Между ветром и песком

Хотя бы для того, чтобы сейчас, под немигающим взглядом полумайда, все-таки не упасть.

– Следующая!

Короткий окрик приказа, такой знакомый, такой простой.

Ноет плечо, она потянула его в повороте, но это можно игнорировать. Удар, удар, прыжок, удар ладонью в пол. Рука и ступни вспыхивают болью, не страшно, но почему так? Демоны… Идиотка. Изменились рост и вес. Надо осторожнее.

– Следующая. И подключи силу.

– Как? – Аори завершила движение и выпрямилась, тяжело дыша. Волосы прилипли ко лбу, и она кое-как заправила их за уши.

– Простой сброс, без вектора. Я контролирую.

Не сильно-то хорошо у нее получалось, не предназначены боевые связки для таких экспериментов. Да и арканы… После катакомб, после затхлой силы банши Аори все время казалось, что насквозь текут мертвые, тяжелые потоки. Она выплескивала их так быстро, как только могла, комкая изменение, думая лишь о том, чтобы закончить, избавиться от него. Не хотелось проживать ни одной лишней секунды с этой мерзостью внутри.

Полумайд молчал, манипулируя щитами, и, когда Аори остановилась, еще какое-то время смотрел сквозь нее, изучая что-то невидимое.

– Хорошо, – подхватив со стола тонкую папку, Тавир протянул ее Аори. – Передашь Скверрти. Иди.

– Э… А зачем это было?

– Узнаешь позже.

Когда полумайд смотрел так, суженными точками зрачков, по позвоночнику снизу вверх пробегала волна холодной дрожи.

– Почему не сейчас? – упрямо спросила Аори.

В носу невыносимо зачесалось, она зажмурилась и чихнула. А когда открыла глаза – уже стояла посередине коридора, сжимая в руках злосчастную папку.

Выругавшись вполголоса, Аори попыталась открыть ее. Какое там! Обычный с виду картон держался, как прибитый. Она выругалась еще раз, погромче, так, чтобы и за дверью услышали.

Толку…

Выставив гостью, Тавир обернулся к окну и шевельнул рукой, развеивая иллюзию.

– Узнала что-то?

– К сожалению, да.

Смуглая изменяющая сидела на подоконнике, скрестив ноги. Опираясь локтями на колени, она подставила кулаки под подбородок и смотрела на Тавира с напряженным ожиданием. Многочисленные перстни на тонких пальцах подмигивали разноцветьем камней. Когда гостья выпрямилась, изящно уложенный тюрбан открыл взгляду длинную хрупкую шею.

– Не сожалей. Нам нужен триггер.

Цепочки на тонких щиколотках мелодично звякнули, когда она спрыгнула с подоконника.

– Я понимаю и то, что ты хочешь сказать, и то, что не хочешь, – гостья оказалась ростом едва по грудь полумайду, но смотрела в алые глаза без малейшего опасения. – Эта изменяющая… Я против. Я думаю о тех, кто погибнет во имя спасения всех остальных. Когда, Тавир?

– После гона. У нас проблемы с Магистратом.

– Не впервые же?

– Сейчас это действительно проблемы.

– … и выпихнул меня за дверь, как мешок с мусором!

– М-гм, – Сиэ и головы не подняла, изучая содержимое папки, послушно открывшейся в ее руках.

– Ты меня слушаешь?

– Нет, – она, наконец, отвлеклась. – Что-то важное?

Аори зарычала на нее сквозь сцепленные зубы. Приподняв бровь, измененная зарычала в ответ куда натуральнее, не человеческим смешным звуком, а утробным рокотом демона.

– Бр-р! Не делай так больше!

– Ха! – довольно выдохнула Сиэ, всем видом показывая, что сделает, и не раз.

– А что в папке? – спросила Аори без особой надежды на ответ.

– Инструкции. Стая начала формироваться, так что собирайся, мы в полис переезжаем.

