Царская невеста. Я попала. Книга 2

Я проворно встала, потянув его за собой.

– Это ещё не всё, Боренька, – чёрт, я так переигрывала! Сама слегка опьянела. Надо бы перестать пить эту наливку!

Но Борис не заметил в моём голосе подвоха и послушно поднялся вслед за мной. Я зашла ему за спину, снимая с плеч расшитый длиннополый кафтан и оставляя его в одной рубахе. Потом усадила на кровать и сняла сапоги. Он счастливо улыбался и гладил меня по щеке.

Потом, подняв с кровати и спуская с него штаны, я не удержалась и замерла, чтобы восстановить дыхание. Сердце колотилось как сумасшедшее, кровь пульсировала в голове. Тонкий момент, важно не сорваться!

– Иди ко мне, – полуприкрыв глаза, потянул он мою руку.

– Нет, это позже. Сначала – подарок! – чарующе улыбаясь, я подвела его к столу, сняла последнюю деталь одежды – рубашку и указала Борису на стол:

– На живот, пожалуйста, – он непонимающе хлопал глазами, а я поскорее пояснила: – я сделаю тебе приятно!

Борис, кряхтя, взобрался на стол, лёг ни живот и замер.

Я же достала баночку с топлёным сливочным маслом, отковыряла солидный кусок и погрела его в руках. Потом аккуратно взобралась сверху на стол и села на Бориса верхом, чуть ниже поясницы, на крепкие ягодицы. Опустила руки на плечи и начала нежно массировать. Он застонал.

– Тяжело вам, боярин, целый день в холодном дворце обретаться, – промурлыкала я, разминая нежными пальчиками напряженные мышцы шеи. – Совсем себя не жалеете. Вон как устали, плеч своих не чувствуете.

Перешла масляными руками на напряжённые бицепсы, разминая их и усердно массируя. Наваждение, вызванное его обнажённым телом, потихоньку походило. Теперь он пах как огромный сливочный бутерброд и я даже усмехнулась про себя этому сравнению.

Перейдя на спину и разминая её так, как помнила по собственным сеансам массажа, я приговаривала:

– Всё заботы, заботы… Нет им числа. А отдыхать когда будете? Нет бы в деревню поехать, подышать чистым воздухом, отоспаться…

– Какая деревня зимой? Что там делать? – сонно пробормотал Борис, протяжно простонав от очередного мышечного зажима. Я довольно усмехнулась.

– А ничего не делать! От новостей уехать и забот. На охоту съездить… или на рыбалку… в баньке как следует попариться, в прорубь понырять.

Я шептала низким шёпотом и заговаривала, заговаривала, заговаривала ему зубы. Ну, давай же, иди за моей мыслью!

– Ну это тебе, может, и можно ничего не делать. А тут без меня никак, – пробормотал Борис, внезапно переворачиваясь и перехватывая инициативу. Положил руки на талию, притянул к себе, чтобы поцеловать. Но я упёрлась руками ему в грудь и прошептала в самые губы:

– А что такого случиться может? И царям надо отдыхать, и государевым людям, – вцепилась ладонями в его грудные мышцы и тоже начала активно разминать. Борис обмяк, застонал, прикрыл глаза.

– Ну только если на именины к Мишиному сыну съездить, – чуть слышно пробомотал он, а я чуть сильнее сжала кожу, чем хотела. – Матушка звала, да я не собирался…

Вот оно! Момент настал! Я прильнула к нему всей грудью, уткнулась носом в место между ухом и шеей, легонько подула.

– Мммм, было бы чудесно, Боренька. Если бы ты и меня взял с собой, то отдохнул бы намного лучше! – потёрлась об него всем телом, легонько провела ногтями по щеке так, что он вздрогнул.

– Зачем тебя? – он приоткрыл глаза и сонно посмотрел на меня.

– Страсть как надоело в четырёх стенах сидеть, – пожаловалась я и почти картинно надула губки. – А так… должен же кто-то тебе прислуживать? За одеждой присмотреть, постель согревать?

