Крылья над Кальдорой

Он делает паузу.

– Но ты… ты можешь осмелиться.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – говорю я. – Я всего лишь ещё одна пустышка с завода.

– Возможно. Но я знаю одно: ты ищешь способ насолить Империи.

Он не знает, что я ищу. Не может знать. И всё же его слова вызывают дрожь.

Отвожу взгляд, смотрю на трещину на стене.

– Почему ты здесь? Почему именно я?

Мужчина делает шаг назад и садится на стул, который, кажется, скрипит под его весом. Он указывает мне на кровать, но я остаюсь стоять.

– Ладно, – говорит он, пожимая плечами. – Нам не нужны герои, которые думают, что они спасут мир. Нам нужны люди, которые понимают, как он устроен.

Он проводит рукой по влажным волосам, затем кладёт локти на колени.

– Моё имя Локан, – говорит он наконец. – Локан Фрейгард. Я дартлогиец, как и ты.

– Ладно, Локан, – говорю я, пробуя его имя на вкус. – Почему ты решил, что я тебе подхожу?

Он улыбается, но это улыбка без радости.

– Я наблюдал за тобой, Элин. Ты видела, как избивают твоих коллег, но не отворачивалась. Ты не кричала, но и не молчала. Это то, что мне нужно.

Я не знаю, что сказать. На языке вертятся вопросы, но ни один из них не кажется правильным.

– Я… я не знаю, чего ты от меня хочешь, – говорю наконец.

– Не знаешь? – Локан фыркает. – Я хочу, чтобы ты сделала выбор.

Он поднимается. Его силуэт кажется выше из-за тусклого света свечи. Мир становится слишком тесным: стены моей комнаты давят, запах свечи кажется удушливым, а в груди растёт что-то похожее на страх.

– Это не так просто, – говорю я тихо.

– Конечно, не просто. Никто не говорит, что будет легко. – Локан делает шаг ко мне. – Но скажи мне, Элин: ты хочешь умереть здесь, как те, кто уже сдался? Или ты хочешь попробовать что-то изменить?

Смотрю на него. В его глазах вижу то, что редко вижу у других: огонь. Не тот огонь ненависти, который горит во мне, а другой. Огонь действия.

Пальцы сжимаются в кулак.

– Что мне придётся делать?

– Пока что слушать, смотреть и учиться. – Его голос становится тише. – Мы начнём с малого. А дальше – посмотрим.

Он встаёт, готовясь уйти.

– Откуда я знаю, что могу тебе доверять? – спрашиваю я, чувствуя, как внутри всё кипит.

Он не отвечает сразу. Его взгляд становится холоднее.

– Ты не знаешь. И я не знаю, могу ли доверять тебе. Но у нас обоих нет времени сомневаться.

Он открывает дверь и выходит, оставляя меня в тишине.

Я смотрю на трещину на стене, на потухшую свечу. Воздух кажется ещё тяжелее. Но в этой тяжести я впервые чувствую нечто другое. Не надежду, а что-то близкое к ней.

Голова кружится от слов, которые оставил дартлогиец. Всё, что Локан сказал, крутится в мыслях, оставляя странное ощущение тревоги и ожидания.

Но долго это чувство не длится. Слышу шаги за дверью, тяжёлые, шаркающие, как будто человек едва держится на ногах. Потом стук – слабый, будто у того, кто снаружи, не хватило сил стучать громче.

Открываю дверь и вижу Кайру.

Её лицо покрыто грязью и кровью. Одна щека опухла, а из рассечённой губы ещё сочится кровь. Волосы спутаны, словно её волокли за них. Она пошатывается, едва держась за дверной косяк.

– Кайра! – Я хватаю её за плечи и тут же чувствую, как она вздрагивает от боли.

– Прости, – голос слабый, хриплый. Она поднимает взгляд, и я вижу в её карих глазах слёзы. – Они… опять…

Не даю ей договорить. Завожу в комнату, усаживаю на кровать и начинаю рыться в ящике, где держу свои скудные запасы: бинты, старую бутылку спирта, пару тряпок.

