Звезда бессмертия

–А как здоровье вашей матушки? – не отставал барон. – надеюсь все хорошо?

–Все слава богу!

Мы на удивление, быстро добрались до ворот мрачного баронского замка. Оказалось, что мы с Гансом потеряли в лесу массу времени, и двигаться по дороге было куда быстрее и удобней. Так бездарно завершился наш весело начинавшийся побег. И я снова глядела на серые каменные стены.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ.

БЕСКОНЕЧНЫЙ ДЕНЬ.

Трясу головой, возвращаюсь в реальность. Интересно, сколько времени я уже здесь торчу. Смотрю на часы и невольно громко удивляюсь:

–Ни одной минуты?! Я же только что смотрела на часы, может быть день другой?

Я даже решилась спросить точное время и дату у прохожего. На меня посмотрели как на полную дуру, но только подтвердили, что я потеряла, от силы, одну минуту. Впрочем, чему удивляться, ведь прошлый раз все было точно так же. Где-то там проходил целый день, а здесь я успевала только моргнуть. Все равно, надоели эти чудеса со временем! Не хочу, замучилась! Другие живут себе здесь и сейчас, вот и я хочу, чтоб в моей жизни все было понятно и просто.

Все! Решено! С сегодняшнего дня никаких странностей и видений! Я самая что не на есть обыкновенная студентка.

Мое решение конкретное и бесповоротное. В этот момент я не испытываю ни тени сомнения в возможности управлять всеми странностями в своей жизни.

Я честно верю во все это, еще часа четыре. Пока добираюсь до дома, открываю дверь, тупо сижу на диване, пытаюсь разобрать собственные лекции. Первым кто породил во мне сомнения была моя бесподобная «чебурашковая» кошка. Пальма опять ведет себя как выпавшая из времени: меня не замечает, на слова не реагирует, даже всегда срабатывавшая рыба не производит на нее никакого впечатления. Но, самое ужасное начинается когда я пытаюсь взять ее на руки. Пальма не осязаема! Рука проходит сквозь нее, как сквозь воздух.

Хуже того, зайдя на кухню, я ясно вижу еще одну кошку, вполне земную, ощутимую и голодную. Это тоже Пальма! Она жадно набрасывается на рыбу и со злобным урчанием пожирает ее в присутствии призрачной Пальмы.

–Боже! Как это остановить? – вырывается у меня громко. Жующая кошка поднимает голову, она явно меня слышит, а та, которую невозможно взять, томно удаляется в зал. Через минуту, оттуда доносится звон бьющийся посуды. Я бегу на звук…

Там – ничего, ни осколков, ни кошки. Все вазочки стоят на своих местах, целые и невредимые.

–Чертовщина, какая-то! Пальма, а ну, иди сюда!

Лысая кошка с большими пушистыми ушами, появляется из-за кухонной двери, явно не довольная, что ее отрывают от трапезы.

–Это, что же получается, – вслух рассуждаю я, – мне опять все примерещилось?! Я б еще поверила в эту версию, если бы не события последних дней. Но сейчас изменение времени, похоже, не причем. Кошки, вазы – чушь какая-то. Все-таки, высшая математика на меня плохо действует.

Придя к такому выводу, я само собой, откладываю институтские занятия на неопределенный срок и стараюсь заняться чем-нибудь абсолютно легкомысленным. Этот термин уже давно ассоциируется у меня только с Ленкой. Бросаюсь звонить любимой подруге.

–Привет, Ленка, куда подевалась? Почему не была в институте? – тороплюсь с расспросами я.

–Ах, мне некогда! – вдыхает она, – не до учебы мне теперь! Я влюбилась.

Ну, наконец-то, нормальная жизнь здесь и сейчас. Любовь, ахи, вздохи. Я с восторгом расспрашиваю счастливую подругу:

–Когда успела? В кого?

Она только рада лишний раз предаться приятным воспоминаниям.

