Лучшее лето в жизни

Квартира имела короткую как бы прихожую, в одну стену которой был вделан выдвижной гардероб, тогда как другая представляла из себя выпуклый короб-приемник автоматической доставки с зеркальной поверхностью. Я отразился в нем, нескладный и длинный, изогнутый вместе с прихожей.

Какое-то время я разглядывал себя, представляя рядом Эвер Дикки. Роста мы одного, я даже повыше. Хотя, конечно, куртка никуда не годится. Пухлая, цветастая. Лето-то оно лето, но холодное, зябкое, ветренное. Еще микропластик сеет. Вот зачем я решил такую куртку одеть? Выгляжу в ней как какой-то придурок. Я со злостью стянул куртку через голову, умял ее в гардероб, оставшись в длиннополом спортивном свитере. Команда «Императорские Пауки». Эмблема – красный паук на белом фоне. И синий крест на брюшке. Нигде такой не найдете, потому что она из аниме.

Волосы сделались всколоченные. Я поиграл ими, зачесывая то в одну, то в другую сторону, закрывая или открывая разъемные заглушки за ушами. Не понравилось ни так, ни этак. Придурок! Конечно, с таким придурком не то, что куда-нибудь на свидание пойти, по району прогуляться стремно. Инкубаторское дерьмо!

Я чуть не зарычал на себя. Ком вспух в горле. Слезы навернулись на глазах. Куда мне, куда мне до самой прекрасной Эвер Дикки Хансен! Скинув кроссы и шмыгая носом, я шагнул из прихожей в комнату, где на четырех метрах в длину и двух с половиной в ширину как-то умещались раскладная кровать, кухонная зона с электрической плиткой, душ, туалет, утилизатор и игровое кресло с прямым подключением к сети.

Пум!

Кровать приняла меня, как всегда принимала. Лучше, чем мать, которой у меня никогда не было, но которая была чуть ли не у каждого второго героя аниме. Умный наполнитель застыл, обтекая мою фигуру, подушка проросла и приподняла голову, включился подогрев. Плачь, Тиро, плачь.

Я мял подушку щекой, лбом, кусал ее зубами и глотал слезы, мысленно спрашивая, почему я такой и почему все так.

Родился бы я не в инкубаторе, а в нормальной семье! И был бы у меня миллион йен! И ходил бы я в школу в Отуро. Или даже лучше – в Хансо-Хансо. Или вообще в колледж в самом центре Сити, где разбиты зеленые террасы и на каждом десятом уровне цветут натуральные, а не синтетические сады.

Почему? Почему? Почему не так?

Потом я успокоился. Кровать покачивала меня, поневоле прививая ощущение моря, морского путешествия, может быть, кораблекрушения, где спасся лишь я один. Боль несправедливого мира уходила. Я слышал плеск волн, скрип просоленного дерева, ловил далекие крики чаек. Я почти задремал, но вовремя вспомнил, что дрим-проектор в изголовье напичкан контент-рекламой, как облака – микропластиком. Честно слово, стоит уснуть, как твое сновидение тут же запестрит трейлерами свежих виртфильмов, бытовой техникой известных и неизвестных брендов, бижутерией от «Хилу», плавками от «Пиваро», электрическими мобилями «Эку» и предложениями услуг от джинкочи.

Если не хочется получать рекламу прямо в мозг, лучше всего загрузиться «тупняшкой». Но от нее полдня потом ощущение, будто кто-то ходит и говорит за тебя. Ты же вообще ни при чем. Ты далеко.

Поэтому я решил повременить со сном, заложил за затылок кисти рук и стал думать, что мне не понравилось в размышлениях Фанг-Кефанга. Очень быстро я понял, что его теория о том, кто такая Эвер Дикки, построена на заведомо ложной предпосылке.

