Итальянский роман

Самым же страшным из них был так называемый Black Bloc. Загадочные неуловимые международные анархисты, они колесили по странам и континентам, обращая в руины все подвернувшиеся под руку населённые пункты.

Городская топография осложняла ситуацию многократно. Улочки и переулки Генуи извиваются – как в горизонтальном, так и в вертикальном направлении – под немыслимыми для среднестатистического города углами и приводят куда угодно, кроме того места, в которое ты рассчитывал попасть. Короче говоря, – идеальное поле боя с полицией. Мирные генуэзцы в панике заколачивали дома и лавки и разбегались кто куда до лучших времён.

Что делать? Запретить желающим протестовать – никак нельзя. Закон не велит.

В современной Итальянской республике проведение массовых собраний и мероприятий регламентируется документом под названием «Единый текст законов об общественной безопасности», вступившим в силу в 1931 году. Нет, не опечатка. Да, муссолиниевский закон действует до сих пор. В изначальной своей редакции он предусматривал обязанность организатора мероприятия подать уведомление в квестуру. И право квестуры запретить его проведение. Несогласованные же сборища карались тюремным заключением и денежным штрафом не только для организаторов, но и для всех активных участников.

Поскольку со времён Муссолини нравы итальянских правителей несколько смягчились, Конституционный суд отдельные положения закона постепенно отменял. В наши дни зачинщику демонстрации или шествия, не сообщившему заранее об их проведении, грозит лишь небольшой штраф. Да и то, это ещё доказать нужно: а был ли организатор вообще? Встретились, дескать, совершенно случайно на улице десять тысяч человек с флагами и транспарантами да и пошли все вместе куда им нравится.

– Ну и пусть себе идут на здоровье, – постановил Конституционный суд. – При условии, что не нарушают обычных правил общественного порядка.

Что ж, если предотвратить нельзя… Значит, нужно возглавить. По согласованию с координационным глобальным антиглобалистским советом, власти поделили город на зоны.

Центральную, «красную», обнесли здоровенной стальной клеткой, внутри которой должны были сидеть Сильвио Берлускони, Владимир Путин, Джордж Буш-младший и другие официальные лица. Всем прочим, за исключением жителей попавших в зону домов, доступ туда был категорически запрещён.

За периметром ограды, в «жёлтой» зоне, антиглобалистам разрешалось проводить шествия, корчить страшные рожи, злобно сверкать глазами и всячески облаивать помещавшиеся внутри клетки высокопоставленные экспонаты. Но только на оговорённых между координационным советом и властями условиях: так, чтобы различные – часто идеологически противоположные – группы протестующих не пересекались друг с другом.

Остальная территория города считалась «зелёной» зоной, где дозволялась, как и в условно мирное время, творить всё что угодно.

Первый день саммита открылся пятидесятитысячной манифестацией. Прошла она весело, мирно и празднично. Лишь отдельные несознательные анархисты пытались закидать камнями полицейские кордоны. Однако хулиганов сразу же окорачивали другие анархисты, сознательные.

Утром следующего дня в городе объявились около трёх сотен одетых в чёрное молодых людей. На головах – закрытые мотоциклетные и горнолыжные шлемы. В руках – дубины и строительная арматура. «Блэк Блок» прибыл! Блэкблоковцы рассредоточились в «жёлтой» зоне, смешались с остальными протестующими и начали громить витрины, банкоматы, автомобили. И вообще всячески развлекаться. Полиция активности не проявляла. Тогда в неё полетели коктейли Молотова. Полиция атаковала, но «Блэк Блок» бегал быстрее. Бежали они к местной тюрьме. Кордоны стоявших на пути к ней сил правопорядка резко вспомнили, что забыли выключить утюги и ретировались по домам, бросив тюремщиков под градом коктейлей Молотова. Те изготовились применять табельное оружие и запросили подкреплений. Одновременно атаки участились по всему городу. Блэкблоковцев оказалось гораздо больше, чем предполагалось изначально. Они наносили молниеносный удар, сразу же растворялись в толпе и перемещались в другую точку. Правоохранители не понимали куда бежать и кого хватать. В довершение всех бед возникли проблемы со связью. Стянутые на время саммита из других городов подразделения тщетно пытались докричаться по рациям до кого-нибудь из местных коллег, дабы те объяснили им, где они, собственно, в данный момент находятся и как из этого лабиринта выбраться.

