Песни служителей Адхартаха: призыв

В продолжение моих страданий громкий стук потряс дверь, и раздался голос, который показался мне смутно знакомым.

– Именем святого престола приказываю немедленно открыть дверь.

Стуки продолжились. Я сняла засов и отворила дверь на распашку.

На пороге стоял тот самый загадочный монах из леса. Только сейчас он был в чистых бело-черных одеждах и окруженный дюжиной, облаченных в доспехи воинов.

– Кто вы? И по какому праву вы вломились в мой дом? – грозно закричала я, обращаясь в первую очередь к их предводителю.

– Я – Бернард де Ко, магистр ордена проповедников во Франции, высший судья французского трибунала инквизиции. Я нахожусь здесь по делам святой католической церкви и воле папы Александра IV, который “mandavit inquisitionem fieri contra haereticos suspectatos de haeretica pravitate”, то есть, поручил провести расследование против подозреваемых еретиков за распространение ереси в этих землях.

О жестокости этого человека и его беспощадной нетерпимости к малейшим проявлениям ереси была ходили страшные истории во французских землях.

– И вот представьте мою тревогу, – при этих словах магистр хищно усмехнулся, и его худое лицо натянулось, чем стало напоминать орла, – Мне сообщают ужасные новости в Руане, что прислужники дьявола творят свои ритуалы и убийства детей у стен святых монастырей. А по приезду я обнаруживаю, что некогда славный дом защитников католической веры де ла Рош скрывает у себя женщину, повинную в смертях мальчиков.

Инквизитор сделал паузу, чтобы в полной мере насладиться моей растерянностью от подобных обвинений. Он притворно вздохнул и продолжил, прожигая меня своими хищными черными глазками.

– Один достойный рыцарь поведал мне, как со своими воинами пытался помешать еретичке, скрывающейся под личиной благородной дамы, совершить сатанинский обряд в лесу. Однако другая дама, по всем признакам Агнесса де ла Рош, выкрала плененную ведьму и спрятала у себя в замке.

“А вдруг это правда? – мой язык прилип к небу от горького осознания. – Если барон д’Аркур пытался остановить ведьму, а я вмешалась в праведный суд!?”

Монах по-своему истолковал бурю эмоций на моем лице.

– Нет, нет, не беспокойтесь, – он успокаивающе поднял руку, – я пока далек от обвинения вас в пособничестве колдовству. Я чувствую, что налицо роковая случайность. Признайтесь, ведь вы просто попали под дьявольские чары?

Не дождавшись ответа, он закончил свою мысль.

– Ну, а как же иначе? Ведь в ином случае, вы были бы отлучены от церквы, а имущество перешло бы короне.

Монах участливо покачал головой и ласковым голосом сказал:

– Я прошу вас отправить слугу за вашей гостьей.

Громкий голос Мелани разнесся по залу.

– Не стоит никого отправлять и вынуждать мою хозяйку превращаться в предателя из-за страха перед инквизицией. Вот я перед вами.

Монах радостно всплеснул руками.

– На ловца и зверь бежит, госпожа д’Эвилль. Как же я рад, что вы по доброй воле спустились к нам. Это будет обязательно учтено при рассмотрении вашего дела.

– Пойдемте, – не обращая внимания на слова инквизитора, спокойно сказала Мелани. – Не будем злоупотреблять гостеприимством этого несчастного дома.

Монах с шутовским поклоном сделал жест рукой, приглашая Мелани к выходу.

Женщина обернулась ко мне и сочувственным голосом произнесла.

– Прощайте, Агнесса, желаю вам стойкости духа. Беда до сих пор только краем коснулась вас, чувствую, самая тьма еще впереди.

Она пожала плечами и добавила малопонятную ерунду:

– Жаль, что не смогла я спасти воробышка.

Будущая узница гордо прошла мимо инквизитора, и его воины последовали за ней подобно эскорту. Осмелевшая толпа жителей замка громко судачила о происшествии.