– Мы?

– Конечно. Поближе к Магистрату.

– Нет, почему вдруг мы?

– А ты что, всю жизнь собираешься книжки читать? – раздраженно поинтересовалась Сиэ. – Пора работать.

Показав ей язык, Аори убрела в свою комнату.

Сборы не заняли много времени. Вообще почти ничего не заняли, если честно. И пусть Аори не успела обрасти вещами, но, собирая в сумку пару смен одежды, она чувствовала себя так, словно занимается ерундой. Даже эти тряпки придется бросить, уходя с Мишруми рассекающей Грань тропой. Почему ей кажется, что это вот-вот случится, и смысла в сборах – меньше, чем ноль?

Завести, что ли, плюшевую игрушку на Астрали, чтобы ждала ее возвращения? Впрочем, для этой роли достаточно “Экво”.

Аори вздохнула. Руки скучали по гладкой коже руля, по его упругой отдаче, по рычанию набирающего обороты двигателя, по объятиям фиксаторов.

И по взглядам. “Экво” и ее делал менее незаметной, менее незначимой.

Местные кэбы уже выстроились в два ряда во дворе. Аори так и не представили другим измененным, так что она замерла у стены, растерянно наблюдая, как они укладывают в багажники кейсы и обернутые брезентом длинные свертки. Потом ее щелкнули по плечу, и Аори поспешила следом за наставницей. И снова стояла рядом, как глупая беспомощная девчонка, не понимая трети ее приказов. Под руководством Сиэ ребята зашевелились еще быстрее, и спустя полчаса вереница машин покинула замок.

Против ожиданий, измененная за руль не села – устроилась рядом с подругой на заднем сидении, продолжая на ходу изучать бумажки. Машина прыгала на камнях, Аори цеплялась за ручку и прижимала нос к стеклу, рассматривая окрестности. Горная дорога быстро превратилась в болотную, петляющую между кочек и покрытых лишайником стволов, стекло покрылось мелкой сеткой грязи. Потом колеса загрохотали по мощеной дороге, по сторонам замелькали первые домишки. Поначалу кривые, полузаброшенные, потом – все аккуратнее. Болото отступило, превратилось в озеро за кромкой плакучих ив.

Высокий мост вел прямо в небо, и машины одна за другой ныряли за крутой изгиб. Узкие улочки казались пустыми, но перекрестки перегораживали желтые кэбы гвардейцев, и беспрестанное недовольное гудение провожало кортеж.

Аори медленно отодвинулась от стекла. Взгляды, взгляды, взгляды… В них нет надежды, в них нет восхищенного почтения, с которым смотрят на гвардейцев. В них – одна только ненависть, готовность голыми руками растерзать тех, кто будет защищать кого-то еще. Чужая жизнь всегда дешевле собственной, а та, которую приносят в жертву не тебе, – плевок в лицо.

Аори повернулась к подруге, посмотрела, как та сосредоточенно вчитывается в очередную инструкцию и, вздохнув, промолчала. Попавшийся банши гвардеец был прав, абсолютно прав. Далеко не каждый изменяющий получает наставника уровня Сиэ.

И никто не научит быть изменяющей лучше, чем она.

Демоны, впивающиеся в чужую плоть, пули, рвущие твою собственную. Так надо. Боль решений – сильнее боли тела. Глаза, которые смотрят на потоки чаще, чем на лица. Бесконечный поиск эмоций, чтобы удержаться на плаву, убедить себя, что еще жива. И что имеешь право на жизнь.

На острове Третьего полиса нашлось место только для одной площади, похожей по форме на рассеченный овал, и именно на нее выскочили машины изменяющих. На дальней стороне сияли окна Магистрата, но кортеж остановился перед одним из мрачных каменных зданий, охватывающими площадь двумя полуподковами.

