скачать книгу бесплатно
"Вы дети мои, и я помогу вам, как вы помогаете детям вашим.
Нет в этом мире другого исхода, и будущее безжалостно.
Но есть другие миры.
И когда пробьет этот час,
Когда судьба начнёт вершить свое пророчество,
Придёт спасение из другого мира.
Примите его частичку с любовью и уважением.
Так, как уважаете вы братьев ваших, когда они становятся избранными."
Из собраний пророчеств Народа Холмов.
Он смотрел на решетку окна. Глаза болели. Голова хотела упасть во что-нибудь мягкое и провалиться.
Община заснула. Они ещё будут спать, а ему выходить, готовить завтрак. На всех. Зря согласился на такую работу, забери меня черный.
Пытливый потряс головой.
На столе стоял лучший прибор, какой только можно придумать. "Зоркий глаз" – так он его назвал. Должно быть, есть у прибора и другое название. Тот, кто его придумал, наверняка знал, что он придумывает. Но… не всё ли равно?
А прибор удивительный. Любую деталь ты можешь увеличить в сотни, в тысячу раз – и разглядывать то, что никогда не увидишь глазами. Будто глядишь в новый мир. Всё равно что подняться на башню, так, чтобы туман остался внизу, и смотреть в увеличительную трубу. На ту же Белую Россыпь. Или невидимые огоньки, что сверкают в небе. С земли не увидишь, из-за ночного тумана, а с башни – пожалуйста. Днём можно направить трубу на горы. Наблюдать за животными. Всё. Остальное разглядывать неинтересно. Что ты увидишь в селении? Как кто-то кого-то?
Пытливый вздохнул.
А с “глазом” проникнешь туда, куда мало кто проникал. А может, и вовсе никто – прибор то новый, раньше такие не делали. Нет, существуют стёкла, что увеличивают в десять, двадцать, в десятки раз. Но чтобы в тысячу…
С прибором проникнешь. Как сладострастно…
Пытливый ввалился в кресло.
На столе стоял поднос, на подносе ошмётки существ – брумы, носатика, крысы, воробушка. Кусочек стебля гвоздики, лепесток дорожной крушинки. Даже кусочки дерева Леса (конечно, давно уже мёртвого – живое трогать нельзя). Казалось, это разложено хаотично, как на столе мясника. Но нет – здесь просматривался порядок, понятный только ему. И если этот порядок нарушить, нарушится вся система, которую он старательно создавал.
По левую руку листы, с быстрыми и понятными только ему зарисовками. Нужно аккуратно подготовить образец, навести резкость, зарисовать. Это давило на зрение и отнимало время. Но это было интересно. Безумно интересно. Самое увлекательное приключение в жизни, и оно, конечно же, стоило всех усилий. Ещё как стоило.
Вибрируя от приятных забот, Пытливый становился рассеянным.
Опять завтра забросит в суп сухофрукты, или в компот чечевицу. Опять ушедшие в себя искатели этого не заметят. Или заметят, но виду не подадут. Если бы он так готовил в родном Длиннолесье, его бы попёрли с кухни. Давно бы попёрли. А здесь – вроде терпят.
Ну и пошла она к шкоднику, эта кухня. Гораздо важнее рисунки. Он будет их сравнивать и размышлять, возможно, получит ответ. На все те вопросы, что мучают.
Пытливый сглотнул. И задышал, быстро-быстро.
Мучают, мучают. Иначе и быть не может…
Почему все живущие в мире делятся поровну – условно существа со зримой и не зримой душой? Первые, умирая, отдают свою душу. Вторые как будто не отдают, ничего. Но душа у них есть – ведь не может же человек быть бездушным. Есть, правда, 2пэ, такое учение, оно утверждает, что души у людей всё же нет, как нет её у Создателя, но это учение – чушь. Сплошные сравнения, и все доказательства исходят из факта, что Бог существует. А это не факт.
