Крылья над Кальдорой

Эмблема на дверях машины бросается в глаза даже на расстоянии: чёрный щит с серебряной вертикальной полосой, на котором изображён орёл с раскинутыми крыльями, охватывающий меч. Внизу, на ленте, латинская надпись: «Ordo Supra Omnia» – «Порядок превыше всего».

Дверь машины открывается, и первым выходит он – командир Адриан Эрлинг.

Он двигается с уверенностью человека, привыкшего к власти. Каждый его шаг размерен, чёток, будто вымерен по линеечке. Его чёрная форма безупречно сидит, подчёркивая его осанку и широкие плечи. На груди эмблема Чёрных Стражей, её серебро блестит в слабом свете утра.

Светлые волосы подчёркивают его строгие черты лица. Стальной взгляд направлен прямо перед собой. Он идёт, не замечая нас, словно мы часть этих обгоревших развалин.

Позади него идут ещё трое Чёрных Стражей. Они выглядят так же безупречно, как и он, но их шаги тише, сдержаннее.

Эрлинг останавливается перед завалами, оглядывает разрушения. Его лицо остаётся безучастным, но в этом молчании есть что-то страшное.

Мои руки дрожат, но я стараюсь не смотреть в его сторону. Стараюсь стать незаметной. Но глаза всё равно сами собой находят его фигуру. Я смотрю, как он идёт, как будто вес мира лежит у его ног. Он – воплощение Империи: холодный, сильный, равнодушный.

Когда смена подходит к концу, я чувствую себя с разбитой. Руки немеют, кожа на ладонях стёрта до крови. Ноги подгибаются, колени дрожат, а спина горит такой болью, будто позвоночник вот-вот сломается. Всё тело – сплошной комок боли, и я еле держусь на ногах.

Но я не могу остановиться. Продолжаю работать, таская обломки, разбирая почерневшие балки. Каждый вдох даётся с трудом – запах гари и пепла всё ещё висит в воздухе, удушающий, словно этот завод сам отравляет нас.

Всё происходит как в тумане. Разгребаю завалы молча, стараясь стать невидимой.

Никто не говорит. Ни охранники, ни дартлогийцы. Единственные звуки – скрип металла, когда мы переносим обломки.

Но в какой-то момент я чувствую, как на мне задерживается чей-то взгляд.

Поднимаю голову и замираю.

Командир Эрлинг.

Он стоит на небольшом возвышении, сложив руки за спиной. Его фигура неподвижна, как статуя, но глаза – холодные и острые, как клинки, – смотрят прямо на меня.

Я не понимаю, почему. Сердце пропускает удар.

Он молчит. Лицо остаётся бесстрастным, но в этом взгляде чувствуется что-то тяжёлое, подавляющее. Словно он видит меня насквозь. Словно знает что-то, чего не знаю я сама.

Опускаю глаза. Дыхание становится прерывистым, и я продолжаю работать, стараясь, чтобы мои руки двигались быстрее.

Но я чувствую, что он ещё смотрит.

Когда охранник кричит, что рабочий день окончен, я едва сдерживаюсь, чтобы не упасть. Люди вокруг опускают обломки, их лица серые, выжатые, словно из них выдавили последние капли жизни.

Выхожу за ворота завода вместе с другими дартлогийцами. Воздух снаружи не лучше – холодный, пропитанный запахом пепла, сырости и горя.

Но я не могу остановиться. Время.

Бегу через узкие улочки гетто, чувствуя, как сердце бешено стучит в груди. Камни под ногами скользкие, воздух холодный, но липкий пот всё равно стекает по шее.

Переулок Нордена. Это место ближе к северной части гетто. Здесь редко горят фонари, тени тянутся по стенам, делая улицы похожими на лабиринт.

Оборачиваюсь через плечо. Чёрные Стражи всё ещё ищут виновного, их машины видели в гетто весь день. Улицы кажутся ещё более пустыми и опасными.