Строительство отеля и появление Хансен у него следовали одно за другим, словно не было временного промежутка в почти два месяца. Соответственно, толстяк видел план там, где его, скорее всего, не существовало. Сначала закончился апрель, потом мы проводили дурацкий май, полный жгучей пыльцы в воздухе, и только в середине июня заселилась Дикки.

Согласитесь, сложно увидеть взаимосвязь (или, по Фанг-Кефангу, корреляцию) между одним и другим событием при таком гигантском разрыве. Разрывы, конечно, бывают и куда больше. От трещины в скале до осыпи или обвала иногда проходят годы, если не десятилетия, и тут не скажешь, что первое не является причиной второго.

Но с Эвер Дикки Хансен все же было иначе.

Я подумал, что, если ты бежишь, куда глаза глядят, совсем не важно, где и когда построен отель. Ты просто бронируешь номер, заказываешь робо-такси от «Сити-Ко» и берешь с собой автоматические турели.

Я поскреб затылок. Нет, турели не вписывались. Если у тебя есть время, чтобы подготовиться и собрать вещи, значит, ты не совсем бежишь. Значит, твой побег случился не впопыхах, а это, в свою очередь, позволяет сделать вывод, что все возможные действия тобой обдуманы не один раз.

Тогда почему «Пайтон-де-Люкс»? Почему Додекан?

В этом чувствовалась загадка. Да, мне ужасно хотелось, чтобы Дикки оказалась беглянкой. Тогда я смог бы показать себя героем. Потому что рядом с Эвер Дикки хотелось быть героем всегда. Она бы стояла за моей спиной, и ее пальцы тревожно стыли на моем плече. Вот. А я бы хмурился и мужественно играл желваками. Не бойся, Дикки, я с тобой. В руке какой-нибудь супер-прото-лазер-ган.

А впереди, грозно…

Хотя, конечно, вариант с деловой миссией, который я первым и высказал, выглядел самым вероятным. Ну а что еще? Отпуск? С «Бертраном-А» и видом на свалку? Ее, наверное, потому сейчас и облагораживают, завезя целое семейство робо-таки, чтобы она эстетично выглядела. Ха-ха.

С другой стороны, будь у Дикки опасная миссия, она взяла бы телохранителя, джинкана или даже кирая, а не две турели. Что могут две турели? Их, по сути, постоянно нужно возить за собой на флайборде. На двух флайбордах и с робо-поводком. И в боевом режиме. Чтобы, если что…

Нет, «Бертраны» вообще никуда не вписывались. У меня даже голова разболелась от попыток их объяснить.

Интересно, Атэ Коннэтаки поверил, что у Дикки какая-то психологическая травма, и она чувствует себя спокойнее, если в спальне стоит автоматическая установка? Джинкочи отеля куда умнее и Фанга, и Сютуна, меня вообще можно не брать в расчет. Он, наверное, просто проанализировал, что наличие турелей в одном из номеров не нанесет большого ущерба ни зданию, ни постояльцам.

Почему бы тогда не потрафить капризам клиента?

И все же я ощущал какую-то странную, не дающую мне успокоиться нелогичность в наличии «Бертранов». Я, конечно, стал думать, что такое могло случиться с моей Дикки, чтобы даже по прошествии времени она не чувствовала себя в безопасности. Воображение, распаляясь, рисовало мне все более жуткие картины.

Знаете, если верить аниме, то начало и развитие психологических проблем у подростков в большинстве своем инспирировано напряженными отношениями в семье. Особенно, если семья неполноценная или имеет изъян. Возможно, у Дикки была деспотичная мать или отчим с извращенными, набекрень, мозгами. Вдруг по достижении ею четырнадцати лет каждую ночь в ее крохотную спальню…

Я задрожал. Потрогал лоб и щеки – они горели. Ничего себе у меня с фантазией! Ох, не зря меня признали дефектным. Говорят, что только программа контроля за утилизацией генетических материалов и нормы сохранения образцов, введенные предыдущим составом Государственного Совета, уберегли таких, как я, от переработки в белковую массу.