–Он просто прелесть! Музыкант, гитарист, сам песни пишет, ужасно талантливый, я уверенна, он скоро прославится! И я буду с ним.

–Врятли, – прозаично сомневаюсь, – о звездах вечно пишут, что они ветреные и часто меняют любимых.

–Нет, нет, мой не такой! Я уверена наше чувство сильнее всех преград.

–Ты сама скоро заговоришь стихами, – смеюсь я.

–Да, куда мне?! Вот е6сли бы ты только слышала его песни! Ты бы поняла, что все остальные поэты мизинца его не стоят!

–Даже Пушкин? – подкалываю я подругу.

–Не смейся, просто, это совсем другое. Пушкин – это прошлое, а мой Павел – это будущее.

–Ой, только не надо про прошлое, – умоляю я.

–Прошлое нас не интересует!

–Вот и слава Богу! Я тоже решила больше о прошлом не думать.

Лена меня не слышит, мечтательно рассуждает о своей музыкальной любви:

–Мой Павел, так здорово исполняет песни, я готова всю ночь слушать! У него уже было несколько концертов.

–Сольных? – удивляюсь искренне.

–Пока нет, к сожалению, но его так принимают, я так аплодировала! Боже мой, Лиза, я самая счастливая!

Когда мы прощаемся, я кладу трубку, продолжаю улыбаться. Везет же людям! Любовь, морковь, и никаких заумностей. Надо брать пример с Ленки! Жить легко и весело и не думать ни о чем не реальном.

–Так, начинаю нормальную жизнь! Чтобы сейчас предприняла моя чудная подружка? В магазин! Она бы точно отправилась за какой-нибудь обновкой. Магазины еще открыты, родители оставили вчера немного денег, пода действовать!

В магазин захожу важная, как султан Саудовской Аравии. Осматриваю помещение, с таким видом, словно легко могу купить сразу все, не заботясь о цене. Само собой, первым делом отправляюсь примерять дорогущие шубки. Ну, и что, что у меня денег хватит, чтобы купить только один рукав от меховой роскоши. Этого же никто не знает! Продавщицы улыбаются, предлагают что подороже, я кручусь перед зеркалом, придирчиво оглядываю себя в роскошных соболях и эффектной норке. Даже задаю капризные вопросы:

–А это точно зимний мех? А он не вылезет? Терпеть не могу, когда остаются волоски на одежде.

–Что вы, что вы, – елейно улыбается продавщица, – это прекрасное качество. Московская фабрика, – суетится она.

–Московская?! – я корчу брезгливую гримаску, – наверное, папа прав, надо шубы покупать за границей.

Я покидаю отдел мехов, тщательно скрывая чувство досады. Когда же я смогу, вот так просто купить здесь именно то, что мне приглянулось? А пока я отправляюсь туда, где цены кусаются не так сильно. Сегодня, обязательно куплю себе новое платье.

Ну, разумеется, та модель, которая мне сразу и безоговорочно приглянулась, стоит примерно также как полушубок в соседнем отделе. Снова вздыхаю о том, что я не наследница семьи Рокфеллеров и уныло разглядываю то, что подешевле.

–Тоска!

Неужели я это произношу в слух?! Я же всегда была скромной и сдержанной, но стоящая рядом женщина меня явно услышала. Смотрит на меня улыбается, поддерживает тему:

–Меня тоже поражает отсутствие ярких интересных вещей. У того, кто разрабатывает эти модели, должна быть не проходящая депрессия.