Гвардия. Единственный исполнительный орган полиса. Руки Магистрата. Формально генералы могут приказывать изменяющим на своей территории, но каждый из них начинал в строю вытянувшихся перед Тавиром новобранцев и знал, на что способен полумайд.

Вмонтированные в стены черно-белые выпуклые экраны рябили, не справляясь с помехами от стекающейся к Магистрату энергии, но все же справлялись со своей задачей, транслируя нечеткие изображения с установленных в полисе камер. Прежде по ним плыли лозунги и картинки беззаботной жизни, но передачу пришлось скорректировать с учетом смены интересов целевой аудитории.

Аори выпрыгнула из машины первой и остановилась, рассматривая Магистрат. Металлическое кружево балок поднималось вверх, закручивалось, как раковина улитки, попирая все законы физики. Проемы заполняло стекло, и за ним сияли тысячи холодных электрических огней, разбрасывая по брусчатке резкие тени. Окруженный со всех сторон каналами, Магистрат не нуждался в толстых каменных стенах, чтобы защитить своих обитателей.

Площадь, вопреки логике и здравому смыслу, находилась у самого края защищенной зоны. Из Гвардии при необходимости опускались навесные мосты через канал, но сейчас все они были подняты, отрезав остров от остального полиса. На мосту, стоило проехать изменяющим, поднялись заграждения, уже сейчас защищая. Не от демонов – от людей.

– Аори!

Вздрогнув, она подошла к наставнице. Изменяющим отдали крыло у моста, и гвардейцы поспешно покидали его, отправляясь на улицы полиса боевыми группами в ярких желтых кэбах. У входа грудой валялись моноциклы – Аори как-то из интереса научилась управлять шустрой машинкой патрульного, но сейчас любой одиночка обречен.

Почти любой.

Встречные гвардейцы провожали изменяющих долгими взглядами. Они обжигали, словно кислота, но Сиэ легко, светло улыбалась, будто и не замечала ничего. Опустив голову, Аори топала следом.

Они ведь могут сделать так много! Они могут помочь всем, кто попал в беду, они могут отвести эту беду прежде, чем она случится. Почему… ну вот почему?

Вокруг острова вспыхнуло болезненно-голубое сияние защиты. И еще один пояс – вокруг Магистрата. Внешний можно отключить в любое время, можно даже пройти сквозь него наружу, если ты – человек, но внутренний не опустится прежде, чем закончится гон.

И никакого отношения не имеют сияющие щиты к изменяющим. Люди сами решили, кто из них достоин жить.

Жители пустыни не чурались подобных решений, оставляя буре тех, на кого указывал Харру или жрицы. Или, если молчали облеченные властью, – тех, кто докучал им самим.

Если, конечно, могли.

Как сложно проснуться, когда снова оказываешься на мягкой постели после дней и недель, проведенных в песках. Кажется, что плывешь, убаюканная шелестом волн, и прохладный воздух ласкает обнаженное тело, не успев еще напитаться жаром дня. Аори потянулась изо всех сил, до хруста, до боли, и снова расслабилась, с наслаждением ощущая, как сладкая истома разливается по мышцам.

Приторный голос прозвучал над самым ухом, и она, подпрыгнув, едва не свалилась с узкой кровати.

– Как вчера повеселилась? Не разочаровала тоо?

Аори почесала шею. Солнце успело закрасить бледную полоску, но Дафа, конечно, отлично ее помнит.

А глаза у арашни снова злые-презлые. В них горит голод неутоленного чувства, голод, который не заглушить объятиями послушных рабов. Желание сопротивляться и быть покоренной тем, кто сильнее, желание исполнять чужие приказы каждой клеточкой тела и души.

– Нет, не разочаровала, – Аори закинула руки за голову и потерлась щекой о плечо. – Он доволен тем, что в этот раз не пришлось скучать.

Согнув ногу в колене, она беззаботно закинула на нее вторую.

– Когда ты ошибешься, мои губы первыми огласят приговор!

