Крылья над Кальдорой

Из кармана он вытаскивает тонкую сигарету и поджигает её. Щелчок зажигалки звучит в оглушающей тишине, и я вздрагиваю. Адриан делает глубокую затяжку, и в воздухе появляется едкий запах дыма.

Он садится на стул напротив, вытягивая ноги, словно находится дома. Его движения медленные, размеренные, как у хищника, который точно знает, что жертва уже в ловушке.

– Нордергард, – произносит он медленно, раскатывая каждую букву, как будто наслаждается самим звучанием.

Стараюсь не смотреть ему в глаза, опуская взгляд на свои руки, но чувствую его пристальный взгляд.

– Ты знаешь, кто я? – спрашивает он.

Его голос звучит спокойно, но в нём чувствуется такая сила, что я невольно содрогаюсь.

Молчу. Горло пересохло, как пустыня. Он наклоняет голову, подаваясь чуть вперёд.

– Ну?

– Нет, – шепчу я, едва слышно.

Страж усмехается, выдыхая дым. Его губы искривляются в холодной, почти презрительной улыбке.

– Адриан Эрлинг, – говорит он, словно имя само по себе должно меня сломить. – Глава Чёрных Стражей в этом секторе.

Сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Это имя я слышала раньше. Все слышали. Имя, которое заставляет людей замолкать, едва его произнесут. Имя, от одного упоминания которого по спине пробегает холод.

Страж откидывается на спинку стула, делая ещё одну затяжку.

– Твоя фамилия… – продолжает он, пристально разглядывая меня, словно пытается пробиться сквозь мою оболочку. – Нордергард. Казнь твоих родителей была громким делом.

Мир вокруг словно замораживается. Внутри всё сжимается, как будто он сорвал с меня последний щит.

– И что? – бросаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо, но он всё равно дрожит.

Его глаза блестят. Глава Стражей явно заметил мою реакцию, но не торопится воспользоваться этим.

– И это заставляет меня задуматься, – говорит он, выбивая пепел на пол. Его голос становится ниже, но от этого ещё страшнее. – Что-то мне подсказывает, что ты не такая простая, как хочешь казаться.

Эрлинг подаётся вперёд. Его лицо оказывается ближе.

– Ты знаешь, за что их казнили? – спрашивает он, его голос становится мягким, но в этой мягкости слышится угроза.

Отворачиваюсь, но страж поднимает руку, требуя ответа.

– Знаю, – говорю я, чувствуя, как голос срывается.

– Напомню, чтобы ты не забыла, – продолжает он, не отрывая взгляда. – Твой отец был одним из лидеров диверсионной группы в Дартлоге. Его действия привели к смерти двадцати четырёх имперских солдат и уничтожению стратегического объекта.

Мои руки начинают дрожать сильнее.

– А твоя мать… – Страж на мгновение замолкает, словно смакуя момент. – Она передавала секретную информацию подполью. И платила за это своими прелестями.

Я срываюсь.

– Лжёшь! – выкрикиваю я, вскакивая с места.

Его глаза холодные, безразличные. Он даже не дёргается, продолжая смотреть на меня так, будто я всего лишь насекомое.

– Ложь? – повторяет Эрлинг с усмешкой. – Империя не ошибается, Нордергард.

Снова опускаюсь на стул, сжимая кулаки до боли. Слёзы жгут глаза, но я не позволю им выкатиться. Не перед ним.

– Вот что мне интересно, – говорит он. Его голос становится мягче, но от этого только страшнее. – Твои родители были такими… значительными. А ты? Ты работаешь на заводе. Безмолвная. Жалкая. Пустышка.

Его слова бьют по мне, как удары. Но я сжимаю зубы, глядя ему в глаза.

– Может быть, ты не такая простая, – говорит Эрлинг, затягиваясь в последний раз. – Или ты действительно никчёмная?

Он выдыхает дым мне в лицо, поднимается и направляется к двери.

– Подумай над этим, – бросает он через плечо.

