Между ветром и песком

Сиэ, не глядя, протянула руку навстречу. Пантера фыркнула а ладонь, боднула лбом, напрашиваясь на ласку, и измененная потрепала ее по холке.

– Умница, девочка.

– Что это?

Аори не могла отвести взгляда от такой мощной и такой покорной твари. Сиэ сидела рядом с ней на земле, и голова пантеры заканчивалась ровно там же, где и макушка измененной.

– Мои… – подруга запнулась. – А, какая уже разница! Мои спутники. Ты мне лучше скажи, это вот что?!

Жестом фокусника она вытащила из-за спины грайси, удерживая его за шкирку, как шкодливого щенка. Тот недовольно прял ушами, но не дергался, догадываясь, что с некромантом лучше не спорить.

– Мой друг!

Аори выхватила малыша из пальцев Сиэ и прижала к груди. Коротко хмыкнув, измененная поднялась. Пантеры тут же встали у ее бедер, словно стража.

– Однако.

– Что с тобой? – Аори только сейчас заметила, в каком состоянии сама Сиэ.

– Со мной? – измененная попыталась вытереть рукавом кровь с лица, но только сильнее ее размазала. – То же, что и со всеми, плюс почти удачное покушение.

Вздохнув, Сиэ протянула Аори перепачканную болотной жижей ладонь.

– Что случилось? – отпустив демоненка, изменяющая ухватилась за руку и поднялась. – Я не чувствую потоков…

Грайси, похоже, потерял всякий страх. Подскочив к одной из пантер, он растопырил уши и нагло обшипел демона. Тот наклонился, заинтересованно обнюхал малыша и, получив в ответ еще одну порцию рассерженного стрекотания, осторожно прижал грайси к земле широкой лапой. Багровый язык пантеры смачно прошелся по короткой шерстке от носа и до кончика хвоста.

Разом обретя способность делать выводы, обслюнявленный малыш поспешил ретироваться за ногу Аори.

– Пойдем, – Сиэ подхватила пошатнувшуюся подругу. – Ну же, постарайся… Я тебя не дотащу. У Гвардии оказалось оружие, о котором мы не знали. И не должны были узнать.

– Они убили демонов? Сами?

– Да. Вырвали из реальности всю энергию.

– А как же мы? – она остановилась, вцепившись в плечо Сиэ.

– Мы не нужны.

Глаза, полные ненависти.

“Пусть сдохнет.”

– Ты права, – прошептала Аори. – Они ничем не лучше. Но они и не должны быть.

– Милая… А ты ведь именно этого хотела.

С трудом наклонившись, изменяющая подхватила с земли грайси, устроила на согнутом локте, погладила мягкие трепещущие уши. Маленький демон доверчиво ткнулся мордочкой в ее подбородок.

Он ни о чем не просит, но готов отдать жизнь за право быть рядом. Такой глупый, такой беспомощный и такой бесконечно сильный потому, что никому и никогда не показывал своей слабости.

– Я не знала, что они все равно меня не изменят.

Подаренная сила текла по венам, словно огонь, и Аори рассмеялась, прижимая демона к груди.

Evanescence. Lacrymosa.

12.

Грайси больше не было рядом, а вот темнота осталась, добрая и понимающая. Стоило Аори осознать себя в ней, как тут же добавились звуки, закололи тонкие иголочки в затекших руках. Во рту было сухо, словно она лизала Священный путь, сколько его есть от Ше-Бара до Таэлита. Щеки стягивала грязь, уголки глаз казались склеенными, и Аори оставила пока идею их открыть.

Звуки постепенно окрепли, превратились из монотонного шума во что-то более упорядоченное. Стараясь не шевелиться, Аори прислушалась.

Голоса, но что они говорят, не разобрать… Ох!

В голову словно раскаленный гвоздь всадили, и чип, наконец, заработал.

– Нет! – возмущение кипело в мужском голосе. – Кончиком пальца ее тронуть не вздумайте!

