Пьедестал для европейских снов – о нас

Откуда век серебряный – в ответах

Ты ставишь по укладу – многолетнему

И выше сам не видишь, как – перо —

Прожило свой отмеренный – ответ

По долгу между сущностью – на мозге,

Поддав там время плотное – по мере,

Чтоб выше стать на этом ли – потоке,

В котором сам ему ты – в этой тьме

Сложил подробный миром – откровения

Тот вид тоски, но всё же – не виляешь

Под сущностью своей, а только маешь

Внутри сегодня человеком – возраст.

Литературный почерк – адресованный к себе

Серебряная лилия – ко дну —

Тянула после жалости – на ладан,

К серебряному сердцу – одному,

Чтоб выдохнуть и этот – ренессанс

Внутри по европейской воле: «Надо!» —

Но внутренне по честности, где имя —

Уже второе поле в слитой – нраву

Там древности – забыть понурый ад.

Он стал мне новым именем – на маске,

Стал почерком на удаль – без указки,

Где ты стоишь и вычерком – на манне

Мне водишь пустошь линии – к лицу

Любви такой же близости – сегодня,

Где новый Петербург, как воля слова

Уже проводит пустотой – раздумья

Мне светоч в форме личности – на взлёт.

Когда бы падать мне к тому – не больно,

Не спят внутри глаголы – самомнений

Над почерком, в котором – от умений

Мы шли и стыло общество – на тот

К лицу примерки – вкрадчивый наверно

Там почерк мира или – многоточие,

Где быть уже не можешь – европейским,

Но жалишь вдаль капризности – в лицо,

Что стали мы ужимками – по свету,

Как птицы в канареечной – программе,

Стоим внутри Европы и – не светим,

А думаем, что стали в жизни – гранью

На том конце иллюзий – многолетних,

Где выдумать бы просто – этим шутку,

Пока она ведёт мне в ночь – мишутку

И знать не хочет в верности, что тот

Уже пронял бы время новой – пользы

По ветреной в ладошках сна – Европы,

Понятной вдаль искусственного – мира

И втопленной по набережной – в том,

Где ты стоишь и намертво – прижалось

Уже другое в почерке там – лично,

Но внутрь сердец на масти – пережалось

Мне в памяти так этим – может быть

Усердие – быть словом на портрете

В глазах от литератора, чтоб жалость

Искала миф реальности, где – ветер

Тебе ведёт Европу в тоннах – славы,

Кроит примерный почерк – на ответе

И где-то может вдумчивость, как точка

Стоит – внутри ответа, чтобы точно

Мне вдумалось там в лирике – нарочно.

Успел и ты сложить, минуя ровно

Мне почерк от проклятия – на мире,

Стоит во мне он ночью, где убого

Иду внутри по улицам – я лично,

Но тает вепрь простившего – изыска

Там верный Петербург, как та ириска

Неспело вышла в образах – за мутной

Мне в слове приготовленной – минуте.

Нуарное лицо – похожее на лунный свет

Нуарный свет над мелом – к одному

Я снова пронесу, как вид случайный

И тихо воды внутренней – вины

Мне будут таять в роскоши – вокруг

Такой вот европейской – перспективы,

Где мы уже – под лунный свет не точим

Один себе прикормленный – над точным,

Понятный ветру по губам – ответ.

Нуарное лицо под жилой – в каждом

Ты мне расположил и стал, как личность,

Как тоненькая трость – внутри отличия,

Где сам похож в луне, минуя – форт

Понятной воли требования – жизни,

Горящей стратосферы, чтобы много

Я внутрь переживала, как – дорога

По образам фривольной неги – здесь.

Мечтаешь в воин внутреннего – света

Ты быть уже похожим – на поэта,

Но пишешь много, чтобы неслучайно

Ты стал виной от этого – потока,

Как лунный свет, минуя стержень мысли,

Как вепрь в кону морального – устоя,

Где видел дух России – будто стоя

Ты сам пронизан ловкостью – от стен,

В которых много писем или – жалко

Тебе терпеть там умыслом – однако,

Всю суть апофеоза странной – боли,

Где сам луной затронул много – снов,

Пока летал по нивам – Петербурга,

По краешку такой вот формы – мела,

Что лунный грот там задаёт – на дело

Тебе сегодня личный сном – ответ.