Когда добираюсь до нужного места, всё вокруг уже утопает в ночной тьме. Здания высятся над головой, как чёрные зубцы, их окна разбиты или плотно заколочены.

Под одной из тёмных стен вижу фигуру. Высокая, напряжённая, как натянутая струна.

Локан.

Его серые глаза вспыхивают в тусклом свете фонаря. Он слегка кивает, увидев меня.

– Ты опоздала, – говорит мужчина тихо, но в его голосе нет упрёка. Только напряжение.

Останавливаюсь, переводя дыхание. Тело всё ещё болит, но я заставляю себя выпрямиться.

– Зато пришла, – огрызаюсь я.

Локан смотрит внимательно, его взгляд прожигает, но в нём нет осуждения. Только сосредоточенность и какая-то едва заметная тень облегчения.

– Рад, что ты выжила, – говорит он тихо, склонив голову чуть ближе. Его голос мягкий, но я чувствую напряжение в каждом слове. – После встречи с Чёрными Стражами это редкость.

Сглатываю, не находя, что ответить. Воспоминания о допросе всё ещё горят в голове, как огонь, но я заставляю себя не показывать слабость.

– Ты прошла тяжёлое испытание, – продолжает он. В уголках его губ мелькает слабая улыбка. – Добро пожаловать в подполье.

Едва заметно киваю. Сердце бьётся чаще, но не от радости. Осматриваюсь по сторонам, проверяя, не следит ли за нами кто-то из Инквизитов или Стражей.

– Это вы взорвали завод? – шепчу я, едва слышно, чтобы никто не мог уловить мои слова.

Локан смотрит на меня долго, прежде чем кивнуть.

– Да.

– Почему вы не предупредили меня? – голос звучит резче, чем я планировала. – Я могла погибнуть!

Локан остаётся спокойным. Его взгляд становится только холоднее.

– Каждый в ячейке знает только то, что должен знать, – говорит он жёстко.

Хмурюсь, пальцы сжимаются в кулаки. Такое объяснение меня не устраивает, но я понимаю: в его логике есть правда.

– У меня для тебя первое задание, – говорит он, делая шаг ближе. Его голос становится ещё тише.

Прежде чем я успеваю ответить, Локан резко притягивает меня к себе. Едва не вскрикиваю, но он кладёт ладонь мне на затылок, заставляя прижаться лицом к его плечу.

– Обними меня, – шепчет мужчина, его губы почти касаются моего уха. – Если кто-то нас заметит, пусть думают, что это пара дартлогийцев в переулке. Это никого не удивит. Разговор – другое дело.

Напряжённо киваю, стараясь не показать, как странно мне быть так близко к нему. Обнимаю повстанца, чувствуя, как его пальцы на мгновение касаются моей спины.

– Твоё первое задание, – продолжает Локан, не размыкая объятий. – Ты должна найти человека для нашей ячейки. Надёжного. Кого-то, кто не сдаст нас, даже если его будут убивать Чёрные Стражи. У тебя есть неделя.

Напрягаюсь, но киваю. Это задание кажется мне слишком простым.

– Только неделя? – спрашиваю тихо.

– Этого достаточно, – отвечает он. – И не забывай: среди нас есть те, кто готов служить Империи, лишь бы не быть убитым.

Сердце сжимается от злости, но я не говорю ничего.

– И это всё?

– Всё начинается с малого, Эл, – добавляет он.

Локан чуть отклоняется. Его лицо так близко, что я могу почувствовать тепло его дыхания.

– А теперь ударь меня, – шепчет он.

Моргаю.

– Что?

– Ударь. И не жалей силы.

Медлю, но потом делаю так, как он говорит. Ладонь с хлёстким звуком прилетает ему по щеке. Локан отскакивает, бросая на меня короткий взгляд, прежде чем резко разворачивается и исчезает в темноте переулка.

Поворачиваюсь, чтобы уйти, но замираю. На входе в переулок стоят трое Инквизитов. Их тёмно-синие формы выделяются в слабом свете фонаря. Они смотрят на меня с нескрываемым отвращением, словно я хуже грязи под их сапогами.