– А если твой покупатель окажется не настолько заинтересованным, а, что тогда прикажешь делать?

Второй собеседник откровенно насмехался и, судя по глубокому выдоху и поплывшему по комнате дымному запаху, наслаждался не одной лишь беседой. Аори замутило от вони дешевого зелья, спертого воздуха и немытых тел, и она чуть приоткрыла рот, стараясь дышать как можно незаметнее.

– Поверь мне, – металлические кольца столкнулись с глухим звоном, когда возмущенный всплеснул руками. – За нее он заплатит куда больше, чем за обычную экзотку. В два раза, в три! Но если останется лишь месть, он заплатит вдесятеро. Но уже не вам.

– Обещания, обещания, – собеседник цыкнул сквозь зубы и громко сплюнул. – Пока что ты платишь ими одними. Если твой покупатель не появится до завтра, утром она будет на базаре. Выгода меньше, да вернее.

– Он появится, – торопливо пообещал возмущенный. – Как только узнает.

– Проболтаешься, выдашь – ничего не получишь.

– Если я проболтаюсь, мне самому не жить, – он нервно откашлялся. – Следите за ней. Я видел, как она дерется.

– Шаровары не намочил? Девка дерется!

Невидимый собеседник зашелся смехом, который подхватили несколько грубых голосов. Возмущенный пробормотал что-то едва слышно, не присоединившись к их веселью.

Скрипнула, открываясь, дверь, и все затихло. Подождав, Аори попробовала разлепить веки.

В глаза будто песком швырнули, они заслезились от невыносимой рези, и она ничего не смогла разобрать в плавающем сиянии. Воздух драл пересохшее горло и, не удержавшись, она глухо закашлялась.

Рядом послышались мягкие шаги.

– Ничего, ничего, – прежде насмешливый, мужской голос стал на удивление ласковым. – Выпей, тебе станет лучше.

Аори осторожно приподняли, губ коснулось что-то холодное, по подбородку заструилась остро пахнущая жидкость.

– Не надо мне лучше, – прохрипела она, мотнув головой. – Оставьте, как хорошо.

– Харру осветил мой день, – умилился тот, кто ее держал. – Не только сладкая ящерка, но еще и шутница.

Жесткие пальцы надавили на щеки, вынуждая открыть рот. Жидкость хлынула в горло, и Аори пришлось проглотить ее, чтобы не задохнуться. Пленницу тут же осторожно уложили на бок, так, чтобы она могла опереться на связанные в запястьях руки. Удовлетворенно вздохнув, мужчина отошел, оставив ее в покое.

Ласковый голос не обманул. Жжение постепенно унялось, не до конца, но свет хотя бы перестал тереть глаза наждачкой. Аори сморгнула слезы и кое-как подняла опухшие веки.

Она лежала на жесткой циновке в углу комнаты с круглым потолком. Снаружи лениво посвистывал в бадгире ветер, слева через пустое окно проникал луч тусклого света. Он пересекал пыльный воздух практически горизонтально и таял у покосившейся стены. Краска отставала от нее целыми пластами, обнажая кладку из узких рыжих кирпичей, но кое-где еще сохранились остатки безыскусных узоров.

Влажная на ощупь циновка пахла плесенью. Аори приподняла голову и поморщилась – боль в затылке никуда не делась, напоминая о себе долгими тупыми спазмами.

Угол, в котором она оказалась, отделяла от остальной комнаты невысокая складная перегородка. Ткань провисала между реек, истрепанная понизу в бахрому, рисунок на ней поплыл и затерся до полной неузнаваемости.

Отталкиваясь ладонями, Аори с третьей попытки уселась. Запястья туго стягивал ремень, пальцы распухли и отказывались сгибаться, от малейшего движения в них вонзались тысячи мелких иголок. Она подняла руки, рассматривая узлы. Хорошо завязано, накрепко, в несколько оборотов… Часть снадобья пролилась на ремень, и от него разило так, что у Аори засвербело в носу.