В поисках отступающих от тюрьмы экстремистов полицейские добежали до площади Манин. Там собиралась начать собственное шествие мирная и дружелюбная «Ассоциация лилипутов». Органы правопорядка ворвались на площадь, где наконец-то обнаружили перед собой достойного противника. Повыхватывали дубины и принялись с увлечением колошматить лилипутинцев по головам. Поскольку же в преддверии саммита полиция получила на вооружение дубины нового образца, не резиновые, а алюминиевые, – головы зачастую не выдерживали и проламывались.

В это же время другое карабинерское подразделение всё ещё спешило на помощь защитникам тюрьмы, защищать которых уже давно не требовалось. Вдруг его окончательно заблудившийся командир увидел перед собой колонну проклятых блэкблокоцев.

– За слезы наших матерей, слезоточивым газом – огонь, огонь! – скомандовал он. Расстреляв весь боекомплект, карабинеры с дубинами наголо пошли врукопашную. В пылу битвы никто не слышал, как наконец-то ожившая рация истошно вопила:

– Все назад! Да остановитесь же, идиоты! Это не та колонна!..

То, что по ошибке атаковали карабинеры, было условно мирной пятнадцатитысячной процессией так называемых «Белых костюмов». Условно, поскольку девиз их гласил: «Хожу, где хочу, и законом не запрещено». Ходить же они, как правило, хотели там, где стояли полицейские кордоны. А посему, помимо собственно белых костюмов, были оснащены касками, поролоновыми антидубиночными доспехами и пластиковыми щитами. Носить такую противополицейскую экипировку во время демонстраций законом действительно не запрещено. Вот бить полицейских – это да, низзя. Но где сказано, что нельзя пассивно защищаться, когда полицейские бьют тебя?

Шли же они на прорыв периметра «красной» зоны. Как выяснится позднее, прорыв был согласован с властями. Костюмовские лидеры должны были сделать вид, что они немножко мирно прорвались, а власти – притвориться, что немножко сдались. Все бы выпустили пар и разошлись довольные друг другом. Только вот рядовых-то манифестантов в известность об этом не поставили. Потому настроены они были по-боевому и принялись ненасильственно сопротивляться. Карабинерам это не понравилось, и они удвоили усилия. Под замес попали все без разбора, включая журналистов и медиков. Начались силовые задержания с игрой в футбол головами поверженных наземь противников. Демонстранты, может, и рады были бы обратиться в бегство. Если бы им было куда бежать. Опять же – в силу городской топографии – они оказались зажаты в узкой уличной кишке. Впереди – дубинки, газ и водомёты, сзади – напирает толпа. Пассивное сопротивление вынужденно переросло в активное.

С этого момента началось побоище с десятками раненых с обеих сторон. Учитывая, что «жёлтая» зона была нашпигована демонстрантами всех мастей, а у карабинеров и полиции окончательно упало забрало на шлемах, – битва разрасталась со скоростью лесного пожара. Не стоит забывать и про «Блэк Блок», который никуда не делся и работал не покладая сжимающих арматуру рук.

На подмогу карабинерам примчались бронеавтомобили, на полной скорости пытавшиеся поиграть с протестующими в боулинг. Потенциальным кеглям это не очень понравилось, потому броневики они стали отлавливать и сжигать.

На одном из участков фронта, маленькой площади Алимонда, карабинерское подразделение наступало на противника при поддержке двух «Лендроверов». Неудачно. Атака захлебнулась, карабинеры перешли к тактическому улепётыванию, один из «Лендроверов» попытался развернуться, упёрся в стену и заглох. Манифестанты окружили его и начали бить стекла. Двадцатитрёхлетний активист Карло Джулиани схватил баллон огнетушителя и намеревался запустить его в уже разбитое заднее окно машины. Из окна высунулась рука двадцатилетнего карабинера Марио Плаканика. Рука сжимала пистолет. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает Карло мой. Точнее, умер он не сразу. Сначала его задним ходом переехал всё же сумевший завестись от испуга «Лендровер». Потом переехал его ещё раз, уже передом. Протестующие разбежались. Место происшествия немедленно окружили карабинеры.

