Спортивное пиратство для начинающих

– Разумеется. Так же гораздо эпичнее. Не говоря уж о том, что веселее. Персонажи, ну что ж вы такие скучные-то, а?

– Мне гораздо веселее, когда палуба у меня чистая, обед горячий, а паруса – белые и свежие. Роллинз, к штурвалу!.. Д’Арманьяк, на камбуз!.. Фаулз, Крюк драить палубу!.. Монморанси, ты пока освобождён от вахты по ранению. Патрик, со мной, к крюйс-топселю!

– Извините, но мне кажется, при текущем ветре было бы логичнее начать с бом-кливера…

Макроджер и Патрик удалились, живо обсуждая нюансы смены парусов. Я безропотно взялся за швабру. Если весь мир и правда сошёл с ума, единственное, что мне остаётся, – сохранять спокойствие и делать то, что должно. Пока не найду и не спасу Дженни. А уж потом – да пропади оно всё пропадом!..

Глава девятая. Как драться на дуэли и искать сокровища

На первый взгляд Остров Черепа не представлял собою ничего особенного. Волны прибоя омывали полосу белоснежных пляжей со склонившимися к воде пальмами; бананово-лимонные джунгли взбирались вверх по предгорьям, постепенно уступая место голым скалам вокруг жерла потухшего вулкана; обнесённый частоколом деревянный форт господствовал над бухтой. В общем, это был совершенно обычный и ничем не примечательный таинственный остров сокровищ.

– Так, посмотрим, – Макроджер разложил на песке карту. – Мы здесь… Значит, мимо форта и направо, до водопада, а там налево… Джентльмены, поздравляю, мы в двух шагах от груды сказочных богатств.

Он решительно двинулся по направлению к форту. Команда потянулась за ним. Я уже было хотел последовать их примеру, когда Патрик ухватил меня за руку.

– Капитан, извини, но с Монморанси надо что-то делать…

Слон и впрямь выглядел неважно. Осторожно, проверяя ощущения, потряхивал пробитым гарпуном ухом и тихонько поскуливал от боли.

– Ну потерпи, потерпи… – я потрепал его по хоботу. – Да, согласен. Хорошо. Мы сейчас только быстренько откопаем клад и разделаемся с Клинтом, а потом отведём его в…

Я запнулся, сообразив, что даже теоретически не представляю, где находится ближайшая лечебница для слонов.

– В общем, что-нибудь обязательно придумаем, обещаю. А пока вот как сделаем. Вы с ним здесь, у корабля, оставайтесь. Пускай отдохнёт и поест вволю.

– Ай-ай, капитан, – сказал Патрик и в сопровождении Монморанси углубился в банановые заросли.

С не самым лёгким сердцем побежал я догонять Макроджера, оставляя за спиной треск кустарника и жадное чавканье.

Ворота форта были распахнуты настежь, одна из створок сорвалась с петель и лежала на земле. Слева от ворот помещалась вывеска: «Таверна „Ароматная Тортилла“. Закрыто в связи с нашествием викингоиндейцев». Вывеска справа гласила: «Вегетарианская столовая „Хитрый Локи“. Закрыто в связи с изменением статуса острова на „необитаемый“».

Роллинз стащил шляпу и тяжко вздохнул.

– Какой великий черепаховый суп это был…

– Упокой морской дьявол его рецепт!

Макроджер склонил голову и прижал руку к сердцу в последнем торжественном приветствии.

Внутри форта царили пыль и запустение. Голые стены, несколько грубо сколоченных столов и скамей да старые кастрюли на кухне – вот и всё, что осталось от былой роскоши.

– Глядите-ка, – сказал Крюк, – а ведь кто-то сюда давеча наведывался.

Я подошёл ближе. Пыли на одном из столов почти не было, из подсвечника торчал огарок, на доске виднелись свежие ножевые царапины. Царапины складывались в буквы. Буквы – в слова: «Питер Фаулз – чёртов идиот!»

Сердце моё провалилось в пятки, подпрыгнуло и застряло где-то в районе горла. Дженни. Дженни была здесь. И она помнит обо мне. Думает обо мне!