Дверь открывается и я вздрагиваю от звука. Внутрь входит ещё один Чёрный Страж. Он крупнее Эрлинга, с жёстким выражением лица и крепко сжатыми руками, которые выглядят как орудие пыток сами по себе.

Адриан бросает короткий взгляд на меня. Его лицо безэмоционально, как у статуи, но в его холодных глазах читается презрение. Другой страж медленно снимает перчатки, будто готовится к чему-то.

– Надеюсь, ты успела обдумать наш разговор, Нордергард, – говорит господин Эрлинг. Его голос спокоен, почти ленив, но в этой спокойности чувствуется стальная угроза.

Пытаюсь сказать что-то, но горло перехватывает страх. Я не могу выдавить ни слова.

Эрлинг подаёт знак Стражу, и тот берёт стул, ставя его напротив меня. Адриан садится, скрестив ноги. Его движения плавные, выверенные. Он склоняется чуть ближе, так что я чувствую его холодный взгляд, как лезвие ножа.

– Ты знаешь, почему мы здесь? – спрашивает глава Чёрных Стражей, склонив голову.

– Я… я не знаю, – шепчу я, стараясь дышать ровно.

– Неправильный ответ, – резко говорит Эрлинг.

Другой Страж, не дожидаясь команды, резко делает шаг вперёд и с силой бьёт меня по щеке. Удар отбрасывает в сторону, и я падаю на холодный каменный пол. Голова гудит, а во рту появляется металлический привкус крови. Ладонь прижимается к пылающей щеке. Я пытаюсь подавить подступающую злость.

– Хватит, – спокойно произносит Эрлинг, даже не взглянув в мою сторону. Его голос звучит так, будто произошедшее – мелочь, не стоящая внимания.

Шаги Чёрного Стража отзываются скрипом каблуков, затем наступает тишина, словно он растворился в тени. Эрлинг продолжает сидеть напротив, его холодный взгляд напоминает ледяное озеро, в котором не отражается ничего человеческого.

– Попробуем ещё раз, – говорит он ровно, без намёка на эмоции. – Почему мы здесь, Элин?

Поднимаю взгляд, несмотря на боль.

– Потому что вы… – голос прерывается, слова не находят выхода.

Его губы трогает тень улыбки – холодной, насмешливой.

Тот Страж снова приближается, его массивные ботинки тяжело ступают по полу. Он склоняется, рывком хватает за волосы и тянет голову назад, вынуждая смотреть прямо на господина Эрлинга. Боль пронзает кожу.

– Говори, – шипит страж, дыхание обжигает лицо.

Молчу, зубы стиснуты до скрежета. Глаза наполняются слезами, но я не подаюсь. Страж, раздражённый молчанием, резко отпускает волосы, толкая так, что я снова оказываюсь на полу.

– Скажи мне, Нордергард, – продолжает Эрлинг, его голос становится более жёстким. – Что ты знаешь о взрыве? Кто был замешан? И не смей мне врать.

– Я ничего не знаю! – вырывается у меня, но голос звучит слишком громко, слишком истерично.

Его глаза сужаются, и он медленно откидывается назад, раздумывая над моим ответом.

– Ты ведь понимаешь, что ложь здесь не поможет, – говорит Эрлинг спокойно. – Мы знаем, что ты работаешь на третьем этаже. Мы знаем, что ты могла что-то видеть.

– Я не видела ничего! – кричу я, и слёзы начинают катиться по щекам.

Эрлинг жестом останавливает Стража, который уже готов был меня схватить. Глава Чёрной Стражи наклоняется вперёд, почти ласково, но его глаза холодные, как лёд.

– Нордергард, – голос Эрлинга звучит тише, почти шёпотом, но в этом шёпоте слышится ледяная ярость. – Думаешь, что сможешь нас обмануть? Дартлогийка!

Слово «дартлогийка» он произносит с таким презрением, что оно будто хлыстом хлещет по лицу.

– Я… – пытаюсь сказать, но слова застревают в горле.