Я поворачиваюсь к собеседнице, беззастенчиво ее разглядываю: лет тридцати, ярко красная помада, вечерний макияж, неуместный в данной обстановке. На ее лице смотрится вполне органично. Эту высокую, статную даму, пожалуй, следует назвать красивой. Смотрю на нее и по спине бегают мурашки, опять, опять, эти образы из прошлого! Я ее знаю! Я точно ее знаю! Вернее сказать не ее, а ту, которой она была лет триста тому назад. Конечно, мы с ней встречались, еще бы…

Я ясно осознаю и ужасаюсь своей догадки, что эффектная дама персонаж того самого первого сна. Она мало изменилась с тех пор, когда он (т.е. я) был в нее влюблен. Интересно, кто теперь ее муж, она ему тоже изменяет? Я решительно отмахиваюсь от странных мыслей. Я же решила, твердо решила больше не думать о прошлом, к тому же еще не о своем или…

А незнакомка, словно испытывает твердость моих намерений, улыбается кокетливо, точь-в-точь как в моем сне.

–Как вы думаете, а мне пойдет черный, вот этот трикотажный костюмчик, мне кажется он вполне удобоваримый.

–Тебе черный никогда не шел, – чуть не ляпнула я, но вовремя спохватываюсь и произношу вполне вежливо:

–Я думаю, вам стоит поискать что-то повеселей, черный, конечно, классика, но уж больно скучно. Может вам стоит посмотреть вот эти темно-голубые брюки и блузку?

–Пожалуй, я зря недолюбливаю это цвет. В моем гардеробе уже переизбыток красного.

Дама с азартом перебирает на вешалке наряды, а я борюсь с неизвестно откуда-то взявшимся желанием: накупить ей подарков! Бред! Я же решила жить как нормальные люди, и не прислушиваться ко всяким странностям. Ерунда это все! Подумаешь тетка показалась знакомой. Глупости! Все это я придумала! Ерунда! Ерунда! Ерунда!

Фокус с магазином не удался!

Выхожу на улицу в настроении еще более паршивом, чем до этого. Не могу придумать чем себя занять надо срочно найти что-нибудь очень современное и беззаботное. Даже с Сашей не хочется встречаться. Он опять заговорит про свои приключения в средневековье, еще о чем-нибудь в этом вроде, а я не хочу! Больше не хочу ничего вспоминать! Шагаю по широкому проспекту в мрачной решимости положить конец «этому» не знаю чему. Меня все бесит! Ветер слишком холодный, снег слишком колючий, дома облезлые, собаки драные, прохожие уроды!

И чего я собственно взъелась на весь белый свет? Все хорошо, сейчас приду домой, напьюсь горячего чая, а лучше кофе, поглажу Пальму, мне даже становится смешно, нормальных кошек гладят по пушистой шерстке, а у моей «чебурашки» придется щупать уши, чтоб хоть немного приблизиться к приятному процессу. Мои старания по улучшению настроения начинают приносить свои плоды. Встречные люди перестают казаться отвратительными, погода становится приятной, я не спеша возвращаюсь домой, строю радужные планы.

–Не смей этого делать!

–Стой! Стой! Стой только!

Истеричные вопли грубо нарушают мою прогулку.

–Ну, кто так орет?

Тихо спрашиваю я, не рассчитывая на ответ, но мне принимаются объяснять сразу несколько человек:

–Девчонка, дура!

–Хочет из окна прыгнуть!

–Только, только ее из психушки выпустили, она видно обратно захотела.

–И чего бабе не иметься?

Во дворе дома, мимо которого я дефилирую, собралась целая толпа, некоторым даже не хватило места, и они стояли рядом на улице, довольствуясь тем, что было слышно из двора. Я тоже останавливаюсь возле них, хоть и терпеть не могу всяких зевак.

–Маша, не прыгай, зачем тебе это надо?