Она зажмурилась и оглушительно чихнула.

– Не простыла? – спросили из-за перегородки.

Там снова рассмеялись на несколько голосов, послышался шорох и несколько секунд спустя рядом с Аори на циновку опустился загорелый до черноты арах в грязной фарке на голое тело. Глубокий шрам пересекал его лоб, нырял под закрывающую правый глаз повязку и заканчивался у самого подбородка.

Аори медленно отодвинулась, насколько смогла, вызвав на лице араха кривую улыбку. Во рту его не хватало доброй половины зубов, но он ничуть не смущался и то и дело просовывал язык в дырки, то ли дразня пленницу, то ли просто от дурной привычки.

– Не бойся, сладкая, до восхода ты в безопасности. А там уж как Двуликая повернется.

Одноглазый протянул руку, цепко ухватил Аори за волосы и подтянул к себе.

– Говорят, ты стоишь хороших денег, – склонив голову набок, он рассматривал ее, как товар на рынке. – Не пойму я, отчего.

– А ты двумя глазами посмотри, – из-за загородки снова грохнуло смехом.

– Шакальи дети! – гаркнул он в ответ.

Аори попыталась оттолкнуть одноглазого, но куда там… Он перехватил ее руки и покачал головой, заметив, как ремень впился в кожу.

– Сладкая, мы тут втроем. Как думаешь, сумеешь нас занять на всю ночь? Или будешь сидеть тихо, если я тебя развяжу?

– Буду сидеть тихо, – пообещала Аори.

Отпустив ее, одноглазый вытащил из-за пояса короткий кинжал и поддел ремень кривым зазубренным кончиком. Петли свалились с запястий, оставив на них иссиня-багровые следы.

– Так что, сладкая, выкупит тебя тоо? Или решит сэкономить, дождавшись торгов?

– Не знаю, – Аори старалась не смотреть на него.

– Не лучший ответ. Неразумный.

– Я… я думаю, что выкупит.

– Пить хочешь? – одноглазый поднялся. – Ты долго спала.

– Что со мной случилось?

Он скрылся за перегородкой, но тут же вернулся с щербатой деревянной чашей в руках и протянул ее Аори. Она с подозрением принюхалась, сделала осторожный глоток.

Просто вода.

– Тебе стало плохо от жары, – сообщил одноглазый, наблюдая, как она жадно пьет. – Потеряла сознание. А мы тебя нашли.

– И как вы узнали про тоо?

– Слухами пустыня полнится, – усмехнулся он.

– Понятно, – Аори как бы ненароком поставила опустевшую чашу рядом с собой.

Не переставая улыбаться, одноглазый запустил руку в карман фарки и наклонился, поигрывая тонкой полоской кожи.

– Подними-ка волосы, сладкая. Я тебе подарок принес.

Грязные пряди спутались, прилипли к спине так, что пришлось отдирать. Замок ошейника коротко клацнул, и одноглазый повесил себе на шею ключик на длинной веревке. Подобрав чашу, арах удалился мягким кошачьим шагом.

Аори оперлась спиной на стену и сдуру прикрыла глаза. Голова закружилась с утроенной силой, пытаясь оторваться и улететь в другую реальность. Взглянув на этот бедлам, разумные мысли бочком-бочком отступили куда-то в глубину сознания. До маловероятных лучших времен.

Живот распирало от выпитой воды, она подступила к горлу и, казалось, плескалась там, норовя вылиться через край.

Судорожно сглотнув, Аори вскочила с циновки.

Пять удивленных глаз посмотрели снизу вверх, стоило ей показаться из-за перегородки. В тусклом свете плавали клубы дыма, поднимаясь от видавшего виды кальяна с шахтой настолько мятой, будто ей долго кого-то били, а потом, спохватившись, попытались выровнять, ударив еще пару раз. На столике вокруг него валялись вперемешку объедки и засаленные карты с пошлыми рисунками. Такие же сжимали в руках одноглазый и его сосед, довольно-таки упитанный, как для жителя пустыни. Третий арах сложил руки на сбившемся мелкими складками животе, насупившись, словно проиграл все, кроме фарки и шаровар. Костлявые плечи покрывали расплывшиеся татуировки с сюжетами наподобие карточных.