– Ты – ничто, – продолжает он, и в голосе нет ни капли жалости. – Ты принадлежишь народу, который сам вырыл себе могилу. Твои люди – трусы и предатели. Мы дали вам возможность жить, а вы что сделали? Подняли руки на своих благодетелей? Устраиваете взрывы, убиваете наших людей?

– Я не… – начинаю я, но он прерывает, не терпя возражений.

– Замолчи. Ты даже говорить не умеешь, как цивилизованный человек. Ты – дикарка, как и твои родители. – Эрлинг делает паузу, чтобы смаковать эффект своих слов. – Они тоже думали, что смогут что-то изменить. Они тоже плакали, перед тем как их казнили.

Эти слова бьют сильнее, чем пощёчина. Слёзы текут быстрее, и я отворачиваюсь, пытаясь скрыть лицо.

– Нет. Смотри на меня! – его голос резок, будто удар плетью.

Медленно поднимаю глаза, встречаясь с его взглядом. Серые глаза Эрлинга горят ненавистью и презрением.

– Почему ты плачешь, Нордергард? Боишься?

Я киваю, уже не в силах бороться с собственным страхом.

– И правильно делаешь. – Глава Чёрных Стражей выпрямляется, смотрит на меня сверху вниз, словно на грязь под ногами. – Страх – единственное, что заставляет таких, как ты, понимать своё место.

Эрлинг встаёт и делает шаг назад, но его слова по-прежнему разрывают меня изнутри.

– Империя дала вам всё, – продолжает он, будто разговаривает с ничтожной тварью. – Мы дали вам жизнь. Мы очистили ваш народ от дикости, научили работать, думать. А вы? Вы посмели бросить нам вызов. Жалкие крысы…

Эти слова прорывают остатки сдержанности.

– Это ложь! – кричу я, голос хрипит от боли и слёз. – Вы уничтожили всё! Отняли нашу землю, наш язык, нашу свободу!

Глава Стражи молчит, но его взгляд становится ещё более жёстким. Ледяное спокойствие сменяется яростью, которая сковывает воздух. Эрлинг делает шаг вперёд, нависая надо мной.

– Вы заслужили это, – холодно произносит он, глядя мне прямо в глаза. – Дикари всегда получают то, что заслуживают. Мы очистили вас от невежества, а вы продолжаете цепляться за своё убогое прошлое.

Закрываю глаза, не в силах больше выдерживать его взгляд.

– Жалкая, – бросает он, отступая на шаг. – Даже здесь, сейчас, ты ничтожна.

Эрлинг бросает короткий взгляд на Чёрного Стража и говорит:

– Заставь её говорить.

Страж не заставляет себя ждать. Он хватает меня за волосы, рывком поднимает с места и бьёт кулаком в живот. Воздух срывается с губ в болезненном стоне. Удары следуют один за другим, и каждое движение будто разрывает тело на части.

– Говори! – рычит Страж, снова бросая меня на пол.

Я корчусь от боли, но лишь шепчу:

– Я ничего не знаю…

Страж заносит ногу, собираясь ударить сильнее, но Эрлинг поднимает руку.

– Хватит! – Его голос вновь становится ледяным, но на этот раз в нём звучит приказ, которого невозможно ослушаться.

Страж отступает, тяжело дыша. Эрлинг подходит ближе, склоняется и смотрит на меня сверху вниз.

– Последний шанс, Нордергард. Говори!

– Я… я не знаю, – шепчу я, почти теряя сознание.

Эрлинг выпрямляется и, не оборачиваясь, произносит:

– Приведите мага-осквернителя.

Страж рядом с ним замирает, удивление на мгновение мелькает на его лице. Но он не осмеливается возразить. Вместо этого резко поворачивается, его сапоги чётко отбивают ритм по каменному полу, и исчезает за дверью.

Я пытаюсь отдышаться, но воздух вязкий, как густая вода. Боль пульсирует в боку от удара, ребра горят, будто кто-то поставил на меня раскалённое железо. Грудь сжата, каждое движение отдаётся острой болью.

