Записки базарного дворника из 90-х годов

– Мы разошлись… – коротко и угрюмо пробормотал я, – они, потом, уехали в Петербург, на её родину. Пил я сильно, прямо – в тёмную голову, после того, как меня уволили из Вооружённых Сил, и я – попав в аварию, разбил машину, на которой зарабатывал на жизнь!

– А тебе хотелось бы вернуть семью?

– Очень! – со вздохом признался я, – мы были счастливы, отец Илия! Но потом, когда переехали из Прибалтики в Россию – начались неурядицы. И что-то в нас перевернулось… Сложно объяснить сразу. Будто, почва из-под ног ушла.

– Святая Церковь, православные богословы учат, что брак – благодать Божия, – задумчиво и проникновенно заговорил отец Илия – теперь уже, и духовный наставник, – я же так полагаю: если брак мёртв – следует его похоронить. Но, Господь – врач небесный! И если Он видит, что брак – жив, то будет его лечить… Однако, ни один врач не станет исцелять мёртвого пациента, Саша! Всё в ваших, с супругой твоей, руках!

– Благослови меня, – я, потрясённый такими откровениями, склонил голову, сложив ладони крестом перед собой. Меня никогда никто не учил, как подходить к благословлению. Всё произошло совершенно естественным образом! Он благословил, и я поцеловал его руку, пахнущую ладаном, с тонкими, длинными, гибкими пальцами музыканта. Я понял одну простую, но нужную мне суть: я утратил духовную опору в этой жизни, мой друг способен помочь вернуть её.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЗАПИСКИ МОСКОВСКОГО ДЕЛЬЦА ИЗ 90-х ГОДОВ.

«В час утра, чистый и хрустальный,

У стен Московского Кремля,

Восторг души первоначальный

Вернёт ли мне моя земля»?..

А. Блок.

1.

В Москву я прибыл рано утром на автобусе, вместе с коммерсантами, ехавшими за товарами на рынок возле стадиона в Лужниках. Одетый в новое, купленное на деньги, одолженные у брата. Всё на мне было турецкого производства: кожаная, мягкая коричневая куртка, синие джинсы, светло-серый джемпер, удобные туфли. На плече висела объёмистая дорожная сумка на ремне, в которой лежали немногочисленные пожитки. Когда, накануне вечером, я выезжал – шёл дождь. И провожавшие меня родители и брат – в один голос утверждали, что это добрая примета. Ночью почти не спал. Было неудобно на жёстком сиденье старого «Икаруса», к тому же, меня одолевало волнение и непонятные страхи перед неизвестностью. В Москве – пасмурно, но тепло. Весенний, возбуждающий и что-то обещающий запах влажной земли, мокрых веток с набухающими почками, смешанный с тоскливым запахом давно умершей прошлогодней листвы – бурой, лежащей спокойно, никому не нужной, – в парке вокруг рынка и стадиона, слегка вскружили голову, когда я вышел на улицу из душного, пропахшего солярой автобусного салона. Я стоял с сумкой на плече, озираясь по сторонам, не зная, куда направиться. Толпы торговцев, в основном азиатской внешности, уже валом валили в открытые настежь ворота, таща на себе громадные клетчатые баулы из клеёнки, катили тележки с тюками товаров. Такие тележки были у вокзальных носильщиков. Жизнь кипела спозаранку… Внезапно, из толпы выделилась долговязая фигура Гарика, в светлом лёгком плаще, под которым костюм кофейного цвета, чёрная рубашка и белый галстук. Я обрадовано поднял руку, чтобы привлечь его внимание, и облегчённо вздохнул. Гарик повёл меня на автостоянку, где он оставил свою новую «Audi 80» чёрного цвета, с люком на крыше, который открывался и закрывался нажатием кнопки. Для меня это было удивительным, на грани фантастики.

– Сейчас поедем завтракать, а потом в наш офис, – сказал он непринуждённо, – представляться генералу. Я ему уже доложил о тебе.

Я фыркну в ответ:

– Солдафонщина в нас неистребима!

А Винт в ответ весело рассмеялся:

– Это точно!