– Фу, грязные отродья, – бросает один из них, молодой, с резкими чертами лица. Его голос сочится презрением.

Другой подзывает меня к себе жестом, не оставляющим выбора.

– Подойди сюда, – командует он.

Медленно иду вперёд, стараясь не показывать страха. Сердце бешено колотится, но я держу лицо, словно ничего не происходит.

– Что делала в переулке? – спрашивает один из них. Его глаза изучают меня, как хищник изучает добычу.

– Ничего, – отвечаю быстро.

– Ничего? – он ухмыляется, обнажая зубы. – Ты выглядишь как дешевая шлюха. Ты из этих, да?

Чувствую, как внутри всё сжимается от унижения, но молчу.

– Имя? – резко спрашивает он.

– Элин Нордергард, – отвечаю я.

– Магия?

– Пустышка, – шепчу я.

– Место работы?

– Завод номер шесть… – говорю чувствуя, как голос дрожит.

Он смотрит на меня ещё секунду, прежде чем отмахнуться.

– Пошла отсюда, – бросает он, будто прогоняет собаку.

Медленно ухожу, чувствуя, как унижение и злость накатывают волной. Как только их фигуры исчезают из виду, начинаю бежать, игнорируя боль в ногах.

Добегаю до своей комнаты, почти падая от усталости, ноги горят от боли. Сердце бешено колотится, холодный воздух режет лёгкие. Когда открываю дверь на третий этаж и захожу в комнату номер 12, пальцы дрожат, и я не сразу замечаю, что внутри кто-то есть.

– Элин? – голос Кайры раздаётся из тени.

Она сидит на старом стуле, руки сложены на коленях, а лицо покрыто напряжёнными складками. Свет от тусклой свечи выхватывает её черты, и я вижу, как сильно она переживает.

– Элин, это правда? – её голос напряжённый, но тихий.

Снимаю куртку и поворачиваюсь к ней.

– О чём ты?

– Тебя допрашивали Чёрные Стражи, – произносит она, её глаза полны беспокойства.

От этих слов меня пронзает неприятное чувство. Киваю, стараясь выглядеть спокойной.

– Да, это правда, – говорю, садясь на кровать.

– Боже… Элин… – её голос срывается. Она подходит ко мне ближе, и я чувствую слабый запах зелёной мази, которую она использует для лечения ран. – Это они избили тебя так? Но почему? Что случилось?

Я вздыхаю, опуская голову.

– Диверсия, – отвечаю коротко.

– Это из-за завода? – её голос становится громче, и я жестом прошу её говорить тише.

– Да. Кто-то взорвал третий этаж. Они ищут виновного, – поясняю я.

Кайра проводит рукой по лицу, пальцы дрожат.

– Я слышала о взрыве, но думала, что они просто накажут кого-то из нас, как всегда… Но допрос Чёрных Стражей? Это…

Подруга замолкает, глаза наполняются страхом.

– Я жива, Кайра, – говорю я, глядя ей прямо в глаза.

Она опускается на кровать рядом со мной. Её плечи ссутулятся, словно груз всего мира упал на неё.

– Ты сильная, Элин, – шепчет она, её голос ломается. – Я бы не выдержала.

Хмурюсь. Её слова обжигают изнутри. Кайра видит меня сильной, а я знаю, что это ложь.

– Я не сильная, – шепчу, но голос дрожит. Я пытаюсь замолчать, но внутри что-то ломается.

Слёзы начинают катиться по щекам, сами по себе, как будто разум больше не может удерживать всё то, что накопилось. Всё то унижение, боль, страх и отчаяние, которые я держала в себе с самого детства.

Сжимаю лицо руками, пытаясь скрыть своё плачевное состояние, но это бесполезно. Слёзы льются, тихие, горячие, они обжигают кожу, смешиваясь с грязью.

– Элин… – тихо произносит Кайра.