– Матушка выгонит, – прошептал он, но глаза уже загорелись! Ага!

– Не выгонит, никто не узнает, – соблазняла я. Провела коготками по груди, по плоскому животу, любуясь статной фигурой. Кокетливо похлопала ресницами.

– Ведьма ты… и есть, – пробормотал он.

– А ты не думай ни о чём! Пусть тебе будет хорошо, – промурлыкала я и начала его легонько почёсывать по всему телу. Бока, рёбра, грудь, живот…. Молилась про себя, чтобы он принял правильное решение!

Начала мурлыкать песенку, нежно гладя его самыми кончиками пальцев. Он стонал, вздрагивал, переворачивался, как кот, подставляя бока. И в тот момент, когда я уже устала и была готова прекратить, я услышала мерное сопение.

Уснул?

Уснул!

Господи, спасибо! – вознесла я страстную молитву и быстро метнулась к дастархану. Схватила чистую тряпочку, стёрла излишки масла с его кожи. Потом принесла подушку и подоткнула под голову. Накрыла его одеялом.

Проснётся утром на столе – не поверит, – мысленно прыснула я и двинулась к выходу из покоев. На пороге обернулась – свечки в кадках с догорели до уровня воды и с медленным шипением гасли. Мой план удался. Всё прошло идеально! Тот случай, когда и волки сыты, и овцы целы.

Вздохнув, я быстро пробежала по стылой галерее в свою половину, юркнула в свою комнату и закрыла дверь на ключ. Протяжно выдохнула.

Долго я так не смогу. Надо побыстрее избавляться от внимания Бориса, потому что он не из тех, кто даст себя дурить. Именины у Петеньки! Какое сегодня число? Он родился 15 января, а это ведь ещё по старому стилю! Надо будет узнать, какое сегодня число и как долго ехать до усадьбы Михаила. Сердце забилось часто-часто. Хоть бы всё получилось!

Глава 6

Утром, проснувшись ни свет, ни заря, я пробралась в комнату Бориса. Мало кому понравится проснуться на жёстком столе. Ещё грохнется! Беды потом не оберусь. Надобно присутствовать при пробуждении!

Почистив зубы, умывшись и нарядившись, я осторожно пробралась в комнату боярина. Он храпел, растянувшись на столешнице, и в ус не дул. Я села на кровать и от нечего делать начала его разглядывать. Как же они похожи с братом, и одновременно не похожи!

Статью, лицом, цветом волос – будто бы едины, а вот характером, коварством и ценностями – совсем разные. И как мне выплыть меж двух этих огней?

Когда в опочивальню раздался лёгкий стук, я метнулась к двери и развернула назад слугу, который пришёл будить боярина. В руках у него было ведро с тёплой водой и полотенце.

– Иди вниз, я сама его разбужу и одену, – скомандовала я, и по тому, что парень ничуть не удивился, поняла, что дело это обычное. Девка незамужняя в боярских покоях? А чего такого, привычные мы…

Осторожно перелив воду в кувшин, стоящий рядом с тазом для умывания, я повесила полотенце на спинку деревянного стула и пошла будить Бориса:

– Просыпайтесь, милостивый государь, – пропела я, легонько трогая его за плечо. Борис лежал, не двигаясь. Такой тёплый, сонный…

– Пора вставать, – тормошила я его сильнее. Внезапно ореховые глаза распахнулись и он посмотрел прямо на меня. Потом вновь закрыл.

– Утро настало, пора подниматься, – я легонько провела пальцами по плечу и отдёрнула руку, когда он неожиданно схватил её и начал тянуть к себе.

– Боренька, ну неудобно же, – запротестовала я и отскочила. Он ошалело огляделся и поморгал глазами, вспоминая, почему спит на жёстком столе, а не на перине.