– Кто это сделал? – спрашиваю я, хотя ответ уже знаю.

Кайра не отвечает. Она просто сидит, тяжело дыша, сжимая кулаки так, что пальцы белеют.

– Солдаты, – наконец выдавливает она. Её голос дрожит, но в нём слышится ярость, смешанная с бессилием. – Они… остановили меня. Сказали, что я слишком медленно иду…

– Уродов бы этих… – слова застревают в горле, пока я смачиваю тряпку спиртом. – Терпи.

Кайра шипит от боли, когда я прижимаю тряпку к её разбитой щеке.

– Почему они всегда выбирают нас? – говорит она, закрывая лицо руками.

Молчу. Что я могу сказать? Потому что мы дартлогийцы? Потому что для них мы – пыль под ногами, ничего не стоящая? Слова кажутся слишком слабыми, чтобы выразить мою ненависть.

Когда я перевязываю её руку, где рваная рана от сапога одного из солдат, она вдруг начинает плакать. Сначала тихо, а потом громче. Её плечи трясутся, а пальцы вцепляются в край кровати так, что костяшки белеют.

– Я больше так не могу, Элин, – выдыхает она между всхлипами. – Каждый день одно и то же. Госпиталь, патрули… этот страх. Каждый раз я думаю: «А вдруг меня сегодня не отпустят?»

– Тише, Кайра, – говорю я, хотя сама чувствую, как всё внутри кипит. Стараюсь говорить спокойно, но слова кажутся фальшивыми даже для меня. – Это временно.

– Временно? – она поднимает на меня взгляд, полный боли. – Это никогда не закончится!

Её слова будто пощёчина. Она права. Ничто не изменится, если мы просто будем ждать. Но как сказать ей о том, что только что произошло? О Локане? О том, что я могу стать частью подполья?

Смотрю на неё. Лицо всё ещё мокро от слёз, и она выглядит такой уязвимой, такой хрупкой. Если я расскажу, это сделает её мишенью. А если я ничего не скажу, то обрекаю её на продолжение этой жизни.

– Ты сильная, Кайра, – говорю наконец, откладывая в сторону бинты. – Мы справимся.

– Как? – она вытирает слёзы, но голос всё ещё дрожит. – Ты веришь в это, Элин? Правда веришь?

Не отвечаю. Потому что не уверена, во что я верю. Но одно знаю точно: я должна разобраться во всём, прежде чем вовлекать Кайру в это.

– Давай так, – говорю мягко, отводя взгляд от её глаз. – Сегодня ты остаёшься здесь. Завтра разберёмся, что делать.

Она кивает, не спорит. Укладываю её на кровать, прикрываю старым одеялом. Дыхание постепенно становится ровным, и вскоре она засыпает.

Сижу на стуле, смотрю на её лицо, уже немного успокоившееся. На девичей щеке всё ещё виден красный след от удара.

«Я не могу подвести тебя,» – думаю я.

Нужно выяснить, что предлагает Локан, и только потом решать, стоит ли втягивать Кайру в это. Потому что если подполье провалится, то всё, что нас ждёт, – это петля.

Глава 4: На заводе

Утро встречает меня серым небом, тяжёлым от дыма, и влажным холодом, который пробирает до костей. Запах гетто всё такой же – смесь гнили, магического топлива и затхлости, – он въедается в кожу, в волосы, в одежду.

Натягиваю куртку, поправляю нашивку на рукаве, чтобы она была видна, и выхожу на улицу. Ранний час, но гетто уже просыпается. Люди, закутанные в тряпки и старые пальто, бредут по улицам. Никто не говорит, только гул шагов раздаётся на мостовой.