Вытертые до серости, заплеванные ковры покрывали пол, и Аори едва не упала, зацепившись за вылезшие нитки.

– Мне надо выйти, – сдавленно пробормотала она.

Арахи коротко переглянулись. Вздохнув, одноглазый шлепнул карты на стол, не решаясь доверить шестеркам столь важное дело.

Следом за ним пленница взобралась по крутым ступенькам без перил и протиснулась в проем расположенной под потолком двери. Высокая, хоть и кривая, стена надежно скрывала узкий двор от посторонних взглядов, а одноглазый предусмотрительно встал между пленницей и заросшей бурьяном аркой. Под его конвоем Аори обогнула хибару и, бросив один-единственный взгляд на заваленный засохшим дерьмом закуток, согнулась пополам. Ее вырвало водой, зельем, чем-то кислым и жгучим. Спазмы сотрясали тело так, что она едва держалась на ногах.

Но упасть посреди загаженного двора, перед тем, кому она обязана этими небывалыми ощущениями… Аори скрутило с новой силой.

– Ничего-ничего, – арах похлопал ее по плечу, и не подумав отвернуться. – Оно попустит.

“Мне бы капельку изменения на одну секунду, – с ненавистью подумала Аори, пытаясь отдышаться. – Я бы тебя попустила так, что навсегда б зарекся ручонки тянуть.”

Она ведь почти привыкла жить без магии. Почти. Но к тому, чтобы быть беспомощной и полностью зависеть от чужой милости, – так и не смогла.

Минуты тянулись одна за другой, и пленница давно утратила им счет.

Такая длинная ночь, одна из самых длинных в ее жизни. Можно притерпеться к чаду, к прогоревшему и продымленному насквозь воздуху, к темноте, заполнившей собой весь видимый мир, к болезненному огню свеч, к грубым выкрикам и ругани. Но невозможно привыкнуть к томительному ожиданию, к мыслям, которые наслаиваются одна на другую и поглощают твой разум.

Что, если тоо не придет? Сколько осталось до утра, до следующего дня? С чего оно начнется, с трех арахов, не получивших долгожданного выкупа?

А если придет… что Шуким скажет? Как посмотрит на оплетающий шею ремешок? И ей придется предать его, предать и сбежать. Навсегда.

– Двадцать пять, плати опять!

Одноглазый перевернул карту и расхохотался, похрюкивая от избытка чувств. Не оценив его поэтического таланта, татуированный раздраженно бросил на столик пару монет и поднялся.

– Хватит с меня. Ты мухлюешь, сука, не может такого, сука, быть, чтоб так, сука, везло!

– Не умеешь проигрывать – не играй, – одноглазый хозяйственно сгреб монеты и покачал их на ладони. – Книрочки счет любят.

– Ну если кое-кто не набрехал, скоро у нас их будет завались, – толстый рассеянно почесал ляжку. – А вы тут по мелочи играете.

– Набрехал, не набрехал… Проверить бы ее, – татуированный нервно сунул руки в карманы шаровар. – Не убудет, небось.

Он заискивающе посмотрел на одноглазого.

– Никаких проверок, – арах по очереди опустил монеты в кошелек на поясе. – Я дал слово, что мы ее не тронем.

– А я, сука, не давал!

– Ну потому ты и жуешь сопли всю жизнь, что не видишь дальше носа, из которого они висят, – рассудительно заметил толстый. – Ну трахнешь ты ее, а назавтра девочка поговорит с тоо, и он укоротит тебя на одну выступающую часть. Я про голову, если что.