– Да, да, – Аори скучающе покачала ступней в воздухе. – Я помню, погонщица. Не пора ли тебе заняться караваном?

– А чем займешься ты?

– Буду выполнять приказы тоо, – Аори медленно провела ладонью по бедру и рассмеялась в ответ на яростное шипение Дафы.

Никаких приказов Шуким, конечно, не оставил. Он проводил Аори, обращаясь с ней так почтительно, будто чужачка внезапно превратилась в одну из жриц, не меньше, и попросил быть осторожной, гуляя по улицам Ше-Бара.

Чем, собственно, Аори и планировала заняться, дождавшись, пока вечно недовольная арашни ее покинет.

Дорожный наряд, вычищенный до скрипа безвестными рабынями, обнаружился на спинке кровати. Застегнув последнюю пуговицу фарки, она снова превратилась в безликую путницу. С легким вздохом Аори подняла с пола белоснежное платье и, посмотрев на него, бросила на кровать и метнулась к столу, на котором ее дожидалось блюдо с холодными жареными пирожками.

Как же есть хочется!

Стоило спуститься по неприметной винтовой лесенке, как ее окликнули. Не помог даже капюшон, скрывший лицо в глубокой тени. Аори обернулась на глубокий мужской голос с невольной улыбкой, но тут же нахмурилась, увидев совсем другого араха.

– Доброго утра, ши! – Орхон поклонился ей, как равной, но в голубых глазах сверкнула озорная искра.

– И тебе доброго.

Аори обошла караванщика, намереваясь продолжить путь, но тот пристроился рядом, заложив большие пальцы за широкий пояс. На спине светло-серой фарки раскинула крылья вышитая синими нитками птица. Тонкие складки ткани появлялись и исчезали на каждом шагу, и казалось, что перья шевелятся от ветра.

– Тебе понравились танцы? – спросил Орхон, сверкая белоснежной улыбкой.

– Да.

Аори бросила на него косой взгляд из-под кромки капюшона.

– Прекрасно! Позволь тогда предложить тебе пусть не столь роскошное, но не менее сакральное зрелище. В полдень у храма Верховные исполнят молитву солнцу.

– Я подумаю.

Ступени гостиницы закончились, и теперь они шагали по узкой улочке, пыльной, пусть и украшенной цветами.

– О чем тут думать, танец скоро начнется! Пойдем, ты не пожалеешь! – Орхон схватил Аори за руку, не давая улизнуть.

Она вывернулась одним движением, с трудом удержавшись, чтобы не врезать в ответ.

– Не прикасайся ко мне!

– Прости, ши… – он низко склонил голову под осуждающими взглядами арахов, обернувшихся на ее крик. – Прошу, не сердись… Я всего лишь хотел доставить тебе удовольствие.

Орхон сложил украшенные перстнями пальцы в молитвенном жесте, и Аори стало не по себе от его покорного, униженного поклона. Ничем она не заслужила такого… Орхон ее почти не замечал в караване, что же изменилось за один вечер?

Ах, вот оно что. Наверняка, тоо приказал развлекать ее и не спускать глаз. Вот караванщик и пытается выслужиться. Как умеет.

В конце концов, полчаса-час ничего не изменят.

– Хорошо, – сдалась Аори. – Куда идти? Направо, налево?

Птица на спине качнула крыльями, когда Орхон расправил плечи.

– Следуй за мной.

Толпа перед ступенями храма не походила ни на какую другую, виденную Аори прежде. Даже толпой назвать эту компанию сложно было – арахи сидели на принесенных с собой циновках небольшими группками, мигрируя из одной в другую по малейшему зову сердца или друга с наполненным вином армуду.