Шагаю быстрее, чтобы согреться. Кайру не видно – сегодня смена в госпитале начинается ещё раньше, чем моя. Мимо проходят такие же, как я, – люди с нашивками, у каждого своя магия или её отсутствие. Вижу, как один мужчина в старом пальто поправляет свою нашивку с эмблемой «Доминионер». Его пальцы трясутся, будто он боится, что она соскользнёт.

Когда впереди появляется массивный силуэт завода, слышу знакомый ритм – грохот металла, шипение пара, монотонное жужжание магических двигателей. Этот звук становится частью жизни, даже если ты ненавидишь его.

Перед воротами завода уже выстроилась очередь. Рабочие стоят молча, кутаясь в куртки и шарфы. Каждый держит в руках пропуск, испачканный грязью и временем.

Встаю в конец очереди и кладу руки в карманы, пытаясь согреться. Рядом кто-то кашляет так громко, что у меня невольно передёргивает плечи.

Охранник на воротах, имперец в синей форме, лениво пропускает людей внутрь. Его голос хриплый, будто он сам устал от этой работы:

– Пропуск. Следующий. Пропуск. Следующий.

Когда моя очередь подходит, протягиваю ему свой листок.

– Нордергард, Элин. Третья группа, – бормочет он, даже не глядя на меня.

Прохожу внутрь, и первое, что меня встречает, – это густой запах масла и горячего металла. На третьем этаже, где я работаю, уже шумно. Конвейерная лента грохочет, двигатели издают ритмичное гудение, а надсмотрщики кричат на всех, кто двигается слишком медленно.

Иду к своему месту, где уже лежат заготовки для сборки. Мои руки сразу же начинают работу: поворачивать детали, вставлять магическое ядро, проверять. Всё по кругу, снова и снова.

Тепло от машин быстро прогоняет утренний холод, но на смену ему приходит пот. Здесь всегда жарко, воздух плотный, как будто его можно потрогать.

Я не поднимаю головы, пока не слышу крик где-то справа.

– Быстрее! – орёт один из надсмотрщиков. Его голос громкий, как выстрел.

Краем глаза замечаю девушку. Её лицо бледное, руки дрожат, и она роняет деталь прямо на пол. Надсмотрщик тут же подлетает к ней, хватает за плечо.

– Безмозглая идиотка! Что ты творишь? Работай!

Он трясёт её, а она молчит, сжимая губы.

Отворачиваюсь, снова концентрируюсь на своей работе. Вмешиваться нельзя. Здесь это смертный приговор.

Но в голове всё гудит.

Смена заканчивается с тем же гулом машин и громкими голосами надсмотрщиков. Когда выхожу на улицу, меня обдаёт ледяной воздух.

Шагаю быстрее, но вдруг замечаю фигуру у стены завода. Он стоит неподвижно, его тёмная одежда сливается с тенями.

Локан.

Наши глаза встречаются. Дартологиец кивает мне, но не делает ни шага. Замедляюсь, чувствуя, как внутри всё напряжено. Он что-то хочет. И я начинаю догадываться, что это.

Колеблюсь всего мгновение, прежде чем шагаю в его сторону. Снег под ногами хрустит, а холодный воздух режет лёгкие.

– Ты здесь зачем? – спрашиваю тихо, не останавливаясь.

– Убедить тебя, – отвечает он, не поднимая головы.

– В чём?

Он смотрит прямо на меня, его серые глаза блестят в тусклом свете.

– В том, что у нас есть шанс.

Молчу. Слова застревают в горле, потому что всё внутри разрывается: любопытство сталкивается с недоверием, страх – с надеждой.

Локан делает шаг назад, затем разворачивается и бросает через плечо:

– Идёшь?

Его фигура уже растворяется в толпе, и я знаю, что если не последую за ним сейчас, второго шанса может не быть.

Мы идём по узким улочкам гетто. Запахи дыма и сырости становятся гуще, чем дальше мы уходим от завода. Никто из прохожих не смотрит на нас – каждый занят своими делами. Но я чувствую на себе взгляд Локана, который то и дело оборачивается, чтобы убедиться, что я всё ещё здесь.