– Макроджер, где карта?!.. Скорее… Мы должны туда… Клинт!.. Они здесь, на острове… Она здесь!..

Некогда заботливо расчищенная и посыпанная жёлтым песком, но давным-давно нехоженая тропа петляла по джунглям. Всё покрывал густой слой опавших листьев и сухих веток. Путь нам то и дело преграждали глубокие рвы, возникшие, очевидно, под разрушительным действием тропических ливней. Приходилось останавливаться, рубить деревья и сооружать мостики.

Но вот джунгли начали расступаться. Мы вышли на большую поляну, сплошь усеянную мириадами алых цветов. Тяжёлый пряный аромат наполнял лёгкие и кружил голову.

– Маки, – сказал Роллинз. – Тут надо соблюдать крайнюю осторожность.

– Ага, – согласился Крюк. – Говорят, их запах усыпляет так, что потом можно и не проснуться.

– Да ну конечно… Сказки-то не рассказывай. Если ты не маленькая девочка, а дюжий пират, то запах – это ерунда. Нет, главная опасность маковых полей в том…

Роллинз вдруг как-то странно хрюкнул, закатил глаза и повалился навзничь. Поляну огласил могучий храп. Макроджер судорожно шарил у бедра в поисках сабли.

– Полундра!.. Макоторговцы!.. Спаса…

Он рухнул на землю, начав храпеть ещё в падении. Из шеи его торчала короткая оперённая стрелка. Затем, без какого-либо ощутимого перехода, мне вдруг приснилась Дженни.

Я проснулся. Попробовал встать, но не мог шевельнуться; я лежал на спине и обнаружил, что моё тело опутано целой сетью тонких бечёвок. Повернул голову и установил, что товарищи мои превратились в такие же неподвижные коконы. Вокруг нас стояла целая толпа маленьких, желтолицых и узкоглазых людей.

– Ку-инь-бу, – сказал один из них, тыча в меня пальцем. – Фа-ля-синь!

– Ку-инь-бу Фа-ля-синь!.. Ку-инь-бу Фа-ля-синь!.. – подхватили остальные.

– Эй, Макроджер, ты как там? Очнулся?.. – спросил я. – Кто они такие? И чего говорят?

– Китайские макоторговцы, ясное дело. А что говорят… Пёс их разберёт… Он, когда ещё Толстым Псом звался, лет пять под началом госпожи Чжэн проплавал. Надо было его с собой позвать, да кто ж знал-то, что так обернётся?

Десятки рук подхватили наши тела, погрузили на низенькие многоколёсные тележки. Часть макоторговцев впряглась в тягловые лямки, остальные держали нас под прицелом духовых ружей. С непонятными, но, очевидно, торжествующими криками процессия углубилась в джунгли и в скором времени достигла укромной бухты на противоположном конце острова.

У выстроенных из бамбука причалов покачивались на воде бамбуковые джонки под прямоугольными бамбуковыми парусами. На берегу дымились печи, от которых тянуло запахом свежего хлеба. Словно мешки с зерном, вывалили макоторговцы нас из повозок под ноги старому благообразному китайцу. Редкие белоснежные усы его спускались до самой груди, голову венчал богато изукрашенный, расширяющийся кверху колпак.

– Кто вы такие, налушители, и что делали на маковом поле Гунь-Виня? – спросил он.

– Дьявол разбери!.. Или глаза меня обманывают, – сказал Макроджер, – или ты Гунь-Винь, главный повар «Ароматный Тортиллы»… Это же я, Макроджер, капитан «Макфьюри», помнишь?.. Давай-ка, скорее нас развяжи да налей по тарелке черепахового супа!

– Может, ты и Маклоджел. А может, и не Маклоджел… Откуда Гунь-Виню знать, если вы все на одно лицо? И челепахового супа не получишь. У Гунь-Виня с викингоиндейцами тепель милный договол. Гунь-Винь тепель макотолговец. Булочки с маком, пилоги с маком, клуассаны с маком… И никаких челепах, даже не плоси!.. А вы хотели у Гунь-Виня мак укласть. Хотели лазвязать плотив Гунь-Виня маковую войну. Но даже не пледставляете, как жестоко плосчитались. Гунь-Винь читал Сунь-Цзы. Гунь-Винь в совелшенстве овладел искусством войны!