Раньше было: неудачный, несоответствующий характеристикам, не развившийся в течение шести недель образец – возвращайся-ка обратно в первооснову.

Нет, честно, я был благодарен неизвестным мне людям, но иногда думал, что лучше бы мне и правда превратиться в питательный бульон для кого-нибудь более нормального, чем я.

Ну, ладно. Допустим, у Дикки сформировался комплекс незащищенности из-за того, что в спальню к ней по ночам… Так, пропустим это, долой картинки из головы. Но со временем угроза исчезла или не исчезла? Ведь Дикки выросла. Даже если она получила психотравму, любой профильный джинкочи поправит это за несколько сеансов. В крайнем случае ставят нейромедиаторные «заглушки», и воспоминания уже не вызывают у тебя травмирующего психоэмоционального отклика.

Возможно, конечно, что психотравма оставлена как память, как предостережение. Примерно, как некоторые из ол-гурэнтай режут себе руки, делая «зарубки» о поражениях или поимке городской полицией.

В этом, несомненно, есть что-то неправильное, нездоровое, но понять я это могу. Пожалуй, со временем «Бертраны» могли даже превратиться в фетиш. Только вот избавиться от того, что за таким простым объяснением прячется нечто большее, я не мог.

Матрас извелся подо мной, подбирая успокаивающие формы, но я не лежал на месте, а перебирал ногами и переворачивался с боку на бок.

В сущности, если отельный искусственный разум не нашел ничего предосудительного в том, что Дикки всюду таскает турели, стоит ли беспокоиться мне? Странности есть у каждого. Посмотрите на Фанг-Кефанга, на Янгона. Да на меня, если хотите. У-лю-лю. Сютун вообще – странность на странности, и то, что он периодически бывает вменяем, нисколько не говорит о том, что в иное время он не скачет по улице с нагинатой, изображая легендарного воина Бэнкея.

А турели…

Если человек чувствует себя в безопасности от куклы-медведя на кровати, ароматической палочки в горшке или пистолета в кобуре под мышкой, пусть. Я вполне могу примириться с турелями. Хотя, конечно, у меня тоже может развиться психологическое расстройство.

Я вздохнул и обнял подушку, представляя девушку. Дикки, Дикки, бедная ты моя. Я защищу тебя от любой опасности.

В голове моей неожиданно звякнул вызов. Эвер Дикки Хансен! Ох! Ух! Я сел на кровати, пытаясь утихомирить разогнавшееся сердце.

– Да?

– Здравствуй еще раз, Тиро, – произнесла Дикки у меня в голове, словно находилась рядом.

– Ага, – сказал я.

Идиот, конечно. Поздоровался, называется. Ага.

– Привет, – поправился я.

– Ты как, договорился с ребятами? Поводите меня по району? – спросила Дикки.

Я уловил ее улыбку.

– Да, – сказал я, – никто не против. Только тебе надо определиться со временем, потому что, чтобы обойти весь район, нам понадобится два, два с половиной часа. А если идти медленно, то три.

– Я поняла.

– Плюс обед.

Замечательная Эвер Дикки Хансен рассмеялась.

– Само собой!

– Мы обычно собираемся во дворе к девяти, но лучше ждать нас в десять. Ну, на всякий случай, вдруг у кого что случится. Мы можем задержаться, потому что обстоятельства. А к десяти мы точно будем.

– На выходе из «Патон-де-Люкс»? – уточнила Дикки.

– Да, – сказал я. – Или тебе рано?

– Нет, мне как раз. Кроме ол-гурэнтай и гоуто у вас никого нет? Всяких там «дундэнов» или «боевых макё»?

О таких я даже не слышал. И так и сказал. И добавил:

– Ты хочешь взять «Бертран»?

Дикки расхохоталась.

– Ох, Тиро! – сказала она. – Зачем? Кто его потащит?

– Кэширо из отеля.

Эвер Дикки Хансен фыркнула.