– Куда мы идём? – спрашиваю, когда он резко сворачивает в боковую улочку.

– Туда, где ты всё поймёшь, – коротко отвечает он.

Дома становятся всё старее и заброшеннее. В какой-то момент Локан останавливается перед дверью, краска с которой давно облупилась, а петли ржавые.

Он стучит трижды, затем один раз.

Дверь открывается с еле слышным скрипом, и нас впускает женщина с обветренным лицом. Её волосы заправлены под платок, на рукаве куртки – нашивка виталиса.

– Это она? – спрашивает она, оглядывая меня с головы до ног.

Локан кивает.

– Входи, – говорит женщина, отходя в сторону.

Вхожу в помещение, и первое впечатление – теснота. Низкий потолок, стены из старого камня, пахнет землёй, свечным воском и едой. В комнате стоит длинный стол, вокруг которого сидят несколько человек. На каждом из них куртки или рубашки с нашивками – виталисы, доминионеры, пустышки.

Они смотрят на меня с разной степенью интереса. Кто-то настороженно, кто-то с едва заметной улыбкой.

– Это Элин, – представляет меня Локан, жестом указывая мне на свободный стул. – Она готова работать.

Продолжаю стоять, ощущая как трясутся ноги.

– Это Турин Арвелл, – представляет Локан мужчину с проседью.

– Лидер подполья, – добавляет Турин. Его голос звучит спокойно, но в нём слышится авторитет, который не требует доказательств.

Киваю, чувствуя, как напряжение вокруг усиливается.

– Садись, – говорит он, указывая на стул рядом с Локаном. – Мы не кусаемся.

Сажусь, ощущая на себе взгляды остальных.

– Почему я здесь? – спрашиваю, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

– Потому что у нас есть работа, и ты можешь быть полезной, – отвечает Турин. – Мы работаем по ячейкам. Никто из нас не знает больше, чем должен знать. Если одна ячейка падает, остальные остаются невредимыми.

Киваю, пытаясь понять, как далеко простирается их сеть.

– Каждая ячейка выполняет свою задачу, – продолжает Турин. – Мы саботируем заводы, склады, транспорт Империи. Кто-то добывает информацию, кто-то распространяет её, кто-то занимается саботажем. Всё распределяется так, чтобы никто не мог связать одно с другим.

– И как я в это вписываюсь? – спрашиваю, чувствуя, как пот выступает на ладонях.

Локан, который всё это время молчал, наклоняется вперёд.

– Ты работаешь на заводе. Завод – это идеальное место для наблюдений.

– И это всё? – Я не могу скрыть разочарования.

Турин хмурится, но прежде чем он успевает ответить, Локан бросает:

– Этого достаточно, если ты не хочешь сгореть в первый же день.

Поворачиваюсь к нему, чувствую, как внутри поднимается раздражение.

– Думаешь, я не справлюсь?

– Думаю, что ты слишком торопишься, – парирует он, глядя прямо на меня.

Турин поднимает руку, прерывая наш спор.

– Этого достаточно. Каждый начинает с малого. Завтра ты начнёшь наблюдать. И запомни: здесь никто не действует в одиночку.

После обсуждения меня знакомят с остальными.

– Это Марта, наш медик, – говорит Турин, кивая на женщину с короткими седыми волосами. Её взгляд строгий, но мягкость в глазах выдаёт сострадание.

– Это Бран, отвечает за технику, – добавляет он, показывая на молодого парня с обожжёнными руками.

И наконец:

– И Локан, наш координатор и диверсант.

Фрейгард кивает, но ничего не говорит.

– Завтра ты начнёшь, – говорит Турин. – Задача простая: наблюдай за своими коллегами. Кто проявляет интерес к Империи, кто, наоборот, сопротивляется. Нам нужны люди.

Киваю, но внутри всё ещё полно сомнений.

Когда мы выходим из штаба, ночь окутывает улицы гетто. Локан идёт рядом, его шаги резкие, но уверенные.