– Сволочи, – орал один из них манифестантам, – это вы его убили! Метнул гадюка каменюку – и нету Карло!

Тем временем его коллега приводил картину в соответствие со словами напарника, старательно колотя тело Джулиани булыжником по голове. Пытавшемуся запечатлеть это фотокорреспонденту стражи порядка сломали камеру. Вместе с рукой. Другую излишне любопытную журналистку подвергли профилактической беседе сапогами.

Новость о смерти Джулиани быстро распространялась. Испуганные и растерянные антиглобалисты повсеместно отступали. Но задержания продолжались. Хватали уже не за что-то конкретное, а просто тех, кому не повезло. Не везло в основном тем, кто пытался оказать помощь раненым. Они ж не убегали, следовательно – хватать их было сподручнее.

Задержанных свозили в карабинерские казармы, где их ждали интересные активные игры: «найди пятый угол», «покажи, где солнце», «спой песенку во славу Аугусто Пиночета» и другие. Впоследствии прокуратура и суд почему-то охарактеризуют это словом «пытки».

Вот смерклось. Координационный антиглобалистский совет приступил к поискам ответа на непростой вопрос: все ли готовы заутра бой затеять новый? Проводить ли запланированные на завтра манифестации? Нет, то, что власти могут запретить их проведение, никому в голову даже не приходило. Итальянское правительство не вправе нарушить конституционное право итальянских граждан собираться мирно и без оружия. Даже если вчерашнее собрание превратило город в зону боевых действий. Dura lex, sed lex.

Полностью разделявший эту точку зрения координационный совет пришёл к выводу, что в крайнем случае ради свершения правосудия одним городом можно и пожертвовать. И только небо засветилось, всё шумно вдруг зашевелилось: объединённая трёхсоттысячная процессия начала движение. На первых порах всё шло хорошо. Песни, пляски, улыбки. Затем откуда-то вновь повыпрыгивали парни в чёрном с коктейлями Молотова. И вчерашний день повторился под копирку. Разве что теперь в сражении принимали участие ещё и вертолёты, распыляющие слезоточивый газ.

Суммарный итог двухдневного противостояния: более тысячи раненых с обеих сторон. Это если считать только тех, кто официально обратился за медицинской помощью.

К вечеру всё стихло. Саммит заканчивался, а напротестовавшиеся по самое не хочу протестующие мечтали лишь поскорее добраться до вокзалов и покинуть гостеприимную Геную, наполненную перевёрнутыми автомобилями и горящими зданиями.

В «зелёной» зоне, вдалеке от места основных событий, стояла школа «Диаз». Городская коммуна выделила её помещения под информационный центр координационного совета. Сюда непрерывно поступали сводки с фронтов, отсюда велась постоянная радио- и телетрансляция. Тут же обитали антиглобалистские юристы и адвокаты. Плюс к тому – ночевали беженцы из палаточных городков, которые были разрушены в ходе боёв. Среди присутствовавших было много аккредитованных журналистов, в основном иностранных.

Около полуночи к школе прибыли пять сотен полицейских и карабинеров. Первым на дороге им попался незадачливый британский журналист. Ему без лишних разговоров сломали руки, выбили шестнадцать зубов, схлопнули лёгкое и отправили в кому. Затем стражи правопорядка вошли в здание. А через полчаса к нему начали подлетать десятки карет скорой помощи. Из девяноста трёх арестованных в школе – восемьдесят два были ранены, шестидесяти трём требовалась экстренная госпитализация. А некоторым – реанимация.

Когда правоохранители убрались восвояси, журналисты и сочувствующие обнаружили внутри школы плавающие в лужах крови разбитые компьютеры, уничтоженные видеокассеты, фотоплёнки и прочие материальные свидетельства событий двух предыдущих суток.

Утром следующего дня полиция отрапортовала, что наконец-то ухитрилась истребить логово проклятого «Блэк Блока». В качестве же доказательства успешного истребления продемонстрировала смертоносное оружие протеста: швейцарские армейские ножи (восемь лезвий – восемь дырок!), строительные инструменты (в школе шёл ремонт) и два коктейля Молотова (позднее будет установлено, что в школу их предусмотрительно доставили в пакетике сами полицейские). А равно и форменную полицейскую куртку, драматически прорезанную ножевым ударом в районе сердца. Хорошо ещё, что куртковладелец носил под ней бронежилет. Ещё лучше, что некоторое время спустя он присядет в тюрьму за фальсификацию улик путём нанесения тяжких телесных повреждений собственной беззащитной куртке.