Где я стою и мне уж нет – поверья,

А сам нуар мне открывает – двери

Сквозь тысячное поле старой – песни

И вид уже дряхлеющий – под сном,

Но путь за новым образом – устроив,

Как белый лебедь в письменном – устое

Не водит вдаль, танцуя – к атмосфере,

Он только воет призраком – на свете,

Что мы увидим в готике – наверно,

В глазах такой придирчивой – картины,

Где дух российский станет мне – наивен

И путь свой вновь удержит – на воде

Сквозь жилы лунной воли – постоянной,

Напившись там украдкой боли – данной,

Прожив искусство по нуарной – глади

За бризом белой области, что сзади

Ты стал бы сном луны, мелькая – миром

Мне в той своей оценке – будто лира

Уже сложила слой готичной – сказки

По ровной стороне лица – на флирт.

Он стал теперь надмением – и воет

По тонкости курьёзной – атмосферы,

Где стиль гротескной формулы – на стену

Вобьёт сегодня лунный светоч – мест,

А мы за той стеной, мелькая – в воду

Уладим жизни маленькое – счастье,

Где готика блуждает – от природы

И водит мир такой вот – глубины

По редкости Невы, впиваясь – сзади

На тонкий флирт растерянного – рока,

Что стал бы ты один – не одиноко

Там в лунный светоч – бытием в руке.

Метафизик – из авторской трагедии

Парижанин из редкой, своей глубины

Ты не водишь искусство – уже на уме,

Ты лишь только молчишь, изнывая по мне

В свой фамильный трагедии мир – на огне,

Где устал метафизикой думать – на вид,

Но украшен ты ловкостью сердца – внутри,

Чтобы стать снова автором, где не погиб,

Задавая вопросы – под тонкостью света.

Мне в тени для парижского слоя – чудес

Стало снова темно или просто – неловко,

Унывая, прижаться к чутью – для чудес

Или вымостить правилом – новое я,

Что внутри Петербурга – задело глаза

Мне к тому – парижанство и нету для толка

Жить – в изнеженной маске уже на себе,

Чтобы редкость искать, погибая на вид.

Вдоль по серой окалине – скользкого тока,

Пропадая на воли в себе – европейской,

Где нудишь ты искусственно или же – долго

Поднимаешься вдаль по ступеням – души,

Чтобы стать парижанином, как на дорогу

Ты к тому выходил бы, блуждая – по миру,

В метафизике славного чувства – прилива,

Став обыденным автором – снова в лице.

Это может конец или малая – к толкам,

Обоюдная низменность – выделить долго

Мне повторное поле идейности – к ряду

Между письменной формой – на новом лице,

От которого бродит актёр – по курьёзу,

Понимая, что стал парижанином – если

Ты не ждёшь этой мудрости, но на ответе

Этим стало бы солнце – для нового света.

Упростил снова авторский стиль – неуёмно,

Прочитал мне фатальностью – «новое завтра»,

Но идёшь по искусственно – долгой дороге

В парижанское бдительной боли – нутро,

Чтобы там – точно автор уже накануне

Ты просил бы истошную руку – на воле

Злой серьёзности почерка или – довольства

Между равной истерикой мифа – на свет,

От которого светишь ты сам – неумело,

Распыляясь под разницей мудрого – дела,

За немой постановкой, однако, приёмов,

Что внутри от Парижа застыло – уже —

Мне твоё провидение в колкой – примете,

Твой посыльный манер и немного – утроив

Он ведёт снова путь метафизики – вровень

На характере подлинной близости – черт.

Что и чёрствому поиску – там ненадёжно

Вновь блуждать по капризному слою – истока,

Где внутри Петербурга ты станешь – у Бога

В свой ответ над загадкой о том – отвечать.

Личный предлог изучения чуда

По песку, как по ранам – уже не могу

Убежать на придирке, минуя огни

Между личностью чуда, откуда они

Стали грезить повторной игрой – на тебе,

Стали думать, как зайчики – наперевес

Из под ровной, асфальтовой боли – покуда

Ты за личным предлогом – минуешь о чудо

Мне повторное отчество или – прогресс.

