Ольга. Огонь и вещая кровь

Отход на восток дружин Свенельда, касогов и плесковичей и разгром ладожан открыл хеландиям путь к ладейной рати киевлян. Пока правое крыло греческой флотилии жгло русские струги вдоль западного побережья, левое крыло, решив не преследовать, как и полагал Свенельд, отступавшие на восток дружины, устремилось по свободному участку моря к середине пролива. Греки явно затеяли взять в полукольцо хорошо видимый корабль князя Киевского и прикрывавшие его ладьи, отрезав им путь к отступлению на восток и на север. Пути же на юг и на запад были закрыты заслоном огня и пеленой чёрного дыма. Сейчас даже сами греки, пожелай они того, не смогли бы вернуться к Иериону. И потому они неотвратимо шли вперёд, осыпая стрелами и камнями, нанося огненные удары.

– Нацелились на киевское войско! – пробормотал Волев.

– Ветер поднимается, чуешь? – спросил Свенельд.

– Чую, – кивнул варяг. – С полудня[2]дует, чтоб его. Грекам в помощь.

– С межи полудня и заката[3], – уточнил Свенельд и налёг на рулевое весло. – Поворот направо! Идём вон к той ладье! – велел он гребцам, указав на ладью Асвера.

– Ещё чего-то затеял, воевода? – спросил варяг настороженно.

– Нагостился я у тебя, Волев. Пора и честь знать. На другом струге кататься стану, – хмыкнул Свенельд, убрав руку с рулевого весла. Любезным жестом он предложил варягу вернуться к кормилу. Волев сделал знак кормчему, и тот занял место у руля.

– Ты, воевода, того… Не серчай на меня… – пробурчал варяг. – Я ж не трус какой… Оторопел малость сперва… Но ты в разум привёл. Может, и дальше на что сгожусь? Я готов. Приказывай.

– Я не серчаю, – отмахнулся Свенельд. Взор воеводы задумчиво и оценивающе блуждал по водам пролива. На Волева он не смотрел. – Такая невидаль приключилась… Не ты один оторопел, вся рать побежала, – воевода качнул головой в сторону устья Боспора. Казавшиеся из-за удалённости щепочками среди волн, ладьи из крайних рядов войска – часть киевского войска, новгородцы, смоляне и дружина Червонной Руси, рассеявшись по проливу, уходили в сторону Греческого моря. Над некоторыми ладьями реяли паруса. – Трусом я тебя не считаю. Но со мной идти не надобно. Теперь твоя забота – Сиби сберечь. За него головой отвечаешь. Понял? – Свенельд удостоил варяга хмурым взглядом, и тот кивнул. – Чаль к берегу. Я нагоню. Сумеешь подойти к наволоку?

– А вот тепереча обижаешь, воевода, – расплылся в ухмылке Волев. – Не первый год, чай, моря борозжу. Ты-то чего замыслил, поведаешь?

– Да есть мысль… – уклончиво ответил Свенельд. Помолчал и, подавив вздох, добавил: – Князю Киевскому подсобить надобно…

Свенельд с Фролафом и изъявивший желание «и дальше поджаривать себе задницу» Эгиль перебрались на ладью к Асверу. Сигфриду воевода наказал остаться с раненым Сибьёрном.

Волев с любопытством наблюдал за ладьями Свенельда. Похоже, что воевода и идущие за ним Кари и руяне направились обратно к занимавшейся огнём ладье Сибьёрна.

– Всем завязать носы и рты влажными тряпицами! Канаты с крюками вымочить в воде! – донеслось до варяга.

Греческие хеландии выстроились неровным клином. Во главе шёл выкрашенный в багровый цвет корабль с бронзовой звериной мордой на носу. Из угрожающе ощеренной пасти торчала длинная огненосная труба. То был один из двух личных императорских дромонов – с прекрасным ходом и ладно подогнанными деталями – не чета прочим спешно чиненным хеландиям. Василевс Роман отдал свой корабль верному и отважному Феофану, возглавившему греческое войско.