Эрлинг стоит неподвижно, скрестив руки. Его холодные глаза сверлят меня, пронизывая насквозь. Этот взгляд заставляет меня чувствовать себя ничтожной. Отворачиваюсь, стараясь найти точку опоры хотя бы в собственных мыслях, но боль и унижение мешают сосредоточиться.

Дверь открывается вновь. Страж возвращается, его лицо напряжённое, но это ничто по сравнению с тем, кто следует за ним.

Я поднимаю взгляд и щурюсь, не веря своим глазам.

Маг не внушает страха, которого я ожидала. Наоборот, его спокойный и уверенный облик вызывает смутное удивление. Он высокий, стройный, двигается с необычной лёгкостью, будто едва касается пола. Его светлые волосы аккуратно зачёсаны назад, подчёркивая симметрию черт лица – острый подбородок, прямой нос и сильные скулы.

Но больше всего выделяются его глаза. Они ярко-синие, пронзительные, почти гипнотические, как небо перед штормом. Они холодные, но живые, и я чувствую, как этот взгляд касается меня, будто маг уже знает все мои слабости.

Осквернитель останавливается перед Эрлингом и слегка склоняет голову.

– Марко Деленс, к вашим услугам, командир, – говорит он. Его голос мягкий, глубокий, почти бархатный. На первый взгляд он кажется дружелюбным, но от этого голоса становится только хуже.

Эрлинг кивает в ответ, коротко и резко.

– Узнай, что она знает, – приказывает он.

Марко оборачивается ко мне, и на его лице появляется улыбка, но не достигает глаз.

– Это ненадолго, – произносит он, снимая перчатки. Его пальцы бледные, тонкие, но я чувствую исходящую от них силу.

Сжимаюсь, стараясь сделать себя меньше.

– Нет… – шепчу я, но он уже подходит ближе.

– Расслабься, девочка, – говорит страж, касаясь моих висков обеими руками.

Его пальцы холодные, как лёд, и я едва сдерживаю крик. В следующий момент чувствую, как что-то чужое вторгается в разум. Это не просто магия – это обжигающая боль!

Голова кажется расколотой, словно кто-то пытается вскрыть её изнутри. Перед глазами вспыхивают образы. Лица людей. Локан. Гетто. Завод. Вижу это всё, и чувствую, как он копается в этих воспоминаниях, перебирая.

– Она знает о слухах, – произносит Марко. Его голос звучит издалека, сквозь нарастающий шум в голове. – Только то, что обсуждали все.

– Глубже, – бросает Эрлинг.

Марко напрягается, его руки сжимаются сильнее, и боль становится невыносимой. Кричу, но звук тонет в оглушающей тишине. Кажется, что мозг горит.

Вдруг внутри меня что-то щёлкает. Я чувствую, как волна силы поднимается из глубины. Это неконтролируемо, это просто инстинкт. Что-то вырывается наружу, и боль резко прекращается.

– Что за…? – слышу голос Марко. Его руки отдёргиваются, словно он обжёгся.

– Что случилось? – холодно спрашивает Эрлинг.

Марко смотрит на меня. Его синие глаза расширены от удивления. Он моргает, словно не верит в то, что только что произошло.

– Она… – произносит он, его голос звучит растерянно. – Ничего.

Я тяжело дышу. В голове всё ещё гул, как после сильного удара. Вдруг чувствую, как тёплая жидкость течёт по верхней губе. Кровь. Из носа.

Марко отступает, надевая перчатки.

– Она ничего не знает о взрыве, – говорит он, не глядя на меня.

Эрлинг молчит. Его холодный взгляд направлен на меня, и я чувствую, как внутри всё сжимается от страха.

– Ничего нового, – наконец произносит он, сдерживая раздражение.

Марко склоняет голову, словно извиняясь.

– Сегодня тебе повезло, Нордергард, – говорит Эрлинг, его голос звучит как приговор.

