скачать книгу бесплатно
Огромное пространство, наполненное светом, который исходил отовсюду, со всех направлений. Многочисленные трубы разной длины, ширины, мутные, блестящие, всевозможных оттенков, подсчитать невозможно – все они покрывали широкую стену напротив, но было понятно, что в глубине этой самой стены, за узкими проходами, скрыто гораздо больше.
Зал был наполнен жителями селения. Да что там селения – под сводами собралась вся Синяя стая. Это казалось, но, возможно, оно так и было. Пестрокрылые стояли за отдельными кафедрами, совсем как представители стражей во время своих взываний, и слушали музыку. Если можно назвать это музыкой – такое безобразное сочетание звуков девушка раньше не слышала.
Во время концерта она скосилась на спутника, им был Луы, и поняла, как велика всё же пропасть между двумя народами. Этот взгляд. Так глядит плащеносец, нацеленный в бруму. Так смотрит Ходкий во время полёта.
Звуки то резали слух, то стучали, будто из-под земли, и однажды, когда наступила тишина (странная такая тишина – как будто где-то поблизости бродит стадо топтунов), она с надеждой спросила:
– Всё?
– Нет, – сказал пестрокрылый, так громко, что девушка вздрогнула. И в голове появилась догадка – музыка не прекращалась, музыка и теперь звучала в полную силу, поэтому-то Луы и крикнул, пытаясь перекричать. Так бывает во время праздника, когда бродячие музыканты выжимают из своих инструментов всё, на что те способны, и ты пытаешься говорить. А потом, по приходу домой, начинаешь хрипеть – настолько громко ты говорила.
В который раз Первая убедилась – пестрокрылые слышат то, чего не слышат люди.
Её слух терзали такие душераздирающие переходы, что теперь, выйдя из здания, девушка удивлялась, как это она способна о чём-то думать. Казалось, её расшили, а после зашили, заново. При этом всё старое вынули, а вставили новое, и к этому новому нужно привыкнуть. Хотелось плакать, кричать и биться в истерике одновременно.
Среди выходящих она заметила Коэ?, старейшину Синей стаи. Хотя говорить “старейшина”, конечно, неправильно – у пестрокрылых не было правителей, в человеческом понимании слова. Дети слушались старших, ученики – учителей. И всё. Каждый из членов общины был равноудален от другого. Общество взаимного уважения – возможно, так будет правильно. Как это общество обходилось без твёрдой руки, без кнута, без пряника, без многочисленных гильдий, поддерживающих порядок, оставалось загадкой.
Между двумя их народами пропасть, и этот ответ был единственным.
Ну а Коэ просто старший, и только. Коэ помнил многое, многое знал, и мог рассказать значительно больше, чем кто-то другой.
– Я хочу услышать, – обратилась к старшему Первая. Обычно так начинали разговор её ученики, – давайте где-нибудь поговорим.
Синекрылый остановился и внимательно посмотрел ей в глаза. Взглядом плащеносца, который ожидает задание.
– Я готов слушать, – Коэ говорил хорошо, без особого выговора. "Это не люди, – подумала Первая, – человек бы, скорее, сказал – "пройдёмте", "давайте присядем", возможно, они отошли бы в сторонку. Пестрокрылый остался стоять, где стоял, готовый ответить.
– Мне не совсем понятно моё положение, – сказала она Коэ, и продолжила, выделяя каждое слово, – Вы. Меня. Похитили. Не пригласили, а именно похитили. Я первый человек, который у вас побывал. Почему же вы не спускались к людям, если знали, что мы живём на равнине?
Собеседник задумался. Задумчивость вообще то была нормальным состоянием пестрокрылых.
Девушка набирала воздух и медленно выдыхала, чтобы дождаться ответа.
– Пророчество сбывается, – ответил Коэ, – порядок нарушен. Наступает ночь, а должен быть день. Небо темнеет, а должны быть пылающие. Господь говорил о спасении, и это спасение – вы, те, кого он привёл. Он просил вас принять, как братьев, когда придёт это время. И время пришло.
– Пророчество, – задумалась девушка, стараясь повертеть это слово на языке, настолько оно было ёмким, – ну почему же вы раньше молчали? Почему не сказали сразу?
Коэ скрестил свои руки:
– Вы наша гостья. Мы не хотели Вас…
– Беспокоить, – подсказала девушка старшему.
Робость – пожалуй, еще одно качество Народа Холмов. Пестрокрылые боялись стать в тягость. И в то же время доставляли ей массу неудобств – взять хотя бы сегодняшнее представление.
Девушка усмехнулась:
– Вы удивительно любезны. Конечно, похищение – не ваша выдумка, конечно, так сказано в пророчестве.
– Вы правы, – Коэ опустил свою голову (как это по-человечески, подумала Первая, не во всем же, забери меня чёрный, мы разные), – вы правы, – повторил он опять, – наши посланцы были в пути, когда обнаружили Вас. И это их собственное решение. От имени стаи хочу извиниться. Мы Вас отправим обратно, когда захотите, – старший смотрел ей в глаза, – что делать дальше, не знаю. Пророчество об этом молчит.
