Грёзы

Она стала извиваться подо мной, как змея. Всю боль, которую испытывал, я направил в ладони, которые душили ее. Она пыталась всмотреться в глаза. Я отчетливо понимал, для чего, и тут же отводил свои. Но голова уже стала кружиться. Видел, как она хватает воздух ртом, капилляры полопались у карих зрачков, ноздри расширились, отчетливее выражалась ведьмина горбинка на носу. Я зажмурился, чтобы она взглядом не вырубила, но внезапно острая боль в плече, резко открываю глаза и вижу воткнутый ржавый гвоздь в левом плече откуда хлещет кровь. Перевожу взгляд на нее. Жгучие озлобленные глаза объяли и невесомость…

День 5

Смрадный запах обволок носовые пазухи. Резко открываю глаза. Я лежу полубоком на кушетке. Она сидит напротив с закрытыми глазами, что-то шепчет, на шее ее синеватые следы от моих пальцев. Плечо, то ноет, то простреливает. Нога болит до безумия, не понимаю, откуда этот запах. Осматриваюсь и вновь задерживаю взгляд на ее лице. Только сейчас поймал себя на мысли, разве ведьмы не рыжие? Не зеленоглазые? Не конопатые с когтями вороны, гнилыми зубами. А может это ее прикрытие, выглядеть, как обычная добродушная селянка?

Вытянулся, опершись на локоть, пытался осмотреть щиколотку, из которой несколькими часами ранее торчала раздробленная кость. Как вспомню, язык немеет до основания.

– Что ты там шепчешь, – прикрикнул, она даже не дрогнула, лишь резко открыла глаза.

– Сядь, – словно снова приказала дикарка.

– Переломишься… Сначала калечишь, потом лечишь. Хочу заметить, это у тебя выходит плохо. Как и готовить. Не успел закончить фразу, как она впихнула мне в рот горсть ягод, заталкивая их пальцами, резко зажав челюсть обеими руками.

– Тщательно пережевывай, – прошептала она, разжав мне челюсть продолжая засовывать в рот кислятину. У меня перекосилось лицо.

– Гадость.

– Завтра в меню личинки муравьев, гусеницы и хрустящие кузнечики. Не пытайся подавить аппетит, – стряхнув руки, поднялась она, скормив мне тарелку, каких-то ягод.

Сплюнул, все, что не смог проглотить.

– Надо было тебя придушить.

– Не дорос еще, тебе раз пять бы переродиться, – направилась она к печи и села спиной ко мне.

– Что за дрянь на ноге? Я смогу ходить? Мне бы к врачу. Так и гангрену можно заработать.

– Десятого, как младенец новорожденный будешь, только достану одну вещь. И все готово к ритуалу. Роман Нагаи.

– Какому ритуалу?

– Узнаешь.

Откинулся на спину и закрыл глаза ладонью, согнув локоть на голове.

– Что это тебе даст? Ты станешь счастливее и почему Ро… – чуть не оговорился. – Что я сделал, в чем провинился?

– Узнаешь, меньше, чем через сутки.

Снова тишина. Молчали оба.

Временами начинал стонать от боли, прикусывая свой кулак. Болело так, что пот тек по вискам, как в душе вода. Она подходила, водила ладонью, отправляя тело в невесомость. Затем прикладывала, что-то холодное непонятной консистенции к больной ноге, от этого и воняло так, что порой меня оглушало от вони, а не от боли, которая спустя сутки и правда стала затихать, и я наконец уснул, не чувствуя приступов.

День 6

Три щелчка над головой, открываю глаза. Она снова стоит рядом. За окном тьма.

Бездумно поворачиваю голову в ее сторону.

– У тебя слюни протекли изо рта, – прошептала она.

– Чего тебе еще. Я еще не умер? Надеюсь, когда умру тебя там не увижу.

– Какой смысл ты закладываешь в слово жизнь?

– Не видеть тебя, открывая глаза – это для меня жизнь.

– Мир – это призма. Ты то, через какую призму смотришь.

– Я хочу видеть мир, где нет таких как ты.

– Скоро увидишь, – хитро отвела она глаза.

– Очень страшно.

– Пора. Садись.

Она вытягивает ладонь над моей головой и ведет вниз к ноге, снова опираюсь на локоть. Пытаясь запомнить, все, что она делает. Поднесла руку к щиколотке, подержала над ней, ведя кругами по часовой стрелке, что-то шепча. Затем начала снимать полотенца и тряпки, которыми была завернута нога. Недоумевал, неужели от них такая тяжесть, а вонь, наверное, нога гниет.