– Я же сказала, что он мне не нужен.

– Тогда у нас есть только одно по-настоящему опасное место – склады у Кушигай. Если в них глубоко не соваться…

– А они чьи?

– Частью вроде бы ничьи, – подумав, сказал я. – Частью муниципальные, а частью – старых фирм, которые их даже не проверяют. Ол-гурэнтай там устроили себе базу.

– А робоохрана?

– Не знаю. Наверное, есть. Но с нашей стороны ближние склады – пустые, там никакой охраны нет. У нас неперспективный район и склады тоже неперспективные. Их вроде бы даже из активов вывели. Так их надо содержать, ну, электричество, отопление, следить за состоянием…

– Я поняла, Тиро, – сказала девушка. – А ограждение?

– Ограждение есть. Но такое, – сказал я.

– Какое?

– Дырявое. Вскрытое.

– Наверное, вашими усилиями? – со смешком спросила Дикки.

Я смутился.

– Наших там два прохода всего.

– Я так понимаю, вы – любопытные ребята.

– Немного.

– А ол-гурэнтай в какое время больше всего активны?

– Как раз вечером и ночью. Но все равно лучше не рисковать. Для них и днем ничего не стоит облить «вонючкой» или неон-гелем. А неон-гель не так-то просто вывести. Ходишь потом, светишься. Или «клопиков» запустят.

– «Клопиков»?

– Ну, те, которые рекламные, самые безобидные. Прилепятся и давай шептать: «Трусы марки «Хэма» – то, что нужно для вашего хозяйства».

Дикки рассмеялась.

– Серьезно?

Смех ее был чудесен.

– Ага, – сказал я. – Но если стимулирующие или кряковые, то лучше сразу под магнитный душ.

– Хорошо, Тиро, рисковать не будем, – сказала Дикки. – Я буду ждать вас завтра в десять у отеля. Кстати, а вот свалка…

– Тойдеканн?

– Да, я сейчас вижу ее в окно.

– Ну, это как бы достопримечательность района, – сказал я. – На Тойдеканн свозят всякую нераспроданную или устаревшую технику для переработки со всего города и окрестностей. Робо–таки тоже, бывает, появляются, но они долго не задерживаются, их сразу отправляют в комплекс на искусственной косе на переплавку.

– А попасть туда можно? – спросила Дикки.

– На Тойдеканн? Ну, сейчас вряд ли, – сказал я, вздохнув. – Там этап уплотнения, сама, наверное, видишь.

– Вижу, но завтра или послезавтра…

– Ну, как Дзионкай один останется.

– А–а… Это робоохранник?

– Ага.

– Ладно, Тиро, до завтра, – сказала Дикки.

– Приятных снов, – сказал я.

– Смотри, не затягивай меня в свой сон!

Дикки рассмеялась и оборвала соединение. А я подумал, что, приснись мне Дикки, я бы, наверное, запутался в отношениях с ней настоящей. Ведь если каждую ночь ты с девушкой ходишь под руку по городским районам и, защищая ее, бьешься с тысячами бойцов ол-гурэнтай, а потом вдруг оказываешься на необитаемом острове и обнаруживаешь после бури ее без сознания и почти без одежды на берегу…

Ох, мне было бы тяжело отделить придуманную жизнь от действительности, поцелуи от не-поцелуев, долгие душевные разговоры от коротких нейтральных реплик, смех от молчания, а тесные объятья в постели от случайных прикосновений.

Я бы сошел с ума.

Или попытался сделать так, чтобы придуманный мир хоть немного сблизился с реальностью. Что ничем не лучше сумасшествия.

Потому что это оно и есть.

Я вздохнул, перемял матрас, только-только подстроившийся под мою позу, зашел в арти-сеть и загрузил последние рекомендованные обновления для аплинка и чип-процессора. Перед глазами побежали строчки лицензионных соглашений, в которых, как сказал нам Сютун, весь риск при сбоях и нестабильной работе приложений, подписываясь, брал на себя конечный пользователь.