Где в предлог изучения мира – нисколько

Я не буду внутри укорять – поминутно

Одиночество – будто плохую примету,

Над которой немило поэтам – молчать,

В близорукости сердца – или же с виду

Над второй оконечностью – нового ритма,

Где и ты изучаешь уже – благородно

Мне вопросом искусство, чтоб было кричать

Так прохладно по осени в топь – идеалам,

Смирно в душу песка, по которому – раны

Заживают, направив там тень – обелисков

На Неве, что угрюмостью стали бы – близко

Мы в глазах фараонов, но в мире – бессмертном

Ты учтёшь это поле реальности – смертью

И не будешь уже убеждать – накануне,

Что прочёл словно чудо – другую примету.

Где и я рассыпаюсь внутри – Петербурга

О мосты, за которыми – новому виду —

Ты обратно пристал направлением – стиля

В безымянном потоке сквозивших – идей

Между радостью цели своей и – померкшей

Уникальности думать, что этому – мерой

Ты настанешь сегодня в уловке – покуда

Стал мне вновь ухажёром, сминая причуду,

Поднимая там флаг и наверно – на куче

Этой боязной редкости мифа – заправку

Равновесия подлинной бренности – завтра,

Словно видом артист или ровный – полёт,

От которого стены внутри – не отстанут,

Не пройдут, как итоги в глазах – Петербурга

По песку – за затрещиной юного утра

Между ролью искусственной – на берегу,

Где играем мы в мяч или снова – хохочем

В поимённом рассказе обидчивой – ночи

Между степенью стать европейцем и – маской

В удручении сложности жизни – по мере,

Как идёшь ты в ответ одиночества – или

Постигаешь там сон вероятности – чуда,

Вслед прижавшись на розыске – от ниоткуда

Проявившейся древности – мифов в ответ.

Где уже обошла этим миром – природу

В обнаруженной склонности – мудрого Бога,

Но стою на песке – по отчаянию риска

И немного не вижу там в небе – той призмы

Жалкой воли звезды – по отличию маски,

Чёрной боли искусства, а также – подсказки,

Где и сфинксы мне тают – внутри панорамы

Обезличенной боли в себе – от программы,

Что прожили опять мы в душе – этим поле

От доверчивой боли близ блага – устоев,

Где сквозь личный предлог – одичания слова

В настоящем ты ждёшь – отупения снова,

Подойдя на песке за пригорок – от чувства,

От безбрежности стиля – в себе ниоткуда,

Где и сам удручаешь ты жизнью – минуту

В петербургское утро по медленной – смуте.

Двоякий вымысел – двояк наружу

Двояк ли ты на рисках – подыграть

Внутри от громкой правды – бытия,

Двояк ли в точной близости – откуда

Мне стало солнце грезить – на кровать,

Где я его держу, но в малость – таю

От средней боли возле – пережитка,

Когда двояк наружу твой – притёртый

Сюжет игривой пошлости – на вотум?

Линяет призрак будущего – чрева,

Уходишь сам, и что-то распинаясь

Ты видишь вдаль чернеющего – тлена

Под разницей фатальности, что знаешь,

Как сам двояк наружу в спелой – вишне,

Что стал ты европейцем – мимо всхода

Уже другой потребности – быть выше,

Чем могут быть в тебе тому – итоги,

А может и портреты в талой – крыше,

Внутри которой, распадаясь – в атом

Ты стынешь мне приятной – атмосферой

В надгробной воле близости – от завтра,

Что сон в руке готического – чувства,

Когда ты видел больший ад, но стал им

Менять в себе реальность – будто завтра

Двояк наружу в пройденной – программе.

Там римский лев и отчее – по жилам

Мне воет в той потерянности – мифа,

Ты ждёшь мой век просторный, но игриво

Там стал менять пародии – на бренность,

Как будто за Европой стала – мина —

Мне править в подлой выучке – сегодня

И звать потом тот мир, что будет криво

Мне в душу завтра эта лишь – обида.