– Любезнейший сударь, – сказал д’Арманьяк, – а не тот ли вы, случаем, Гунь-Винь, великий и ужасно знаменитый повар, что в тысяча… хм… проклятый склероз!.. В общем, не имели ли вы чести давать при дворе Его Величества мастер-классы традиционной китайской кухни?

– Какого именно из его величеств? Гунь-Винь пли многих дволах побывал.

– О, в таком случае примите мои заверения в совершеннейшем почтении! Я, видите ли, имею честь называть себя вашим поклонником и даже учеником. И, скажу без ложной скромности, кое в чём учителя превзошёл.

– Влёшь! Никто не может плевзойти Гунь-Виня. Никогда. Гунь-Винь плевосходен и неплевосходим.

– Вы забывайтесь, сударь! Никому не дозволено называть графа д’Арманьяка лжецом. К превеликому сожалению, я вынужден бросить вам перчатку в лицо. Ну, если вы меня развяжете… Тысяча чертей, короче говоря, я вас вызываю!.. Дуэль!.. Только дуэль может нас теперь рассудить!

– Плекласно. Гунь-Винь плинимает вызов. Готовься, плоклятый фланцуз, Гунь-Винь изжалит и излежет тебя, как утку по-пекински!..

Кроваво-красное предзакатное солнце уже готовилось утонуть в океане. Всё население колонии макоторговцев собралось на пляже. Нас они надёжно привязали к пальмам, что было с их стороны весьма благородно: в противном случае стягивающие по рукам и ногам путы не позволили бы нам сохранить вертикальное положение и увидеть дуэль своими глазами.

Дуэлянты, обмениваясь презрительными взглядами, замерли на расстоянии пистолетного выстрела друг от друга. Перед каждым помещался стол, уставленный грозно сверкающей кухонной утварью. Арсеналы продуктов были заполнены до отказа. От раскалённых плит поднимался зловещий дымок.

Над пляжем нависла абсолютная тишина, даже птицы, казалось, замолкли в ожидании неизбежного.

Гунь-Винь ударил первым. Широкий тесак вонзился в разделочную доску, задвигался с едва уловимым глазом проворством, рассекая стопку салатной зелени на мельчайшие частицы. Д’Арманьяк ответил безупречно элегантной серией финтов сковородкой.

Бой закипел. Зашипел, забулькал и зашкворчал.

Шинковка, пассеровка, шпигование… Цизелирование… Хитрая обвалка… Припускание!.. Ещё припускание, теперь с оттяжкой… Льезон!.. Ах, какой блестящий льезон!.. Дегласировка… Скорее, дегласировка, пока не поздно!.. Аккуратно, аккуратно, пошировать!.. Противники тяжело дышали, лица их раскраснелись, пот лился градом, движения замедлялись… Ну же… Где же последний решающий удар?.. Где сервировка?.. Сервировка, во имя милосердия!..

Гунь-Винь осел и тяжело рухнул на песок. Д’Арманьяк опустился на колени, судорожно хватая ртом воздух. Полежав в изнеможении с десяток минут, дуэлянты начали сходиться.

– Вот, – сказал Гунь-Винь, протягивая д’Арманьяку миску из тончайшего фарфора. – Велшина кулиналного искусства Гунь-Виня. Гунь-Винь назвал это блюдо «Аломат цветов сливы в золотой вазе, что ощутил Гунь-Винь во влемя сна в класном телеме над лечными заводями незадолго до путешествия на запад».

– Тре бьян… Очень и очень бьян, должен признать, – сказал д’Арманьяк, перекатывая кушанье на языке. – Соли не хватает.

– Что?!.. Да как ты смеешь уплекать Гунь-Виня в… – Гунь-Винь с очевидным трудом взял себя в руки. – Давай-ка твоё поплобуем!