Она осторожно подходит ко мне и опускается на кровать рядом. Её руки обнимают меня, тёплые и крепкие. Я чувствую её прикосновение, но не могу остановиться. Плечи сотрясаются, а рыдания рвутся наружу.

Мы сидим так, прижавшись друг к другу. Никто из нас не говорит ни слова.

Кайра тоже начинает плакать. Я чувствую, как её слёзы стекают на моё плечо, горячие, как и мои. Мы плачем вместе, не сдерживая себя, потому что больше нет сил бороться с этим ужасом, который вокруг нас.

Тишина в комнате заполняется нашим тихим плачем. Две женщины, две дартлогийки, сломанные Империей, но ещё живые.

– Элин, – вдруг произносит она, нарушая тишину. – Мне нужно тебе кое-что сказать.

Её голос звучит приглушённо, и я сразу понимаю, что это что-то серьёзное.

– Что случилось? – спрашиваю, глядя на её побледневшее лицо.

Она опускает взгляд на свои руки, а потом отвечает:

– Меня отправляют на стерилизацию.

Слова падают, как камни. Я не сразу понимаю их, но когда смысл доходит, в груди начинает разгораться ярость.

– Что?! – восклицаю, но она быстро тянет меня за руку, заставляя говорить тише.

– Пожалуйста, не кричи, – шепчет она.

– Почему?! Почему они это делают? – шепчу я, но голос всё равно звучит резко.

– Один врач… Он хочет, чтобы я стала его… любовницей, – её голос дрожит, почти ломается.

Я чувствую, как внутри начинает разгораться ярость. Крепче сжимаю руки, ногти впиваются в ладони так сильно, что кажется, кожа вот-вот порвётся.

– И он решил, что для этого нужно лишить тебя… – я не могу договорить. Слова застревают в горле, слишком много гнева и отвращения, чтобы продолжить.

Кайра кивает, её глаза наполняются слезами.

– Имперцам запрещено иметь детей от дартлогийцев, – тихо говорит она. – Ты же знаешь, как они к нам относятся. Мы для них…

– Животные, – заканчиваю я за неё, ощущая, как кровь пульсирует в висках, а в груди нарастает стук.

Животные. Именно так они нас видят.

Империя поработила нас много лет назад, но не приняла в свой мир. Мы не стали частью Эры, мы остались дикарями, низшими, грязными в их глазах. Они отняли у нас всё – наш язык, нашу культуру, нашу землю, – но даже это их не удовлетворило.

Для них мы просто рабочая сила. Мы ломаем свои тела на их заводах, пашем их землю, строим их города. Мы едим крохи, которые они кидают нам со своих столов, и носим нашивки, как клеймо, чтобы никто не забыл, кто мы такие.

– Мы для них не люди, Кайра, – шепчу я, и эти слова звучат как яд.

– Мы никогда ими не станем, – соглашается она, её голос тихий, но полон горечи.

Имперцам запрещено жениться на дартлогийках. Это закон. Даже если кто-то из них посмеет полюбить нас, их связь будет считаться преступлением. Детей от таких союзов уничтожат, а самих родителей ждёт публичное осуждение и смерть.

Империя не терпит «грязной крови».

– Но есть те, кто покупает нас, – продолжает Кайра, её голос становится ещё тише. – Мы для них не жёны и даже не любовницы. Мы – игрушки, вещи, которые можно сломать и выбросить.

Сжимаю кулаки так сильно, что костяшки белеют.

– Это унизительно, – шепчу я, чувствуя, как злость перекрывает дыхание. – Они стерилизуют нас, как животных, чтобы… чтобы…

Слова застревают в горле.

– Чтобы не допустить, чтобы кто-то из нас оставил от имперцев потомство, – заканчивает Кайра. Её лицо кажется опустошённым.

Знаю, что она права. Это не просто унижение – это стратегия Империи. Стереть нас с лица земли. Навсегда.