– Тогда мне совсем ничего не понятно, – девушка помолчала, и после продолжила, выделяя каждое слово, – я – первая из людей, которая побывала у вас. Как вы узнали, что? мы едим? Как смогли, – она пошевелила пальцами, – приготовить?
Коэ склонил голову набок. "Думает", – Первая фыркнула. В такой позе стояли её ученики, если пытались что-то понять. Так напрягался Луы в первые сутки знакомства.
– Хранители, – произнес наконец пестрокрылый, – хранители знают все.
В самом холмистом Лесу равнины, в самом отдалённом селении этого Леса, в одном из самых невзрачных домиков сидели двое.
Сидели и оправдывали название места. Потому что они искали. Искали, но долго и тщетно.
– Столько времени потрачено впустую, – Пытливый опустил свои руки, так, словно в каждой висело по гире, – моя догадка оказалась неверной. Получается, это совсем не догадка. Вторая часть сложного знака – не гласный. Но что? Вспомогательный знак? А первая часть? Согласный? Или, может быть, гласный? Что, забери меня чёрный, за слог? Это какое-то издевательство, вовсе не слог. Типа "ч – ел – ов – ек".
Он громко выдохнул и попытался подняться. Быстро и непринуждённо.
Непринуждённо не получилось. Искатель рухнул обратно.
Мутный учился писать, а заодно помогал. Теперь приятель старался переписать первую страницу, и попутно делил сложные знаки на составляющие.
– Если ты запутался, распутывайся в обратном направлении, – предложил он искателю.
– Вечно ты со своими поговорками. Хорошо. Отбросим последние рассуждения. Начнём с того, с чего начали, – парень взъерошил волосы.
На противоположной стороне дороги, на маленькой, не по размерам скамье сидел Невинный. И что-то чертил, в небольшом карманном блокноте.
– Давно он здесь? – спросил Пытливый у Мутного.
– Кто?
– Твой сокамерник.
– Ааа, мой духовный брат, моя половинка, – Мутный слегка сдвинул брови, – пускай. Пока не уйду, будет сидеть. Такая работа…
– Он помогал мне на кухне. Однажды. И постоянно жевал. Поэтому я беспокоюсь – как он там? Может, проголодался? – искатель расстроился. Конечно, картинно.
– Ну вынеси что-нибудь, чтобы не мучился. Хотя … пускай посидит. Голодать полезно. Саммака поголодает – тогда и бруму гоняет.
– А твоя воительница? Она… как ей твоя половинка?
– Быстрорукая ушла на охоту, – Мутный сказал как отрезал. Говорить о невесте ему не хотелось.
– Ммм…даа, – Пытливый задумался, – начнём, сталбыть, заново. Так… Общее количество знаков 188. 32 простых. Гипотеза – звуки. 156 сложных, можно разделить на простые. Это важное замечание, – искатель поднял кверху палец, – потом. Знаки не похожи на наши. А если похожи, то только частично. Первая часть встречается чаще, вторая – реже. Итак…
– Тяжелую задачу ты мне подкинул, – Мутный выписывал букву, – я и по-нашему то писать не научился.
– Труден путь искателя, да сладок плод.
– Терпеливый.
– Да. Он любил поговорки, – искатель прошёл мимо клетки и открыл многодверчатый шкаф, – подымим?
– У тебя есть?
– А как же ж, – ответил Пытливый с явным приморским акцентом, – жить у холмов и не насобирать холмистых чадилок? Дружище, мне не надо пилить полравнины, чтобы покупать неизвестно что, неизвестно где, да еще втридорога. Вот, – он достал небольшую коробочку и протянул её гостю, – чистейший, собранный этими руками, – искатель раскрыл ладони.
Мутный слегка улыбнулся.
Открыв коробочку, он долго втягивал аромат, знакомый, терпкий, и даже прикрыл глаза, чтобы лучше впитать этот запах.
– Более чистый, чем тот, которым дымили мы, в нашу последнюю встречу, – я, ты, Щербатый… – Пытливый нахмурился. Он вспомнил историю, услышанную от Мутного. Неужели это случилось? Неужели они никогда не соберутся втроём?
– Давно не дымил, – глаза у Мутного стали красными и будто бы влажными. То ли от кропотливой работы, то ли от нахлынувших воспоминаний, – заряжай.
Искатель набил самокрутки, и стал утрамбовывать содержимое.
– Тебе не страшно? – спросил его Мутный, когда они задымили.
– Что именно?
– Ходить на холмы. Говорят, там живут чёрные ангелы.
– Ах, ангелы… – Пытливый закрыл глаза, затянулся и стал выдыхать колечко, – и ради этого лишать себя удовольствия? – приятель всем видом показывал, что получил удовольствие, – возможно, они существуют, возможно. Но днём их не видели. А значит, сидят по норам и не высовываются. А если кто высунется, у того спрашивают – "тебе не страшно?"
Мутный пожал плечами:
– Говорят, многие уходили на холмы, но никто не возвращался. Я не имею в виду собирателей, вроде тебя, я о тех, кто уходил далеко.