Д’Арманьяк поставил на растопыренные пальцы огромную тарелку. Эффектным жестом приподнял серебряную крышку. На тарелке лежал малюсенький кусочек чего-то белого и не менее крошечный – чего-то коричневого. Всё это было полито чем-то красным и увенчано листиком мяты.

– Рагу ирландё а-ля монгольфьё, сударь мой!

Гунь-Винь потянулся к тарелке. Д’Арманьяк опустил крышку и сделал шаг назад.

– О-ля-ля, не так быстро! Сначала я должен узнать, найдутся ли у вас две тысячи золотых луидоров?

– Смеёшься, фланцуз? Откуда у бедного Гунь-Виня столько денег? Гунь-Винь честный повал, а не какой-то там нуволиш.

– В таком случае весьма сожалею, сударь, но вы проиграли. Видите ли, главный ингредиент французской кухни – высокая цена. Потому она высокой кухней и называется. Тот, кто не может себе этого позволить, никогда не ощутит всей её прелести. Но те немогие, кому посчастливилось принадлежать к сливкам аристократического и финансового мира, в один голос утверждают, что ничего более изысканного они в жизни не едали.

– Ещё бы, – буркнул привязанный рядом со мной Крюк. – Кому охота за две тысячи собственных луидоров круглым дураком-то выглядеть?

Гунь-Винь изменился в лице и словно бы разом постарел вдвое, что, учитывая его почтенный возраст, осуществить было не так-то просто.

– Всё!.. Всё плопало!.. Спелва плоклятые дикали заплетили Гунь-Виню валить челепаховый суп. Ничего, сказал Гунь-Винь, Гунь-Винь будет готовить лыбу и длугие молеплодукты. Гунь-Винь любит готовить лыбу!.. Но челепахи ласплодились и сожлали все молеплодукты на десять молских миль оклест. И лыбу сожлали… Эти чёлтовы дикали ничего не смыслят в балансе экологических систем. Ничего!.. Тогда Гунь-Винь лешил стать макотолговцем. И что же?.. Оказалось, Гунь-Виню некого колмить свежими и вкусными булочками с маком. На этом плоклятом необитаемом остлове не обитает ни одного гулмана!.. А тепель ещё этот фланцуз, который знает неизвестные Гунь-Виню секлеты кулиналии… Позол!.. Какой несмываемый позол… Гунь-Виню незачем больше жить. Отвелнитесь, Гунь-Винь будет делать халакили.

– А я думал, эту штуку только японцы делают, – сказал Крюк.

– Лазумеется!.. Тепель вы сами видите, каких недостижимых глубин отчаяния достиг несчастный Гунь-Винь.

– Послушайте, а не могли бы вы нас тогда развязать? – сказал я. – Вам уже в любом случае всё равно, а нам приятно.

Гунь-Винь отрешённо кивнул. Макоторговцы принялись разрезать стягивавшие нас бечёвки. С наслаждением растирая затёкшие от неподвижности руки, я спросил:

– А вы и правда хорошо рыбу готовите? Много рецептов знаете?

Гунь-Винь на секунду отвлёкся от мрачных раздумий. Точнее, задумался ещё больше, наморщил лоб и стал загибать пальцы.

– Лаз, два, тли… шесть… Шесть знаю.

– Рецептов?

– Тысяч.

– Ого! Тогда на вашем месте я бы погодил отчаиваться. Если вы сядете на корабль и пройдёте около пятидесяти миль на северо-запад, то обнаружите остров, на котором нет ничего, кроме рыбы и людей, знающих один-единственный способ её приготовления – зажарить на костре.

– Только жалить умеют?.. – недоверчиво переспросил он.

– Точно так, сударь мой. И отвратительно умеют, доложу я вам. Даже не абилируют предварительно. Это уж не говоря о должном фраппировании, – поддержал меня д’Арманьяк.

Гунь-Виня аж передёрнуло от отвращения.

– Гунь-Винь слочно поедет к этим несчастным! Гунь-Винь будет спасать. Гунь-Винь будет учить. Гунь-Винь будет колмить!.. Гунь-Винь начнёт колмить плямо сейчас. Ужин!.. Всем плиготовиться к ужину!