Мы катили по ещё полупустым проспектам и улицам, и я не переставал поражаться тому, как быстро и неузнаваемо менялась Москва. Казино, шикарные рестораны, магазины, рекламные плакаты и растяжки – тут и там. И чего только не предлагали они: сотовую связь, сигареты, алкоголь, вермишель, корма для домашних животных! Дорогие автомобили… Вызывающая роскошь везде, во всём. На показ. Бесконечные ряды ларьков и торговых палаток, работающих круглосуточно. Самодеятельные рынки у станций метро, и на мало-мальски свободных пространствах улиц и площадей. И грязные, опустившиеся люди, бомжи – тоже тут и там. В таком количестве их я ещё никогда не видел. «Контрасты капитализма» – сказал я себе. «Но в этом капитализме найду своё место и я. Я готов, принимай меня, Москва»!

Мы позавтракали в каком-то кафе, и сразу взяли курс на Садовое кольцо. Затем повернули на Таганскую площадь. Пропетляли по неизвестным мне улицам немного, и подъехали к обширной автостоянке со шлагбаумом на въезде и будкой охранника, огороженную забором из металлического прутка, выкрашенного чёрной блестящей краской. Из будки выскочил бодрый крепыш, лет пятидесяти – сразу видно из отставников, нажал на кнопочку пульта, который он держал в руках, и шлагбаум неохотно пополз вверх. Гарик сделал небрежный приветственный жест, охранник вытянулся по стойке «смирно», и подобострастно заулыбался. Одет он был в чёрную униформу, под курткой – синяя рубашка с чёрным же галстуком. На груди – заметная блестящая бляха, как у дежурного по войсковой части офицера. На поясе грозно висела чёрная закрытая кобура, из-под крышки которой выглядывала пистолетная рукоятка с ремешком. Гарик поставил машину на место с номером 4, почти рядом с входными дверями, в одном ряду здесь стояли: «Audi», «Mersedes» представительских классов, и высокий, блестящий «Gelendwagen».

– Шеф уже здесь… – произнёс Гарик озабоченно, кивнув на мощного красавца, – это его «гелик».

Здание офиса поразило меня своей солидной значительностью и несокрушимой мощью, напомнив резиденцию вице – магистра рыцарского ордена, существовавшего в средневековье в Старом городе, в центре столицы той прибалтийской республики, где я служил. Только башня – донжон отсутствовала… Мы направились к дверям. Они были прозрачные и двойные. А между ними, с двух сторон, я разглядел раздвижную решётку. В окнах первого этажа – тоже везде были декоративные решётки, но из очень прочных прутьев. Прямо за дверями располагался турникет, слева от него, за прозрачной перегородкой, находился ещё пост охраны. Два молодых парня богатырского вида – оба в чёрной униформе, но в беленьких рубашках под куртками, при появлении Гарика вскочили, и хором приветствовали его:

– Здравия желаем, Игорь Иваныч! – они тоже оказались вооружены.

– Здорово, ребята! – со сдержанной приветливостью отозвался мой друг, и, кивнув в мою сторону, добавил, – со мной, на работу оформляться.

Прямо перед турникетом находилась рамка металлоискателя. Со всех углов подозрительно поглядывали на входящих массивные камеры видеонаблюдения.

– У вас всё на полном серьёзе. Как в министерстве госбезопасности, – попытался пошутить я, поведя рукой вокруг.

– Москва, дружище – бандитский город. Безопасности много не бывает. Её бывает мало, но тогда уже ничего не исправить, ибо поздно… – туманно прокомментировал Гарик мою шутку в своём стиле чёрного юмора.

Мы поднялись по широкому лестничному маршу на третий этаж. Коридоры блестели чистотой, и были устелены ковролином, прижатым к полу с двух сторон медными рейками. Этакий стиль роскошного, но делового минимализма, без вычурности и аляповатости, царил здесь и чувствовался во всём. Вот, только, людей почти не видно.

– Офис с десяти работу начинает, – пояснил Гарик. – Некоторые сотрудники, правда, с девяти… А генерал – всегда рано приезжает. Документы подписать, биржевые сводки и новости по интернету посмотреть, пока никто не отвлекает.

– Впечатляющая у вас контора, – с робким уважением отозвался я.

– Ещё бы! – с гордостью проговорил мой друг, – считай, с половиной Европы работаем. И с Японией, и с Америкой. Одних переводчиков и юристов, знаешь сколько… – тут мы оказались у дверей, обитых дорогой тёмно-вишнёвой кожей, с изогнутыми блестящими ручками, и двумя сияющими табличками с надписями. Слева – «Коммерческий директор», справа – «Председатель совета директоров». А чуть выше, тоже справа – табличка поуже: «Приёмная». Гарик уверенно потянул на себя массивную дверь. Та плавно открылась. В просторном, светлом помещении сидели две миловидные секретарши в белых блузках, обе молоденькие, русоволосые. У каждой с левой стороны бейджик с именем и фамилией – крупными буквами.