Некоторые дартлогийцы пытаются выжить иначе. Они предают свой народ, идут на службу Империи, становятся её руками. За это Империя даёт им «белый лист» – пропуск в её общество. Таких людей мало, единицы. Но даже они не получают полной свободы.

– Белый лист ничего не значит, – говорю я, почти сквозь зубы. – Даже те, кто его получает, носят нашивки. Даже они – «другие».

Кайра кивает. Её взгляд устремлён куда-то вдаль, словно она видит всё это перед собой.

– И даже если они живут среди Империи, – добавляет она, – их дети всё равно никогда не станут имперцами.

– Они хотят, чтобы нас больше не было, – говорю я, глядя ей прямо в глаза.

Кайра опускает голову, её плечи начинают дрожать.

– Это не важно, – шепчет она, и её слова звучат так, будто она говорит это не мне, а пытается убедить саму себя. – Всё равно я не хочу детей, Элин. Какой смысл? Приводить их в этот мир, где их ждёт только боль? Это неправильно.

Сжимаю зубы, стараясь не кричать.

– Кайра…

Она горько улыбается, но в её улыбке нет ни капли радости.

– Не хочу приводить их в этот мир. В мир, где их ждут только боль, унижение и вечная борьба. Это неправильно.

Я не знаю, что сказать. Её слова режут изнутри, но я понимаю, что она права.

Обнимаю её, чувствуя, как тело сотрясается от рыданий.

– Кайра, мы найдём выход, – шепчу я, хотя сама не знаю, верю ли этим словам. – Мы сделаем что-то, чтобы это прекратить.

Обнимаю её, чувствуя, как её тело сотрясается от рыданий. Она тихо всхлипывает, пытаясь унять боль, которая рвётся наружу. Но внутри меня всё по-другому.

Я не могу больше плакать. Во мне больше нет места для слёз.

Смотрю через грязное окно на соседнее здание. Его облупившиеся стены и разбитые стекла кажутся отражением всего, что нас окружает. Грязь. Разруха. Безысходность.

Пальцы непроизвольно сжимаются.

Слова Эрлинга снова звучат в моей голове, резкими и колючими, как стекло: «Ты ничтожество».

Он видел меня такой – жалкой, слабой, бессильной. И он был прав. До сих пор.

Но теперь я знаю, что моё терпение подошло к концу. Я больше не могу сидеть сложа руки, больше не могу просто выживать.

Смотрю на ночное небо, тёмное и непроглядное, и чувствую, как внутри разгорается холодный огонь. Не просто злость. Решимость.

Империя считает, что мы сломлены, что нас можно стереть, забыть, уничтожить. Но я покажу им, как сильно они ошибаются.

– Кайра, мы найдём выход, – шепчу я, но теперь мои слова звучат твёрдо.

Она всхлипывает в ответ, а я тихо кладу руку ей на плечо. Но в этот момент я принимаю решение.

Я стану самым опасным диверсантом, которого знала Империя.

Я научусь бороться.

Я буду разрушать их планы, уничтожать их структуры, подрывать их уверенность.

Я заставлю их бояться нас, бояться меня.

И когда придёт время, я просто исчезну. Умру. Но это будет моя победа, а не их. Больше никакого страха. Больше никакого унижения. Я заставлю их заплатить за каждую слезу, за каждую жизнь, которую они отняли.

Поднимаюсь с кровати, чувствую, как напряжение наполняет каждую мышцу, каждый нерв.

– Всё будет иначе, – шепчу я себе, глядя в пустое окно. – Всё будет иначе.

И в первый раз за долгое время я чувствую, что нашла цель.

Глава 7. Первый шаг

Утро пахнет гарью. Завод, сгоревший на треть за последние дни, будто тлеет даже сейчас. Воздух густой, как тяжёлое одеяло, пропитанный пеплом и сыростью, от чего каждый вдох даётся с трудом. Я стою у ворот вместе с другими дартлогийцами, переминаясь с ноги на ногу, будто это может согреть. Мы молчим. Всегда молчим. Любые слова могут быть услышаны, и никто не знает, кому они могут стоить жизни.