Он призывно захлопал в ладоши. Макоторговцы, засуетились, забегали, сгибаясь под тяжестью столов, скамеек, кастрюль, тарелок и подносов с едой…

Может статься, читатель, в тот миг, когда видишь ты эти строки, желудок твой пуст, а до ближайшего приёма пищи ещё далеко. Может статься, ты на диете. И потому не рискну я в подробностях вспоминать тот давний вечер на Острове Черепа. Скажу лишь одно: это был лучший ужин, что довелось мне отведать в жизни.

…Ночью проснулся я от тихого плача и горестных стенаний. Неподалёку, скорчившись на песке в свете огромной тропической луны, поскуливал Крюк. Рядом с ним валялись пустое блюдо и серебряная крышка.

– Что случилось? – спросил я встревоженно.

– Я только… Только хотел попробовать… Всё равно бы пропало, здесь это никому не по карману… И теперь… Боль!.. Ах, какая невыносимая боль!

– Что?.. Где болит?

Он ткнул пальцем себе в брюхо.

– Живот?.. Погоди, сейчас разбужу д’Арманьяка, так хотя бы узнаем, что он туда положил.

– Какой ещё, креветка его прогрызи, живот?.. Душа!.. Душа у меня болит… Я себя чувствую, как человек, который только что стал беднее на две тысячи золотых луидоров!..

– Угу. Вот как. Душа, значит, болит… Ну да, вы совершенно правы, мистер Тич, так оно всё и есть. Меня окружают душевнобольные. Да и сам я душевным здоровьем похвастать уже не могу, – сказал я куда-то в пространство и ушёл досыпать.

С утра, проводив взявшую курс на северо-запад флотилию джонок, снова вышли мы на тропу из жёлтого песка. В этой части острова была она в гораздо лучшем состоянии и уже вскоре привела нас в просторную долину у самого подножия вулкана.

– Здесь, – сказал Макроджер.

Он ещё раз сверился с картой.

– Да, точно здесь. Теперь ищите тайные знаки. Зарубки на деревьях, повешенный скелет, воткнутая в землю лопата или что-нибудь в этом духе.

– Ну-ка, дай посмотреть…

Взяв у него карту, Роллинз поскрёб ногтем отмечающий сокровища красный крест. Обвёл долину взглядом. Почесал в затылке.

– А это, случаем, не оно?

Палец его указывал на одиноко стоящее могучее дерево. Ствол дерева окружали бамбуковые стены. Густые развесистые ветви служили естественной крышей. Над входом в хижину был нарисован жирный красный крест.

– Хм… – сказал Макроджер. – Некоторое сходство определённо имеется… Что ж, пойдём посмотрим.

Внутри хижины обнаружился письменный стол. Сидевший за столом человек в белом халате быстро водил пером по странице регистрационного журнала.

– Здравствуйте, – сказал он, не отрываясь от записей, – на что жалуетесь?

– На безответственных пиратов, которые не умеют нормально, по устоявшимся правилам зарывать сокровища!

Макроджер со злостью швырнул карту на стол.

– Привет, дохтур, – сказал Крюк. – Как Амазонка?

Граф Стокеш вскинул голову. Из-за ствола дерева высунулась морда кастороида с недожёванной книгой в пасти.

– Ба!.. Какая приятная неожиданность, друзья мои!… Добро пожаловать, добро пожаловать!.. В Амазонии всё отлично прошло, спасибо. Кастороидов в лучшем виде устроил, им там очень понравилось. Один вот только Среда не захотел оставаться. Уж слишком ко мне привязался. Да и я к нему, по правде-то говоря… Нынче он единственный, кто меня окружает.

– Кстати, об окружении, – сказал я. – Я вас тоже очень рад видеть, доктор, но решительно не понимаю… Что вы тут делаете?

– Я… гм… – Стокеш отчего-то замялся. – Я новый главврач детской поликлиники Острова Черепа.

– Детской поликлиники? – переспросил я. – Детской поликлиники необитаемого острова?..