Обескураженная произошедшими событиями я отправилась проведать отца. Он бодрствовал и молча слушал, пока я рассказывала ему об убийстве мальчика, сцене в каминном зале и приходе инквизитора, затем взял меня за руку и ласково погладил по щеке. Преодолевая боль, он приподнялся на подушках и не отрывая своих глаз от меня, начал свой рассказ.

– Когда мне исполнилось девять лет мой дед отправил меня пажом в дом Пьера де Куртинэ. Раньше, как и сейчас, было принято отдавать мальчиков в благородные дома, чтобы прививать им рыцарский дух на службе у достойных вельмож. Господь благословил этого внука короля Людовика Толстого множеством детей, но одна из его дочерей выделялась ослепительной красотой среди всех. Все пажи и оруженосцы при дворе были без памяти влюблены в нее, и я тоже не был исключением. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, а госпоже наших сердец – около восемнадцати, я решился на безумную выходку, которая едва не стоила мне жизни. Мой план был, забравшись по отвесной стене, тайно влезть через узкое окно в комнату и положить сорванный мной букет на ее кровати. А на следующий день преподнести ей такой же букет, чтобы она поняла, кто был смельчак с первым букетом. Бесстрашная юность! Когда я добрался до ее окна и подтянулся, чтобы влезть внутрь – передо мной предстало лицо какой-то старухи, выглядывающей из комнаты. От неожиданности руки мои расцепились и, перебирая ими в воздухе в отчаянной попытке ухватиться, я с криком упал на землю. Высокая трава немного смягчила удар, но все же острая боль пронзила мою спину. Я находился в сознании, но не мог пошевелить ногами. Я просто перестал их чувствовать, как если бы их и не было. Сбежавшиеся на шум слуги отнесли меня в замок и вызвали лекаря, который сказал, что по его разумению следует готовиться к последнему причастию. Ночью к острой боли в спине прибавились жар и лихорадка. Бред и явь той ночи смешались у меня в голове и даже до последней недели я не понимал, привиделось ли мне тогда или было наяву, как открылась в полночь дверь и в комнату вошла девушка, окруженная тусклым белым, подобно туману, сиянием. Быстрым шагом приблизилась ко мне, и подала знак о молчании, когда поняла, что я узнал ее.

Сибилла де Куртинэ тихо произнесла: “Я попробую спасти тебя, маленький Муано, но обещай никогда и никому не рассказывать о нашем маленьком секрете”.

Не знаю, почему она назвала меня муано, то есть, воробушком. Возможно, из-за моего неудачного полета, но мне сразу стало лучше от ее ласкового тона, и я с благодарностью согласился хранить нашу тайну.

Мне сразу вспомнились слова Мелани о воробушке, но я сидела, как завороженная, и не стала прерывать отца.

– Все настолько обрадовались моему быстрому выздоровлению, что я смог даже избежать сурового наказания за свою дерзкую выходку, но полагаю, чтобы избежать дальнейших пересуд, меня отправили оруженосцем в свиту сына короля Франции Филиппа-Августа. Там я потерял след прекрасной Сибиллы. Одни говорили, что вроде как она ушла в какой-то монастырь; другие– вышла замуж и покинула родные земли. Вскоре я и сам женился на вашей матери, и воспоминания о первой любви окончательно выветрились из моей головы.

Отец грустно улыбнулся, как всегда, когда вспоминал нашу мать.

– Представь мои чувства, когда волей судеб дама из прошлого оказалась здесь в нашем замке, и выглядела всего лет на десять старше, чем я запомнил ее пятьдесят лет назад. Ты же помнишь, как я был взволнован этим сходством при первой встрече?

Я молча подтвердила.

