняка. Рассекающий удар пришелся по шее молодого мечника. Он упал, и он умер.

Аквер испытал странное чувство. Оно было жгучим и едким. Он не знал, как нужно себя вести, радоваться ему или бояться. Слишком много противоречий в душе, слишком много страха вырывающегося наружу. Руки затряслись, мысли превратились в вихрь. Он хотел встать, но сделать этого толком не смог, оказавшись в стыдливой позе просителя милостыни. Подбежала мама и начала целовать его в щеки, в лоб, в губы. Он почувствовал, как слезы текут из глаз.

– Дыши сын. Все хорошо. Ты все сделал правильно и выжил. Умничка моя. Но сейчас нам нужно убегать. Давай Аквер, мы должны спастись, а потом я расскажу тебе, что ты чувствуешь сейчас и как это понять. Ну же. Посмотри на меня.

Мальчик посмотрел.

– Вставай мой хороший. Вставай, – сказала мама.

Аквер приподнялся как мог, но голова все еще кружилась. Мама подошла к телу поверженного и вытащила меч своего сына. Она вытерла лезвие об одежду убийцы и, подойдя к Акверу, погрузила клинок в его ножны.

– Мешки? – спросил мальчик.

– Теперь не до них, – ответила мама.

Они побежали снова.

Колокола. Колокола. Тревожный перезвон, что издревле взывает к бегству и языки по плоти бронзовой стучат, визжат, в неистовстве молотят, хлыстом стегая по лопаткам, по крестцу, со знаньем дела весело давя на уши, да так, что режущая трезвость в голове крамолу разгоняет по ногам, всё в пух, колени, стопы, бедра, дешевый к низвержению потуг, но отказать, ведь падать здесь не собирались, здесь жить хотят, чтоб воду пить, любить, ловить ладонями огонь, и босиком на травяном столе стоять, мечтать, встречать восход, что с светом вылезал бы для смотрящих, которым нужно то сейчас чуть-чуть, преодолеть неимоверно малое пространство, которое сужается стремглав, изыскивая ужас в стуках сердца, тотальный бронзы вой саднит, глухие стоны древ пророчат о гордом появлении того, кого уж лучше не встречать, не знать с рожденья и до ночи, и перезвон вторит сему везде, в любой, пусть даже малой части, от крохотной травинки до могучего ствола. Колокола. Колокола.

Дерево начало валится перед бегущими и обрушилось на землю с изрядным треском, поднимая вверх разноцветные брызги листьев, а на нем возвышался человек, одетый в желто-черное. Доспехов не было. Копье в руках. Всё в нем выдавало какую-то странную и непостижимую радость, будто он целую вечность жаждал подобного момента и вот только сейчас, после гнетущих сумерек жизни, он, наконец, нашел, отыскал, раскопал возможность воспрянуть и решил с наслаждением просмаковать столь занимательный пассаж, попробовать на вкус всё то, что было принесено ему в дар. Человек был доволен происходящим.

Он резко спрыгнул с дерева и ленивым мановением копья, словно махнув метлой, скользнул острием орудия по земле. Та вздыбилась вдоль узкой полоски оставленной сталью, а после и вовсе сошла с ума. Обезумевшая кочка, подгоняемая магически бичом, устремилась к беглецам, словно неведомый подземный зверь прорывался в их сторону. Грозная невидаль, быстро достигнув цели, разродилась каменными шипами во все стороны с плотным, глухим звуком. Магия ударила аккурат в центр между Аквером и его мамой, на что каждый из них отреагировал, совершенно уместным в таком случае, прыжком в сторону.

– Обратно! – крикнула мама.

Они ринулись назад сломя голову сами не зная, что делать дальше. Желто-черный мчался следом, но он вовсе не бежал. Он будто плыл по земле плавно выкидывая сначала одну ногу, затем другую, как будто катился по льду. Седые сгустки вычурной магии вылетали с острия копья и врезались с диким шипением в деревья, в почву, пронизывали раскаленный воздух. Маг мазал.

До поры…

– Маневрируй малыш, – крикнула мама. – Меняй направления. Мы должны оббежать его по дуге, – мама прервалась, схватив немного глотков воздуха. – Попробовать хотя бы.

Линии погони прошивали осенний лес, выводя несимметричный рисунок насыщенного переплетения. Нерв натягивался все сильнее, но прочность его была не бесконечной. И порваться готов был он, под тенью могучих крон.

Одна из жемчужных, магических стрел, слетевших с копья мага, попала убегающей женщине прямо в спину. Маму Аквера крутануло от удара и опрокинуло на землю. Мальчик увидел это и, не задумываясь, бросился к ней. Маг приближался.

«Сколь много дурного может произойти за день?» – думал Аквер. «Как же глупо было просить её», – думал он снова. «Что меня потянуло сюда? Дурак! Дурак! Дурак!»