«Маша, из психушки?» – настораживаюсь я. И начинаю пробираться во двор. Обогнув дом, задираю голову. На балконе, седьмого этажа, типовой многоэтажки, вижу женскую фигуру в белом платье. Если бы увидела это в фильме, назвала бы этот прием театральным, а в жизни это выглядело страшено и одновременно прозаично. Я сразу узнаю свою соседку по палате, в больнице, ту, что казалась такой нормальной и сочинила сказку про цыганку. Маша совсем не изменилась. Вопреки голивудским стереотипам, она аккуратно причесанна, хорошо одета, стоит на краю балкона в модельных туфлях, не кричит, не плачет, кажется ждет, пока разойдутся зрители. Снизу, некоторые пытаются с ней разговаривать, кричат, убеждают не прыгать. Самоубийца на них не реагирует, сосредоточенна на чем-то своем. Мужчина рядом рассуждает с видом знатока:

–С ней надо поговорить не отсюда, кто-то должен подойти к ней совсем близко, и поговорить потихоньку. Лучше чтоб это был знакомый ей человек.

В толпе начинаются пересуды, оказывается, что все собравшиеся во дворе люди совершенно случайные, не находится даже тех, кто раньше называл ее по имени и рассказывал про психушку.

Я понимаю, что во всей этой толпе оказываюсь единственной, кому Маша не совсем чужая. Но кричать снизу:

–Эй! Ты меня помнишь? – безобразно глупо. И я быстро захожу в подъезд. Странно, но здесь никого нет. Только перед дверью квартиры вспоминаю, что она должна быть заперта. На всякий случай, толкаю обшарпанную деревянную преграду, она неожиданно поддается и открывается. Только теперь задумываюсь:

–«Чего ради я сюда приперлась? Ну что я могу сказать или сделать?!»

Чувствую себя крайнем глупо, ну какая из меня героиня?! Насмотрелась боевиков, и решила, быть в самом центре событий, что дальше?!

Отмахиваюсь от сомнений, как от назойливого насекомого. Захожу в квартиру. Темная, тесная прихожая, большая комната, ковры на стене и на полу. Потертый диван, черно-белый телевизор – обстановка как в квартирах у старушек.

Балконная дверь раскрыта настежь, шторы плещутся на ветру, как флаги. Осторожно выглядываю на балкон. Маша выбралась за перила, стоит на самом краешке, смотрит в даль. Ей дела нет до того, что происходит внизу, а толпа уже редеет, народу надоедает ждать главного действа и зрители расходятся. Меня Маша даже не замечает, а я и рада, шепчу ей из-за шторки:

–Эй, поговори со мной!

–Я занята!

–Чем?

–Разве ты не видишь?!

–Не вижу.

–Я собираюсь покончить с собой! – злится Маша, – не отвлекай меня!

–Хорошо, хорошо, – спешу ее успокоить, – только сначала поговори со мной.

–Не о чем нам разговаривать! – мрачно отвечает она, не поворачиваясь в мою сторону.

–Ты меня хоть помнишь? – сомневаюсь я.

–Ты Лиза, из больницы, – откликается самоубийца, едва взглянув в мою сторону, – чего тебе здесь понадобилось?

–Я случайно мимо проходила… мы так давно не виделись, скажи хоть что-нибудь!

–Что-нибудь, – эхом повторяет Маша.

–Расскажи, хоть как жизнь, – спрашиваю весьма глупо.

–Жизнь, – горько усмехается она.

–Ну, что у тебя было, с тех пор пока мы не виделись?

–С тех пор, как ты сбежала! – поправляет меня Маша, – я гляжу тебя не поймали!

–Повезло, – пожимаю плечами я, – а тебя просто выписали?

–Выписали.

–Давно?

–Пару недель назад.

–И тебя здесь никто не ждал? – предполагаю я.

–Никто, – кивает она.

–Вот гады!

–Да, гады. Я-то думала… у всех своя жизнь, развлекаются, веселятся, путешествуют…

–А ты?

–Я сидела дома, как курица, ждала чтобы кто-нибудь пришел…

–Неужели не пришли?

–Пришли…

Я вижу Маша постепенно выходит из своего ступора. Кажется, разговор начинает вызывать у нее интерес, я не знаю, как развить свой успех, но она сама подсказывает мне способ:

–…Позвали на озера, жарить шашлыки, праздновать день рожденье.