– Но ты не знаешь того, что, когда вы навестили меня после отравления, она наклонилась и прошептала: ”Я снова попытаюсь спасти тебя, Муано”. Каждый день она приходила ко мне с лечебным отваром, и всякий раз останавливала меня жестом, запрещая мне заговаривать с ней. Мне становилось несколько лучше: напиток унимал судороги, и мне было легче дышать. Без нее мне вряд ли что-то поможет. Кроме того, тебе придется справляться самой, поэтому я хочу, чтобы даже в самые тяжкие мгновения ты не забывала, что твой род – де ла Рош, а мы крепки, как скалы Нормандии.

Отец ласково похлопал меня ладонью по руке.

– В одном ты заблуждаешься – в нашей гостье нет ничего порочного. Для меня она – не ведьма, а загадочная фея или королева волшебной страны. Я понимаю, что рок проклятия лежит на ней, оттого она невольно окружена мелкими пакостями, как, например, скисшее молоко. Как у каждого человека есть тень от света, так у нее тень от колдовства. Много странных, дьявольских событий происходит вокруг нас, но правда скрыта, и я не верю в виновность нашей гостьи.

– Ты думаешь, я поступила дурно, отдав ее на растерзание инквизиции?

– Это был не твой, а ее выбор. Она в очередной раз защитила нашу семью.

Со скрипом приоткрылась створка ставен на окне, впустив внутрь багряные лучи заходящего солнца. Комната на мгновение преобразилась: засияли доспехи в углу, собаки, угрюмо лежавшие на полу, подскочили и радостно завертели хвостами, а невидимая доселе пыль обрела волшебные очертания и закружилась в потоке света. Сквозь меня прошла волна легкости, и впервые за долгое время я улыбнулась от всей души, отец смотрел на меня и улыбался в ответ. Створка громко хлопнула, и наваждение испарилось из-за вернувшегося полумрака. Тоска тяжелым грузом навалилась на меня снова.

– А сейчас давай отложим наш разговор, мне надо отдохнуть, – задыхаясь, предложил отец. – Ты пока отправь вестового к аббату Фризо. Опиши, что здесь происходит, и что нам нужна его защита в делах с инквизиторами из ордена последователей Доминика.

Разговор с отцом окончательно растрепал мою уверенность. Я корила себя за трусость и нерешительность, которые привели к пленению Мелани. Гнев и боязнь за жизнь отца охватили меня, и я видела в Мелани причину всех бед.

Написав письмо аббату, я отправила к нему гонца. Затем я послала сына стражника Огюста разузнать, куда отправился отряд с монахом, и в каком месте они будут держать пленницу.

Некоторое время я не могла уснуть, какая-то мысль назойливо крутилась в моей голове, но не могла достаточно оформиться, чтобы я ухватила ее. Когда я уже почти сдалась, вдруг холодный, липкий пот прошиб меня.

“Что, если, – ужаснулась я, – убийство и изуродование тела бедного Симона было единственным способом для Мелани спасти жизнь моего отца? Чем не сделка с дьяволом: молодая жизнь в обмен на выздоровление старика? Ведь тот факт, что она заботлива и добра к нам, не означает, что она будет такой же к другим. Как часто в жизни добропорядочный глава семейства, души не чающий в своих отпрысках и считающий их избранными среди остальных, оказывается злобным и нетерпимым к чужим детям. Он бесконечно закрывает глаза на серьезные проступки своих мил чад, ибо считает таковые лишь незначительными шалостями, не стоящими отдельного упоминания, а то и вовсе усмотрев в них нечто противоположное, и даже положительное. Но не дай бог чужим детям попасться ему на глаза – за любые их действия они будут зачислены в нечестивый легион без малейшего шанса на прощение. Человек по природе своей двуличен: он легко находит оправдание себе и обвинение другим. Церковь учит, что дьявол искушает нас разными способами, а слуги его хитры и коварны. Не может ли статься, что, ради спасения отца, ведьма губит других и находится в искреннем убеждении, что поступает верно?”