Мальчик почти оказался подле мамы. Он хотел, чтобы это было похоже на отчаяние, хотел укрыться этим обманом, хотел, чтобы наступающий человек поверил ему на секунду, а больше и не нужно было. Аквер подлетел к маме собираясь припасть на колено, но правая его рука уже схватилась за рукоять меча. Резкий разворот корпуса. Бросок со всего маха. Клинок закрутился по направлению к скользящему магу и попал. Копье не отразило меч, человек не смог толком увернуться и порхающее лезвие вскользь коснулось головы, срезав кусок щеки, что аж зубы показались. Маг взревел и упал на землю, а из его оружия вылетело еще несколько жемчужных всполохов, а затем и вовсе повалил дикий огонь. Рука Аквера уже поглаживала ручку ножа, оставшегося на поясе, что давеча так хорошо срезал грибы. Мальчик смотрел как бьется пламя средь деревьев. Он знал, что закончить со всем этим надо прямо сейчас, какие бы тяготы не ждали его в последствии. Аквер решительно приблизился к обжигающей, трескучей пляске, но дикая стихия не позволила ему подойти. Оранжево-красная волна встрепенулась и чуть не сожгла юное лицо. Аквер отшатнулся, прикрылся рукой и попытался снова, но мальчику сегодня попался какой-то странный огонь, неправдоподобно плотный, даже не пробраться внутрь. Больше того, у Аквера загорелся рукав. Он пробовал его потушить. Бил по нему, бил им по земле, но всё без толку. Огонь не хотел расставаться со своим новым другом. Стало немыслимо горячо. Аквер судорожными движениями начал отрезать рукав, кромсая ткань вместе с кожей. Да сколько же еще боли будет сегодня, подумал он. Наконец, рукав был избавлен от хозяина и передан новому, тому, кто всё пожирает.

Аквер раздраженно помотал головой и начал ходить из стороны в стороны перед бушующим огнем, крутя в руке свой ножик. Кровь стекала по плечу в том месте где отрезался рукав, но мальчика это мало заботило, он погрузился с головой в тщетные попытки придумать способ, ведущий к победе. Время шло и Аквер понимал это, но он так и не придумал ничего лучше, чем взяться за лезвие ножа. Мальчик примерно прикинул место где может располагаться маг внутри этой свистопляски, а затем размахнулся и бросил нож. Огонь сожрал оружие мгновенно, отчего объем занимаемый им увеличился вдвое. Аквер отпрыгнул назад чтобы не загореться снова, тем более, что отрезать одежду было уже нечем.

«Ну, и что произошло? Он умер или нет?» – спрашивал себя Аквер.

Удостоверится не было возможности и мальчик, развернувшись, возвратился к матери. Конечно, можно было взять меч мамы или её нож, а затем попробовать снова накормить огонь, но гарантий не было, да и Аквер в своем полуживом состоянии просто забыл о подобном ресурсе.

Он обнял маму, желая поднять. Она медленно встала с его поддержкой.

– Мама. Больно? – спросил мальчик.

– Не то что бы сильно больно, – ответила она. – Левая рука начинает отниматься, но идти пока могу.

– Что будем делать?

– Как и прежде, – сказала мама, начиная тихонько шагать. – Обойдем его, отыщем снаряжение и попробуем спуститься. Ты хорошо попал! Теперь у нас есть время.

– Но ты с одной рукой, – сказал Аквер и случайно посмотрел на спину матери, где яростно пульсировал седой комок – жестокий подарок от радостного мага. – Что это? Мам!

– Ворожба.

– Его нужно срезать.

– Нет, оставь! – пробубнила мама.

– Мам, я серьезно, – нахмурился Аквер.

– Я тоже. Мы не знаем, что случится если её срезать, поэтому разберемся позже.

– Когда? – заорал мальчик. – Просто возьмем и оставим её?!

– Да, – спокойно ответила мама.

– А вдруг это как змеиный яд! Если мы промедлим сейчас…

– Я сказала, что нет, – твердо парировала мама. – Вопрос закрыт.

– НО ТЫ МОЖЕШЬ УМЕРЕТЬ! – завопил мальчик еще громче.

– Хватит орать, – очень грозно сказала мама. – Или ты хочешь, чтобы кто-нибудь еще появился. Идем.

Мальчик не стал ничего говорить в ответ, только отвернулся, пытаясь спрятать досаду вперемешку со злобой. Он уже знал, что не сможет удержаться, что не будет прислушиваться, что медлить это глупо.

Аквер ловко сделал подножку своей матери. Она не была готова, была еще слаба и успешно приземлилась на живот. Сын навалился на мать и проворным движением здоровой руки выудил из-под нее нож, благо рукоять нашлась почти сразу. Аквер прижал своим коленом еще рабочую, правую руку матери, другим коленом он давил на часть спины.