Гвалт стоял, как на базаре, и в хоре голосов уверенно солировали уличные разносчики. Они лавировали между циновок, встряхивали заполненными снедью лотками, как трещотками, и зычно нахваливали свой товар. Над площадью плыл медовый аромат, и разнокалиберная мелюзга мигрировала следом за торговцами, выпрашивая лакомство у всех встречных арахов. Иногда те усмехались и протягивали монетку попрошайке, порой – хватали за ухо и приказывали сидеть смирно и не позорить родителей.

Аори надвинула капюшон поглубже, догадываясь, что ее узкое, бледное в сравнении с арахами лицо вызовет не меньший ажиотаж. Орхон, ничуть не смущаясь, напролом добрался к самым ступеням. Перед ними уже не сидели – стояли, задрав голову, но караванщик каким-то чудом нашел свободный пятачок у одного из потухших факелов. Жестом подозвав торговца, он бросил на лоток пару монет и ткнул пальцем в дешевые жестяные армуду.

Арах тут же наполнил их из крохотного кувшинчика. И только он заметил, как Орхон вытряхнул из кольца пару светлых крупиц в один из сосудов.

Заметил и понимающе ухмыльнулся.

Прищурившись, караванщик положил на лоток еще одну монету, покрупнее, и подхватил стаканы. Не сказав ни слова, торговец растворился в толпе.

– Я не хочу.

– Это лишь чай, ши, – голубые глаза обиженно моргнули.

Вот привязался… Аори взяла армуду из рук араха, и он тут же опустошил свой стакан.

Орхон вопросительно посмотрел на спутницу, и та, вздохнув, сделала глоток, другой… собственно, и все на этом. Пустое донышко. До высоких пивных кружек в Ше-Бара пока не додумались.

Питье немного горчило и, вместе с тем, успокаивало мятной свежестью. Отдав армуду караванщику, Аори с любопытством осмотрелась.

С небольшого пригорка храм открывался, как на ладони. И, кажется, они подошли с другой стороны. Ни следа от трона, вместо него ряд ступеней разрезает в центре заполненный тьмой проем. На углах Аори рассмотрела круглые площадки, забранные выпуклыми деревянными планками.

На другой стороне площади прозвучал короткий мелодичный звон, и из стрельчатой арки, как по команде, начали выскакивать темнокожие дети. Они наперегонки мчались до угла, подпрыгивая на ходу и не обращая внимания ни на бьющие по бокам сумки, ни на окрики выглядывающих из арки арашни в темных платьях.

– Что там?

– Одна из школ Ше-Бара, известных далеко за ее пределами, – Орхон проследил за ее взглядом без особого интереса. – Место, где каждый свободный может научиться счету и грамоте.

– Жаль, я не ходила в школу, – усмехнулась Аори с непонятной ему ехидцей. – Уже полдень?

– Последние минуты всегда утомительны, но и они проходят, – глубокомысленно изрек Орхон, взглянув в сторону солнечного пятна в облаках.

Аори едва не застонала. Какая же все-таки пропасть между тоо и тем, кто тщится им казаться. Хотя бы потому, что Шуким не пытается быть никем, кроме себя самого.

Справа послышался звонкий смех, Аори дернули за полу фарки. Она повернулась и растерянно подняла брови. Тут же ее дернули слева, и двое чернявых пацанов ускакали, гогоча и подпрыгивая, довольные нерасторопной чужачкой. А она стояла, глупо улыбаясь, и смотрела им вслед.

Так непохожи те, кто пришел сегодня на площадь, на тех, кто назначает встречи в дорогих гостиницах. Суета вместо размеренности, бьющая ключом энергия вместо продуманных жестов, крики вместо шепота, любовь вместо рассудка.

И чай вместо вина.

Жрицы появились без всякого сигнала. Аори и не заметила бы их, увлеченная разглядыванием соседей, если бы не тишина, обвалившаяся на храмовую площадь. Она проследила за взглядами и ахнула – беззвучно, будто призраки, арашни в серых платьях поднимались по ступеням. А на деревянных кругах босыми, в белых шароварах и рубашках встали те, кем когда-нибудь станут привезенные Шукимом девочки. Верховные жрицы, что видят сквозь время и оберегают Двуликую.