Рядом со мной хрупкая женщина с впалыми щеками пытается спрятать руки в карманы тонкой куртки. Её пальцы трясутся. С другой стороны стоит мужчина, которого я знаю только по кивку головы. Его лицо напоминает камень – неподвижное, суровое.

Перед нами охранник. Высокий, с осанкой, как у вышколенной собаки. Его форма сидит идеально, ни единой складки. Глаза у него светло-голубые, как лёд, а на губах – привычная кривая ухмылка.

– Быстрее, вы, грязные ублюдки, – рычит он, указывая на нас рукой. – Не заставляйте меня вас ждать.

Тихо делаю шаг вперёд, избегая его взгляда. Его слова впиваются в кожу, как мелкие осколки. Когда прохожу мимо него, чувствую, как он смотрит мне в спину. Сгибаю плечи, стараясь быть меньше, незаметнее.

Завод за воротами встречает нас грохотом металла, шумом молотов и криками. Вдалеке кто-то ругается, кто-то стонет от натуги, но все продолжают работать. Слева вижу рабочие краны, они висят над остатками обрушившейся стены. Стена чёрная, как уголь, с прожилками ржавчины, напоминающая старую рану.

Мой день начинается, как всегда. Работа.

Мы разгребаем завалы третьего этажа, который стал эпицентром взрыва. Чёрные балки, обгоревший металл, куски рухнувшей крыши. Всё это надо разобрать, убрать, чтобы завод мог снова работать на Империю.

– Давай быстрее! – кричит надсмотрщик, проходя мимо. Его сапоги гулко стучат по бетонному полу.

Я молчу, поднимая кусок балки. Она обжигает руки даже сквозь перчатки. Нос снова наполняется запахом гари, смешанной с сыростью, а откуда-то ещё тянет запахом масла.

Рядом кто-то кашляет. Звук грубый, рваный, как будто человек выкашливает куски лёгких. Это молодой парень. Его кожа серовата, а глаза почти безжизненные.

– Дыши через ткань, – говорю я, не поднимая головы.

Он кивает, обматывает лицо обрывком грязного платка и продолжает работать.

Час проходит за часом, время тянется бесконечно. Металл скрипит, когда мы тащим его через груды обломков. Тело начинает ныть, мышцы напряжены до предела. Но я молчу. Мы все молчим.

Продолжаю таскать балки, разгребая обломки, но мысли текут куда-то в сторону. Каждый вздох отдаётся в лёгких болью. Гарь въедается в кожу, в волосы, в одежду. Сапоги скользят по грязи, и мои ноги уже не чувствуют усталости – они просто механически идут вперёд.

Но внутри что-то меняется.

Смотрю на обрушившуюся стену третьего этажа, и что-то щёлкает в голове. Эта махина передо мной – символ всего, что я ненавижу. Завод. Империя. Их машины, оружие, их контроль над каждым из нас.

Я больше не могу просто выживать. Я должна сделать что-то.

Пока надсмотрщики заняты, отвожу взгляд к стороне завода, где стоит склад с магическими двигателями. Это место обнесено забором из металлической сетки. Вход под замком, но я знаю, что иногда его оставляют незапертым – рабочие постоянно туда заходят и выходят.

Мой шанс.

Делаю ещё несколько ходок, чтобы никто не заметил, как я медленно приближаюсь к складу. Кажется, что время тянется бесконечно. Надсмотрщики проходят мимо, не обращая внимания, их сапоги гулко стучат по бетонному полу. Я чувствую, как ладони вспотели, но стараюсь не подавать виду.

Наконец, оказываюсь у входа. Замка нет. Сердце бьётся в ушах так громко, что кажется, его слышат все вокруг. Оглядываюсь. Никто не смотрит.

Толкаю дверь и проскальзываю внутрь.