На этом основные события закончились. Начался разбор полётов.

Подавляющее большинство из трёхсот двадцати девяти задержанных за два дня манифестантов было признано полностью невиновным. Многие впоследствии выиграли суды против государства и получили денежные компенсации. Одиннадцать человек были приговорены к длительным тюремным срокам за поджоги и вандализм. Тринадцать – осуждены за сопротивление полиции, но затем оправданы судом высшей инстанции. Судьи сочли, что карабинерская атака на колонну «Белых костюмов» не была законной, а следовательно – действия обвиняемых можно признать необходимой самообороной.

Свыше двух сотен уголовных дел возбудили и против сотрудников правоохранительных органов. Правда, до реальных тюремных сроков дошло лишь в редких случаях. Во-первых, было не очень понятно: кого же конкретно судить, если все были в одинаковых касках и масках? Во-вторых, итальянское правосудие не отличается излишней оперативностью, и множество правоохранителей избежало наказания в силу истечения сроков давности.

Убиенный Карло Джулиани превратился в символ государственного произвола и павшего за свободу героя. О нём итальянцы насочиняли песен, а его портретами изрисовали все стены. Застреливший же его карабинер Плаканика был оправдан, использование им оружия – признано правомерным. Из карабинеров его, впрочем, выгнали за полное служебное несоответствие. Итальянцы скинулись всем миром и насобирали ему четыреста тысяч евро на возмещение судебных издержек. Не следует искать здесь противоречия. Если по мнению итальянцев что-то способно сделать мир немножко лучше – и если это что-то не требует от них чрезмерных усилий и затрат, – они с удовольствием и воодушевлением будут помогать любому из «ах, бедных мальчиков», вне зависимости от того, по какую сторону от дула пистолета тот находится.

Ни один из членов «Блэк Блока» так и не был идентифицирован, не говоря – арестован.

Осенью следующего 2002 года эти же организаторы провели во Флоренции антиглобалистский форум против войны в Ираке. Манифестации собрали до миллиона участников. Полиция и карабинеры избрали тактику невмешательства. Ни одного серьёзного инцидента зафиксировано не было.

Я знаю, что вы делали прошлой ночью

Всё утро петляю по лесам. В районе полудня случаются три вещи: солнце начинает топить на полную, леса сменяются на скалы и травянистые склоны безо всякого намёка на тень, и, вы будете смеяться, но у меня опять кончается вода.

Самое обидное, что посёлок, где вода точно есть, мало того, – даже бар на его площади, я отсюда сверху прекрасно вижу. Но какая-то добрая душа – очевидно, из самых лучших побуждений – прошлась по всей тропе косой. А ходить по свежескошенной траве при уклоне в сорок пять градусов – это как ходить по ледяной горке, доложу я вам. Потому к вожделенному бару несусь со скоростью улитки на склоне.

Добираюсь до него, видимо, уже в состоянии сильного обезвоживания. После того как прошу четвёртый подряд – и не последний – стакан воды, брови бармена потихоньку поползут вверх, в каковом положении и застывают. Никто не переубедит его теперь, что стереотип «русские много пьют» не соответствует действительности. Надо думать, заодно он решает, что русские много едят, поскольку изготавливает мне бургер, размеры которого позволили бы на неделю ликвидировать проблему голода в какой-нибудь африканской деревне.

С водой и на сытый желудок дела идут бодрее. Тем более что солнце ушло. По ощущениям и звукам надвигается гроза. Не сюрприз, прогнозы это предвещали. Я даже специально подготовился. А именно: взял два дождевика из поливинилхлорида. По задумке, во время грозы на один из них я должен сесть, другим накрыться. Поскольку же поливинилхлорид – диэлектрик, у молнии не будет шансов до меня добраться. Трепещи перед могуществом науки, природа!.. Однако сейчас, в реальных горах перед лицом реальной грозы, это почему-то резко перестаёт выглядеть столь уж блестящей идеей.