Солнечные лучи пробивались сквозь дым и отражались от потоков воды, что вздымала сотня дружно работающих вёсел, напоминавших прозрачно-радужные крылья насекомого. Против четырёхкрылой красной стрекозы василевсова корабля насад князя Киевского смотрелся мошкой.

У рулевого весла на ладье Игоря стоял Любояр, соглядатай князя в Греческом царстве. Он знал берега Боспора не хуже самих греков, и уж точно не хуже Свенельда, и он тоже понимал, куда сейчас надо править. Ладья шла на северо-восток, отклоняясь с пути хеландий. Но и Любояр, и сам Игорь осознавали: им не уйти.

Багровый хеландий шёл за насадом не по прямой, не в струю[4], а чуть под углом. Так хищная птица падает на добычу в полёте. Две сотни шагов, полторы, одна…

– Приготовить луки! – крикнул князь. – Сомкнуть щиты!

– Кириос мефимон! Энтутоника![5]– грянуло в ответ.

Защитная стена шатром раскинулась над головой князя и его воинов за мгновение до того, как на дружину Игоря обрушилась туча стрел, превратив щиты в ежей. Одна из стрел – толстая, будто копьё, пробила щит Игоря, острый наконечник оказался прямо у лица князя, мелко задрожало упругое древко. Игорь глубоко вздохнул, усмиряя бешено бьющее сердце, облизал пересохшие губы.

– Опускай! – велел князь оружнику, и когда гридень отвёл от него щит с криком: – Бей греков! Перун за нас! – князь вскинул лук и выстрелил. Он целился в воина, стоявшего на носу хеландии. Попал ли – неизвестно. Гридень-телохранитель тут же прикрыл Игоря целым щитом.

– Перун за на-ас! – вторили воины князю, и ответный град стрел полетел в сторону греков.

В этот миг багровая хеландия ударила сбоку огнём по ладьям, защищавшим князев насад. Кто-то из воинов успел спрятаться за утыканными копьями и стрелами щитами, кто-то не успел. Разглядывать времени не было. Чёрный дым пополз к княжеской ладье, на время скрыв её от взоров греков.

– На вёсла! Живо! – раздался приказ князя.

Гридни заняли места на скамьях, по двое в ряд. Любояр принялся отсчитывать гребки. Сидевшие против хода ладьи, лицами к греческой угрозе, гридни орудовали вёслами изо всех сил. Страх подгонял гребцов лучше всяких окриков. Пока греки приходили в себя после удара, меняли убитых гребцов, качали мехи, раздувая жаровни при огненосных трубах, было немного времени, чтобы увеличить отрыв. Совсем немного.

А беда росла и ширилась. Ветер со стороны Царьграда крепчал, наполняя два больших паруса с крестами. И значит, василевсов струг ускорит движение к цели, а огненные струи полетят ещё дальше.

– Парус! Распустить парус! – крикнул Игорь, почувствовав, как ветер коснулся его разгорячённого лица.

Гридни подбежали к мачте. Едва они успели развернуть полотнище, как их накрыл новый шквал стрел. Двое бойцов, тянувших снасти[6]к бортам, упали. Стрелы выкосили и гребцов. Ход ладьи замедлился.

Сам князь вместе с личным оружником подхватили верёвки. Багровый хеландий меж тем неумолимо настигал ладью князя. Игорь потянул снасть к скобе на носу. Стрела свистнула над ухом и впилась в руку под локтём, умудрившись попасть точно между кольчужным рукавом и наручем. Игорь всплеснул рукой, едва не выпустив верёвку. Рыча от боли и злости и чувствуя, как кровь заструилась под рубахой, он всё же сумел привязать парус. К князю подбежал испуганный телохранитель.

– Какого лешего?! – прикрикнул Игорь.

–Так ведь стрела, княже. Извлечь надобно, перевязать. Щитом тебя прикрыть… – пробормотал гридень.

– Парус вяжи! – рявкнул князь.