Иду теперь по грозам – Петербурга

И вид на чёрной линии – за мачтой

Играет в топь такого вот – каприза,

Снуёт, чтобы обломками – не значить,

Что сон в руке двоякий стал – помимо

Тому уже – томить в той куче маски

И век другой, что будто бы – критично

Любить тебя сегодня в роли – птички.

Когда её в душе уже – не видишь,

Не стал твой римский свет – на перепутье

Мне в том лишь помогать, где на минуте

Ты верил больше в личное там – чудо,

А может чувство, где бы – обезличил

Свой фатум многомерной боли – завтра,

Что стал ты европейским ветром – мира

И вдаль теперь живёшь, минуя – ладан.

Провёл рукой по волосам, как манной

Спадает свет потомственного – крика

Мне вдаль плохой приметы или – манит

Уже в другой двоякой мере – ритмов,

Где сам наружу стал ты мне – двояким,

Упрятал смерть и будто бы – не рад ей

Ты верить в прошлый ужаса – в обидах

Приём моральной неги, чтобы – сладить

С обжитой, зрелой, завтрашней – привычкой,

Когда бы центр улаживать – на смыслах

Ты стал в чутье поветрия – нам к ряду,

Где вдоль души по Невскому – мне вышел

Ты в метре той потерянной – прохлады,

Где видишь звёзды или же – блуждаешь

В двоякой правде говорить – о каждом

Сегодня дне потерянном, что – даже

И мне противно в обоюдной – маске.

Существо – в личном имени чувства

Наделённой игрой не блуждаю – уже,

Не внутри прихожу – угадав этот мир,

Но у каждой стены мне приятно – уму

Помогать обязательству выжить – в вине,

Где от личного качества – там не пойму

Злой придирки на явной, твоей – суете,

Чтобы стало во мне существо – на аду

Тонкой формой фатальности – возле беды.

Грезит подлый ответ, что и я – не умру,

Но старею от чувства на заданном – сне,

Пробегая над ровной фатальностью – лун,

Чтобы видеть московское время – в окне,

Чтобы звать обстоятельство или – любовь

Над прощанием точного всхода – ветвей

Или может людей, чтобы выдумать – ночь

Над твоей постановкой искусства – помочь

Мне угадывать пройденный мир – пополам,

Над твоей современностью, где не отдам

Этот мир – от ничейности на рукаве,

Этот образ безликий, что видим – умам —

Только в имени чувства – пародии, где

Я летаю под Питером, чтобы – одна

Стала призраком в точной картине – ума

Между бренностью часа – уже от харизмы.

Белый камень тому не корит – существо

Вдоль колонн или мужества, чтобы – глаза

Стали редкому слову, купаясь – в любви —

Снова проблеском мифа, что также нельзя

Угадать этим имя и будущий – ад —

Вслед критичности малой потёмки – зимы,

Как настало там юркое время – на взгляд

Между бренностью города – будто парят

Мне орлы в поднебесной фатальности – длин,

Показавшись под верхом притока – луны

Над твоей головой в безопасности – туч,

Где твоё существо умиляет – от случая,

Чтобы выиграть в себе обоюдный – поклон

Над гротеском внутри, понимая, что сам

Ты уже – Петербургом не видишь поклон,

Но летаешь от мира в такой – высоте

Между линий и часа в пронизанной – тьме,

Как и белые камни в прощении – длин

Между зданий искусственной формы – руки,

Полной сущности зрения – каждой строки,

Заодно угадав этим светоч – в тисках

Расположенной, древней приметы – угла,

Где и сам ты не водишь фатальностью – мир,

В существо превращаясь сегодня – один.

В личном имени чувства и там – без людей,

Без любви, но у памяти стаявшей – глаз,

Чтобы белые вепри скостили – не раз —

Этот дух современности – в новой одежде,

Этим путь покрывая для сердца – в узде

За подробной истерикой в мании – фраз,

Что любви ты не носишь сегодня – приказ,

Точно сам приказал бы такое – на месте

Ты в одних облаках – обожания стрел,

За которыми видел свой светоч – ума

В бренной поступи малого солнца – во мгле,

Где за тайной реальности светит – и мне

Повторение слаженной близости – глаз,

Топких уз, за которыми в камерном – сне

Стали временем полных ответов – в уме

Мы сегодня, что видели – сущность на нас.