Остатки еды с дастархана я сгребла в один угол, потом велю Машке всё унести. Комната выглядела как обычно, и только кадки по углам да еле уловимый запах розового масла напоминал о том, что здесь вчера происходило.

Боярин встал, потянулся и двинулся ко мне, явно демонстрируя свои намерения. Утренние гормоны в мужском организме столь явно взыграли, что я упреждающе выставила руки:

– Не сейчас, мой господин. Я нечиста, – надеюсь, для него я достаточно ясно выразилась?

Но он, слава Богу, понял, и пробормотал:

– Так зачем пришла тогда?

Нагишом протопал к тазу, ничего не стесняясь. Вот откуда у него это бесстыдство?

– Разбудить, помочь умыться. Соскучилась, – только бы не переборщить, одёрнула я себя. Врать и подлизываться было противно, но следовало довести план до конца.

– Дел, что ли, нет? – недовольно спросил он, опустив голову в таз и поливая себя из кувшина. – Арина, подсоби!

Я перехватила кувшин поудобнее и поливала барина водой, пока он умывался и приводил себя в порядок. Улыбалась, стараясь, чтобы вышло искренне.

– Дел очень много! Пока вещи ваши соберу, пока свои. Путь-то неблизкий!

– Какой путь? – фыркнул он, отплёвываясь от воды.

– Так в поместье деревенское, к Михаилу Михайловичу на именины сына, – мягко промолвила я и отёрла рукой капли воды с затылка. – Вы вчера обещали устроить поездку, чтобы отдохнуть. Да и матушка ваша обрадуется.

Поставив пустой кувшин, взяла в руки полотенце и стала вытирать его шею и плечи.

– Вы только дела ваши государевы переберите, а я о санях побеспокоюсь, да вещи сложу. И подарочки, если позволите, помогу подобрать. Племяннику вашему, брату, матушке…

Борис тяжко вздохнул. По всему было видно, что он колеблется и ему претит исполнять вчерашнее обещание.

– Успеем ли? Сегодня десятое, а именины уже через несколько дней…

– Именины пятнадцатого! День на сборы, три на дорогу…

Он покосился на меня одним взглядом, жестом велел подавать одежду. Я вилась вокруг него, как хитрая змейка, нашёптывая аргументы:

– Всё равно я неделю буду нечиста, как раз в дороге и проведём их. Сани, ветер, простор! И никаких забот! – шептала я приглушённо, застёгивая старинные круглые пуговицы на длинном кафтане. Они выглядели как серебряные шарики на длинном хвостике, и с непривычки пальцы упускали, не справляясь с ними, соскальзывали.

Борис хмурился, но утреннее недовольство проходило, уступал, повиновался. Начал уже улыбаться.

– А в поместье придёшь ко мне ночью? Под носом у матушки?

– Приду, – застенчиво солгала я, даже не задумываясь.

Он просиял. Мысль о том, чтобы нарушить запреты в отчем доме, подняла ему настроение и он, немного подумав, кивнул.

– Хорошо. Собирай вещи, да вели Степану тоже помочь. Авдотью оставлю здесь за главную, ты и Степан будете прислуживать, и десять человек всадников возьму. Да возьми еды в дорогу, останавливаться будем только на ночь.

Я радостно подпрыгнула и в благодарность обвила его шею руками, звонко чмокнув в щёку.

– Спасибо! Я так рада! – и тут уже я была искренна. Пока что всё шло по плану.

– Будет, – довольно проговорил он. – Ступай дела делать, а я позавтракаю и во дворец. Завтра на рассвете выезжаем, надобно успеть. Да вели Авдотье сундуки раскрыть, подарок хороший из казны подберите. Племянник всё же, как-никак. Единственный наследник покамест.

Я выскочила из опочивальни, в дверях столкнувшись со Степаном, который нёс поднос, и услужливо придержала ему дверь. Настроение было превосходным! Хотелось скакать над полом, как лёгкая козочка, да танцевать от счастья. Всё же молодое тело – бурлят гормоны. Ощущения другие! Как легко почувствовать радость, когда ты юна и прекрасна.