Оружник ушёл, а Игорь вдруг почувствовал, как то ли от ранения, то ли от жары, перед глазами у него поплыло, голова закружилась. Князь привалился к борту и поднял лицо в небо.

– Перун! – заорал он со злой мольбой. – Перу-ун!

Будто повинуясь его крику, хеландий замедлил ход. Оставив правую палубу, обращённую к насаду, греки кинулись смотреть на что-то происходившее по другую сторону. Прогудел рог, греческие гребцы заработали вёслами в обратную. Хеландий медленно, с натугой подался назад.

С насада не было видно, как с левой подветренной стороны к кораблю Феофана зашли несколько юрких и быстрых росских моноксилов – так греки называли русские ладьи. Зацепив крюками с боков ещё один моноксил – его нос был охвачен огнём – они тащили его на буксире, а сзади толкали ручными железными таранами и шестами. Подойдя к хеландию достаточно близко, росские воины отпустили канаты. Ударить огнём в неприятеля против ветра греки не решились, росы налегли на вёсла и шустро отошли назад. А горящая лодка продолжила движение, она шла прямиком в борт императорского корабля.

Прозвучал сигнал – дать задний ход. Греки успевали убраться с пути огненного тарана. Но с каждым гребком хеландий всё дальше отдалялся от желанной цели. А дым от горящей лодки грозился скрыть из поля зрения главный росский моноксил, гребцы на котором в этот миг пытались поднять парус.

С боковой галереи Феофан наблюдал за трепыханьями росского архонта и его людей. Нет, ему не уйти! Предводитель варваров всё равно будет настигнут и сожжён. Не сейчас, так позже. Прочие хеландии были на подходе. И всё же следовало нанести удар немедленно, поразить моноксил именно со своего корабля. Феофан ведь почти настиг варвара, почти уничтожил его.

– Ловите порыв ветра и тотчас бейте по росскому нехристю! – приказал предводитель греческого войска сифонаторам. – Попадёте – самолично жалую каждому золотой.

Воодушевлённые столь щедрым посулом сифонаторы с удвоенным усердием заработали мехами и рукоятью сифона. Стрелок пробормотал молитву, навёл огненосную трубку на князя, прицелился. Огонь вырвался наружу. Алая струя, оставляя дымный след, легла точно по ветру и понеслась над морем в росский моноксил. Прошла по дуге, скользнула вдоль корабельного бока и, будто оттолкнувшись от моря, взметнулась, обдав снопом искр стоявшего на носу человека. Сверкающий позолотой шлем и накинутый поверх доспехов красный плащ не оставляли сомнений в том, человек, попавший в огненный фонтан, был росским архонтом.

– Разумейте язычники и покоряйтесь! – с торжеством воскликнул Феофан. – Бог с нами и сим победим!

Огненная струя вылетела так стремительно и неожиданно, что из немногочисленной уцелевшей ватаги насада никто не успел ничего толком сообразить. Гребцы пригнулись, закрывшись руками. Оружник Игоря и гридень, вязавшие снасти, скорчились у бортов. Один лишь Любояр, напрягшись в невероятном усилии, налёг на кормило, дабы отклонить ладью от пути смертоносного огня. И это ему почти удалось.

Пламя едва лизнуло внешний борт, но тотчас взметнулось, будто сама вода была ему горючей смесью, дыхнуло князю, вскинувшему в защитном жесте руки, в лицо жаром, опалило бороду. Зачадило Игорю в глаза, заплясало на кольчуге и плаще. Князь сорвал плащ. Обжёгши ладонь, вскрикнул. Схватился за ремешок шлема, но не успел расстегнуть, запутался неловкими пальцами – раненная стрелой и обожжённая руки не слушались его. Зажмурившись, Игорь зарычал от пронзительной боли. Огненное железо прожгло поддоспешник, калёным жегалом[7]прижалось к коже, норовя прожечь до самых внутренностей…

Любояр и оружник ринулись к князю. Руки соратников расстегнули и отшвырнули шлем. Обжигаясь, стянули с князя наручи, выдернули стрелу, взялись за край кольчуги.