Опускаю голову, чувствуя, как мир вокруг медленно вращается.

– Уберите её, – приказывает глава Чёрной Стражи.

Меня грубо хватают за руки, рывком поднимают, и я вскрикиваю от боли, которая пронзает плечи. Ноги подгибаются, но стражам всё равно. Меня тащат к двери.

Голова гудит, как от удара колокола, и боль в висках кажется невыносимой. Каждое движение отдаётся в боку, где осталась глубокая, жгучая боль от ударов. Кровь продолжает течь из носа, тонкими каплями падая на одежду и землю. Я ощущаю её металлический вкус на губах, солоноватый и тошнотворный.

Меня вытаскивают наружу и просто швыряют. Я падаю на колени, руки врезаются в мокрую, липкую грязь. Лёд пробирает пальцы, холод проникает сквозь кожу.

Запах гари висит в воздухе, густой и удушливый. Завод, чьи стены покрыты копотью, стоит как мрачное напоминание о произошедшем. Воздух тяжёлый, в нём смешались запахи дыма, сырости и тлена.

– Проваливай, дартлогийка! – голос Инквизита режет слух. Он гневен, полон презрения, как будто мне вообще не место в этом мире.

Я пытаюсь подняться, но ноги не слушаются. Грязь липнет к ладоням, холодная и густая. Чувствую, как она проникает под ногти, оставляя мерзкое ощущение.

– Двигайся! – кричит имперец, и я слышу звук его сапог, приближающихся ко мне.

Собрав остатки сил, встаю. Пошатываясь, делаю шаг, затем ещё один. Спина горит от боли, но я продолжаю идти. Холодный ветер бьёт в лицо, смешивая запахи гари и влаги, обжигая кожу.

Гетто встречает привычным зловонием сырости, гнили и грязи. Узкие улочки кажутся длиннее, чем обычно. Тусклый свет фонарей выхватывает лишь очертания зданий, покрытых плесенью.

Каждый шаг отдаётся тупой болью в боку. Я чувствую, как ткань на локтях и коленях пропитана грязью, холодной и влажной, словно это проклятие, которое не смыть.

Тени на улицах кажутся живыми, наблюдающими за мной. Но я знаю, что здесь никто не подойдёт, чтобы помочь. Это гетто. Здесь никого не волнует чужая боль.

Я едва волочу ноги, каждый шаг даётся с трудом. В голове пульсирует боль, а грудь стянута, будто на неё наложили железный обруч.

Когда добираюсь до своей комнаты, ноги подкашиваются, и я падаю на колени. Запах сырости и плесени внутри ещё сильнее, но мне всё равно.

Я не плачу сразу. Просто сижу, уставившись на старый деревянный пол. Руки грязные, ссадины на ладонях кровоточат. Капли грязной воды падают с волос на колени, образуя тёмные пятна на полу.

Тишина давит, как огромный груз. Внутри всё пусто, и я больше не могу сдерживать эмоции. Слёзы начинают течь по щекам, смешиваясь с грязью, оставляя на коже липкие дорожки.

– Ненавижу, – шепчу я, голос дрожит, почти ломается. Слова растворяются в пустоте. – Ненавижу их всех…

Сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Внутри всё кипит. Боль в теле уступает место ярости, тихой, но неугасающей.

Я ненавижу Чёрных Стражей. Ненавижу их презрительные взгляды, холодные голоса, безразличие, с которым они бросают нас в грязь. Ненавижу их за то, что они сделали с моими родителями.

Я больше не позволю Империи унижать меня.

Но в этот момент, сидя на холодном полу в одиночестве, я чувствую себя ничтожной, как никогда прежде.

Дверь открывается.

– Элин?! – голос Кайры звучит испуганно.

Поднимаю голову, и вижу, как она входит, её лицо искажено ужасом. Она бросает свои вещи на стол и подбегает ко мне.

– Что случилось? Кто это сделал? – спрашивает она, опускаясь на колени рядом.

