Край Истинного света

– Я тоже рад видеть тебя, Дэлла. – Сэм обиженно цокнул языком.

Я подняла на него глаза, но, заметив окрепшую фигуру Миафа, сразу забыла про хрупкодушного артефактора. Плечи разумника стали заметно шире, а всегда бледное нежное лицо приобрело жесткие черты.

– Тренировки с Янгридом идут тебе на пользу, – подытожила я свои наблюдения.

Миаф довольно прищурил глаза с почти белыми радужками и с болезненно прямой спиной откинулся на спинку стула.

– Тилен тоже так считает.

– Да ну, – усомнилась я.

– Ты же заметила. – Пауль придвинулся к Селин, успевая мне хитро подмигнуть.

Из меня вырвался слабый хмык. Что бы там ни заметила декан факультета разума, нет в том ничего, что могло бы хорошо закончиться. Или начаться. Глаза-льдинки Тилен не несли тепла – лишь холодную прагматичность. Нет ей пользы от первокурсника-паразита. Рот открылся в попытке донести это знание до Миафа, но, уловив свет, что источали его лишенные цвета глаза, я промолчала. Не мое это дело.

Спокойно поесть не удалось. Каждый из ребят задавал по несколько вопросов одновременно, выуживая подробности поездки. На одном из вопросов Сэма я чуть не проговорилась про Захара, но вовремя остановилась, делая вид, что подавилась крошкой от тоста.

– Со мной разобрались. – Я громко поставила на стол пустой стакан. – Теперь вы рассказывайте. – Я повернулась к Паулю. – Чем занимался вчера вечером?

– Ничем интересным, – пожал плечами, – тренировался.

– Весь вечер?

– Почти до рассвета.

Плохо. Очень плохо. Советник явно о чем-то его попросил – о чем-то таком, чего нельзя знать всем остальным.

Я покосилась на Селин. Она беззаботно накручивала черную кудряшку на палец и рассматривала оконную раму. Не похоже, что она знает об их встрече.

– Я вчера встречался с родителями, – лениво бросил Миаф, точно делая нам одолжение, посвящая в свои дела.

– И как? – так же равнодушно спросил Сэм.

– Ужасно. Хотят, чтобы я снова начал жить с ними.

Я оставила выскребание пудинга из плошки и подняла на разумника хмурый взгляд.

– А где ты жил до этого?

– С дядей.

– Почему?

Миаф посмотрел на меня как на слабоумную. Остальные не выражали такой же яркости чувств, но легкое недопонимание между нами витало.

– Я – паразит, Дэлла.

Это не дало ответа на мой вопрос, и Сэм, заметив мою потерянность, пришел на выручку:

– Дар паразитов активен с самого рождения – с их первого вздоха. Управлять им не могут: ни младенец, ни его родители. Обычно паразиты начинают контролировать себя ближе к пяти, а то и к десяти годам. Это тяжелая нагрузка на рассудок для людей, окружающих растущего паразита, – не каждый способен выдержать такие продолжительные эмоциональные перепады.

Сердце от понимания сжалось.

– Они тебя бросили.

– Да, – отрезал Миаф и без доли грусти продолжил ковыряться в тарелке. – И не стоит так смотреть на меня, Дэлла. Дядя дал мне сносное детство. Возможно, оно даже было счастливым.

– С казначеем-то? – весело отозвался Пауль. – Готов поспорить, у тебя было все, что только приходило в твою одаренную маленькую головушку.

– Было, – коротко ответил он и, чуть улыбнувшись, ушел в тихие мягкие раздумья.

Оставив Миафа греться в воспоминаниях, я повернулась к Селин.

– Твой брат тоже паразит, причем с весьма неприятной эмоцией. Как твои родители смогли воспитать сына, внушающего страх, и не повредиться умом?

Может, я сделала слишком поспешные выводы, и они не такие уж и плохие люди, раз не отказались от сына и вырастили его, рискуя своим рассудком?

– Селин?

Девушка побледнела, сжала кулачки и уронила взгляд в пустую тарелку.

– У Бенира не было счастливого детства, – прошептала она и подорвалась с места. Мы только и успели увидеть, как вслед за ней из столовой выбежал Пауль.

– Не стоит больше это обсуждать. Никогда. – Миаф отодвинул от себя нетронутый завтрак. Ухватив мое несогласие, он добавил: – Подумай о том, что люди делают, встречаясь со своими эмоциями лицом к лицу, и ты все поймешь.