– Зачем ты настаивал, чтобы я пришла? – спрашиваю, нарушая тишину.

– Потому что видел, как ты смотришь на них, – отвечает он. – На солдат, на надсмотрщиков. У тебя в глазах огонь. Он нужен нам.

Я хмурюсь.

– И ты уверен, что я подойду?

– Нет, – признаётся он. – Но ты уже здесь.

Он замолкает, оставляя меня с мыслями.

Когда закрываю за собой дверь комнаты, внутри бушует хаос.

Но в этом хаосе есть одна чёткая мысль: теперь пути назад нет.

Глава 5: Звук страха

Звон. Металлический, громкий, он будит всех, как всегда. Открываю глаза и лежу несколько мгновений, слушая, как звук отзывается эхом в узких улицах гетто. Этот звон всегда напоминает мне о том, что день начался, и что я всего лишь часть огромного механизма, который никогда не останавливается.

Комната холодная, пахнет сыростью и застоявшимся воздухом. Медленно поднимаюсь с кровати, накидываю куртку, прячу волосы под тёмный платок и поправляю нашивку «Дартлогиец» на рукаве. Она слегка шершавится под пальцами, как вечное напоминание о том, кто я в этом мире.

На улице всё привычно: туман от ночного холода, запах дыма и гнили, доносящийся из подвалов. Люди выходят из своих домов, кутаясь в рваные куртки, их лица хмурые и серые, как камень. Шаги гулко раздаются по мостовой, смешиваясь с кашлем и тихой речью.

На заводе, как всегда, очередь. Рабочие стоят молча, кутаясь в шарфы, кто-то прячет руки в карманы, чтобы согреться. Охранники в форме лениво проверяют пропуска. Их лица равнодушны, но на поясе у каждого дубинка.

Когда моя очередь подходит, охранник берёт пропуск, едва взглянув на меня.

– Нордергард, Элин. Третья группа. Проходи.

Прохожу через ворота, и знакомый запах ударяет в нос: магическое топливо, горячий металл, едва уловимый аромат масла. На третьем этаже, где я работаю, воздух всегда гуще, тяжёлый от жары и дыма.

Руки начинают привычные движения: вставлять магическое ядро в корпус двигателя, проверять, передавать дальше. Грохот машин сливается с криками надсмотрщиков, которые бегают вдоль конвейеров, следя, чтобы никто не замедлялся.

Но сегодня что-то другое. Атмосфера в зале кажется напряжённой. Люди переглядываются, шепчутся, опуская головы, когда надсмотрщик проходит мимо.

Я чувствую это тоже. Внутреннее беспокойство, которое нарастает с каждой минутой.

Внезапно зал сотрясает мощный грохот. Спотыкаюсь, едва удержавшись на ногах. Звук оглушительный, как раскат грома, но гораздо ближе. За ним следует волна жара, обжигающая лицо.

Оборачиваюсь и вижу, как другой конец этажа охватывает пламя. Крики заполняют воздух. Люди бегут, бросая инструменты, кто-то спотыкается и падает.

Пыль и дым наполняют пространство, запах горелого металла и плоти становится таким густым, что я не могу дышать. Надсмотрщики кричат, но их голоса тонут в хаосе.

– На выход! Все на выход! – раздаётся чей-то крик, и я бегу вместе с толпой, держась за лицо, чтобы не вдохнуть дым.

Мы выбегаем во двор завода, кашляя и отплёвываясь. Горло саднит, и каждый вдох даётся с трудом.

Оборачиваюсь и вижу, как третий этаж завода горит. Огромные клубы чёрного дыма поднимаются в небо, а из окон выбиваются языки пламени.

– Это диверсия! – кричит один из рабочих, хватая другого за руку.

Мимо нас пробегают Инквизиты. Они раздают приказы, пытаясь организовать тушение. Машинный отдел остановлен, конвейеры замерли.