Скинув около десяти тряпиц разных размеров. Мой взор привлек сгусток, чего-то черного. Она схватила рыхлый кусок и приподняла, неимоверный смрад охватил все помещение, даже она нахмурила чуть вздернутый нос, поднесла к печи и бросила в пламя, которое резко затрещало, а потом затухло, через мгновенье вспыхнуло.

– Что это было?

– Плоть, – ответила она.

– Надеюсь не человеческая? – в страхе спросил я.

Подойдя снова к ноге, резко схватила стопу и согнула пальцы вперед, затем вытянула, потянув за большой палец.

– Как ты восстановила кость? – ликовал я недоуменно.

– Рано радуешься, еще неизвестно, какие лишения тебе подготовила судьба. За то, что сделал.

Мои глаза удивленно забегали по ее лицу…

– Если это смерть, то хотя бы отрави.

– А ты отравил кого-то?

– Нет…

– Ну…

Ее перебил стук в дверь, она резко подошла и отворила ее. Повеяло болотистой гнилью. Я никого не заметил за ней, но отчетливо слышал женский голос с хрипотцой, она вытянула руку, затем сжав кулак убрала в карман и захлопнула дверь, со словами: «добра тебе». Медленно повернулась.

– До рассвета четыре часа. Спи.

– А что потом?

– А потом, потом… – протянула бездушно.

Я скрутился, было безумно холодно, дикий страх окутал. Расширив глаза, смотрел на ее очертания со спины, лишь бы не уснуть. Но веки тяжелели. Тело словно потеряло упругость и силу сопротивления, я отключился.

Щелчок. Открываю глаза.

Она надо мной. Телом не могу пошевелить, на мне куча тряпья и лохмотьев. Поднимает их и тащит в дальний угол комнаты. Бросаю взор на окно, еще и не думает светать.

– Вставай, – внезапно встает напротив.

– Куда? – забегали мои глаза.

– В нетронутый лес… Сядь.

Я неохотно присел. Оглядел еще раз комнату.

– Сел, – прошептал я.

– Путы использовать не буду. Попытаешься сбежать, кость выведу наружу. Черепную.

– Хоррррошо. Но лучше завяжи, – протянул я руки. – Соблазн велик.

– Корзину нести будешь.

Она подошла к печи, достала пару затухающих угольков, закинула в горшочек, накрыв крышкой. Сняла с крюков пару связок полыни и других трав, сложила все в корзину. Из деревянной бочки зачерпнула немного воды в кувшин, и тоже, накрыв крышкой, поставила в корзину. Подошла ко мне, схватила за ладонь, вытянув безымянный палец левой руки попыталась отрезать ноготь странными кусачками, я резко отдернул руку.

– Ээээ!

Она молча снова схватила ладонь и чикнула разок, зажевав тупыми ножнами мясо под ноготь, так, что пошла кровь.

– Больно больная, – не выдержал. Она откинула ладонь, тут же заслюнявил его, пытаясь остановить кровь. Сама замотала отрезанный ноготь в платок и убрала в карман. Накрыла белым платком корзину, что-то прошептала и направилась ко входной двери. Я поднялся, схватил корзину и направился следом. Только коснувшись деревянной ручки, обернулась. И взглянула мне за спину, словно позади кто-то есть.

– Мы уходим, не дай очагу уснуть, друг мой.

Я интуитивно обернулся, резкий рывок холодного ветра пронесся мимо лица, но я никого не увидел.

Она открыла дверь и направилась по натоптанной тропинке. Я следом.

Шли минут двадцать. Подходя иногда к деревьям, она прикладывала ухо, тесно прижимаясь, словно считывая какую-то информацию, дальше меняла тропу. Касалась травинок, садясь на корточки, шептала им что-то, ведя рукой. Когда мы подошли к старому корявому дубу, резко остановилась, достала из кармана свой нож, не разглядел орнамент рукояти. Подошла ко мне, я остолбенел от страха, протянула ладонь и вытянула из-под моей рубашки шнурок, туго затянутый на шее, я даже не заметил его. Не имею представления, когда она его обвязала. Хотя, о чем это я…

Все время под ее надзором, я либо вынужденно и борясь, засыпал, либо стонал, либо ел гадость. Натянув веревку, только коснулась острием, и она слетела с шеи. Тут же сжав ее в ладони, поднесла к дереву и обвязала им ствол, что-то шепча и обнимая дерево, затем схватила меня за руку, сжав в тиски ладонь, мы обошли его три раза.