–Неужели ты отказалась?

–Зачем отказываться, я поехала, – говорит она бесцветным голосом.

А я воодушевляюсь:

–Вы там наверное, фотографировались?

–Фотографировались.

–Покажи фотографии, – с умыслом прошу я.

Кажется, Маша удивляется моей просьбы, но поразмыслив минуту, решает, видимо, что в ней нет ничего враждебного. И перебирается через балконные перила обратно в квартиру. Движение это выглядит настолько привычным, словно она лазит через перила каждый день. Только одна туфля слетает с ее ноги и падает вниз на асфальт. Толпа издает вздох разочарованья. Они-то ожидали куда более эффектного падения. Подумаешь, туфля. Несостоявшаяся самоубийца машет им рукой.

–Туфлю потом подберу.

Похоже, она окончательно пришла в себя, и мне можно вздохнуть спокойно, я не зря возомнила себя героем.

Как ни в чем не бывало, любительница прыгать с балконов приглашает меня в свою комнату, предлагает мне выпить чаю или чего-нибудь покрепче за встречу. Я от спиртного отказываюсь, спасение человеческой жизни, конечно, подходящий повод, но я помню о своем твердом решении не впадать больше во всяческую мистику и оставаться в здравом уме. Маша несколько разочарованно соглашается ограничится невинным чаем. И только потом выясняется, что как раз чая-то у не и нет. Пьем морс, обсуждаем поездку на озеро:

–Обыкновенный был пикник, – рассказывает Маша, – если б не одна встреча, я и предположить не могла, что могу так быстро и глупо втюриться. Там, среди приглашенных, был один молодой человек, он сразу обратил на себя внимание, совсем не похожий на обычных парней, словно герой из романтического кинофильма. Высокий, худощавый, длинноволосый, а главное, он играл на гитаре, и пел, так замечательно пел, я заслушалась, и сразу потеряла голову.

–Влюбилась?! Так это же замечательно, – восклицаю восторженно.

–Ничего хорошего, – вздыхает Маша, – пока я млела от его песен, Паша…

–Так его зовут Паша?! – перебиваю я, – я его знаю.

–Знаешь?! – поражается влюбленная.

–Ну, не совсем знаю… я о нем слышала.

–И что же о нем говорят?

–Только хорошее, мне так нахваливали его творчество, что даже хочется послушать самой.

–Не стоит! – с горечью произносит Маша.

–Но ты же сама хвалила его песни.

–Песни, песни, какая разница, главное, он бабник!

–Такое часто случается с творческими личностями.

–Личностями, – лицо Маши становится брезгливым. – Он заводит романы, с каждой попавшийся ему на пути девушкой. Предпочитает блондинок, с дурами проще.

–Не все блондинки дуры, – защищаю я свою подругу.

–Надо быть круглой дурой, чтобы связаться с Пашей.

–Ничего не понимаю, то он тебе нравится, то ты его кастиришь. Что он тебе сделал?

–Он мне?! – морщится недавняя самоубийца, – он ничего не мог сделать, он меня даже не заметил. Увлеченно обхаживал очередную блондинку.

–Так ты из-за этого…

–Самой теперь стыдно, – признается Маша.

–Хорошо, что все обошлось, – улыбаюсь я, – теперь осталось только поднять туфлю.

–Подниму и выброшу, терпеть не могу эти туфли! Ужасно неудобные!

–Надеюсь, вместе с обовью ты выбросишь старую привычку по любому поводу сигать с балкона. – Искренне радуюсь я.

–Очень бы хотелось, – соглашается Маша.

Ура! Моими стараниями, в мире на одного нормального человека стало больше. Кажется, я делала все не так, как советуют поступать в подобных ситуациях, но какая теперь разница.