Что делают? Я почесала щеку и задумалась.

Стыд – неловкая и весьма неприятная эмоция. Люди стараются избегать этого чувства. Я глянула на спокойно-беззаботного Миафа, обсуждающего с Сэмом одно из его новых изобретений. Его родители так и поступили: сбежали – предпочли навязанному чувству настоящее. Хотя сомневаюсь, что у подобных людей есть совесть, – бросили и, когда все трудности оказались позади, решили вернуть. На месте Миафа я бы тоже не хотела обсуждать подобные семейные «тонкости».

А что касается страха, то тут все несколько сложнее – каждый на него реагирует по-разному: кто-то спасается бегством, кто-то ищет защиты, кто-то теряется, а кто-то пытается бороться. Я росла бок о бок с этим ощущением, и нет в том чувстве ничего теплого – к нему невозможно привыкнуть и, тем более, нельзя полюбить. От Бенира родители не отказались – не потерялись, не убежали, они выбрали бороться.

– Бездна, – шикнула я. Об этом и правда не стоит больше говорить.

Поморщившись на кружащиеся в голове жуткие мысли, я отвернулась к столу «Высшего света».

Каспар будто только этого и ждал. Поймав мой взгляд, он активно замахал обеими ладонями. Двойняшки Беррит, по своему обыкновению, одновременно прикрыли глаза в покровительственном приветствии. И, к моему удивлению, Шарлотта, не показывая и капли раздражения, сдержанно кивнула мне – Фрида спешно повторила за подругой.

Чуть растерянно кивнула им всем в ответ, но легкое смятение в секунду выбили янтарные ухмыляющиеся глаза.

«Удостоила меня наконец-то взглядом?» – говорили его вскинутые брови.

«Какие мы ранимые», – ответил мой беззлобно наморщившийся нос.

– Дэллочка! – Янгрид сгреб меня в медвежьи объятья. – Как же я соскучился!

– Задушишь, – просипела я, вырываясь из грубой хватки.

Боевые маги даже не посмотрели в нашу сторону, а кто посмотрел, не заостряя на этом внимания, прошли мимо. Ученики уже привыкли к поведению Лорда Увина со своей любимицей – смирились.

– А меня не обнимешь? – Пауль раскинул руки.

Янгрид скривился и махнул на него рукой.

– Предвзятое отношение?

– Откровенное нежелание тереться об твою плоскую грудь, – парировал лорд Увин и, оскалившись улыбкой на мое немое возмущение, пошел к центру арены.

– Он сейчас признался, что обнимал меня, чтобы полапать? – Я потрясенно уставилась на развеселившегося Пауля.

– Больно ты мне сдалась, доска тощая! – крикнул Янгрид: его дар гончей был, как всегда, чуток и вездесущ.

С самой первой минуты занятия Янгрид начал гонять нас по арене как озверевший гигантолигр. К бегу и отработке стоек с оружием он добавлял неожиданные нападки песочных тварей, создаваемых из черного песка арены-артефакта. После всех отбитых атак лорд Увин ставил нас в спарринги, а «доживших» до конца занятия заставил пройти десять раз полосу препятствий, обнуляя счет при малейшей ошибке.

Ноги и руки раскинулись на песке. Я не могла найти в себе силы даже дышать. Слегка приподняв голову, я увидела десятки таких же обессиленных учеников; только Янгрид и Винсент стояли на ногах, смешливо оглядывая поле, поросшее лежачими молодыми защитниками.

– Бездна, помоги мне.

После обеда меня в тренировочном зале ждет лорд Йун, а я даже не знаю, как дойти до столовой.

Крупная фигура Винсента заслонила солнце, и я помянула, что в Тиррионе уже давно не лето. Воспоминания о горячанке были слишком свежи, и я с благодарностью посмотрела на принесшего мне плащ защитника.

– Спасибо.

Я тяжело подняла торс и, не найдя сил встать, осталась сидеть на черном песке.

Винсент накинул на меня плащ и уместился рядом, притягивая за талию ближе к себе – охотно поддалась.

– За что он нам мстит? – обреченно прошептала я.

– Это не месть, а желание помочь.

– Помочь?! Со встречей с Великой? – Упоминание Великой Прародительницы неприятно царапнуло кости. Я устала от ее шуток надо мной. Больше ей нет места в моей жизни.

Ответа я не услышала. Винсент легко улыбнулся и склонился, сближая наши лица. Один потерянный удар сердца. Мелкая дрожь по позвоночнику. И мягкие губы захватили меня, мой рассудок и медленно отбирали власть над телом.