– Я не трахать, – заюлил арах, вытирая о фарку вспотевшие ладони. – Я так… Посмотреть. Никогда, сука, не видел чужачек. И можно ей еще всунуть кауры, так, сука, что и не вспомнит ничего…

– Заткнись, – от взгляда единственного черного глаза татуированного пробрала дрожь. – Никто ей ничего не совал, ясно? И не засунет, если не хотим утром разбираться с двумя трупами.

– С двумя?

– Да, потому что я сам убью того, кто попробует похожее учудить. Теперь все ясно?

– Да, сука, да, – татуированный плюхнулся на вытертый ковер и наморщил лоб. – Еще партейку?

Аори уткнулась лицом в колени, не в силах слушать дальше. Загородку убрали, оставив пленницу в пустом темном углу. За ней не особенно приглядывали, но, чтобы попасть к единственному выходу, нужно миновать троих удивительно бодрых в столь поздний час арахов.

Волглые волокна циновки расползались под руками. Аори бездумно выдирала соломинки одну за другой и складывала кучкой у правой ноги.

У пленницы отобрали фарку, и ночной холод пробирался под тонкую рубашку. На голени, чуть ниже края шаровар, расплылся продолговатый синяк. Аори никак не могла вспомнить, откуда он там взялся. Оставив в покое циновку, она принялась растирать затекшие ноги.

Осторожный стук в дверь показался ударами в крышку гроба.

Шлепнулись на стол карты, что-то негромко приказал одноглазый. Аори не разобрала ни слова за шумом бухающей в ушах крови. Ступеньки заскрипели под тяжелыми шагами и, прихватив со стены факел, толстый скрылся за дверью.

Неужели еще несколько минут, и все решится?

Снова тишина. Снова ожидание.

Он что, пришел сюда сам? Что помешает им забрать деньги и убить ненужного свидетеля?

Дверь скрипнула, и Аори успела заметить, как в щель заглянул толстый и, радостно ощерившись, мотнул головой.

– Поди сюда, чужачка, – басовито гаркнул одноглазый.

Аори осторожно поднялась. Слабость никуда не делась, но хотя бы мышцы перестали подергиваться сами собой, да и в голове немного прояснилось.

Отряхнув с шаровар мелкую труху, она шагнула в освещенный круг.

– Сядь, – одноглазый хлопнул по ковру, выбив из него облачко пыли.

Расставленные вокруг кальяна свечи трещали, истекая восковыми слезами. Их прилепили к таким же оплывшим холмикам, будто тела, распятые на костях ранее ушедших.

– Да не бойся, – рассмеялся арах. – Тоо согласился на встречу. Как только получим денежку, так тебя и освободим. Не обманем!

Хохоту одноглазого вторил визгливый голос товарища.

– А вот если кто решит проследить за нашим другом, то лучше, чтоб ты была рядом. Так что располагайся поудобнее. Верное дело небыстро делается.

Аори опустилась на край ковра так, чтобы видеть обоих арахов. Подобрав одну ногу под себя, она скрестила руки на колене второй и ссутулилась.

Тощий развалился полулежа, опираясь на локоть и выставив перед собой руку с картами. Он сгибал и разгибал ее, любуясь рисунком. На его плече приседала, бесстыже расставив ноги, женщина с полными, висящими грудями. Каждый раз, когда татуированный напрягал чахлый бицепс, они подпрыгивали и дрожали в переменчивом пламени свечей.

В отличие от него, товарищ сидел ровно, так, чтобы единственный глаз видел и крохотную комнатку, и уходящие вверх крутые ступени, и дверь, в щелях которой время от времени посвистывал ветер.

– Сыграй с нами, – предложил одноглазый, почесывая бок.

– Я не умею, – Аори брезгливо покосилась на засаленные карты.

Арах рассмеялся, затянулся дымом кальяна и выдохнул его едва ли не в лицо пленнице.

– Научишься.

– Я не хочу.

– Ну что ж вы все, сладкие, так начинаете? – темный глаз сально подмигнул. – Потом утром благодарите, а что, если б я вас слушал?