– Здравствуйте, мои дорогие! – нараспев произнёс Гарик, и так умильно заулыбался, что казалось, вот-вот замурлычет котом. – Генерал у себя?

– Здравствуйте, Игорь Иванович! У себя, проходите, – задорно ответили девушки, и улыбнулись в ответ.

Я тоже робко с ними поздоровался, и с трепетом от волнения на грани истерики, прошёл вслед за Гариком в кабинет моего будущего босса.

Рассматривать подробно обстановку мне было некогда. Я обратил всё своё внимание только на хозяина кабинета. Он сидел за обширным столом, сосредоточенно глядя в громоздкий монитор компьютера, и задумчиво шевелил губами. Увидев нас, шустро выскочил из-за стола. Улыбаясь, энергичными, уверенными шагами пошёл навстречу, говоря грудным тенорком, и слегка гнусавя:

– А-а-а! Здравствуйте, товарищи офицеры, господа хорошие! – пожал руку Гарику, потом мне, глядя в глаза приветливо, но испытывающе. Ладонь у него была большой, крепкой, с толстыми пальцами, а рукопожатие – сильным и напористым. И сам генерал был широк в кости, хотя и приземист, но осанистый, полный, но не тучный и рыхлый – а весь, как бы сбитый. Большая, круглая, лысая голова с волосами по краям, нос картошкой. Такой он имел простецкий вид, что я моментально подумал: «Надень на него фуфайку, сапоги, а на голову кепку – вылитый колхозный бригадир»! Но на генерале сидел дорогой, отлично подогнанный под его фигуру костюм горчичного цвета, под ним – белейшая рубашка и галстук под цвет костюма, пришпиленный золотым зажимом. На левом запястье поблёскивали дорогие, массивные часы, а на среднем пальце – надето широкое обручальное кольцо. Запах дорогого и приятного одеколона витал в помещении, и вокруг генерала.

– Николай Иванович Адоньев. – доброжелательно представился он.

Я невольно вытянулся, приняв строевую стойку, и ответил ему, как на армейском плацу отвечают проверяющему:

– Данилов Александр Михайлович. Капитан запаса Вооружённых Сил.

– Да будет вам, Александр Михайлович, – засмеялся генерал, и с грустным вздохом добавил, – мы теперь все… Кто в запасе, кто – в отставке. Да-а-а, господа. Тридцать лет службы, две академии… Восемь лет сам преподавал! И сейчас – тянет. Не отвык ещё до конца, поверите старику, или нет. Ну, прошу, – он указал рукой на длинный стол, для совещаний, стоявший слева в его большом кабинете, где человек теряется в пространстве, кажется мелочью, среди богатства и шика обстановки. Мы с Гариком сели рядом друг с другом, а Адоньев – напротив нас.

– Расскажите о себе, Александр Михайлович. Коротко… – и генерал мельком взглянул на свои роскошные часы, – время пока у нас есть.

Гарик как-то странно на меня покосился, и заметно напрягся. Но Адоньев не обратил на это внимания, потому что в упор смотрел только на меня. Я рассказал, ничего не утаив, а Винт всё время, то беспокойно шевелил пальцами рук, то барабанил ими по столу. Генерал слушал внимательно, прищурив глаза, глядя без отрыва в мою переносицу. Потом, пожевал слегка губами, покивал головой, и задумчиво изрёк:

– Д-а-а! Как говорится: «Судьба играет офицером».., а могли бы сейчас… – тут он осёкся, и снова протянул многозначительно: Д-а-а! Ну, что же; за честность – хвалю. Больше всего ценю её в людях! Что у вас есть характер, стержень внутри – вижу, чувствую. Думаю, с вами мы сработаемся. А, Игорь Иванович, как ты считаешь? – хитро посмотрел на Гарика. Тот надул губы и развёл руками:

– Николай Иванович, я в своём друге ни сколько не сомневаюсь! Ручаюсь за него!