Я стою в толпе, с трудом переводя дыхание. В голове гудит от звуков сирен, криков и запаха гари. Это сделало подполье?

Начинаю оглядываться, запоминая лица, движения, всё, что может быть важным. Локан наверняка захочет знать каждую деталь.

Шум мотора заставляет всех обернуться. Во двор завода въезжает чёрный мобиль, массивный и блестящий. Толпа замолкает, напряжение становится осязаемым.

Дверь мобиля открывается, и из него выходят Чёрные Стражи. Их чёрная форма безупречна, эмблемы на воротниках сверкают на утреннем свету. Но взгляд всех притягивает один человек.

Он идёт вперёд. Шаги отдаются гулким эхом. Его движения уверенные, властные, и в них нет ни капли сомнения. Чёрная форма сидит на нём идеально, выделяя прямую спину и широкие плечи. Это глава Чёрных Стражей.

Его короткие светлые волосы подчёркивают строгие, почти резкие черты лица, а серо-стальные глаза сверкают холодом. В них нет эмоций, только безразличие и сила, которые заставляют каждого, на кого он смотрит, замиреть в ужасе.

– Все остаются на своих местах! – его голос громкий, чёткий, как удар молота.

Слышу, как звук его слов отзывается в теле дрожью. Грудь сжимается, дыхание сбивается. Лёгкие словно сжаты железной хваткой, и каждый вдох даётся с трудом. Паника поднимается во мне, как волна, растекающаяся по телу.

Руки начинают дрожать. Я пытаюсь прижать их к груди, но это не помогает. Сердце бьётся так сильно, что я чувствую, как оно отдаётся в горле. На лбу выступает холодный пот, а ноги будто налиты свинцом.

Я стараюсь не смотреть на него, но чувствую его присутствие. Его силу. Его власть.

Люди вокруг застыли. Их лица напряжены, глаза опущены. Никто не хочет привлекать к себе внимания. Я знаю, что они боятся его так же, как и я. Но мой страх – это не просто ужас перед властью. Он глубже. Он идёт из моего прошлого.

Закрываю глаза, но это только усугубляет ситуацию. В памяти вспыхивают образы того дня, когда я впервые увидела Чёрных Стражей.

Я была ребёнком. Мне было всего одиннадцать. Помню холодный каменный двор и серое небо над головой. Чёрные Стражи стояли в ряд, их лица безразличные, их глаза холодные. Они читали приговор моим родителям, их голоса звучали так же громко и чётко, как голос этого человека сейчас.

Помню, как моя мать говорила гордо, а отец смотрел на всех с неприкрытой ненавистью и молчал. Помню удар магии. И кровь. Кровь, которая растекалась по платформе, смешиваясь с грязью.

Тогда я впервые почувствовала этот страх. Тот же страх, который сейчас сжимает сердце, превращая меня в дрожащую тень самой себя.

Его взгляд скользит по толпе, задерживаясь на каждом лице. Я чувствую, как он приближается ко мне, хотя он ещё не посмотрел в мою сторону. Спина прижимается к стене, словно я пытаюсь спрятаться.

– Нет… – шепчу себе, стараясь не выдавать свой страх.

Разум кричит, что нужно успокоиться, что нельзя показывать слабость. Но тело не слушается. Ладони влажные, дыхание прерывистое, я чувствую, как ноги начинают дрожать.

Он смотрит в мою сторону, и я вижу, как его глаза блестят холодным светом. Этот взгляд, безразличный и пронизывающий, заставляет меня почувствовать себя ничтожной.

Воздух вокруг становится тяжёлым, обжигающим. Я не могу вдохнуть. Кажется, что стены завода сужаются, сдавливая меня.

– Не сейчас, – шепчу я себе, но внутри всё кричит.

Зрение начинает мутнеть, шум вокруг затихает, оставляя только стук сердца. Это не просто страх. Это чувство, которое я пронесла через все эти годы. Я думала, что стала сильнее. Я думала, что могу справиться.