– Понимаю, звучит странно… Но Организация Объединённых Капитанов выделила университету Сан-Януарио несколько грантов в рамках программы развития детского здравоохранения. Так называемые детские капитанские гранты… А эти бюрократы… Ну, сами знаете: если выделенные средства не освоить, в следующий раз ничего не получишь… Но что это мы всё обо мне да обо мне? Вы-то как поживаете? Уже, смотрю, вовсю пиратствуете?

– Ну… Что-то вроде того, – сказал я. – Сейчас мы ищем сок…

Макроджер наступил мне на ногу.

– Уй… банановый… – продолжил я, маскируя гримасу боли под улыбку. – Говорят, банановый сок очень полезен для здоровья. Вот мы его и… гм… ищем.

– Ага. Понятно. Стало быть, ищите знаменитый банановый сок капитана Клинта.

Стокеш выразительно постучал пальцем по лежащей на столе карте.

– Так, всё. По-моему, тут кто-то слишком много знает, – сказал Роллинз, берясь за рукоять пистолета.

– Ещё бы мне не знать. Кто ж, по-вашему, этот крестик нарисовал? Клинт жаловался, что меня в джунглях сложно найти. Вот я ему на карте и отметил.

– Клинт?!.. Так он здесь побывал? – вскричал я.

– Разумеется. Не далее как в начале этой недели. Трудный случай. Четырнадцать швов пришлось наложить. Он очень ругался и грозился отомстить.

– Отомстить кому? – спросил Роллинз. – Что ж это за чудовищное чудовище такое, если аж самого Клинта сумело поколотить?

– Минутку, сейчас посмотрю историю болезни… – Стокеш зашуршал страницами журнала. – Ага, вот. У него была стычка с… никак не разберу… Айвен?.. Иван?.. Ивен, пожалуй… Да, с неким Ивеном Мобладом.

Ивен Моблад… Что-то странно знакомое чудилось мне в этом имени.

– Макроджер, ты когда-нибудь слышал о капитане Мобладе? – спросил я.

Тот покачал головой.

– Совершенно ничего. Но то, что он сумел одолеть Клинта, автоматически делает его самым страшным пиратом в здешних морях… Хотя погоди, есть же ещё Монте-Винчи… Значит, он на первом, Моблад этот второй, Клинт на третье отодвинулся… Дьявол раздери, получается, я вылетел из призовой тройки! Обидно…

– И почему это, какого бы нового капитана мы ни встретили, он всенепременно оказывается наистрашнейшим и сверхужаснейшим?.. Я даже начинаю подозревать, что кое у кого напрочь отсутствует фантазия и чувство меры, – пробурчал Крюк4.

Здоровенное насекомое, почему-то смутно напоминавшее цифру 4, с сердитым жужжанием закружилось вокруг него, норовя укусить за нос.

– Ай!.. – сказал Крюк. – Ладно, ладно, молчу… Уж и сказать ничего нельзя.

Он склонился к уху Роллинза и принялся шептать тому что-то неразборчивое.

– Но где?.. – вопрошал я тем временем доктора. – Моблад этот, Клинт, Дженни?.. Где они все сейчас?

– Понятия не имею, кто такая Дженни, а вот Клинт… Тоже не имею понятия, где он. Думаю, вернулся в Сан-Януарио. Здесь-то ему что делать?

– А сокровища? – спросил Макроджер. – Он тут никаких сокровищ не зарывал случайно, а?

Стокеш лишь пожал плечами.

Все нити оборвались, всякая надежда была вновь потеряна. Мне начинало казаться, что я тщетно стараюсь поймать за хвост не какую-то там птицу, а целого слона удачи, причём слон отчаянно сопротивляется.

– Кстати, доктор, я же совсем забыл, у меня для вас есть пациент, – сказал я.

– Что же ты молчишь?! – Стокеш мигом вскочил на ноги. – Среда, бери мой чемоданчик! Нельзя терять ни минуты. Когда ещё на этом острове мне представится шанс спасти больного ребёнка?.. Скорее на помощь!

– Да-да… Только, пожалуйста, бинтов с собой побольше захватите. Это… гм… довольно крупный мальчик.

– Ага, поспешите-поспешите, – сказал Роллинз. – А мы пока здесь вас подождём.

– В засаде. А то вдруг Клинт вернётся, – добавил Крюк.