– Дэллочка! – ахнул Янгрид. – Серьезно? Он?!

Я повернулась и наткнулась на десятки глаз. В одних отчетливо проглядывалось широкое удивление, в других – равнодушное любопытство, но было среди них и переглядывающееся беспокойство. Я предпочла обратить внимание только на искорки веселья в красном взгляде декана.

– Пауль приятно удивлен, – отметил Винсент его перекошенное в непринятии лицо. – Ты говорила с ним о вчерашнем?

– Да. – Замолчала. В молчании было место неясности – оправданиям.

– Он соврал, – догадался Винсент.

– Соврал, – тихо выдохнула я и глянула на развалившегося на песке друга, но сразу отвернулась, не вынося вида его несуразной шапки, отпечатавшейся в моем сердце. Мысли полились из меня словами. – Знаешь, он так яро рвался подружиться со мной, а весомых причин для этого у него не было: ни титула, ни денег, ни приятного характера. Я начинаю думать, что его изначально направили следить за всеми учениками Академии. Пауль увидел во мне проблемного мага и прицепился, чтобы не упускать из виду ни шага.

Винсент коротко посмеялся. Не позволяя обиде на его несдержанность появиться, притянул к себе и потерся об меня колкой щекой.

– Нет, Дэл. Я помню его первокурсником, и он далек от подручных шпионессы Одэи.

Я вскинула взгляд, хватаясь за расширенные зрачки Винсента и необходимое оправдание. Лица коснулись кончики его пальцев. Они слегка оцарапали золотые веснушки огрубевшей кожей и легли под ушко.

– Какие бы ни были у него причины покрывать встречу с Размаром, – он говорил так близко, так тепло и тихо – утешительно, – я не думаю, что он способен на предательство, по крайней мере, тебя. Пауль искренне переживает за твое будущее, и он – единственный, кто попытался спасти тебя от меня.

Сначала я слегка смутилась такой резкой перемене в его отношении к Паулю – очевидной лжи, но все поглотил частый стук в моей груди. Утешение Винсента было так прекрасно, что пади весь мир – пары его тихих слов хватит, чтобы унять по нему скорбь.

– Спасти от тебя? – шепнула я, идя навстречу зовущему дыханию. – Разве от собственного сердца спасаются?

Я поймала его сбитый потрясенный выдох губами и стала напитываться сладостью и счастьем, от которого кружилась голова и слабли колени.

– Нет тебе от меня спасения, – прохрипел Винсент в поцелуй и смял меня в сильных ладонях так крепко, что сомнений в его словах не осталось: он не отпустит. И Бездна поглоти того, кто попробует отобрать.

Не позволю.

До тренировочного зала я дошла на одной силе воли. Встретив внутри седого сурового защитника, мысленно сложила себе погребальный костер.

– Здравствуйте, лорд Йун.

– Доброго дня.

Мужчина говорил спокойно, но от его голоса зазвенели окна. От лорда веяло силой и жесткой собранностью – он пропитывал собой воздух, незримо давил на серый неровный камень стен.

Впечатлившись, я принюхалась, надеясь узнать вкус этой незримой мощи. Пусто: ни единой крупинки запаха.

– Вы гончая?

Йун сдержанно кивнул. Это вторая гончая, с которой мне довелось встретиться, не считая отражения в зеркале, и вывод напросился сам – ждать легкого времяпрепровождения не стоит.

Я скинула плащ, сумку и, бросив их у двери, подошла к опытному защитнику. Каждый кожаный ремешок на его жилете, каждая перевязь и ножны были затянуты идеальными прямыми линиями. Даже седые волосы, убранные в тугой короткий хвост, не смели топорщиться.

– Первое, что ты должна усвоить, – это дисциплина.

Вот так сразу? Без должного знакомства?

– Она обеспечит сплоченность и готовность отряда к выполнению поставленных задач.

Под тяжелым взором его темно-синих глаз голова сама кивала в подтверждение – я внимательно слушаю.

Последующие часы Йун нагружал меня тирадами о важности контроля поведения и следования правилам, а пока он вкладывал в мою голову знания, заставлял стоять с прямой спиной, руками, ногами – всем, что способно вытянуться в прямую линию, а что не способно, должно к этому стремиться.

– К следующему занятию ты должна выучить все виды боевых построений. Так же запомнить, в чем преимущество каждого и какое построение более эффективно в той или иной ситуации.