Мы болтаем с Машей до самого вечера, она жалуется, что до костей промерзла, как дура стоя на балконе в одном легком платьице. Из-за того, что беречь здоровье перед самоубийством показалось ей глупым. Хотела умереть красиво, а закончилась все не красивыми соплями. Постепенно к ней возвращается к ней способность шутить и воспринимать мир с юмором. Я долго не решаюсь уйти и оставить спасенную мною наедине с ее мыслями. Отправляюсь домой, когда на улице совсем темно. Чувствую, что смертельно устала, хочу только есть и спать.

Но у моего подъезда ждет возвращение новоявленного психиатра, теряющая последние остатки терпения Марина. Я тут же придумываю новую примету: «Если день начался с высшей математики, то он закончится мыслями о психушке.» когда, наконец, этот день закончится?! Мне так хочется жить мирно и скучно, как все нормальные люди.

–Здравствуй, – устало киваю я подруге. – А с тобой, что произошло?

–Утром расскажу, милосердно отвечает Марина. – Все утром.

–Хорошо, – охотно соглашаюсь я.

–У тебя можно переночевать? – тревожно спрашивает подруга.

–Только, если мы сразу же ляжем спать.

–А может сначала поедим?

–Да, поедим.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.

В ПОИСКАХ ДИВАНА.

Проснувшись утром, смотрю на часы и ясно понимаю, что опять проспала институт. Ну и не пойду туда вовсе! Сегодня все равно, только две пары, ни сопромата, ни математики. Лучше я расспрошу Маринку, чего ради она ринулась ночевать вне дома. Выхожу в зал, где она уютно устроилась на диванчике, подруга уже проснулась, встала и собирает постельное белье. Она явно уже успела умыться, расчесаться и даже накрасилась. Я на секунду чувствую себя неуютно с сонным лицом и не чесаной головой. Но желание срочно привести себя в порядок быстро проходит.

–Доброе утро, – сонно зевнув, произношу я.

–Кому как, – энергично отвечает Марина, – у меня сегодня много дел.

–Но ты не можешь убежать и оставить меня в неведении, обо всем что с тобой случилось.

–Да, это будет невежливо.

–Ну, рассказывай, я готова!

Опускаюсь в большое кресло, сажусь по-турецки, Пальма залазит на подлокотник, принимает выжидающую позу.

–В меня стреляли, – просто и серьезно говорит Марина.

–О, Господи! – вырывается у меня, – кто?

–Так, надо рассказывать по порядку. все началось с того, что я влюбилась, он моложе меня, но это неважно. Он человек творчества, пишет стихи, музыку…

–Играет на гитаре, зовут Паша, – подхватываю я, – знаю, знаю.

–Откуда ты можешь знать?!

–Сейчас все в него влюблены, мне вчера так много рассказывали о нем, что я даже представить не могу, что речь может идти о ком-то другом. Неужели я угадала, и ты тоже попала под действия чар этого рокера?!

–Попала, – горько вздыхает моя рассудительная подруга.

–Но это на тебя не похоже, ты такая…

–Черствая, сухая, хладнокровная и скучная, – выпаливает Марина, чуть ли не со слезами на глазах, – он так и сказал, неужели я именно такая?

–Ну… он тебя совсем не знает.

–А ты?

–Я знаю, что ты надежная, спокойная, добрая…

–И все таки со мной скучно, меня даже на день рождения приглашают редко, не умею я веселиться!

–Я всегда приглашаю, – спешу вставить.

Но она не слышит, продолжает сокрушаться:

–Паша сказал, что я даже одеваюсь как мент! Не платья, а униформа. Дал мне кличку «Солдат Джейн». И все подхватили, знакомые теперь только так зовут, я делаю вид, что не обижаюсь, а на душе кошки скребут.

Не прав рокер, не похожа моя подруга на чокнутую Демми Мур! Конечно, она не беззаботная Лена, но говорят блондинки – это особый тип людей. А моя Марина мудрая брюнетка. Ух, поговорила я бы с этим Пашей, из-за которого прыгают с балкона и уходят из дома!