– Не-ет! Не лей, дурень! – крикнул Любояр, но было поздно – один из гридней плеснул в князя водой, набранной в шлем. Пламя на кольчуге вспыхнуло с новой силой. Игорь заорал, метнулся вперёд обезумевшим от боли зверем, поскользнулся, попал ногой под лавку. В голени под коленом хрустнуло.

– Дурень! Водой не потушить! – Было последним, что услышал князь. С размаху упав на дно и ударившись головой, он лишился сознания.

Будто в насмешку парус расправился сразу после огненного выстрела греков. Ветер наполнил его, и потащил княжеский корабль на северо-восток, но огонь, задевший нос, разгорался, чёрный дым пополз по ладье. Ещё немного и пламя доберётся до мачты, а волны перехлестнут через повреждённый борт…

Однако Перун услышал мольбу сына Рюрика… К насаду прорвались ладьи Ивора и Беруна. Ладья Ивора прикрыла князя со стороны хеландий. Гридни с ладьи Беруна зацепили крючьями насад, притянули его борт к своему борту, переместили князя и прочих раненых. Любояр, оружник и несколько уцелевших гребцов перебрались следом. Но благодарить богов за спасение было рано. Хеландии не собирались отпускать добычу. Погоня продолжалась. Похоже, сами боги – языческий и христианский – вступили в схватку. На помощь князевым ближникам пришли две ладьи с конскими мордами на носах. Приверженцы Свентовита, которого славяне Киева числили Сварогом и считали отцом Перуна. Бог-покровитель не на шутку боролся за жизнь своего далёкого земного потомка. А может быть, это христианский Бог проявил милосердие, которым так славился. Решил, что на сегодня довольно было испытаний язычнику, и послал ему спасение.

Грозные мореходы с Варяжского моря не убрали мачт перед боем. И теперь на них были развернуты паруса. Руяне взяли ладьи Ивора и Беруна на буксир. Гридни дружно налегли на вёсла. Берунов струг протащили вперёд. Ивор и вторая руянская ладья встали так, чтобы прикрыть его с правого бока. Один за другим они посылали потоки стрел в сторону греков и одновременно ускользали от погони. Хеландии приводились в движение множеством гребцов и большими парусами, но русские ладьи были легче, и потому под парусами не уступали в скорости. Они сумели добраться туда, где преследовать их значило отклониться с намеченного пути и рассеять силы. Хеландии прекратили погоню и вернулись в срединное русло пролива. Ладьи, сберегающие жизнь князя Киевского, ушли на восток.

Игорь очнулся. Мысли то ли птицами, то ли стрекозами метались в мозгу. Отчего-то представлялось, что они непременно красные… Игорь удивился – разве могут быть мысли цветными и уж тем более похожими на живых тварей? В Яви – так точно нет. Наверное, он спит или, может… пребывает в мире ином? А ещё мысли или, вернее, видения были горячими. Да не просто горячими – огненными. Они жгли его лицо, ладони, плечо, грудь. Так жгли, что князь застонал и пришёл в себя окончательно. О, боги! Никакие это были не мысли и не видения! Жестокая боль терзала тело. Поверхность, на которой он лежал, качалась. Он всё ещё был жив и всё ещё находился на корабле. С усилием князь разлепил веки, сосредоточил, насколько смог, взгляд и увидел каких-то мужей, склонившихся над ним. Лохматых, потных, перепачканных в копоти. Игорь узнал их. Любояр и оружник. И тут князь вспомнил всё и вновь застонал. Теперь от отчаянья. Лучше б он умер…

– Испей, княже. То зелье, утоляющее боль. Руянское. От самих Святовидовых жрецов… – произнёс Любояр и приподнял князю голову, а оружник приложил к его губам корчагу. Сосуд коснулся ожогов на подбородке. Игорь опять застонал и всё же заставил себя расслабить челюсти и позволил влить в рот жидкость.