Открываю рот, но издаю только хриплый звук. Слёзы льются без остановки, и я начинаю рыдать, громко, истерично, словно всё, что накопилось за день, прорывается наружу.

Кайра кладёт руки на мои плечи. Её ладони тёплые, как солнечные лучи, и вдруг боль в боку становится чуть легче.

– Элин… – шепчет она, её голос дрожит. – Всё будет хорошо. Я с тобой.

Она осторожно помогает мне подняться. Её руки уверенные, но нежные.

– Сними это, – говорит она, кивая на грязную одежду.

Пытаюсь расстегнуть пуговицы на рубашке, но пальцы дрожат. Кайра мягко убирает мои руки и делает это сама, её движения быстрые, но заботливые.

– Всё хорошо, я помогу, – повторяет она.

Когда она снимает с меня одежду, я чувствую, как липкая грязь, смешанная с кровью, тяжело спадает. Воздух кажется холодным, обжигающим кожу.

Кайра берёт таз с водой и тряпку, окунает её в воду и начинает осторожно вытирать моё лицо, шею, руки. Её движения уверенные, но полные тепла.

– Эти… – она замолкает, глядя на ссадины и синяки. Её взгляд становится жёстче, но голос остаётся мягким. – Я вылечу тебя.

Её ладони снова ложатся на мои плечи, и я ощущаю слабое тепло, которое разливается по телу, стирая боль.

– Они не имеют права бить нас… – говорит она, почти шепотом, но её голос дрожит от ярости.

Я продолжаю плакать, пока Кайра моет меня, убирая следы грязи, гари и унижения. Когда она заканчивает, подруга помогает мне добраться до кровати.

– Ложись, – говорит она, подсовывая под голову подушку.

Она забирает мою грязную одежду и бросает её в угол, чтобы постирать позже. Затем накрывает меня одеялом.

– Тебе нужно отдохнуть, – говорит Кайра, убирая волосы с моего лица.

Закрываю глаза, слёзы всё ещё текут.

– Я больше никогда не буду такой слабой, – шепчу я, едва слышно.

Кайра гладит меня по волосам, успокаивая.

– Ты сильная, Элин, – говорит она. – Ты уже сильная.

Слёзы продолжают литься, пока я не засыпаю, уставшая, но с твёрдой мыслью: я больше никогда не позволю Империи сломать меня. Больше никогда.

Глава 6. Завалы и тени

Громкий звон раздаётся за стенами, пробуждая меня от тяжёлого сна. Этот звук – начало каждого утра в гетто, как напоминание о том, что мы живы только для того, чтобы служить Империи. Открываю глаза и сразу чувствую, как тело ноет. Боль после вчерашнего допроса ещё не отпустила.

Комната пахнет сыростью и мылом. На столе аккуратно сложена чистая одежда – Кайра успела её постирать и высушить за ночь.

Натягиваю грубую серую рубашку, заплатанные брюки, застёгиваю ремень. Куртка – та самая, с нашивкой, что напоминает мне, кто я для Империи. На левом рукаве чёрная полоса и слово «Дартлогиец», бросающееся в глаза. Рядом ещё одна нашивка – «Пустышка».

Вдохнув глубже, застёгиваю куртку и выхожу в холодное утро.

Завод всё ещё покрыт шрамами пожара. Стены почернели, запах гари смешался с утренним холодом, проникая в лёгкие. Сапоги скользят по влажной земле, пропитанной копотью. Никто не дал мне новых инструкций после происшествия, но я знаю: в Империи без работы не оставляют.

У ворот меня встречает охранник. Имперец. Высокий, светловолосый, с холодными голубыми глазами. Он смотрит на меня сверху вниз, его взгляд полон отвращения.

– Ты, – бросает он, не утруждая себя называть меня по имени. – На разборку завалов. Уборка – твоя задача.

Коротко киваю, сжимая зубы. Слова застревают в горле – я не собираюсь спорить.