Ответственность корпораций и программных джинкочи наступала только при целом ряде определенных условий, буквальное следование которым было почти невозможно. Например, нужно было не только иметь чип-процессор, в начальные заводские настройки которого ни разу не вносились изменения (ха-ха, попробуйте это с регулярными обновлениями), но и доказать, что попутные программы сторонних разработчиков совместимы с модификацией прошивки, не замедляют ее работу, а также не влияют на стабильность и адекватность работы иных приложений.

В общем, хотите зарубиться с корпоративным юристом-джинкочи – вам сюда. Мне же было плевать. Я принял соглашение, мельком прочитав, что «…обязуюсь не использовать продукт на сторонних чипах…». Интересно, как они это себе представляют?

Обновления были чисто косметическими, добавились шрифты, видоизменилась оболочка, в аплинк повесилось небольшое текстовое расширение. Теперь текст в сотню знаков и три строчки помещался в «окошке» гаджета полностью. Как любил кричать Цоцемун из манги «Радикальные ребята»: «Алилуйя!».

То есть, слава всем известным богам.

Я позависал в сети, почесал языком на знакомых кластерах, посмотрел десяток прикольных видео и анимаро, что-то отметил, что-то поместил в закладки, поставил оценки обновлениям и приложениям-спутникам, спонсорам, сопровождающим организациям, фондам содействия, рекламе супа и лапши, рекламе синтетического мяса, проверил объем свободной памяти, запустил тихую очистку навалившейся, непрошенной фигни, что сопровождала любой выход в сеть, наконец, где-то около получаса поиграл в «Таинственный рейд» и заработал на этом три йены.

Честно говоря, даже устал.

Вроде лежишь, как мертвый робо-таки без батарей, с развернутым в голове мультиплексом, только глазными яблоками по привычке двигаешь, а выматываешься никак не меньше, чем поднимаясь на Башню Огитори. И мышцы болят, и думать ни о чем не хочется. И в горле еще пересохло.

Из-за горла мне пришлось встать и добраться до вмурованной в стену холодильной камеры, где своей участи дожидалась припасенная бутылка «До-Юй». Я вскрыл ее и с наслаждением в несколько глотков ополовинил. Ф-фу! Полегчало.

При сильной жажде, конечно, можно воспользоваться и водопроводной водой, но она уж слишком отдает химикатами. Кислая, и щиплет на языке. То есть, на любителя.

Я лег снова, поставил «До-Юй» на полку у изголовья и какое-то время возился с дрим–проектором. Выбирал предпочтительный сценарий. Ну, там, убийцы, погони, девушки из «Мохнатки». В муниципальных домах пользование дрим-проектором обязательно. Его даже выключить нельзя.

Как только тета- и дельта-ритмы твоего мозга фиксируются датчиками, дрим-проектор начинает воздействовать на подкорковое пространство. По информации, что любому можно выловить из сети, в первое время дрим-проекторы использовались для терапии бессонницы и навязчивых состояний, потом государственные структуры попытались приспособить их для кодирования и даже программирования людей, но у них ничего не вышло, и технологию разрешили для бытового применения.

Многие теперь и заснуть без них не могут.

А обязательными применение дрим-проекторов сделали потому, что в муниципальных домах их установку оплачивает консорциум производителей. Если вы думаете, что консорциум делает это по доброте душевной, то вы, наверное, живете на Хансо–Хансо и йены на своем счете не считаете. Иначе такое незамутненное представление о мире вокруг я объяснить не могу.