– Тогда – идите оформляться. Насчёт регистрации я сам позвоню нашим друзьям из милиции. Потом поезжайте, поселите Александра Михайловича в нашу гостиницу. Послезавтра, Александр Михайлович, вам уже на работу. И помните: за пьянство в рабочее время у нас увольняют сразу. Не взирая… – тут он закашлялся, и уже обратился к Гарику. – Игорь Иванович, по Геннадию… Звонили мои друзья, его бывшие коллеги… Не смог я им отказать! Оставил. Сам понимаешь, портить отношения с их конторой – нам не резон. Но предупредил: до первого залёта. И никакие, потом, уговоры – не помогут! А твой друг пока экспедитором поработает. Недолго, я думаю… Но уж, тогда моя совесть чиста будет! – с внезапным жаром закончил генерал, и стукнул по столу огромным кулаком, – я сам выпиваю, и могу много выпить, но на службе ни разу за тридцать лет себе не позволял! И с похмелья – никогда службу не прогуливал! Ну, ступайте, занимайтесь. Успехов вам, Александр Михайлович! Надеюсь, встречаться будем только по хорошему поводу…

Мы покинули кабинет генерала в разных настроениях. Я ликовал, а Гарик заметно призадумался.

– Что-то не так, Игорёк? – спросил я, не понимая такой внезапной перемены настроения у моего друга.

– Эх, мать моя Родина! – с досадой воскликнул он, вышагивая широченными шагами своих длинных ног, словно измеряя коридор по дороге в отдел управления персоналом, – ты понимаешь, Саня! Этот Гена – крокодил, меня так подставил недавно… Напился на работе! А он, как выпьет – сразу идиотом становится! Как будто головы, и вовсе нет! Приехали фуры из Польши с товаром, а этот скот – невменяем! Да ещё концерт на складе устроил! Охране его связывать пришлось! Все дела бросил, помчался сам принимать. А это – время! А время – деньги. За простой – отдельная плата. Стоимость вкладывается в цену товара, делает его дороже… А это – рынок, на рынке – конкуренция. Нам торговать себе в убыток – резона нет. Я влетел на деньги… Пусть, и не очень крупные, для меня сейчас, но всё равно – неприятно. Потом Геша этот на работу не выходил три дня. Ладно бы, простой грузчик был! Ведь заведующий складом, менеджер по продажам он, тварь такая! Генерал его велел гнать! А тут, друзья шефу из ФСБ позвонили, упросили оставить!

– А почему из ФСБ?

– Ха, почему! Гена в КГБ раньше служил. В пятом управлении… Потом управление это разогнали, как нас – политработников в армии. Гена мотался по всей Москве! Нигде его не брали, а если и принимали – то, после, за пьянство выгоняли. Его родственник в ФСБ сейчас – чин какой-то важный, попросил генерала нашего пристроить… Тот и пристроил, на свою голову. Вернее – на мою..! – и от злости лицо Гарика зацвело красными пятнами.

– А что это за пятое управление? И почему родственник его служить дальше не оставил? Почему не похлопотал за него?

– Потому и не похлопотал, что знал, видать, какой это ублюдок… А пятое управление, Саня, работало исключительно по диссидентам и иным нелояльным советским гражданам. ВУЗы курировало, военные в том числе, крамолу искало… А в основном: кто с кем пьёт, кто с кем спит, кто где пукнет… Шучу! Ладно, пойдём! Оформлю тебя, пообедаем, и поедем регистрацию ставить и заселяться. Твоё жильё совсем рядом с работой будет! Это для Москвы – огромный плюс!

Дом, где предстояло теперь жить, был большим, пятнадцатиэтажным. При Советах здесь находилось общежитие одного из самых крупных московских заводов, работавших, в том числе, и на оборону. Располагался дом в районе Н – ской улицы, и одноимённой оптовой ярмарки, образовавшейся уже во времена новой жизни последнего десятилетия двадцатого века. Гарик, пока мы ехали, объяснял: бывшее общежитие выкупил банк, в котором генерал состоял членом правления, и сдал в аренду армянской диаспоре. Армяне сделали из него гостиницу, и разместили там поначалу своих соплеменников – беженцев из Азербайджана, а потом – стали селить и других армян, приезжающих в Москву за лучшей жизнью.