– Были такие. Я слышал. Возможно, там и живут. Возможно, нашли себе Лес, и поселились. Я бы сказал тебе больше, но не могу, – Пытливый многозначительно пыхнул.
К потолку поднимался дым, закручивался книзу, и, изогнувшись, убегал сквозь решётки окна. Дым уносил тяжёлые мысли, и эти мысли не волновали. Думать совсем не хотелось, да и не думалось…
– Вот это я понимаю, – Мутный встал, пошатнулся, и посмотрел на искателя. Глазами, налитыми кровью, – как нам работать? Теперь?
– А никак, – искатель уплыл, – сегодня отбой.
– Уверен?
– Уверен.
– Можно я заберу листочек? – приятель смотрел на каракули, – хочу глянуть дома. Вдруг догадаюсь.
– А забирай, – Пытливый вдохнул. И выдохнул, – вдруг догадаешься.
Мутный забрал листочек, и медленно, как в полусне, проплыл мимо клетки, из которой глядели глаза. Так удивлённо, загадочно, как никогда ещё не глядели.
– Всё говорит, говорит…
– Я не слышу. Для меня он щебечет под настроение. Для тебя целый день, – Пытливый пожал плечами, – мы разные.
Он посмотрел на Мутного, который остановился у зеркала и что-то разглядывал:
– Любуешься? Хочешь увидеть цвет своих глаз?
Тот не ответил.
Он глядел на исписанный лист, точнее, его отражение, и шевелил губами. Безмолвно.
А потом прочитал, медленно, растягивая слова, так, будто читал молитву:
"Прошел целый месяц, как уплыл последний корабль. Никто не вернулся."
Это было прекрасно.
В рот будто вставили кляп из плотно спрессованного воздуха, грудь придавило чем-то тяжелым, а в голове проносится вихрь, срывая остатки мыслей.
Первую тошнило, крутило, вытряхивало, мышцы сводило судорогой, холод вползал под кожу (несмотря на меха, в которые её закрутили), но девушка просто вопила от счастья. Буквально.
Не так, как тогда, в прошлый раз.
Может, всё дело в скорости. Или в огромных белых горах, которые будто совсем уже близко, а ты летишь им навстречу, песчинкой, и – йе-хху! ба-бах! Ща как вдаришься в эту громаду!
Тогда, в прошлый раз, было страшно, Первая ощущала себя потерянной. Маленькой девочкой, которую что-то несёт, а куда – непонятно. Теперь же полёт заставлял трепетать и в то же самое время смеяться. Да, маленькая, да, девочка, но, в конце то концов, это прекрасно, можно и потерпеть.
А горы и впрямь необъятные.
Где-то там, уголком сознания, девушка понимала, что это только кажется, что они близко, до них еще лететь и лететь, как до самого моря, а, может, и дальше, и эта безмерность её поражала.
"Уфф" – Первая вздрогнула, когда они приземлились. Словно пьяная, освобождалась она от пут, и, словно обкуренная, смотрела на своего оруженосца. Всегда услужливый (хи-хи) Луы помогал ей спуститься.
– Вот это полет. Тррр, – девушка затрещала, как плащеносец. Она произнесла это звонко и радостно, не смотря на то, что тело болело, голова кружилась, а воздуха было мало, – здесь тяжело дышать.
– Это горы, – ответил Луы, – мы у подножия.
– Горы? Мне то казалось, до гор далеко.
– Это только начало гор. Горы больше равнины, и больше холмов.
– Брр… Как тут холодно.
Первая потопала, помахала руками, чтобы согреться, но вдруг поняла, что это плохая затея – она дышала, как загнанный саммака, и чуть не валилась с ног. “Дыхание не сбивай, не восстановишь”, – усвоила девушка.
И огляделась.
Здесь, в предгорьях, растительность отличалась от той, что росла на холмах, и уж тем более на равнине. Отличалась заметно. По большей части скудостью. Почва не везде покрывала землю, кое-где обнажались скалы. Куда ни глянь – всюду мох с какими-то усиками, которые колыхались под порывами ветра, маленькие ползущие растения с разрезанными листиками, крушинки… и всё. Не было даже тянучек. Что говорить о незримых растениях. Уже на холмах их становится меньше, в основном это злаки. Здесь же они исчезли.
Крушинки какие-то странные – мелкие, полуоткрытые. Дома они закрывались сразу, как только ты появлялся, бывало, так плотно, что даже топтун бросал безнадёжное дело, и не решался вскрывать. Но если ты отходил, они обнажались, полностью. Здесь же крушинки не схлопывались, а если вокруг было тихо, не открывались. Они словно начали открываться, и замерли. Но почему? Возможно, от ветра, который то затихал, то подымался, холодный, резкий, порывистый.
Чуть вдалеке разнообразия было больше – красные, синие, фиолетовые пятна. Видимо, где-то природа богаче. А может, это отблески небосвода играли на начищенных до блеска камнях. Играли на самом краю этого мира, где скалы дышали – и выдыхали живое.