Все дело, конечно, в рекламе, которую консорциум вкладывает в сновидения. Как ты во сне ни крутись, а десяток товаров или услуг тебе придется в нем или увидеть, или пощупать, или использовать. Не знаю, как все работает, но в сети полно информации, что все это связано с тем, что у каждого рекламного продукта высчитывается волновая характеристика, которую «буквально» можно подсадить в мозг, синхронизируя ее с ритмами сна. То есть, тот же лимонад «До-Юй» во сне вдруг незаметно оказывается у тебя в руке, пока ты, допустим, сходишь по ступенькам в самый престижный ночной клуб города. Или, например, когда ты сбегаешь по лестнице со сногсшибательной полуголой красавицей на руках, спасая ее из лап ол-гурэнтай или, круче, от самих «боевых макё», то волосы ее непременно пахнут шампунем «Шисейдо», а на коленях она держит большеглазого робо-песика от «Коэну».

Потом тебе, понятно, хочется такого же песика.

Разумеется, у каждого спящего графики тета- и дельта-ритмов различны даже день ото дня, поэтому все домовые джинкочи подправляют волновые характеристики индивидуально, зарабатывая себе на этом небольшие премии.

Таков наш мир.

Ладно. Я позевал. Чувствуя, что уже засыпаю, разделся совсем, несколько секунд взбивал ногами одеяло, потому что мне казалось, что так оно теряет в колючести, потом повернулся на бок и сказал себе, что Эвер Дикки Хансен никогда не пожалеет, что я буду с ней рядом. Никогда.

Мне стало так сладко, что я причмокнул. А еще я подумал, что было бы все-таки здорово погулять с ней во сне без оглядки на то, что она выдуманная. Жалко, что дрим–проекторы не могут втиснуть тебе в подкорку реальных людей. Что твое, то твое. Сам сни. Как можешь, как помнишь.

Жалко.

На этом я уснул.

В анимаро, в рекламе и вообще в видео, где хоть как-то фигурировал изумительный Хансо–Хансо, часто, как визитную карточку, показывали фешенебельные апартаменты–люкс в вознесшихся надо всем городом высотках. Похожие на стволы бамбука, в кольцах обзорных галерей, дома парили над суетой и над облаками.

В моем сне я обитал там.

Возможно, я был не одинок. Я думаю, каждый второй житель города владел недвижимостью в Хансо-Хансо, не просыпаясь. Самые отчаянные, пожалуй, имели смелость объявить себя хозяевами города. Но это ладно, сон же.

Я тоже не был сторонником скромности.

Окно моих двухуровневых апартаментов занимало целую стену. Люди, как предполагалось, существовали где-то внизу. Там же, ну, может, чуть выше, реяли рекламные дирижабли и сыпался микропластик.

Мне же доставался солнечный свет. Я валялся в постели под тонким белоснежным одеялом и чувствовал ласковое тепло не затененных фильтром лучей на щеке. Ах, надо было вставать! Дела, дела, дела. Я вроде бы имел отношение к одной из корпораций. Нет, простите, я был вице-президентом «Денши Кан», корпорации, чьи исследования в области искусственного интеллекта вывели ее в лидеры индустрии.

Мне было семьдесят семь, но выглядел я на сорок. Мне шло. Правда, членов правления не миновало поветрие радикального омоложения, и среди великовозрастных двадцатилетних мальчишек я все равно смотрелся старшим товарищем. Мне даже шутливо кланялись, сложив ладони: «Кавада-семпай… Рады вас видеть, Кавада-семпай… Вы очень хорошо выглядите…»

Я смеялся.

Было только немного странно: какой я Кавада? Я не Кавада. Или Кавада? Или мальчишка, что видит сон?

– Кэтсу.

Появление Сибиллы заставило меня выкинуть глупые мысли из головы. О, Сибилла! Тонкая, изящная ниньо! Моя мечта. Она была только что из-под душа, и капельки воды сверкали под солнцем на ее светлой коже. Нагота ее манила к себе. Мой взгляд неуправляемо скользил в низ плоского живота. Я направлял его вверх, но не мог справиться с силами тяготения. Какой ты старик, Кавада?

– Кэтсу. Хватит.