Душа…
Если бы всё заканчивалось этим. Но нет. Возьмем рацион. Первые не едят вторых, вторые – первых. Какая тут связь? Да, он пробовал мясо носатиков, это было давно, ещё в детстве. Ребята зажгли костер (под деревом!), чтобы узнать, едят ли ангелы жареное. Мясо оказалось приятным, слегка сладковатым, но после… В ближайшие сутки горшок был пределом мечтаний.
Пытливый протёр глаза.
Есть и другие различия. К примеру, сам процесс размножения. Зримые рождаются редко, раз в десять лет, как только восходит солнце. Даже тянучки или крушинки, даже деревья зримого Леса, чью поросль берут шестилапы, а после несут на равнину. Твердотелки, совсем уже мелкие – и те приносят потомство раз в десять лет. Не то, что незримые – люди, собаки, птицы.
Но почему? Обиженный знает (хотя и нет никакого Обиженного).
Загадки… Которые хочется разгадать. Пока существуют загадки, жить интересно. Не будет загадок… Впрочем, загадки – они не закончатся. Ни-ког-да.
В дверь постучали.
"Лобастый. Хочет узнать, как там книга" – Пытливый взглянул на рукопись.
Дверь отворилась.
Но это был не старейшина.
На пороге стоял… Мутный.
– Привет, человек! Какими судьбами? – Пытливый вскочил и протянул свои руки.
– Я?? А ты что здесь делаешь? Гильдия потрошителей? – Мутный глядел на ошмётки. И улыбался.
– Да я… изучаю.
– Стражи за такие изучения… – парень увидел “глаз”, – а это?
– Это… – Пытливый напустил как можно больше загадочности, – это замечательный прибор. Всё, что положишь сюда, – он показал на маленький столик у самого основания, – в тысячу раз станет больше. Для глаза.
– Ого, – Мутный присвистнул, – и правда, славный прибор. Где ты его откопал?
– Всё там же. На междуреченском рынке, – искатель смутился, – правда, стоил он дорого. Очень. У меня таких денег не было, я забрал…
– Своровал, говори уж как есть… Узнаю, – Мутный цокнул, – помнишь, как ты стащил карту из дома Сипатого?
– Помню, – Пытливый чесал шевелюру, – я её срисовал. И вернул.
– Вернул… Сипатый слюной изошёлся. Если бы он узнал, кто это сделал…
– Ладно, ладно, – искатель скривился, – отдам. Только закончу исследование.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Они обнялись, на этот раз крепко.
– Дружище… Вот уж не думал, что встретимся. Мне показалось, ты уехал в Долину.
– А-а… – искатель махнул рукой, – я думал учиться книгопечатанию. Ведь это дорога к знаниям. Прямо. Но… встретил тогда Терпеливого. Есть такой человек, замечательный. Ты, конечно, не знаешь.
– Ошибаешься. Знаю. Знал… Терпеливый погиб.
Пытливый задумался.
– Так это ты ехал с ними?
– Я. И книгу привёз тоже я, – Мутный кивнул на дневник.
– Рукопись?
– Рукопись. Я потому и пришёл. Хотел узнать, как продвигается дело.
– Ну, если честно, никак. Я увяз… – Пытливый вздохнул, – завтра займусь. Ты меня знаешь, пообещал – значит, сделаю.
– Постарайся, – Мутный смотрел на дневник, – Терпеливый его берёг. Если хочешь, приду к тебе завтра, будем работать вместе. Заодно вспомним дом.
– Приходи. Ты научился читать?
– На днях, – Мутный пожал плечами, – и прочитал одну книгу.
– Какую?
– Сказки Длинного Леса.
– Хорошая книга, – Пытливый говорил без иронии, – прочитай ещё, есть такая, в нашей библиотеке – "Племя кошек и племя саммак"… Нет, серьёзно. Читается влёт.
– Ну у меня влёт не получится. Но спасибо. Запомнил. "Племя кошек…"
– Завтра займёмся рукописью. А с этим, – искатель кивнул на ошмётки. И выдохнул, – продолжу позднее.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Они, бывает, приходят сами. Но мы далеко от Леса. Что он пришёл – чудо. Чудо чудесное.