Спустившись в кухню, с наслаждением принялась за завтрак. Все дворовые уже поели – вставали они не в пример раньше, ещё затемно. И уже скоро сядут обедать, не то, что я – вертихвостка. Примерно это я и прочитала в недовольном Машкином взгляде, брошенном на меня. Она формовала булочки с творогом на присыпанном мукой столе, опять по уши извозившись.

Бабка же моя следила за тем, как какой-то юноша, опрятно и чисто одетый, отделяет от огромного замороженного круглого куска аккуратный ломоть чего-то ярко-красного. Приглядевшись, я с удивлением поняла, что это – лососевая икра!

Авдотья сокрушалась, покрикивая на парня:

– Дурья твоя башка, кто ж в сенях-то на ночь икру оставляет? Замёрзла вся, попортилась! Теперь целый бочонок выкидывать! Вот доложу барину, он тебе всю спину располосует!

– Погоди, бабушка, – вступилась я. – Не испортится икра! Ты её поставь на окошко, где попрохладнее, и дождись, пока разморозится. Она же солёная?

– Солёная, – кивнула бабка. – Так она ж вся потечёт после льда-то!

– Не потечёт, вот увидишь! – я прикусила себе язык, готовая ляпнуть, что мы на Новый год всегда замораживали икру впрок. Подцепив замороженный кусочек льдисто-красного деликатеса, я положила его себе на язык и от удовольствия прикрыла глаза. Ммм, как вкусно!

– Ставь на окно и вон отсюда, бездельник! Если икра и правда растает, и не испортится, то только благодаря Арине твоя спина останется целой!

Юноша, не глядя ни на кого, поставил бочонок на массивный подоконник и пулей вылетел из кухни. Я же села завтракать вкусными пирогами с капустой, пшённой кашей со сливками и мёдом, густым овсяным киселём и медовой коврижкой. Ощутив приятную сытость, отодвинула от себя остатки завтрака – надо было думать и о фигуре.

– Бабушка, мне нужна твоя помощь, – шепнула я ей и, выведя с кухни в зал, где принимали гостей, рассказала о поездке.

– Ой, да что ж это такое. Где это видано, чтоб боярин так резко с места снимался? Надо же всё упаковать – перину, сундуки, посуду, снедь…

– Бабушка, надо собрать только самое необходимое и быстро! Выезжаем уже на рассвете… Но самое главное – нужно собрать подарки на именины и родственникам. Борис Михайлович велел открывать сундуки, не жалеть средств на подарки. Нельзя опозориться!

Авдотья покачала головой, схватила меня сухонькой рукой за ладонь и потащила в подвал:

– Тогда с подарков и начнём. А потом уже – всё остальное.

***

Ранним утром во дворе пресветлого боярина Бориса Салтыкова было шумно. Фыркали лошади, выпуская ноздрями горячий пар. Били копытом, предчувствуя дальнюю дорогу и свободный бег по мягкому, утоптанному санному пути, проложенному по руслу замёрзшей реки.

Дюжие парни в тёплых полушубках и с непокрытыми головами, от которых шёл пар, привязывали два сундука к роскошным крытым саням, в которых предстояло ехать мне с барином. Степан же, как и кавалькада вооружённых всадников, поедут верхом.

Для Бориса тоже была приготовлена лошадь, которая поскачет в поводу у Степана. Когда светлейший барин захочет, то сможет размять затёкшие члены резвой скачкой. Внутри саней, помимо удобного низкого диванчика, на котором можно удобно, полулёжа, развалиться, была огромная меховая полость. Авдотья положила в ноги нагретых кирпичей, и, перекрестив меня, подала в руки корзину с едой в дорогу. Вторую поставили на пол – там был паёк для верховых.

Звонко расцеловавшись с бабкой, я села в сани, и Борис, отдав приказания, привалился рядом. Тронулись, поехали. И слава Богу!