Всунув мне в руки толстую потертую книгу, он оставил меня в ноющем сожалении и раскаянии перед Себастьяном.

Не стоило его злить.

Доволочив свое уже не уставшее, а онемевшее тело до третьего этажа, я едва слышно постучала в дверь.

Увидев мое измученное лицо, Каспар захлопотал у целительского чемодана, обещая сотворить микстуру, способную помочь мне справиться с последствиями дня, однако особых надежд на пару глотков горькой жижи я не возлагала.

– Винсента можешь не ждать, – без вопроса ответил Каспар, смешивая у тумбочки своей кровати разноцветные тягучие жидкости и шурша травами. – В лучшем случае он закончит с моргами на рассвете.

Тяжелый вздох приподнял мою грудь. Мне было жаль Винсента и было жаль себя. После столь нелегкого дня мне так хотелось его теплых утешений. Не вышло.

Пробегая взглядом по бордовому ковру, шелковым обоям и темной обивке дивана, я ждала обещанное средство от усталости. Резко осознав момент, подходящий для озвучивания просьбы, я пересела на широкую кровать.

Каспар вскинул на меня черные глаза. Пара прядей выпала из длинного огненно-рыжего хвоста, однако яркое пламя волос не смогло осветить таящийся в его взгляде мрак.

– Помоги мне кое-кого найти.

Я рассказала все, не пропуская ни слова из разговора со Старшим. Любая, даже самая незначительная деталь могла стоить мне упущенного шанса найти целителя. Я должна знать, должна понять, что послужило причиной его смертельного совета. У столь тяжелой потери обязано быть достойное объяснение.

Медленно затягиваясь сигарой, Каспар, расслабленно откинувшись на диване, гонял в голове мысли. Ему стоило хорошо все обдумать и решить, готов ли он справиться с возможными исходами помощи мне. Обрекать себя на гнев отца легкомысленным желанием помочь молодой некромант, явно, не хотел.

– Как ты сказала? – уточнил Каспар, выпуская со словами дым. – Она пила мерцающую пыль для сохранения плода?

– Ребенка, – поправила я Кэннура.

– Как скажешь. – Он задумчиво уставился в книжный шкаф и потер большим пальцем острый подбородок. – Занятно.

– Тот целитель был прав, назначая маме яд как лекарство?

– Не знаю, – протянул он и затушил сигару. – Точнее, я догадываюсь о причинах выбора такого способа исцеления, но наверняка сказать не могу – это может только назначавший лечение целитель. Тебе пора.

Каспар натянул губы в извинении и, неторопливо пройдя по комнате, открыл дверь.

– Я найду для тебя того человека, но мне понадобится портрет Патриции.

– Где я его возьму?

– С этим разбирайся сама. У меня много работы.

Оказавшись за порогом комнаты некроманта, я оглядела общую гостиную и направилась в покои Винсента. Путь до моего этажа, пролегающий через бесконечные коридоры и крутые лестницы, стал бы для меня настоящей пыткой. Думаю, защитник будет не против разделить свою огромную кровать со мной.

Комната Винсента была в привычном ему легком беспорядке: рубашки, висящие на дверцах шкафа, разбросанные на столе книги и свитки, полусобранный-полуразобранный дорожный мешок на диване. Жижа Каспара помогла мне не отбросить мысль о помывочной и придала сил для поиска в пережившем шторм шкафу пижамы и полотенца. Едва причина моих взываний к Бездне была найдена, мне хватило ровно пяти минут, чтобы помыться, залезть под одеяло и уснуть.

Ближе к рассвету сквозь расслабленную черноту я услышала, как потерявшую пресное одиночество комнату обволакивает дух грозы. Тело вдавилось в матрас под тяжестью обнимающей меня руки, а следом нежные губы коротко поцеловали в макушку, вновь отправляя в сон, но уже крепкий и бесконечно теплый.

Глава 3

– Это прекрасно! Прекрасно! – Пожилая женщина восторженно хлопала в ладоши, осыпая Миафа похвалой. Паразит скрыл смущение за непередаваемой важностью лица и убрал тонкие пальцы с клавиш фортепиано. – Я просила провести с собой партнера для обучения танцу, а ты, Дэллиция, привела мне настоящий кристальный турмалин!

Поморщилась.

– Что я говорила про вредные привычки?! – воскликнула леди Шлор. Я тяжело выдохнула и расслабила лицо, вздернув подбородок. – Вот так, и никак иначе.