– Где мы? – прохрипел князь.

– На ладье Беруна. Идём к вифинскому[8]берегу Суда. От погони оторвались, – ответил Любояр.

– Что с войском?

– Новгородцы, смоляне, часть наших киевских и плеснеские и стольские дружины ушли из Суда в море, – доложил Любояр.

– Сейчас они верно на Сгоре[9], с нашей стороны Суда. Берег там удобный. Есть, где пристать. – Игорь услышал новый голос. Глубокий, спокойный, хорошо знакомый князю. – Морское течение несёт прямиком туда, и ветер подул в ту сторону. А многие подняли паруса. – Человек склонился над Игорем. Голубые глаза из-под густых низко посаженных бровей внимательно воззрели на князя.

– Свенд? Ты?

– Я, князь.

– И огонь тебя не берёт… – пробормотал Игорь, то ли подосадовав, то ли попытавшись пошутить. Спроси его кто о том – он и сам не ответил бы.

– За мной не посылали в погоню лучший корабль с огнём о четырёх сторонах… – бесстрастно отмолвил Свенельд.

– Твоя правда… Что ещё тебе известно, воевода?

– Мои люди, плесковичи и касоги отошли на восток. Я покуда не был там. Оттого не знаю, ждал их кто на берегу или нет… Часть сурожан прорвалась за Иерион.

– Ты видел ладью… сына? – спросил князь, и его хриплый голос сорвался на шёпот.

– Я видел, что ладью княжича взяли в тягло[10]сурожане и потащили за Иерион. Думаю, он спасся.

– А мои братья? Что с ними?

– Не знаю, княже… – после кратких раздумий сказал Свенельд. И эта его запинка была красноречивей слов.

– Понятно… – помолчав, вымолвил князь. – Я и сам видел, как они горели…

– Там имеется одно местечко, – вмешался Любояр. – Небольшой наволок на берегу против Иериона. Боги дадут – они сумеют найти его и спасутся.

– Боги дадут… – выдохнул Игорь.

– Попей ещё, княже, – ласковым голосом предложил Любояр и строго поглядел на оружника. Тот поспешно склонился и поднёс корчагу к губам князя.

– Ты-то как здесь, Свенд? – спросил Игорь, отпив из корчаги. – Отчего не со своими людьми к берегу правишь?

Свенельд посмотрел на князя и ничего не сказал. Этим вопросом Игорь явил ему всё своё отношение. Князь и сам мог бы понять, что воевода пришёл на помощь, да, похоже, мысли не допускал о том. Повышать себе цену в княжеских глазах Свенельд не собирался.

– Воевода вернулся подсобить ладожанам и нам, – ответил вместо Свенельда Любояр, угадав затруднение воеводы. – Его люди направили горящую ладью в василевсов корабль и отогнали его от нас. А союзные с ним руяне подошли с другой стороны. Они подняли парус и взяли нас в тягло.

– Выходит, ты спас меня, Свенд… – прошелестели потрескавшиеся князевы уста.

– Не я один… – Свенельд про себя усмехнулся: надо же – успокаивает князя, уверяя, что тот не так уж ему и обязан. – Вместе с руянами и твоими людьми, Беруном и Ивором.

– Ивора тоже ранили, – добавил Любояр. – Но не тревожься, не смертельно…

– Благодарствую, воевода, – еле слышно сказал Игорь и закрыл воспалённые глаза. Под воздействием настоя князь уснул или снова провалился в благословенное забытьё. А может, выяснив всё важное, просто не захотел больше видеть жалостливые взгляды окружавших его людей.

[1] Сын конунга.

[2] Юга

[3] Юго-запада

[4] В кильватере, следом.

[5] С нами бог и сим побеждаем!

[6] Верёвка для постановки и уборки паруса.

[7] Инструмент, которым ставят клейма.

[8] Азиатская сторона Босфора.

[9] Местность, упоминаемая в византийских хрониках, рассказывающих о войне 941г. Находилась вероятно на черноморском побережье современной Турции у выхода из Босфора, на азиатской (восточной относительно пролива) стороне. В этом месте в Чёрное море впадает река Рива.