– Я там был, наподобие неофициального директора, – объяснял мне Гарик, – за проживание не платил, порядок поддерживал, с властями контакты по разным вопросам имел… И за это – мне кое-что в карман капало! И властям – понятное дело… Поселишься в комнате, где мы раньше с Наташкой жили. Я ничего оттуда забирать не стал. Пользуйся, Саня. На заводе мы арендуем помещения под склады, на очень выгодных нам условиях. За это в гостинице живут некоторые из работников, и платят они – мизер. Кое-какие участки в цехах и бюро – ещё работают. Охрана – наша. Один из ЧОПов генерала. Будут потом подчиняться тебе, так сказать, в оперативном отношении, когда Гену уберём… Вот и приехали! – неожиданно закончил он разговор, выворачивая руль налево, и заезжая на площадку перед этим самым домом-гостиницей. Вход в высотку представлял собой застеклённый холл, снаружи, на выложенном плиткой «пятачке», плотно толпились молодые, и не очень мужчины – все, как один кавказской внешности. Увидев Винта, они, словно гонимые ветром листья, дружно двинулись к нему. Обступили, загалдели наперебой, каждый о своём. А я, внезапно, всей кожей ощутил, какую-то тёмную энергию, исходящую от этого скопления. И мне стало, на миг, даже жутко… Говорили в основном, на вполне приличном русском языке, но кто-то – и на ломаном. Глядя на это, мне вдруг вспомнилось, гоголевское, про Ноздрёва: «…совершенно, как отец среди семейства», и я фыркнул со смеху. Напряжение прошло.

– Тихо! – зычно прервал разноголосицу Гарик, – теперь вместо меня здесь будет вот этот господин! Его зовут Александр. Все вопросы – только к нему! Никаких Самвелов-мамвелов! Если я только узнаю, что вы тут опять разборки какие-то затеяли – все из Москвы тотчас уберётесь! – и уже, обращаясь ко мне, громко продолжил, – они тут без меня решили выяснить, кто главный теперь будет! Передрались, с поножовщиной. ОМОН приехал. Шесть «пазиков» вывезли народа – на депортацию. Генерал еле-еле уладил…

Я подёрнул плечами, не зная даже, как реагировать на происходящее, просто ничего не понимал. А Гарик продолжал, между тем властно:

– Сурена мне сюда! Живо!

– Гарик-джан, уже позвали… – с лёгким акцентом отозвался немолодой седой армянин, – сейчас придёт.

И действительно, откуда-то торопливо шагал статный мужчина, высокий, русоволосый, сероглазый и носатый. Издали он подобострастно выкрикивал:

– О, Игорьваньич! Зачем нэ сказаль, что приэдишь? Вай, ара!

– Это Сурен, – обращаясь ко мне, пояснил Винт, – я его здесь назначил, временно, вместо себя. А тут, какой-то авторитет подпольный ещё завёлся – Самвел… В общем, перессорились они! Я так думаю, что решили выяснить, кто круче: ереванские, или бакинские… Ты с ними не церемонься. Не будут понимать – звони нашему милицейскому другу, он сразу управу найдёт, – и уже обращаясь к Сурену, – смотри, Сурик, и запоминай! Это Александр. Главный теперь тут он! Всё-всё – только через него! Жить будет в той же комнате, где я жил раньше.

Сурен заулыбался, схватил мою ладонь двумя своими, начал бережно трясти:

– Рад знакомству, Саша-джан! Я – Сурик… Сурен Хачатрян. Друг Гарик-джан! Кафе здэсь мой – вон, видишь? Заходы всэгда! Гость будэшь! Прашу, сичас заходы, Гарик-джан, Саша-джан! Хлеб-соль кушать будем, коньяки пить будем, водки пить будем…

– Хлеб-соль потом! – сурово оборвал хозяина кафе Игорь, – нам нужно Александра сначала разместить, потом работу ему показать. Где Мимоза? Пусть тащит постельное бельё в мою, вернее, теперь уже, в его комнату, и уберёт там заодно… Мы поехали на работу к Саше… Через час вернёмся. Действуй, Сурен!

– А, что за мимоза? – удивлённо поинтересовался я, когда мы вновь сели в машину к Игорю.

– Ни «что», а «кто»! – со смехом ответил Винт. – Мимоза Степановна Барсигян… Комендант гостинцы. Ранее – доцент кафедры английского языка Бакинского университета. Очень дельная женщина, Саша! Ты прислушивайся к ней!

– И она станет убирать в моей комнате, и бельё притащит, Игорёк! – возмутился я

– Нет, конечно! Найдёт, кому поручить! Но, встретит она тебя на высшем уровне, увидишь! Мимоза Степановна – идеал кавказской женщины. Жаль, что замужем… – и Гарик, как-то странно и печально вздохнул.

Проходная завода, где находились склады нашей компании, оказалась действительно недалеко. Можно было бы свободно пройтись пешком. Перед автомобилем Винта ворота плавно открылись, нас встречал бугай-охранник, с резиновой дубинкой на поясе, вооружённый пистолетом. Одетый по форме, опрятно, так же, с бляхой на груди. Игорь вышел из машины, я – тоже.

– Как дела, Николай? – бодро и, одновременно вальяжно, спросил Игорь.