Миновав узкие московские улицы, проехав сквозь крепостную стену сперва Китай-города, потом Белого города, миновав Москву-реку, выехали на санный путь по руслу какой-то неширокой речушки.

Пока ехали, Борис дремал. Ранний подъем был не в его правилах, а я не мешала. Было, с одной стороны, неловко, что он спит, привалившись тяжёлой головой мне на плечо. С другой – я, как всякая женщина, не могла не чувствовать умиления от вида мирно спящего мужчины. Зная, что это – могущественный царедворец, решающий судьбы целого государства, я поражалась, насколько беззащитным он выглядит во сне.

Находясь настолько рядом, я уже не чувствовала неприятия от его присутствия. Только хотелось поскорее достичь цели своего путешествия и увидеть Михаила с сыном. Представляя в мечтах, как подрос мой мальчик, я улыбалась, вспоминая, что подарки ему выбрала самые лучшие!

В дар от дяди племяннику упакованы золотые тарелки, две ложки и крошечный кубок. Ещё в закромах Салтыковских сундуков я отыскала миниатюрный бубен с множеством медных колокольчиков, который отлично подойдет для крошечных мелких ручек. Сюда же – трещотка. Коварно усмехаясь, я представляла, какой шум Петенька устроит в своём доме. Подарки были дорогие, украшенные позолотой и драгоценными каменьями. От себя же мне хотелось подарить что-то, с любовью приготовленное моими руками. Вышитую рубашечку, связанную из мягких ниток шапочку, тёплую кофточку…

Но, к сожалению, я знатный рукожоп. Умея вязать крючком, немного спицами, я ни разу в своей жизни не довела дело до конца. Мне казалось это очень скучным – сидеть на одном месте, натирать спицами мозоли на пальцах, вывязывая то, что уже давно быстро изготавливают на специальных машинах. Пустая трата драгоценного времени.

Но одна мысль всё же пришла мне в голову, и в дорогу я взяла корзинку с рукоделием, которую набила найдёнными в подвалах дома материалами. Авось в дороге, когда Борис устанет сидеть в санях, у меня будет возможность немножко порукодельничать. Ну и там, в доме, может статься, что будет свободное время для подготовки подарка. Особенно после того, как я избавлюсь от Бориса и найду способ остаться в своём доме вместе с мужем и сыном. Возведя глаза к потолку санной повозки, я вознесла страстную молитву. Точно не зная, кто там есть наверху, я точно верила: это кто-то наблюдает за мной, помогает и делает всё, чтобы я, наконец, стала счастливой.

***

Подъезжали к усадьбе в послеполуденных сумерках. Зимний день кончается рано: уже после четырёх часов свет идёт на убыль, и на небе разгорается бледный закат. Пастельные холодные оттенки напомнили мне вечера в Санкт-Петербурге на акварелях известных художников. Но нетерпение, бурлившее в моей крови, не давало в полной мере восхититься красками уходящего дня.

Уловив запахи дыма из многочисленных печей, навоза из конюшни и сараев, услышав далёкий лай собак и звуки жизни, я внезапно закрыла глаза, ощутив подступающие слёзы. Каково оно всё будет?

Борис, возглавлявший санный поезд, прискакал ко мне и возвестил:

– Приехали, Аринушка! – радостно оскалив зубы, подмигнул и умчался снова вперёд.

Я же, невольно поднеся руку к сердцу, затаив дыхание, ожидала, когда сани остановятся и можно будет из них выйти. В этот раз я приехала сюда не в роли барыни, поэтому дверку мне никто не откроет, ручку не подаст. Почувствовав, что лошади встали, я открыла дверцу и ловко выскочила наружу.