[10] На буксир.

Глава 3 В монастыре

Восточное побережье Боспора, бухта между поселениями Иерион и Мокадион

Пчёла привёл дружины Свенельда, плесковичей Войгаста, касогов Гумзага и уцелевших наёмников червонных князей в маленькую бухту, лежащую между скал. Позже туда же причалил струг Волева с Сибьёрном, а потом ладьи с князем Киевским и Свенельдом.

Выслушав донесение о том, что было обнаружено в округе – более всего Свенельда волновали вражеские засады, и их к счастью обнаружено не было – воевода задумался о том, что делать дальше. Надо было посылать людей на побережье Греческого моря – разыскивать остальное войско – и на юг, в сторону Царьграда. Ведь где-то там находились сурожане. Свенельд размышлял, как отправить разведчиков – по морю или по суше.

Чёрный дым, поднимавшийся над Судом-Боспором, был хорошо виден с места их стоянки. Там всё ещё догорали попавшие под огненный шквал русские ладьи. Этот огненно-дымный заслон хеландии не станут преодолевать. Пройдёт время – обломки потонут или догорят или будут унесены течением в сторону Царьграда. И тогда греки, изгнав ладейную рать, вернутся.

Свенельд был уверен – греки займут прежнее местоположение – сужение пролива подле Иериона. Он при наличии малого числа кораблей так бы и поступил. Встал бы там, чтобы не впускать врага. Если и пытаться пройти узкое место – то делать это надо прямо сейчас. Да, огонь ещё пылал в проливе, а черный дым разъедал глаза, носы, глотки. Но двигаясь цепочкой вдоль берега, они бы сумели миновать опасные места. Плоскодонные ладьи в отличие от имевших глубокую осадку хеландий были способны идти по мелководью.

Этот замысел так и свербел в голове Свенельда. Он раздумывал над ним за миской ухи, сваренной гриднями из свежевыловленной рыбы, и ломтём хлеба, найденного в доме кого-то из местных.

Краюху принёс ему сынок Истра. Черноглазый мальчуган сидел поодаль, прямо на песке. Он вообще был удивительно молчалив и исполнен готовности услужить, чем напоминал Свенельду самого себя в его возрасте. Во время боя Дохша был на крайней из ладей Свенельдовой дружины. На берегу он почти не отходил от воеводы, хотя Свенельд и позволил ему быть рядом отцом.

Недалеко от наволока располагалась рыбацкая деревушка. Сейчас она обезлюдела. Жители, увидев приближение непрошенных гостей, поспешили скрыться. В скромных лачугах рыбаков удалось разжиться полезными вещами. Кто-то из гридней бросил клич – идти искать более богатую добычу, но Свенельд запретил покидать берег. Слишком зыбким было их нынешнее положение, слишком многое требовалось сперва обдумать.

Он бы дерзнул, непременно дерзнул пробраться за Иерион… Сам бы пошёл, не будь он в ответе за целое войско. Немного тревожило осознание того, что когда греки встанут дозором у Иериона, они не только не позволят зайти за заветную черту, открывавшую путь к Царьграду, но и сделают всё, чтобы не выпустить обратно тех, кто уже сумел её пересечь. С другой стороны, сурожанам всё равно придётся как-то возвращаться. Знать бы, скольким из них удалось уцелеть? Он, конечно, разыщет их и выяснит, но драгоценное время будет упущено.

И ведь имелся князь Киевский – настоящий, а не временный глава войска. Такие решения не пристало принимать без него. Вот только способен ли князь, мучимый болью и хворью, принимать решения?

Будто спеша ответить на этот его вопрос, к Свенельду подошёл Любояр. Всё время после схода на берег Любояр находился при князе. Игоря положили в одной из опустевших хижин. Все смыслящие в лечбе гридни собрались подле него. Там же – в других рыбацких лачугах разместили и прочих раненых – Сибьёрна и ладожан, Ивора и киевских гридней, воинов из наёмного войска червонных князей.