– Пошли, – заторопилась она вглубь леса.

– Ты потихоньку оставляешь меня на съедение корягам?

Она молчала.

– Имя хоть назови. Умру и не узнаю от чьей руки.

– После смерти у человека остается имя, а у медведя шкура… Так зачем тебе мое, ты о своем помни…

Дальше я молчал.

Спустя неизмеримое количество времени лес стал погружаться в густой, словно взбитые облака туман.

Шел в метре от нее и видел лишь пятки странной обуви, только успевал наступать на следы от них. Не хотел ни на что отвлекаться. В пору было бы сбежать. Но я до жути насторожился шепотом, появившимися вместе с туманом. Заторопился, внезапный треск, где-то в небесах, и слышу, какая-то громада несется сверху на меня, отскочил в сторону.

Шепот за спиной усилился. Будто кто-то хватал за предплечья, тянул во мрак в гущу плотно рассаженных деревьев. Глаза стали закатываться от этой нечисти. Внезапно, за запястье хватает белая ладонь. Перед собой никого не вижу, но следую молча. Выволокла меня из гущи и резко оттолкнула. Дошли до тропы и разглядел во мраке цветочки на ее подоле, выдохнул.

– Непутевый, – прикрикнула она, грозно осмотрев.

– Это дерево меня чуть не придавило? Или?

– Непутевый, – повторила она, стиснув зубы.

Мы вновь направились по протоптанной тропе, которая как мне показалось, слегка освещена чем-то, хотя, мутное пятно луны еле видно.

– Через три минуты рассвет, – прошептала она.

– Засекала?

– Смотри на небо.

– Смотрю, – поднял я голову.

– Мрак посерел, но черные языки тьмы все еще цепляются за небосвод. Словно некто, невидимой рукой стягивает темное покрывало ночи, освобождая светлое взбитое одеяло с подушками. Рассвет старательно будит небеса. Сонные лучи ленно пытаются пробиться сквозь еще синеватый простор. Кончики елей самых высоких словно обволакиваются светлыми оттенками красок. Будто этот некто, опрокинул ведро краски. Птичьи трели пронзают слух с незамысловатым мотивом, который знали предки, увы, потомки вряд ли расслышат. Бусинки росы обсыпали листья и травы, и воздухом надышаться сможешь вряд ли. Ведь он так свеж и прозрачен, его хочется «пить».

Ей уникальным образом удалось описать то, что можно было увидеть только глазами и не суметь передать словами.

Мы вышли на место, чем-то похожее, на небольшую поляну, а неподалеку располагалось восхитительной красоты все еще затуманенное ущелье.

На полянке подсвеченной словно красным светом располагался дуб. Она подошла ближе, я следом, увидел костерок, обставленный в круг камнями, в центре были сложены просыревшие деревяшки. Она выхватила корзину из моей руки, поставила у костра. Скинула платок, достала глиняный горшок и высыпала угольки в круг, пришептывая:

– Угли из очага ведьмы из Воттоваара, – угольки затрещали и внезапно вспыхнул такой огонь, пламя которого было с нее ростом. Изгибы лица залились багряным. Очертания словно засияли, а в глазах засверкали искры. Она наклонилась к корзине и вытащила связки с травами, размотав, начала по одной скидывать в пламя пришептывая: полынь – горькая трава, шиповник – не быть потомству у врагов, осина – защити от врагов…

Пламя окрашивалось в разные оттенки от голубого до золотисто- красного.

– Мирт, – бросила она веточку в пламя, – отведи ее душу от любимого. Пламя словно почернело и тут же пожелтело. Она наклонилась и достала из кармана нож, протянула его к огню, – нож из обсидиана южных долин.

Словно прогрела лезвие в языках пламени и кинула взор на меня, резко повернув в сторону, подошла и схватила за предплечье.

– Кудддда… – на выдохе прошептал.

– Время пришло.

Остолбеневшими ногами последовал за ней, мы подошли впритык к пламени.

– На колени, – прикрикнула она. Я тут же опустился на землю, языки огня почти касались лица, обжигая. Она тут же поднесла нож к лицу.