Татуированный хихикнул, и нарисованные на руке груди подпрыгнули особенно высоко.

– Поблагодарю, если отпустите, – мрачно ответила Аори.

Отлепив от восковой горки один из мягких потеков, она принялась раскатывать его между пальцев.

– А что ты готова для этого сделать?

Она медленно перевела взгляд на одноглазого. Усмехнувшись, он многозначительно коснулся губ кальянной трубкой и всунул ее кончик в дырку между зубов.

– Например, я могу вас не убивать.

Сплющив воск в лепешку, Аори поднесла его к свече. Пламя затрещало, закоптило, когда в него упали мутные капли.

– Смелая ящерка, – рассмеялся одноглазый. – Можешь, конечно.

– Пусть цацку отдаст, – неожиданно влез татуированный.

– Нет! – Аори машинально схватилась за сережку.

– Да кто тебя, сука, спрашивает, – арах облизнул губы быстрым нервным движением. – Что я сказал, то, сука, сделаешь, поняла?

– Я приказал ее не трогать, – одноглазый лениво бросил трубку на стол.

– А что ей, сука, случится? – заерзал татуированный. – Тоо другую цацку купит. Ну, сука, сымай!

Он протянул к ней руку с грязными, заскорузлыми пальцами. Широкие ногти были обгрызены под корень, и Аори замутило от мысли, что он может ее коснуться.

– Нет!

Невольно отшатнувшись, она потеряла равновесие. Одноглазый подхватил Аори, прижал к себе, удерживая за локти.

– Но-но, сладкая, не шали, – он покачал головой. – Неужели тебе жалко такой мелочи для хороших людей?

– Для каких хороших? Где они?

– Ах, – в его голосе прорезалось лживое сожаление. – Зачем же ты нас обижаешь, сладкая? Неужели мы плохо с тобой обращаемся? Проси прощения.

– Простите, я не хотела, – Аори дернулась, пытаясь вывернуться из его рук.

– Да?

– Да! Случайно повезло!

– Ох, сладкая, – гнилое дыхание коснулось виска. – Что же ты так? Придется тебя поучить.

– Цацку, – торопливо пробормотал татуированный и подался к ним, перегибаясь через стол. – Мне, сука, цацку!

– Надоел… Ладно.

Одноглазый встряхнул пленницу, как кошель с монетами. Его губы коснулись уха, надавили, язык нащупал крохотную сережку.

Аори рванулась под визгливое улюлюканье, брыкнула ногами, упираясь спиной в грудь одноглазого.

Подвернувшись под сапог, опрокинулся измятый кальян. Чаша раскололась, и тлеющие угли полетели прямо в тощего араха. Смех превратился в визг, татуированный вскочил, запрыгал, пытаясь вытряхнуть обжигающие комки из складок шаровар.

Резким движением Аори заехала одноглазому головой в висок, и он от неожиданности выпустил пленницу. Вскочив, она бросилась было к выходу, но арах с рычанием подсек ей ноги. Аори рухнула прямо на стол, опалив волосы о свечу.

Ухватив беглянку за лодыжку, одноглазый потянул ее к себе. Перевернувшись на бок, Аори пнула его, угодив каблуком прямо по носу. Взвыв, арах разжал пальцы, но его товарищ подобрал с ковра ржавый нож и, оскалившись, перегородил путь к выходу. Ожоги расчертили его лицо грудь полосами.

Аори лихорадочно зашарила по столу, пытаясь найти ну хоть что-нибудь, хоть какую вилку гнутую! Пальцы наткнулись на плетеный шланг. Бесполезная часть изувеченного кальяна. Бросив на него отчаянный взгляд, Аори заметила на конце осколок разбитой чаши.

Она схватила шланг и метнулась к одноглазому. Он стоял на коленях, скорчившись и пытаясь отдышаться, повязка слетела с головы, обнажив пустую орбиту. Запавшие внутрь веки дрожали, словно арах не мог их контролировать, а кровь из свернутого набок носа заливала подбородок.