Тонкие талии охватывали пояса-корсеты, идеальные для того, чтобы спрятать в них с десяток узких метательных ножей, дисков или еще чего-то смертоубийственного, что они пустят в ход без малейших колебаний. В холодных серых глазах не осталось места для жалости. Жизнь Верховных – служение, и они не приемлют иной жизни.

На мгновение мир расплылся, и Аори решила бы, что это от непривычной городской жары, душной, неподвижной, но вздох волной прокатился по площади, а зрение прояснилось с первым ударом пятки по гулким планкам.

Жрицы двигались, как единое целое. Закрыв глаза, слушая ритм, чувствуя мир, состоящий из тепла дерева и движения ветра, вскриков толпы и запаха масла на коже. Фиксируя каждую точку с невероятной, пугающей синхронностью, будто роботы с одинаковой программой. Ритм движений задавал ритм звукам, и они неслись над площадью и затихали эхом в переулках.

Удар, удар, прыжок… доски отозвались вибрирующим гулом, когда по ним ударили бронзовые ладони.

Мир снова пошатнулся. Жаркий воздух пустынного города поглотил звуки и замер в груди, как замерло все, кроме арашни в белом. Тех, кто разрывал на части, извращал и составлял в новые последовательности то, что не мог знать, не имел права повторять… но все же знал и повторял.

Боевые связки Теней.

– Не может быть, – прошептала Аори, не в силах отвести взгляда от исковерканных, неправильных, но все равно знакомых до боли движений.

Она тряхнула головой, втянула в себя воздух так глубоко, что заныли сцепленные зубы. Звуки вернулись, но отбиваемый жрицами ритм замедлился и слился в монотонный гул. Силуэты арахов вокруг размылись, будто вокруг каждого крутилось небольшое песчаное торнадо. Может, это его гудение, может, это не танец?

А почему она чувствует их взгляды, если все смотрят на сцену? Что с ними такое?

По виску медленно стекала капля пота, и Аори показалось, что он разъедает кожу, словно кислота. Она попыталась стереть ее запястьем, но промахнулась и лишь царапнула щеку ногтем.

– Почему?!

Вместо крика получился шепот. Аори покачнулась, испуганно обернулась к Орхону, дернула его за рукав… пальцы скользнули по дереву, а арах превратился в погасший факел.

Схватив воздух открытым ртом, Аори отшатнулась. Такая изменчивая палка в любой момент может стать змеей, если позволить ей, если отвести взгляд.

Танцуют ли змеи связки Теней?

Арах, в которого спиной влетела чужачка, недоуменно обернулся. И, поймав блуждающий взгляд, выругался и мягко подтолкнул ее вбок, к краю площади.

Аори вскинула руки, пытаясь защититься от отточенного, стремительного удара… на тренировках даже в форме получалось через раз. Она не знала, что арахи Ше-Бара так умеют, что она умрет сегодня. Мрак сгущался вокруг, стекался на площадь, но жрицы светились, будто две звездочки, охраняя храм.

Стена дома вынырнула из тьмы, и Аори уперлась двумя руками в подоконник под синим витражом. Кусочки цветного стекла перед глазами дробились, перемешивались, как в калейдоскопе, засасывали, будто зыбучий песок. Она проваливалась в синюю круговерть, и все никак не могла провалиться. Секунды растянулись до веков, а когда невидимый бог отпустил резинку времени, та хлестнула прямо по пальцам.

– Аори!

Она с трудом вспомнила, что ее теперь так зовут. Мрак немного отступил, вырисовывая фигуры снующих вокруг арахов. Они проходили друг сквозь друга, как бестелесные тени, оставляя в воздухе тающие хвосты разноцветных аур.

– Аори!