– Надобно поговорить, воевода. – Любояр остановился подле сидевшего на днище перевёрнутой греческой лодки Свенельда.

– Присаживайся, Любояр. Уху будешь? – предложил Свенельд, краем глаза заметив, как с готовностью вскинулся Дохша.

– Благодарствую, воевода. Поснедал уже, – Любояр опустился рядом. – Князя силились накормить… – добавил он со вздохом.

– Не ест?

– Нет, – ответил Любояр, вновь вздохнув. – Не принимает нутро пищи. Князь плох. Кроме ранения в руку и сотрясения головы, у него, похоже, сломана нога… И у него обожжена половина груди, плечо, лицо, ладони. Его терзает огневица. Ни масло из олив, ни греческая сметана из домов здешних смердов ему не помогут. Князю требуется иная лечба… – Князев соглядатай искоса посмотрел на воеводу.

Свенельд отправил полную ложку ухи в рот, закусил хлебом и, неспешно прожевав, спросил:

– От меня ты чего хочешь?

– Нужен местный лекарь с местными снадобьями. Греки умеют лечить.

– Где ж такового взять? – Свенельд вопросительно приподнял бровь.

– Неподалёку есть храм. Монастырь – так называют греки обиталище своих жрецов…

– Я знаю, что такое монастырь, – нетерпеливо перебил Свенельд. – Ты, верно, говоришь про тот, который на скале над берегом, к северу от нас?

– Да. Монастырь святого Михаила. До него одна-две версты. Я слыхал, что тамошние монахи – умелые лекари. Этот святой Михаил и сам великий целитель, бывало, снисходивший к смертным. Надобно отвезти князя туда.

– Ты веришь, что Христов святой исцелит язычника, пришедшего разорять землю христиан? – усмехнулся Свенельд. – Скорей уж покарает…

– Хотел бы покарать – уже покарал бы… – невозмутимо ответил Любояр.

– Не крестился ли ты часом у греков, боярин? – Свенельд с любопытством посмотрел на князева соглядатая.

– Я не принимал обряда, но в церквах много раз бывал и даже две молитвы выучил. О чудесах Христовых святых я наслышан, но сейчас речь не о них. Князю и без пособия будет легче бороться с хворью в чистоте и прохладе каменных стен монастыря…

– Прочим раненым тоже бы не помешали лекари и чистые палаты[1], – проворчал Свенельд, подумав о Сибьёрне. – Но если мы перевезём князя туда, то будем привязаны к этому месту, покуда… покуда князю не станет лучше. А мы на вражьей земле и знать не знаем, как быстро занадобится сняться с якорей.

– Я не ведаю, сколь нужно времени, чтобы князю хоть малость полегчало. Но если мы не отвезём его, он… – Любояр запнулся. – Он может умереть. Помоги, воевода, и мы, князевы ближники, порадеем о тебе перед князем, донесём о твоей доблести и верности.

– Тебе-то это зачем, Любояр? Радеть обо мне?

– Моя служба здесь, в греческой земле, добиваться выгод для Киевской державы. А лучшего воеводы, чем ты, войску не пожелать… Ты, понятно, и сам можешь забрать людей под руку, но с князевой волей – это будет верней… – Любояр повернул голову и пристально посмотрел на Свенельда. – Для того ли ты, воевода, спасал князя прежде, чтобы позволить ему умереть теперь?

Свенельд устремил взгляд вдаль. Размеренно шумели волны, по берегу стелился дым – не тот несущий смерть смрад, наполнявший воздух в проливе, а другой – мирный, вкусно пахнущий жаренной на костре рыбой. Гридни возбуждённо гомонили, вспоминая пережитые страхи. Только что они были на волосок от смерти. Чувствовали её огненное дыхание у себя за спиной. Но они ускользнули от неё, уцелели, спаслись. Они оказались удачливыми. Потому что удачливым и отважным был их вождь.