Спешно разыскиваю ближайшее культовое сооружение и устраиваюсь на ночлег в его полуподвале, благо туда ведёт проделанная именно для таких случаев специальная дырка. Не сказать, что в дырке уютно, в основном её, видать, используют в качестве свалки, а не укрытия от непогоды. Но всё ж лучше, чем ничего.

В часовне над моей головой всю ночь кто-то бродит и скрипит половыми досками. Странно, ведь я неоднократно проверял: всё наглухо заперто. А других строений нет на несколько километров окрест. Да и бог-то с ним. В компании даже и веселее как-то. Гроза, кстати, так и не началась, дело ограничилось лёгким дождём.

С утра градусов пятнадцать тепла, сыро и ветрено. На фоне дневных температур за тридцать и выше, это воспринимается как собачий холод. Ощущению соответствует и название следующей деревушки: Барбаджелата, дословно – «Ледяная борода». Мемориальные доски и обелиски погибшим партизанам встречаются через каждые тридцать-сорок метров. «На этом месте был убит Паоло». «Здесь смертью храбрых пали Марио и Пьеро». Когда-то тут располагался стратегически важный опорный пункт партизанского соединения. В 44-м году немецкие каратели вырезали всех его защитников, а деревню сожгли. Может быть ещё и поэтому Барбаджелата – едва ли не самый мрачный итальянский посёлок из тех, что я видел. Во всяком случае, это единственное на моей памяти место, в котором на вопрос: «Где я могу купить еды?» – мне не захотели дать никакого совета, ограничившись лаконичным: «Не знаем».

Согласно информации на стенде перед началом здешнего этапа Альта Вии, он – наиболее технически сложный на всем маршруте. Надо признать, так оно и есть. Непрерывные подъёмы и спуски под немилосердным уклоном, заросшие травой и кустарником едва различимые тропы над обрывами – поставил ногу чуть правее или левее и начинаешь падать, – сыпучие камни, частая необходимость использовать все четыре конечности и прочие радости жизни. Короче говоря, взвыл я на нём очень быстро, провозившись почти до вечера. И что же обнаруживаю в его конце? Правильно. Абсолютное ничего. Указатель гласит примерно следующее: «Поздравляем, вы достигли конца этапа. Ещё через пять часов вы, может быть, придёте в какой-нибудь населённый пункт. А может и нет. Ха-ха!»

Подбиваю баланс. Вода ещё есть, но мало. Еды нет совсем. К счастью, у тропы обнаруживается малинник. Увы, хиленький. Ягоды то ли не созрели, то ли их уже обобрали. В процессе импровизированного ужина размышляю, как долго человек способен выживать на одной малине и о том, какой тюремный срок мне за это светит. Ибо сейчас я грубо нарушаю итальянское законодательство. Строго-настрого запрещающие собирать грибы и ягоды таблички развешаны на всех деревьях. Нет бы вместо этого нормальные путевые указатели расставить!.. Судя по всему, такого мнения придерживаюсь не только я: запретительные таблички зачастую погнуты, исписаны всяческими интересными с лингвистической точки зрения выражениями и даже расстреляны из ружей.

Размышления прерывает бодрый дедушка в компании мрачного как туча внука. Очевидно, что горный туризм – да и вообще необходимость переставлять ноги – внук ненавидит всеми фибрами души. Не могу сказать, что в данный момент совсем уж не разделяю его взглядов. Дедушка информирует меня, что впереди по маршруту располагается точно такое же ничего, и советует спускаться вниз, там, дескать, есть приют.

Часа через полтора стою перед приютовским фасадом. Дверь на ключ, толкнулся Влас – не пускают Власа в класс. Висит объявление: звоните, мол, хозяйке, она подъедет. Круто, ага. Осталось придумать, где взять заряженный телефон, учитывая, что электрическую розетку последний раз я видел трое суток назад. Вернувшееся с прогулки семейство, проживающее в этом же приюте, спасает ситуацию. Приезжает хозяйка, вручает мне ключ. Только вот еды здесь нет. Совсем. Еда есть в соседней деревне, в трёх километрах. Меня туда даже любезно подвозят на машине. Обратно добираюсь пешком, уже в полной темноте.

Семейство спит на втором этаже, я – на первом. Между нами лишь ряд досок без какой-либо звукоизоляции. Так что теперь я знаю, чем занимаются итальянские семейства по вечерам. Они двигают мебель. И смотрят сериалы. А потом опять двигают мебель. Затем цикл повторяется.