Отец держал её за руку – большой, умный, спокойный. Он знал так много, что хотелось сидеть возле него часами, и слушать, слушать…
Но больше получалось спрашивать.
"И откуда у тебя столько вопросов? – сказал он однажды, – ненасытная моя стрикляточка". Отец был добрым и почти никогда не ругался. А масло, которым он натирал свои щёки после бритья – она помнит запах этого масла. Запах уверенности и безопасности.
Теперь они стояли около Поста и глазели на невесть откуда появившегося древоходца. Листья в его раскидистой кроне шуршали, то ли сами, то ли под колыханием ветра, а может, их шевелили струйки, жёлто-зелёные создания, похожие на маленьких долгоносиков, которые, словно рыбки в пруду, резвились среди ветвей.
Такое чудо зашло к ним в гости. И уж, конечно, оно принесет удачу.
Ведь близость древоходца – это лучшая защита любого зримого от ужасной маары. Как говорила бабушка – на каждую маару есть свой древоходец. А отец говорил, что душа этих существ буквально разрывает маару на части, если та подлетит слишком близко.
– Мы сделаем так, чтобы он остался у нас, – девочка сжала ладонь, и посмотрела в глаза.
Отец улыбнулся:
– Давай попробуем. Чтобы приманить древоходца, надо приманить его струек. Струйки – его глаза, его уши. Что бы ты предложила?
– Кому? Струйкам? – задумалась девочка, – а что едят струйки?
– Ну… Твердотелок. А иногда выкапывают клювиком каких-нибудь червячков. Или личинок.
– Тогда я думаю так, – она подбоченилась, – если мы наловим твердотелок, измажем их в кленовом сиропе – это будет лакомство, от которого струйки ну то-очно уже не откажутся!
– Ты умница, – отец взял её на руки, – давай так и сделаем. Только кленовый сироп заменим чем-то другим. То, что нравится умненьким девочкам, зримые не едят. Давай заменим… – он посмотрел на дочку.
– Соком тянучек! – закончила та, – хотя даже не знаю, вкусный он, или невкусный. Мальчишки пробовали – говорят, сладкий. Хотя, как ты там говоришь? Зримые души, тэ-тэ…
– Ну почему ты такая умная? – отец улыбался, – стрикляточка.
– Папа, – девочка положила на плечи руки и посмотрела в глаза, заговорщески, – давай всё же кленовым. Я давала его Ходкому, ему понравилось. Он даже, – она приблизилась к уху и прошептала, – облизал тарелочку.
– Ах вот как, – отец задумался, – поэтому-то он и обкакал карниз.
– Ууу… Я же не знала. Я хотела, чтобы он попробовал лучшее угощение на свете.
– Хорошо. Только так больше не делай. У них своя еда, у нас своя. Как ты там сказала? Зримые души, тэ-тэ… Договорились?
– Договорились…
Контуры предметов, ещё туманные и зыбкие, медленно прорисовывались в сознании. Очертания небольшого помещения, освещённого непонятным синим светом, вводили в недоумение, и Первая стала вспоминать, что же случилось.
Она вспомнила Долговязого, вспомнила, как они шли по равнине. Вспомнила дилижанс, путников из гильдии искателей. Вспомнила его – загадочного разбойника. Светлые волосы, голубые глаза, шрам.
Кажется, кто-то погиб. Разбойник? Нет, он заснул. Так кто же погиб?.. Топтун, его убила маара.
Первая снова вернулась к равнине, по которой шла с Долговязым.
Она уснула. Уснула надолго. Но почему?
Девушка попыталась пошевелиться.
Каждое движение давалось с трудом, мышцы ослабли, тело не слушалось. Она опёрлась на локоть и огляделась.
… И тут же легла обратно.
У противоположного края комнаты стояло существо. Стояло и смотрело.