Терем в морозном инее был прекрасен. Ещё лучше, чем я его помнила. Белоснежное каменное основание, деревянные брёвна, уходящие наверх. Тепло и приветливо светившиеся окна…

Пока мужчины уводили лошадей, а к саням подходили дюжие молодцы для того, чтобы отвязать багаж, я во все глаза разглядывала хозяев, вышедших поприветствовать гостя. Прямая спина Анастасии Ивановны, подставляющей щёку для сыновнего поцелуя. Раскрасневшееся лицо Софии, стоявшей перед мужем и разглядывающее Бориса, улыбающийся Глеб. Даже чернявая Соломея вышла, накинув дублёный полушубок с меховой оторочкой и сияя глазами. Но ни Михаила, ни тем более Петеньки не было.

Радостно гомонящая толпа встречающих пошла по лестнице в дом, я же, вспомнив, где моё место, пошла за мужиками, несущими два тяжеленных сундука. Следовало выяснить, где покои Бориса, и распаковать вещи, чтобы барин сразу почувствовал себя, как дома.

В узких коридорах пахло по-прежнему. Немного ароматной сосной, гораздо сильнее – варёным мясом и мёдом, чуть-чуть пылью. Я, стараясь не сильно пялиться по сторонам, изо всех сил напрягала слух и пыталась уловить хоть намёк на детское сюсюканье, на топоток лёгких ножек, тоненький лепет или даже плач. Но дом был полон голосов взрослых, а в остальном безмолвствовал.

Запомнив, где покои Бориса и распаковав его вещи, которые понадобятся при отходе ко сну и сразу утром, я вышла прямо из комнаты на террасу со сдвоенными теремными окнами. Они были не застеклены, поэтому тут царил такой же холод, как и на улице. Накинув платок и свою каракулевую шубку, я полной грудью вдохнула морозный воздух и огляделась. На горизонте, за забором, темнел лес. Покрытые снежными шапками ели, голые ветви берёз. Сквозь поле, где когда-то Мишенька собирал мне свадебный букет, вилась утоптанная тропинка к опушке.

На глаза навернулись слёзы. Я вспомнила вечер, когда в порыве благородной дурости бросилась спасать человека, которого никогда не знала. И в один миг лишилась всего, что стало мне так дорого…

Стук копыт привлёк моё внимание. Два всадника скакали из леса по той самой тропинке прямиком к терему. Сердце, до этого сладко сжимавшееся от тоски, вдруг резко понеслось вскачь. Ещё не успев глазами разглядеть того, кто так яростно нёсся к дому, я всем своим нутром почувствовала Михаила.

В сумерках уже было не разглядеть лица, но посадка, гордый наклон головы, руки, держащие поводья – всё было до боли знакомым. Впившись взглядом в этого всадника, я проводила его взглядом до самой калитки.

Раздались отрывистые приказы:

– В конюшню… обтереть… накрыть попоной… да, – далёкий голос произносил слова до боли знакомым тоном, отрывисто глотая гласные.

Наконец, калитка хлопнула, и друг за дружкой всадники вошли во двор. Размашистым шагом подбираясь к крыльцу, они споро шли в дом.

«Ну же… посмотри, посмотри наверх… я здесь», – шептала я, как заговорённая, впиваясь взглядом в того, в ком узнала мужа. – «Я вернулась к тебе…»

Сжимая пальцы в кулаки, я холодными губами заклинала его, а у самой сердце переместилось в горло и не давало дышать. Меня всю колотило от волнения, от любви, от исступления. Вот же я! Посмотри!

Михаил поднял голову и поймал мой взгляд. Сердце бухнулось в пятки.

Глава 7

Отсутствующим взглядом скользнув по моей фигуре, он отвернул в голову и, глядя под ноги, чтобы не упасть, исчез из моего поля зрения. Раздались шаги по лестнице, хлопнула массивная деревянная дверь. Вошёл в дом.

Ну а что ты хотела? Ты – Маша, да не наша. Как он может тебя узнать? Это только тебе, дуре, сердце может что-то подсказывать. А он – мужик. У него полно забот, и разглядывать служанок на галерее ему не пристало…

Ругая себя последними словами, старалась отвести от сердца обиду, оправдать любимого, сохранить душевное равновесие. Ничего, прорвёмся. У меня есть ещё несколько дней, чтобы что-нибудь придумать.