Утром карабкаюсь обратно наверх, завтракаю в знакомом малиннике и приступаю к восхождению на самую высокую гору местного массива. Вершина её встречает меня укутанной туманом – точнее, облаками – часовней и навозом. На этот раз – то ли мыши, то ли белки, то ли зайцы. В общем, какие-то мелкие твари. Но гадят, надо сказать, по-взрослому.

Долго иду вдоль гребня. Вид с него, скорее всего, открывается живописный, но сейчас за проплывающими внизу облаками ничего не разглядеть. Встречаю парнишку, выгуливающего собаку. Нет, представляете, как обидно?.. Я тут, можно сказать, героически из последних сил выживаю среди дикой, необузданной и враждебной человеческому существу природы, а они по ней собачек, понимаешь, выгуливают. А что после этого случается с моей самооценкой, – об этом они подумали, а?..

На автомобильной стоянке между этапами встречаю автотуристов. Они пытаются выяснить у меня, где тут поблизости есть вода. Стойте, погодите, так нечестно!.. Это же мой коронный вопрос. Это я к вам сейчас с ним собирался приставать!.. Выясняется, что вода нам нужна с разными целями: мне – на предмет пить, им – на предмет купаться. Увы, ничем друг другу помочь не можем. Сверяюсь с картой, решаю сделать крюк километров в семь через ближайшую деревню. Тут до меня доходит, что это та самая деревня, в которой я ужинал прошлым вечером. Получается, я целый день бродил вокруг неё, так никуда в итоге и не переместившись. Девиз Альта Вии: «Мне не нужно, чтоб ты дошёл из точки А в точку Б. Мне нужно, чтоб ты выдохся!» А чтобы выдохся ещё качественнее, Альта Виа решает поводить меня по столь густым кустам, что начинаю жалеть об отсутствии мачете. Правда, до деревни так и не дохожу, поскольку на полпути нахожу родник.

Под вечер добредаю до очередного приюта. Ни одного человека, всё закрыто на замок. Кроме туалета. Прикидываю перспективы и примериваюсь, но всё же в туалете спать неудобно. Ищу утешения в религии. И немедленно нахожу в виде часовни, оснащённой решетчатой дверью с задвижкой – что, съели, лесные твари?!.. – и специальным переносным крестом, на случай, если мне вдруг захочется устроить религиозную процессию.

Ночью обнаруживается и серьёзный недостаток: металлический пол. Холод от него пробирается через спальный мешок и заставляет исполнять акробатические этюды в попытках минимизировать контакт тела с опорной поверхностью. Пожалуй, снижу им за это оценку на TripAdvisor.

Сон седьмой. Как стать святым

В некотором царстве, теократическом государстве жили-были два мальчика, Лёлек и Бино. Точнее, в государстве этом они поселятся потом. На свет же они появились в разных местах. Бино – в итальянской провинции Беллуно, в 1912 году. Лёлек – неподалёку от польского города Кракова, на восемь лет позднее.

Лёлек уродился румяным богатырём. Бино частно хворал и кашлял. Семьи их жили бедно и несчастливо настолько, что лёлековы мать, сестра и брат от этого даже умерли. Остались они вдвоём с отцом. С Бино вышло наоборот: отец его начитался Карла Маркса и сбежал в Швейцарию, строить там светлое социалистическое будущее. Зато остальные родственники выжили.

Погоревали мальчики, да ничего не поделаешь. «На все воля Божья», – сказали они дружно. Лёлек попытался найти утешение в филологии и поступил в краковский университет, где принялся изучать языки и играть в студенческом театре. У Бино, тоже любившего филологию, возможностей было поменьше, а до Кракова – далековато. Пришлось ему довольствоваться духовной семинарией.

Тут как раз началась Вторая мировая война. Гитлер вторгся в Польшу. Лёлеку это не понравилось и он пешком побежал на восток, укрываясь в придорожных канавах от пикирующих самолётов Люфтваффе. Так Лёлек стал антифашистом. Однако, пробежав двести километров, он наткнулся на советские танки, вторгшиеся в Польшу с другой стороны. И побежал обратно в Краков. Так Лёлек стал антикоммунистом, а заодно полюбил физическую активность на свежем воздухе.