–Все это ерунда, – холодно продолжает «Солдат Джейн», – пока я была на концерте местных рок – групп, слушала любимого Пашу, меня ограбили. Возвращаюсь домой, там все перевернуто. Дверь открыта и двое ребят вытаскивают на площадку большущий тук моих вещей, завязанных в китайское покрывало. Я принимаюсь орать, раньше, чем успеваю сообразить, что следует делать в такой ситуации. Один из грабителей полез в карман куртки, достал пистолет и принялся палить куда попало. Пули рикошетили от стен, летали вокруг как мухи. Меня только чудом не задело. Парни бросились на лестницу и унеслись бросив вещи. А я не могла себя заставить даже войти в развороченную квартиру, тем более остаться там ночевать. Теперь соберусь с духом и пойду наводить порядок. Смешно, сама мент, а вызывать оперов не хочу, а надо.

–Хочешь, я помогу тебе прибраться?

–Позже. Я тебе позвоню. А сейчас пойду на работу, пусть кто-нибудь из наших разберется, не получается у меня выходной. А ты почему не на лекциях?

–Завтра пойду на сопромат, – обещаю я.

Через несколько часов, Марина действительно звонит, и сообщает, что можно приступать к уборке. Оказалось, что ее квартира не единственная в городе была обчищена вооруженной парочкой. Менты ищут связь между ограблениями.

Я сразу отправляюсь помогать подруге. Хоть самой боязно входить в ее разоренное жилище. Такой бардак, я вижу впервые в жизни. Впечатление, что грабители старались испортить все, что не унесли. Перебили посуду, поломали мебель, распороли диванную подушку, вывалили все из шкафов, побросали на пол книги с полок, наследили грязными ботинками. От всего этого к горлу подступает противное чувство страха и отвращения. Словно я залезла во что-то грязное и липкое. Ужасно хочется сбежать отсюда, но ведь я обещала. На Марину страшно смотреть, моя железная леди явно успела прореветься, пока я сюда добиралась. Глаза опухли, нос красный. Теперь крепится, командует уверенным тоном.

–Так, самое страшное здесь, начнем с книжных полок и платяного шкафа. Эти гады, все-таки успели утащить мою шубу. Чтоб у них ее моль съела!

Мы долго дружно расставляем книги по местам. Несколько штук совсем развалились при падении, может их специально порвали. Марина откладывает их в сторону.

–Отремонтирую.

Скоро в куче требующих ремонта вещей оказываются часы, кое-что из посуды, резная шкатулка и рамы для картин. Но гораздо быстрей растет гора вещей сломанных окончательно и предназначенных на выброс. Здесь оказываются разбитое зеркало и много, много того чей первоначальный облик мне уже не понятен.

Марина действует быстро, решительно, но порой, над каким – ни будь черепком вздыхает так горько, что мне ее очень жало. Ну, что я могу поделать? Расставляю, мою, говорю глупости, отвлекаю.

–Знаешь, я должна сказать тебе спасибо, опыт пребывания в психушке мне пошел на пользу.

–Неужели?!

–Я вчера спасла человеческую жизнь.

Молчание.

Желание разговаривать пропадает как-то само собой. В полной тишине, мы заканчиваем уборку, моем полы, вытираем пыль. Когда завершаем последние мероприятия по восстановлению прежнего порядка, насколько это возможно, Марина останавливается посреди комнаты, озирается, критично осматривает ее и трагичным голосом констатирует:

–Уборка не помогла! Находиться здесь я не могу.

–Так пошли отсюда, – воодушевляюсь я, – мне, почему-то здесь, тоже не по себе.

–Куда я денусь?! – вздыхает Марина.

–Пошли ко мне.

–Я полагаю дело совсем не в месте, просто надо отвлечься.

Я задумываюсь на минуту и предлагаю подруге великий Ленкин метод, который мне совсем не помог.