Миаф довольно улыбнулся и, уступив место у громоздкого инструмента дворецкому, сел на диван между мной и леди Шлор; женщина умело поддела грациозной рукой пышную юбку платья из атласной мятной ткани, освобождая разумнику место.

– Позвольте угостить вас чаем, дорогой Миаф.

Две молоденькие девушки в отглаженных коричневых платьях принесли поднос с хрупким чайным сервизом и поставили на низкий стол перед нами. Одна из служанок хотела разложить посуду перед гостями, но хозяйка остановила ее и попросила жестом удалиться.

– Прошу, Дэллиция, – указала Шлор на сервиз.

Исковерканное на манер «Высшего света» имя подняло во мне волну протеста, но, едва я встала, все мои задетые чувства ушли на задний план. Все тело ныло от беспощадных занятий по боевой подготовке. Мало мне озверевшего Янгрида, так еще пальцы рук сводило судорогой от тренировок с Себастьяном, и порой они без моей команды складывались в жесты: просьба леди могла закончиться разлитым сложнопахнущим чаем и разбитым тонким фарфором.

Я с прямой спиной и легкой улыбкой подошла к столику. Внутри кипело от напряжения, но я старательно выполняла все, чему меня успела научить Шлор. Ни капли мимо, ни единого шумного вздоха, даже воздух рядом со мной был непоколебим под плавностью движений.

Миаф оценил мои старания: паразит вылупился, не узнавая в гончей прежних грубоватых повадок. Знал бы он, каких это стоило мне усилий. Даже бессонные ночи, проведенные за чтением старых отчетов специальных отрядов защитников, давались легче: лорд Йун считал, что отведенных нам часов для занятий мало, и нагружал дополнительными заданиями – лучше бы Себастьян отдал часы с леди Шлор ему.

Когда чай был разлит по кружкам, я так же неспешно вернулась на место.

– Хорошо, – похвалила леди, и я довольно улыбнулась. – На твоем месте я бы не радовалась, Дэллиция. С момента начала наших занятий прошло две недели, а ты за это время только и научилась, что подавать чай.

Миаф весело покосился на пристыженную меня, сверкая вспышками фиолетового в глазах. Я предостерегающе оскалилась. Пусть злорадствует сколько хочет, но ужинать мной – не позволю.

– Ах! Что за безобразие? – Шлор вскинула ладонь ко лбу, словно была готова лишиться чувств.

Пришлось снова надеть маску добропорядочности.

На первой встрече леди сразу дала понять, что наши занятия будут проходить ровно до того момента, пока я не удовлетворю ее требования к благовоспитанности. Мне не остается ничего, кроме как покорно следовать ее указаниям для скорейшего освобождения из ее огромной квартиры, похожей на десерт.

Все окна и мебель были увешаны белыми рюшами и ажурными плетеными салфетками. Просторная гостиная, где и проходили наши встречи, вмещала в себя два дивана и три кресла, обшитых нежно-розовой шелковой тканью. Белые обои и, в цвет им, ковры сверкали чистотой – я всегда старалась обходить светлый пушистый ворс, жалея слуг, которым придется чистить его от следов моих потертых сапог. Фортепиано было единственным темным пятном в этом тошнотворном сладком пространстве. Лакированное темно-коричневое дерево переливалось в свете из широких окон, но даже на него она умудрилась накинуть кружевную салфетку.

– Пора приступать к изучению танцев, входящих в список грядущего бала. – Леди Шлор выставила нас в центр гостиной и придирчиво оглядела меня: штаны со множеством карманов, черная рубашка, ножны, перевязи с иглами, перетягивающие левое плечо и правое бедро. Ее лицо было спокойно, но в глазах сверкало неодобрение. Однако она ни разу не заикнулась о моем внешнем виде. – Луа, принеси подъюбник.

Уже через пару минут дворецкий принес огромный конус из хлопковой ткани, держащийся на трех кольцах разного размера.

Затянув на моей талии это «нечто», дворецкий прошел к фортепиано и, усевшись поудобнее, начал играть ненавязчивую мелодию, дающую больше ритм, чем удовольствие от глубоких звуков инструмента.

– Миаф, дорогой. Веди Дэллицию, а ты смотри за мной и повторяй.

Миаф уложил одну мою руку к себе на плечо, другую обхватил и протянул чуть вбок на уровне груди. Паразит знал, что делал, и, как ни странно, вписывался в сладкий интерьер гостиной. Его нежная и броская красота отвлекала внимание от приторной обстановки, а плавные грациозные движения сочетались со спокойствием окружающих нас пастельных цветов.