Внутри пахнет маслом, железом и сыростью. Пространство тускло освещено лампами, многие из которых мерцают, как будто вот-вот погаснут. Ряды магических двигателей стоят в строгом порядке, как солдаты на параде. Каждый блестит в свете, выглядя мощным, опасным.

Мой взгляд падает на один из них.

«Один двигатель – это день войны, одна сломанная жизнь,» – когда-то сказал мне отец.

Кладу ладонь на холодный металл. Закрываю глаза, позволяя магии доминиона проникнуть внутрь. Я чувствую, как пульсирует энергия двигателя, как сложные механизмы работают вместе, чтобы привести его в движение.

Я нахожу слабое место. Оно всегда есть. Лёгкое движение пальцами – и что-то внутри двигателя ломается. Теперь это просто громоздкий кусок железа.

Открываю глаза, тяжело дыша. Но этого мало.

Я прохожу дальше. Следующий двигатель. Потом ещё. На третьем ощущаю, как руки начинают дрожать от напряжения. Моя магия не всесильна. Каждая мелочь отнимает силы, как будто я физически рву эти механизмы на части.

– Что ты делаешь?

Голос сзади заставляет вздрогнуть.

Резко оборачиваюсь. Передо мной стоит старый рабочий. Его лицо измождённое, но в глазах нет гнева – только усталость.

– Уходи, – шепчу я, чувствуя, как пот катится по спине.

Он смотрит на меня секунду, кажется, вечность, а потом тихо кивает и уходит.

Продолжаю.

В углу склада стоит прототип. Его корпус выглядит новее, массивнее. Это точно что-то важное. Если я уничтожу его, это задержит производство на месяцы.

Закрываю глаза, поднимая руки к двигателю. Тело дрожит от напряжения, магия рвётся наружу, как натянутая струна. Я сосредотачиваюсь, пытаясь найти слабое место.

Металл поддаётся. Раздаётся тихий скрип, и что-то внутри ломается.

Открываю глаза. Прототип сломан.

Воздух кажется ещё тяжелее, чем прежде, наполненный гарью и влажностью. Сердце колотится так громко, что я боюсь: его слышат даже через шум завода.

Перед дверью склада стоят охранники. Два имперца, высокие, с надменными лицами. Их синие формы сидят так идеально, как будто это вторая кожа. На эмблемах блестит герб Империи, а на поясах у обоих висят дубинки.

Медленно отступаю назад, стараясь остаться вне поля зрения.

Нужно уходить. Немедленно.

С трудом подавляя дрожь в ногах, начинаю отступать к выходу. Но когда мои сапоги касаются металлической панели, я слышу звук. Громкий и резкий, он отдаётся эхом по всему складу.

Стражи оборачиваются.

Сердце замирает.

– Кто там? – раздаётся резкий голос.

Стараюсь замереть, слиться с тенью, но шаги начинают приближаться.

Нет. Нет. Нет.

Делаю рывок. Магия просыпается внутри, как вспышка инстинкта. Бросаюсь за угол, и в тот же момент позади меня что-то падает. Один из листов обшивки, которые я случайно задела магией, громко ударяется об пол.

– Там! – кричит кто-то.

Бегу прочь из склада. Запах гари и масла ударяет в нос. Ноги скользят по грязи, каждый шаг отдаётся болью в мышцах.

Позади слышны шаги.

– Остановись! – голос Стража приближается, а я чувствую, как дрожь сжимает горло.

Почти выбегаю за металический забор, когда замечаю охранника. Он стоит, скрестив руки, как будто ждёт кого-то. Сердце бьётся так громко, что мне кажется, – оно сейчас порвётся.

Но охранник внезапно отвлекается, его внимание привлекает группа рабочих, которые спорят о чём-то недалеко.

Пользуюсь моментом и пробегаю мимо него.

Но страх накрывает с новой силой, как только оказываюсь в толпе рабочих. Гул голосов, звуки металла и тяжёлый запах масла мешают сосредоточиться. Стараюсь слиться с толпой, дышать ровно, словно я – просто одна из многих, измотанных, молча выполняющих свою работу.