– Зачем?.. – начал было Макроджер, но Роллинз незаметно – как он, по-видимому, считал – наступил ему на ногу. – Гм… Да, зачем мы все вместе-то пойдём? Вы уж сами как-нибудь, без нас.

Пантомима эта очень мне не понравилась, но Стокеш и его мохнатый ассистент уже почти исчезли в джунглях, а потому я быстро сказал д’Арманьяку:

– Проследите, пожалуйста, чтобы они тут не… В общем, чтобы не как обычно.

И вслед за явно соскучившимся по работе доктором поспешил обратно к морю.

За время моего отсутствия форт сильно изменился. Ворота были починены и заперты на засов, внутренние помещения сияли чистотой, из кухни доносился аромат банановой похлёбки. Патрик нёс караул на смотровой вышке.

Едва успев с ним поздороваться, Стокеш ринулся к больному. Ещё на бегу раскрыл чемоданчик. Замелькали шприцы, ланцеты, скальпели, тампоны, расширители, зажимы, дефибрилляторы, иглы, нитки, пинцеты и ножницы. Лихая косынка из бинтов в сочетании с чёрным пятном вокруг глаза превратила Монморанси в настоящего пиратского слона.

– Доктор, а где вы так здорово слонолечению научились? – спросил я.

– Практика, практика и ещё раз практика. Здесь, в Сан-Януарио, каждый практикующий врач волей-неволей ветеринаром станет. Даже если б это моим хобби и не было. Видел бы ты, какие звери среди этих пиратов попадаются… Прирождённые суперхищники.

Стокеш затянул на повязке последний узел и дал Монморанси шоколадку.

– Ну вот и всё, вот и полное лимпопо. Будет у тебя ухо лучше прежнего. И нечего было так бояться и трястись.

– По-моему, он ещё трясётся, – сказал я.

– Нет, это не он. Это… – нахмурив лоб, Патрик сосредоточенно прислушивался. – Это ворота. Кто-то ломает ворота!

К частоколу форта мы подбежали в тот самый миг, когда одна из досок ворот треснула и разлетелась в щепки под ударами топора. В образовавшуюся щель протиснулось человеческое лицо.

– А вот и капитан Акаб!.. – воскликнуло оно.

При виде такого зрелища Среда завизжал от ужаса. Акаб же при виде Среды завизжал от восторга.

– А-а-а, какой великолепный образец истинной галлюцинации на фоне маниакально-парафренического синдрома в кристаллизованной стадии! И я практически уверен, что вдобавок он у меня осложнён бредом величия. Восхитительно!.. Эй вы, галлюцинации, отдайте моего белого кита и разойдёмся по-хорошему! Вам-то он на что сдался? А мне для важного дела нужен.

– Ты ошибся, здесь хирургическое отделение. Психиатрия на соседнем острове, – сказал доктор, выступая вперёд и заслоняя собой Монморанси. – А если не оставишь моего пациента в покое, то, клянусь Гиппократом, ампутирую тебе головной мозг.

– Ага, так вот кто пришил киту эти дурацкие ноги!.. Какая ирония, вообразить только… И эти докторишки ещё смели заявлять, что это, мол, у меня садистическое расстройство личности, ха!.. Я сейчас прямо наяву слышу, как несчастная жертва твоих ужасающих экспериментов взывает ко мне: «Загарпунь меня, Акаб!.. Пожалуйста, загарпунь!..»

Я вопросительно посмотрел на Монморанси. Монморанси посмотрел на меня и изо всех сил отрицательно замотал хоботом.

– Нет, – сказал Стокеш, – это к тебе взывает делириум тременс. Именно к таким печальным результатам приводит неумеренное употребление рома. Что ж, будем лечить… Среда, подай-ка мне пилу Джильи.

Голова Акаба мгновенно исчезла из отверстия.

– Даю вам десять минут на размышление! – донёсся из-за частокола его удаляющийся голос. – Это моё последнее слово, клянусь громом! Если вы откажетесь выдать кита, вместо меня будет говорить самая психопатическая и диссоциальная из моих двадцати четырёх множественных личностей.