Но здесь, перед ним я снова становлюсь той девочкой, которая смотрела, как рушится её мир.

Глава Стражей останавливается перед каждым, задаёт вопросы, наблюдает за каждым движением. Когда его взгляд падает на меня, чувствую, как кровь отхлынула от лица.

Инквизит рядом называет моё имя:

– Нордергард, Элин.

Глава Стражей останавливается. Его глаза холодные, пронизывающие.

– Нордергард, – повторяет он.

Я едва держусь на ногах. Ладони вспотели, руки дрожат, и перед глазами всё плывёт.

– Это было громкое дело, – говорит он, не отводя от меня взгляда.

Он знает. Знает мою фамилию. Казнь моих родителей была известна всей Империи. Страж делает шаг ближе, и я чувствую, как ноги становятся ватными.

– Что ты знаешь о взрыве? – спрашивает он, его голос звучит спокойно, но в нём есть сталь.

Открываю рот, но слова застревают. В горле пересохло, дыхание сбивается.

– Ничего, – шепчу, но голос предаёт меня.

Глава Чёрных Стражей смотрит на меня долго, слишком долго. Его холодные серые глаза проникают в самую глубину моей души. Весь мир вокруг замирает, кроме стука сердца, который, кажется, слышен даже ему.

– Почему дрожишь? – спрашивает он. Его голос ледяной, почти равнодушный.

– Я… я не… – слова застревают в горле, и я чувствую, как пот стекает по спине.

– Нервничаешь, – отмечает он, не сводя с меня взгляда. – Почему?

– Это… просто дым, – выдавливаю я, кашляя, чтобы придать правдоподобности словам.

Он наклоняет голову, чуть сощурившись.

– Дым, – повторяет он медленно. Затем кивает одному из своих подчинённых. – Заберите её.

– Что?! – вырывается у меня, прежде чем я успеваю сдержаться.

Двое Стражей хватают меня за руки. Пытаюсь сопротивляться, но их хватка железная.

– Куда вы меня ведёте?! – кричу, но никто из рабочих не поднимает глаз. Все стараются стать невидимыми, словно это защитит их от того, что происходит.

– Уведите, – повторяет он, даже не взглянув на меня.

Меня тащат прочь, и я слышу, как его голос снова раздаётся за моей спиной:

– Оставшиеся – на месте! Я хочу поговорить с каждым из вас.

Меня ведут через двор завода, мимо погрузочных платформ, где валяются обугленные детали и обломки. Дым всё ещё стелется над землёй, а запах гари заставляет кашлять.

Внутри всё сжимается от ужаса. Я не знаю, куда меня ведут и что со мной сделают. Мы пересекаем небольшой коридор, и я замечаю дверь.

– Внутрь, – коротко приказывает один из Стражей, и дверь открывается с громким скрипом.

Меня толкают внутрь пустой комнаты с голыми стенами. Запах здесь резкий, стерильный, как в госпитале, но воздух тяжёлый, как будто здесь никогда не было окон.

– Сиди здесь, – бросает один из Стражей, прежде чем дверь захлопывается за их спинами.

Я остаюсь одна.

Не знаю, сколько прошло времени. Минуты тянутся, как часы. Руки дрожат, и я безуспешно пытаюсь согреть их, обхватив себя за плечи. Комната кажется холодной, слишком пустой и чужой. Даже стены, обшарпанные и серые, давят на меня, словно хотят проглотить.

Воздух густой, пахнет табаком и металлом. Единственный звук – моё сбивчивое дыхание, которое я не могу унять.

Дверь открывается. Медленно, словно нарочно, заставляя меня ещё больше нервничать.

Он входит.

Адриан Эрлинг. Его чёрная форма сидит так идеально, что кажется частью его самого. Короткие светлые волосы подчёркивают резкие черты лица, а глаза – холодные, серо-стальные, как металл. Он не смотрит на меня сразу, будто даже моё присутствие для него – нечто незначительное.