Шланг обвил горло, он инстинктивно вцепился в него обеими руками и замер. Острый край чаши прижался к щеке рядом с единственным глазом, и кровь потекла по ней тоненькой струйкой.

– Не шевелиться! – рявкнула Аори, упираясь коленом в его спину. – А ты – нож на стол!

Губы татуированного задрожали, ноги подогнулись. Он шагнул было навстречу и тут же отшатнулся, нервно повернулся к двери – и снова перевел взгляд на Аори.

– Я больше повторять не буду, – процедила она, дернув за петлю так, что одноглазый захрипел. – Ну?

– Делай, – просипел арах, не отводя взгляда от сверкающего стеклянного шипа.

Шмыгнув носом, татуированный бросил оружие на стол. Его лицо кривилось от обиды и непонимания. Как же, вот же, вот же оно, золото книр, протяни руку, и будет твоим…

– В угол, – Аори мотнула подбородком в сторону циновки, на которой провела последние несколько часов.

У одноглазого неплохо выходило пятиться даже по крутым ступенькам. Добравшись до верха лестницы, Аори рывком сдернула шланг с его шеи и пихнула араха вниз. Он покатился кубарем, истошный вопль сменился грохотом, когда одноглазый долетел до стола. Старое дерево не выдержало и раскололось, усеяв ковры мелкими трухлявыми щепками. Арах застонал, прижимая руки к лицу.

Аори не стала дожидаться, пока он очнется, татуированный наберется смелости или явится на грохот исчезнувший невесть куда толстяк. Выскочив наружу, она продела шланг в ручки двери и завязала узлом. Не слишком надежным, но осколок удачно встал поперек, и растянуть петли быстро не получится.

Тяжело дыша, Аори оглянулась. Тусклый свет, проходя сквозь щели двери, едва выхватывал из кромешной темноты очертания забора и арки в нем. Вокруг властвовали мрак и тишина, могильная, невозможная для любого другого города. Сбитое дыхание разрывало ее, и казалось, что его слышно на соседней улице.

Аори опрометью бросилась к проему и, прильнув к стене, выглянула наружу.

Демоны… ну вообще ничего не видно! Ни огня не горит, лишь низкие облака отражают тусклое свечение площадей, и все, что можно различить, – контуры зданий.

Глубоко вдохнув, Аори нырнула в темноту, как в воду. И, касаясь забора кончиками пальцев, направилась туда, где светилось в небе самое яркое пятно.

Рано утром, еще до того, как отблеск солнца поднялся над горизонтом, Ше-Бара досматривал раскрашенные яркими цветами сны. Тишина и покой плыли по улицам вместе со слоистым туманом и, подобно ему, готовились исчезнуть с кличем аду, которым он возвещает каждый новый день.

Как и многие другие, это утро разбилось вдребезги прежде назначенного ему времени. Сонные стражники не успели схватить шмыгнувшую между ними рабыню – грязную, лохматую и абсолютно безумную. Она вихрем ворвалась в атриум гостиницы, не обращая внимания на окрики, и горной ящерицей заскакала по звенящим ступеням. Стражники, побросав пики, ринулись в погоню, но, когда добрались до верхнего этажа, беглянки уже и след простыл.

Вдалеке грохнула дверь, послышались возмущенные голоса. Скандал нарастал, но в нем не слышно было звона оружия. Переглянувшись, стражники спустились по лестнице, ступая как можно тише, и, подобрав пики, снова встали по обе стороны входной двери.

– Где он?

Аори вцепилась в покров на кровати тоо с такой яростью, что ткань затрещала под пальцами. Доведись Шукиму спать в предрассветный час, он мог бы и не проснуться от такого явления. Сбитые в один колтун, опаленные волосы и разводы грязи на лице превратили чужачку в карающего духа, приходящего по ночам за душами насильников и убийц.