Сибилла разозлилась. Поджав губы, она посмотрела на меня в упор, и тогда стало видно, что правый ее глаз слегка косит. Совершенное несовершенство!

– Иди сюда, – я похлопал по одеялу рядом с собой.

– Нет!

Сибилла тряхнула короткими, растрепанными волосами. Она, видимо, вытиралась наспех и не успела их уложить. Мне нравилось. Мне все в ней нравилось. Даже запрограммированная строптивость. Дело было даже не в том, что она, эта строптивость, имелась. А в том, как тонко Сибилла ей пользовалась.

– Мы просто полежим. Я хочу ощущать тебя рядом.

Ниньо фыркнула.

– Ты опять захочешь именно что ощущать меня, Кэтсу.

– Не захочу!

– Поклянись!

– Милая…

– Какая интересная клятва.

– Я просто подержу тебя за руку.

Одеяло в районе моих бедер предательски приподнялось. Что ж оно такое тонкое, это одеяло! Сибилла прищурилась на бугорок.

– Тогда я оденусь, – сказала она.

– Нет-нет! – запротестовал я.

Сибилла склонила голову набок.

– Ты опаздываешь, Кэтсу. У тебя час до отчетного собрания. А это не просто спуститься с двухсотого этажа на первый.

– Хотя бы присядь! – взмолился я.

Сибилла вздохнула.

– Кэтсу, Кэтсу…

Она присела на самый краешек кровати и принялась, поглядывая на меня, разглаживать ладонью несуществующие складки на одеяле. Это безотчетное движение вызвало во мне прилив нежности. Как ее можно не любить? Она так похожа на человека, но в тысячу раз лучше.

– Сибилла…

Извиваясь под одеялом, я подполз к ней ближе. Ты – червяк, Кэтсу Кавада. Влюбленный, возбужденный червяк.

– Постой, – сказала ниньо, поднимая руку. – Я хочу спросить тебя, Кэтсу.

– О чем, милая?

Я одолел (хотелось верить, что незаметно) почти метр постельного пространства, и теперь мог коснуться бедра Сибиллы кончиками пальцев на ноге.

– Ты доверяешь мне, Кэтсу? – спросила она.

Я позволил себе нахмуриться.

– Ты сделала что-то нехорошее?

Сибилла качнула головой.

– Нет, Кэтсу.

– Тогда что за вопрос?

Я подполз еще ближе.

– Если я сделаю что-то, что будет не очень хорошим, – произнесла Сибилла, – но потом, в результате, наверное, всем будет лучше, ты бы одобрил такой поступок? Для меня это очень важно.

– Конечно.

Я был сосредоточен на том, чтобы одним движением повалить Сибиллу на кровать. В этот момент я бы, наверное, утвердительно ответил и на вопрос: «Вас приготовить с корочкой или с кровью?».

С корочкой! С кровью! Какая разница?

– Спасибо, – сказала Сибилла.

– Ах, ты моя дурочка!

Я со смехом сбил одеяло в сторону. Но обнять свою ниньо мне не удалось. Что-то длинное, острое, металлическое неожиданно оказалось у меня в груди. Я перевел удивленный взгляд с грустного лица Сибиллы на кухонный нож в ее руке, на сосок, под которым утонуло лезвие, на кровь, пачкающую ослепительно-белое одеяло.

– Сиби… – прошептал я.

Нож с хрустом повернулся во мне. Кровь брызнула на Сибиллу, нанося расплывчатый макияж на ее лоб и щеки. В свете того, что я только что думал, надо ли меня готовить с кровью, это казалось забавным.

– Ха-ха, – сказал я.

И умер.

Что-о?

Скатиться с кровати на пол не так-то просто. Во сне для безопасности матрас формирует мягкий предохранительный бортик. Но я сумел перемахнуть через него и теперь, тараща глаза в стену, сидел на полу. Пальцы мои механически ощупывали грудь. Где нож? Длинный кухонный нож. Нет ножа.