Чутьё обиженной формы права

Мне несносностью осень – уже на косе

Разомкнула таинственный берег – души,

Там противно идти по одной – полосе,

Предназначенной в близости может – к душе,

Чтобы видел ты сам, как чутьё – по руке

Прикасается к новой доселе – строке,

Чтобы формула права играла – свой край

В обнадёженной маске такого – нуара.

За чутьём по обиженной маске – лечу,

Не узнаю, что также внутри – я молчу,

Но прикинусь на тон от квартиры – в себе,

Словно бабочка в лёгком строении – мира,

Чтобы видимый свет потому – передал

Мне свой серый урон, над которым ретиво

Ты бежишь – сквозь казённое именем слов,

Чтобы снова душой разомкнуть – берега.

Где и сам ты – таинственный берег углов,

Подбираешь мой мир, не взирая – упрямо,

Где-то с виду фамильной от тяги – Невы,

Где-то вздрогнув на тон от того – фонаря,

Что на улице видел сегодня – в облом

Красноречия в подлинном имени – права,

Но украл обоюдный ответ – по руке,

Мне не встретившись памятью – на бытие.

Прикасаешься ты, как и лёгкий – покров,

Как вампир в надоедливой мантии – завтра

К многолюдному обществу, где заклеймил

Ты уже – мой позор или думаешь так,

Что пройдёшь лишь чутьём – обоюдное ладно

И теперь, вслед за роскошью – там до обеда

Ты бежишь – растворяясь на имени, где-то

Где уже надоедлив под тонким – руном.

За судьбой золотого пера – между часом,

Загадав там просторное общество – мира,

Чтобы русское слово сквозило – нам завтра

И блюсти бы могло это небо – в пожар,

Где и мы повторяем те письма – на свете

В бесприметном и долгом сегодня – рассвете,

Как желанием тешит там юмор – по следу

Диалекта прочтённого образа – ввысь.

Словно сам ты на осень обижен – у права

Пониманием странного места – из ритма,

Где свои откровения будущей – славы

Ты прочтёшь и не будешь играться – уже

С просторечием форменной маски – на теле

В безопасности долгого чувства – на деле,

Чтобы сном Петербург просыпался, как песня,

Вслед таинственной бренности – от берегов,

Где и мы просыпаемся в личности – просто

Над последним от слов фонарём – за коростой

Разночтения памятной боли – близ тлена,

Где уносит под стать там одна мне – Вселенная

Мир теней, и не просит уже – от начала

Пережитка – для личности долгого тона,

Где и я всё сегодня под сон – удручала —

Этим небо, как свойское в длительной – осени.

Запоздав, как на поезд другого – потока

В перемычке до радости возле – востока,

Чтобы вдеть расстоянием степени – риска

Длинный сон, где задеты мы вдаль – обелисков

И ползём по приглядной путём – диадеме,

Как пронзённые образа слова – в дилемме,

Что узнать там не можем лицо, но обычно

Поставляем критичностью – новое долго,

Будто стала обида нам – маской у гроба

И теперь в обстоятельстве, как небывало

Разнимает практический космос – от права,

Где куёшь ты восторг на конечности – иска,

Где отстал ты давно, но классической – робой

Понимающе теплишь до возраста – гроба —

Тот единый во сне недоученный – праздник —

Обывателя в мирном стремлении – ладить

За конечностью долгой рутины – по жизни,

Задавая вопросами смелости – в каждом —

Этот мир или день, над которым – обида

Будет в праве чутьём – постоянного вида.

Где нет искусства – права тоже нет

Где нет искусства – памятью служил

Ты сам во мне – такого же прироста

На верхнем этаже, что были просто

Мы вложены в чутьё подробной – лжи,

А после правом разложили – кости

На новом тлене в длинной – атмосфере,

Чтоб выдумать придирками – на теле

Другой преклонный возраста – приём.

Он также видит общество – пустое,