Шлор встала ко мне спиной, смотря за нашей парой в зеркало на стене.

– И, начали. – Женщина шагнула назад – я повторила, и в ту же секунду Миаф сделал шаг на меня. – Молодцы! Продолжаем. Раз, два, три. Раз, два, три.

Поставленная передо мной кружка студеного пива за пару мгновений исчезла, находя себе место в моем желудке. Голова трещала, по черепу гулял звонкий голос леди Шлор: «Раз, два, три. Раз, два, три», и даже хмель не мог притупить эти сводящие с ума звуки. Я обессиленно упала лбом в стол, выкрашенный синей краской. Распущенные волосы разметались по столешнице, и вплетенные в них бусины застучали по дереву.

Паб радовался, говорил и смеялся. До меня то и дело долетали обсуждения моего прошедшего выступления. Мужики и редкие женщины восхищались продемонстрированным танцем золота. Громко делясь впечатлениями от моей игры на ракушке и представленными им сегодня образами золотых рыб, лениво плывущих по потолку; они с нетерпением ждали нового выступления. Не всем известно, что за музыкой ракушки и мерцающей пылью, воплощающейся под хрупкие звуки в созданные мной образы, скрывается тяжелый труд сборщиков пыли, вынужденных собирать ядовитую золотую пыль с ульев.

– Почему одна?

На стол громко встали четыре кружки.

Я подняла вымученный взгляд на Роба и, оторвавшись от его ярко-зеленых глаз, оглядела белокурого кучерявого Януша – он стал носить кожаный жилет на голое тело, подражая Янгриду; и Марика, единственного из своих друзей, надевшего сегодня не форму боевого факультета, а лазурную рубашку, выделяющую его черные короткие волосы и синие глаза.

«Раз, два, три. Раз, два, три». Бездна! Я опять упала лицом в стол.

Боевые маги молча сели ко мне и, разобрав кружки, пододвинули мне оставшуюся.

– Спасибо, – тихо сказала я и, выпрямившись на стуле, отпила свежую порцию пива. – Вы будете танцевать на балу? – Может, я смогу постоять с кем-то из них в стороне, пока остальные будут отплясывать на балу в честь Дня дачи клятвы?

Хромающий Миаф всплыл в голове, и я сделала большой глоток. Он больше не пойдет со мной заниматься к леди Шлор и будет прав – ноги важнее.

– Хочешь пойти с кем-то из нас? – Роб издевательски вскинул брови. – Я плохой танцор, лучше этих позови. – Он дернул подбородком на друзей.

– Я иду с Греттой, – быстро отвертелся Януш и пихнул локтем притихшего Марика.

Марик покрутил кружку, раздумывая, стоит ли нам возобновлять общение. После соревнований мы с ним так и не разговаривали: он хотел убедить меня перестать общаться с Винсентом, а я вспылила и послала его куда подальше.

– Если не с кем пойти, я готов составить тебе компанию. – Марик решил даровать мне прощение.

Я аж фыркнула, восхищаясь его «великодушием».

– Благородно, но мне не нужна пара.

Марик пропустил мою колкость мимо ушей и улыбнулся одной стороной губ неотрывно рассматривающей его смуглой девушке.

– Зачем тогда спрашиваешь?

– Как оказалось, танцы даются мне сложнее, чем боевые искусства. Я рискую сломать кому-нибудь пальцы ног.

– Не сомневаюсь, – мрачно отозвался Роб.

– Так не танцуй. – Януш ударил пустой кружкой о стол. – Это не обязательно.

– Знаю. – Я, по примеру Януша, допила пиво. – Ищу, с кем скоротать длинный скучный вечер.

– Скучным он у тебя точно не будет. – Роб подозвал жестом Барри, и хозяин паба сразу принес кувшин с пенным напитком. – Моей маме тебя даже жалко.

Я скривилась. Пьера – хорошая женщина, но моего отношения к жалости это не меняет. Жалеют немощных – жалких.

Роб продолжил:

– Все придворные захотят поговорить с молодой гончей. Так что у тебя не то что на скуку, на свободный вздох времени не найдется.

– Успокоил. Спасибо.

– Не за что.

Я зло шикнула и перевела взгляд на Януша. Глаза сразу упали на его открытую шею, где несколько месяцев назад красовался порез.

– Как проходят тренировки? Уже достиг уровня черного защитника?