Завалы выглядят как сцена из кошмара. Обугленные деревянные балки лежат вперемешку с искорёженным металлом, его острые края блестят в тусклом утреннем свете. Кругом пепел и грязь. Обломки стекла сверкают под ногами, словно ледяные осколки, каждый шаг становится ловушкой. Стены завода почернели, на них видны длинные потёки от воды.

Воздух густой, тяжёлый, пахнет гарью, сыростью и чем-то сладковато-горьким, от чего начинает першить в горле. Этот запах въедается в кожу, в волосы, в одежду, оставляя нас заложниками его присутствия.

Работа бесчеловечна. Мы разгребаем обломки голыми руками, потому что перчатки изнашиваются слишком быстро, а новые нам не выдают. Металл обжигает даже сквозь ткань. Каждый кусок словно сопротивляется, словно знает, что наши силы давно на исходе.

Женщина рядом с нами – молодая, но её лицо осунулось, а волосы, запачканные пеплом, выглядят серыми, как у старухи. Она пытается поднять обломок, но тот слишком тяжёлый. Её пальцы дрожат, и она срывается на колени. Никто не помогает. Никто не может позволить себе потерять время.

Пожилой мужчина рядом со мной выгибается дугой, пытаясь поднять ржавую металлическую балку. Его спина трясётся от напряжения, но он не сдаётся. На его лице – глубокие морщины, кожа потемнела от пепла, а руки – худые, жилистые, покрыты ссадинами. Его губы шепчут слова молитвы на дартлогийском, почти неслышно.

– Слишком громко, старик! – кричит надсмотрщик. Его крик разносится, как удар, и пожилой мужчина напрягается сильнее, пока не поднимает балку.

Смотрю на свои руки. Грязь и пыль забились под ногти, пальцы уже не разгибаются полностью. Пот катится по лицу, смешиваясь с пеплом, делая кожу липкой и грязной. На ладони чувствую свежую ссадину, кровь смешивается с грязью, но я продолжаю работать.

Металл скрежещет под ногами, когда я тащу очередной обломок. Одежда прилипает к спине, тяжёлая от пота и влаги. Я чувствую, как ткань натирает плечи до крови, но это больше не имеет значения. В голове только одна мысль: работай, чтобы тебя не заметили. Работай, чтобы остаться в живых.

Крики надсмотрщиков звучат регулярно, словно удары часов. Они идут взад и вперёд по заводу, их сапоги громко стучат по металлическим обломкам. Иногда один из них пинает безвольного работника или швыряет в нас кусок угля, чтобы подстегнуть.

– Быстрее, выродки! – кричит один из них, его голос полный ненависти. – Империя не будет ждать!

Я наклоняюсь, чтобы поднять небольшой кусок металла. Это мой тридцатый за утро, но кажется, будто прошло уже десять часов. Рядом с ним замечаю обгоревшую бумагу, строгий уверенный подчерк, едва различимый за слоем пепла. Быстро отворачиваюсь, чтобы не терять концентрацию.

В этот момент кто-то проходит мимо, и я чувствую лёгкое касание к ладони. В первый момент это кажется случайным, но потом замечаю в руке что-то мягкое и хрупкое.

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это, но не могу ничего разглядеть. Все вокруг работают, их головы опущены, лица сосредоточены.

Незаметно разворачиваю записку.

На ней короткое послание: «Переулок Нордена, 20:00. Съешь.»

Сердце учащённо бьётся. Подполье.

Я не раздумываю. Быстро сжимаю бумагу и кладу её в рот. Горечь бумаги и пепла растекается по языку, но я проглатываю, даже не морщась. Осматриваюсь, проверяя, не заметил ли кто.

Охранник вдалеке, дартлогийцы продолжают работать, надсмотрщики выкрикивают приказы. Никто не смотрит на меня. Всё кажется обычным.

Рёв мотора прерывает звуки тяжёлого труда. На территорию завода въезжает чёрный мобиль с алой эмблемой Чёрных Стражей. Всё вокруг замирает, только редкие звуки скрипа металла нарушают тишину.