– Неееееет, – крикнул я от испугу и зажмурился, только почувствовал жгучую боль и как по шее протекла струя крови. Она мне отрезала мочку уха… Зубы застучали от ужаса, глаза не мог открыть. Всем телом почувствовал, что такое животный страх. Когда нет сил сопротивляться, хочется уменьшиться до такого размера, чтобы исчезнуть…

– Плоть и кровь раба Романа, – прошептала она, видимо бросив в костер кусочек моего уха. Ужас, который я испытал не поддавался описанию. Слышал треск дров, и, как она ходит кругами возле меня и костра. Насчитал девять кругов. Открываю глаза вижу, как она опустила палку в костер и ждет пока наконечник охватит огонь.

Как только палка вспыхнула, она вытащила ее из пламени и обугленной стороной стала рисовать на стволе дерева какие-то символы из десяти палочек и точек, затем на листочках дерева нарисовала символ солнца со словами: «вездесущая и неживая помоги живым».

Подошла ко мне, я резко зажмурился, она встала позади и между лопаток провела несколько раз теплым наконечником.

– Сейчас повинный покажет нам, какие испытания прошла жертва своей плотью. А после покажет место погребения ее. Все терзания и метания ее плоти из кожи его вылезут. Я запрещаю ему скрывать истину. Я запрещаю ему лукавить на пролитой кровью земле. Я обещаю не причинять боли его телу, больше, чем он жертве.

Она достала из кармана какой-то сверток, развернула его, было похоже на прядь волос и сверток с моим ногтем, и бросила в костер, – прядь волос жертвы, ноготь с безымянного убийцы.

Тут же пламя осело. Ее глаза заполнились слезами.

– Вели показывать ему, – прикрикнула она, – в день материнской памяти, – и подняла руки словно к небесам, которые были так высоки и стали мрачнее ночи, в небе заискрились молнии, сопровождаясь громом…

Внезапная острая боль пронзила тело, и, я рухнул на землю, скорчившись.

– Ма – мааааааааааааааа, – прикрикнул от боли.

– Все телесные повреждения на поверхность, – выкрикнула она и встала надо мной…

Резко запястье мое словно выкрутилось, на глазах кость с хрустом вылезла наружу, разорвав кожу и сухожилия… Я выкрикнул диким стоном, который охватил все пространство.

Она отошла на пару шагов. Лицо ее заплыло слезами.

– Я требую продолжать, – выкрикнула.

И почувствовал такую боль, похожую на ту, как кто-то пинает ботинками словно с железными наконечниками и ребра ломаются, как зубочистки. Майка окрасилась кровью. Стиснув зубы, прищурился. Не верил, что испытываю это наяву.

– Скажи, пусть покажет место?

Я уже не видел ничего, не слышал никого. Так стиснул зубы, думал они раскрошатся во рту…

– Укажи место, – присела она на корточки.

А я почувствовал, как по внешней части бедра левой ноги распоролась кожа будто зубчатым осколком. Выгнулся от лютой боли и впился зубами в землю, осознавая, что ничем не могу себе помочь. Просто кричу, уже без голоса. Вопли уже разлетелись на всю окраину …

– Он сейчас умрет, но места я не вижу, сердце его разорвется раньше, – продолжает она вести с кем-то диалог… – Не понимаю ничего, – шептала взволнованно она.

Закрыв, встревоженно глаза, почувствовал, как что-то чиркнуло у уха. Она срезала прядь моих волос и кинула в огонь.

– Силой всех, покажи, силой всех не отрекшихся, живых и неживых, покажи.

А я только ощутил вкус земли, которая хрустела меж зубов.

– Не вижу места, – подбежала она и обхватила ладонями мое лицо, отрывая от земли, – покажи место, иначе умрешь также.

Я лишь зажмурился.

– Давай последнее, – приподняла она ладони к огню, и я почувствовал, что мои легкие словно заполняются водой, изо рта потекла илистая вода, стал задыхаться и хрипеть.

– Покажи место, – кричала она огню.

Я осознал, что осталось мне пару секунд.

– Я не Рома, – прикрикнул еле. – Я не Рома, – пробормотал я, тело словно выкручивалось, дикий страх овладел и толкал, всеми силами ухватиться за жизнь.

Она медленно опустила руки и подбежала ко мне, упав на колени.

– Как тебя зовут?

– Я брат Ромы.

– Ты же внук старухи Нагаи. Друг Тимура? И ты же сказал, что не Костя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.