Вернувшись в комнату, я услышала, как внизу зовут на трапезу. Не зная, как себя вести, я всё ж решила спуститься вниз и попасться кому-то на глаза.

– Проходи, чего вылупилась? Барыня велела вам на кухне накрыть со Степаном, – накинулась на меня какая-то девка, которая тащила в обеденный зал серебряный поднос с огромной шипастой рыбиной. Осётр? Стерлядь? У рыбины изо рта торчало свежее яблоко, а вокруг были разложены кусочки морковки, кучки с гречневой кашей, сочившиеся жиром, и всё вместе умопомрачительно пахло.

Я отошла от двери пиршественной залы, в которой всего год назад беспечно трапезничала и наслаждалась семейными беседами. Повернувшись, побрела на кухню, внимательно глядя под ноги и карауля непрошёные солёные капли, готовые вот-вот сорваться вниз, на цветастые вытоптанные половики. Уже слышала, как на кухне о чём-то гомонят дворовые, как вдруг чья-то сильная рука меня развернула и я услышала знакомый голос:

– Куда собралась? Идём, не привык я в одиночестве трапезничать…

Хмыкнув про одиночество, я впервые в жизни обрадовалась присутствию Бориса. Вложив в его ладонь свою руку, пошла за ним в залу.

Столы, как я и помнила, стояли буквой «П». Домашние уже рассаживались. Во главе стола возвышалась внушительная фигура Анастасии Ивановны, моей свекрови, а справа от неё пустовало два места. Слева тоже было пусто одно место – туда и направился Борис, волоча меня за руку.

Церемонно поцеловал матушку, уселся по левую руку и жестом приказал мне занять место слева от него, за столом, который стоял под углом к его месту. Я, потупив глаза, скромно присела, перекинув концы платка за спину. Сегодня я была одета удобно и неброско: на голове платок со свисающей по бокам вуалью, на лбу – расшитая жемчугом повязка. Анастасия Ивановна, нахмурившись, наклонилась к старшему сыну:

– Ты бы, Боренька, прислужницу на кухню отправил, негоже ей с боярами трапезничать.

– А вы бы, матушка, пустили меня по правую руку сидеть, как и положено старшему сыну, – дерзко глянул её в глаза, ухмыльнулся.

Анастасия Ивановна потупила глаза, но тон её смиренным не был:

– Михаил поместьем управляет вместо тебя, залётного. Он тут хозяин, и по праву занимает своё место.

– Ну а я для нашего рода будущее обеспечиваю, бегая по государевым делам в Москве. Поэтому уж позволь мне трапезничать так, как я хочу. Арина останется, будет мне блюда подавать да вино наливать. А коли не нравится – так тут же назад вертаемся!

Тихий голос Бориса обманчиво обволакивал, но любой, кто слышал, отчётливо уловил угрожающие нотки. Да, не всё гладко в славном семействе…

Свекровь кивнула и больше к сыну не поворачивалась. Трапезная наполнялась людьми. Вот слева от меня мышкой проскользнула чернобровая Саломея: спина прямая, будто палка, подбородок задран. Пава. От неё пахло какими-то сложными духами. И где только взяла?

Напротив заняли свои обычные места Софья с Глебом. Ох уж, эти голубки! Отчего у них до сих пор нет детей? Даже сейчас они держались за руки и о чём-то шептались, улыбаясь друг другу. Поймав взгляд Глеба на своём лице, опустила глаза. Надо помнить, что я им неровня… А то забудусь, как скажу что-нибудь, вышвырнут прямо на снег. И поминай, как звали.

Воины из нашего сопровождения и люди из поместья заняли свои места, и только двух человек не было – Михаила и Петеньки. Ладони чесались от нетерпения, дыхание сбивалось. Где же они?