Кто же кричит? Она посмотрела вправо-влево. Да… Кажется, там, в переулке, мелькнула похожая на птицу вышивка, взмахнула крыльями и упорхнула с белой ткани. Как символично…

– Аори-ори! – эхо заблудилось в каменных арках или он узнал ее полное имя?

Надо спросить…

Она ринулась наперерез человеческому потоку, отмахиваясь от теней обеими руками. Они расступались безмолвно, но хвосты, повторяющие их движение, оказались разными на вкус. Синие – сладкими, дрожащими, как желе. Желтые – с заметной перечной горчинкой. Розовые – ароматными, душистыми, как волосы любимой. Больше всего Аори понравились бирюзовые, с кисловатой свежестью, пощипывающей язык. Она даже высунула его, остановившись посередине особо насыщенного следа.

– Аори!

– Иду, иду… – она в последний раз облизнула губы.

Вышитая птица сидела вверх ногами в проеме арки и раз за разом повторяла ее имя. Покидая клюв, звуки превращались в узорчатую таэлитскую вязь, поднимались по перьям и, обвивая лапу, удерживали создание, будто цепь. Она захлопала крыльями, пытаясь взлететь вниз, но новые узоры все ползли и ползли, душили ее и сковывали.

С перьев, словно снег или выгрызенная блохами перхоть, просыпались крохотные разноцветные искры. Они покружились в воздухе, свиваясь в арканы, и исчезли.

Аори запнулась о камень и едва не упала прямо в темный проем. К счастью, она вовремя вспомнила, что тоже умеет летать, взмахнула руками и удержалась. Волосы упали на лицо, но Аори больше не могла согнуть руки-крылья. Они перестали подчиняться, растопыренные в разные стороны.

Птица над головой заговорила мужским голосом, но Аори не понимала ни слова. Знакомые наборы звуков, их делают ртом арахи, но почему-то больше не приходит смысл. “Фанаяк”, так говорят погонщики, когда караван отправляется. Может, она снесла птичье яйцо и вылупилась из него ящером?

Руки сами собой прижались к телу, и Аори взлетела. Стоило ногам оторваться от земли, как под ними заструились прозрачные потоки. Сначала тонкие, слабые, но ручей быстро наполнился весенней талой водой с крупицами льдинок. Они покружились и растаяли, волны налились зеленоватой летней глубиной.

По переулку медленно текла река, лениво перекатываясь между белых стен, обещая уют и покой. Аори опустилась на поверхность воды, позволяя волнам укачивать себя. Вправо-влево, вправо-влево.

И вперед.

Птица нежно курлыкнула, прощаясь, и Аори запрокинула голову, провожая ее взглядом. Вышитый силуэт в проеме становился все меньше и меньше, пока окончательно не растаял во тьме. И тот единственный, что знал путь обратно, остался в ином мире, остался ждать и верить, что Аори больше в ней не потеряется.

Indica. Askeleet.

11.

Тавир разместился по центру холодного каменного подоконника, игнорируя огромное, обитое мягкой кожей кресло возле такого же массивного стола. Так полумайд видел входящих прежде, чем они догадывались обернуться. Стекла и в окне, и в расположенной вплотную к нему двери просматривались лишь изнутри, и прислонившаяся к косяку изменяющая даже не подозревала, что за ней наблюдают вот уже двадцать восемь секунд. Она с непонятной полумайду бесцельностью пинала кончиком ботинка шипастую головку сорняка, чудом проросшего между камнями мостовой.

Деликатное покашливание намекнуло начальству, что и оно тратит бесценное время впустую. Сиэ подпирала косяк с обратной стороны едва ли не зеркальным отражением подопечной, но, в отличие от нее, находилась по нужную сторону двери. И, прищурившись, насмешливо смотрела на полумайда поверх распотрошенной папки. Бумажки торчали во все стороны, казалось, дунь на них – и разлетятся, устроив первозданный хаос.