– Без происшествий, Игорь Иваныч! Приняли пять фур. Последняя разгружается. Ещё три на таможне. С польскими номерами, – чётко, стоя навытяжку, доложил служивый. Военный порядок и строгая субординация здесь чувствовалась во всём…

– Гена – как? – продолжал Винт строго.

– Пока трезвый… Держится!

Игорь покивал головой, пробормотал недовольно себе под нос:

– Хорошо, если держится… – указывая на меня, объявил: – Новый наш сотрудник, будет экспедитором на Л – ской ярмарке. С перспективой на повышение. Скорое повышение…

Охранник понимающе кивнул коротко, протянул мне свою мощную ручищу, и представился чётко:

– Старший смены охраны – Николай Черноиваненко.

– Александр Данилов, – отвечал я, а Гарик поправил:

– Александр Михайлович… – и многозначительно поднял брови.

Затем он загнал свою машину внутрь территории, припарковал на небольшой площадке возле проходной, и пояснил мне:

– Сначала зайдём в бюро пропусков, оформим тебе мандат, а потом пойдём с коллективом знакомиться.

Ворота огромного склада были распахнуты настежь, оттуда тихонько, словно крадучись выкатывался громадный тягач «Scania», таща за собой на прицепе фуру, размером с вагон, а молодые парни нетерпеливо протискивались с боков автомобиля – гиганта, спеша на перекур. Увидев Игоря, они несколько смутились, нестройно пробормотали приветствие, и поспешили удалиться. На просторной площади помещения с высоченным потолком, куда мы вошли, тут и там стояли разнообразные картонные коробки, всех размеров, на деревянных поддонах и в полетах. Юркий японский электропогрузчик точными движениями подхватывал их, и рассовывал по разным углам склада, но в определённом порядке. Всем этим руководил узкоплечий, худощавый мужчина, с непропорционально большой головой, как мне показалось. Все работники – одеты в одинаковую рабочую одежду – в утеплённые куртки, синего с серым цветов, и синие бейсболки. На куртках и головных уборах красовалось название компании. Мне это оказалось в диковинку. Я спросил у своего друга:

– И мне такую спецовку выдадут?

– Обязательно! Все уважающие себя фирмы в Москве ввели для сотрудников дресскоды и униформу… Положение, дружище, обязывает!

Командовавший погрузчиком мужчина обернулся, увидел Гарика и зашагал к нему торопливо, держа в руках пачку накладных. Из кармана на груди у него торчал радиотелефон с толстой, короткой антенной. Лицо мужчины было треугольным: широкое и лобастое в верхней части, оно сильно суживалось у подбородка. На его лице обращали на себя внимание – задорно вздёрнутый нос, и большие глаза серо-зелёные, навыкате, как у бычка… Но их выражение мне, почему-то, напомнило: «…посмотрит, словно петлю накидывает»… Мужчина был довольно молод, ростом пониже меня, и стрижен коротко.

– Здравствуй, Геннадий! – приветствовал его Винт, но руки не подал, – про поставку товара из Польши уже знаю. Таможня сильно задерживает…

– Денег хотят, Игорь Иванович, – произнёс тот, и, как-то, по-собачьи посмотрел на Винта.

– Мы работаем честно! – отрубил Гарик веско и добавил, указывая в мою сторону, – новый твой подчинённый. Александр Данилов. Будет экспедитором на Л – вке. Сколько мы туда фур сейчас выставляем?

– Пять, Игорь Иванович, – преданно заизвивался всем телом Геннадий, ни дать, ни взять – кобель таксы перед хозяином.

– Выходит на работу послезавтра. Пока обустраивается… Завтра, после обеда, придёт к тебе, введёшь в курс дела. Всё! Занимайся.

Геннадий круто развернулся и поспешил дальше руководить расстановкой коробок. А я, за всё время их короткого диалога, ощутил невероятную наэлектризованность между Игорем и завскладом Геннадием, даже неприкрытое презрение и неприязнь их друг к другу… Потом мои первоначальные впечатления, полностью подтвердились.

Гарик оставил свою машину на территории завода, и к гостинице мы шли пешком, не спеша. По дороге Винт мне кое-что объяснял:

– Понимаешь, Саня, тут дело такое… Мешает мне этот Говнадий. Сильно мешает! И не только тем, что он запойный. Кое-какие нюансы с таможней можно было бы порешать, чтобы процесс оформления грузов ускорить. Выйти на новый уровень по товару. Расширить ассортимент… А вся загвоздка – в нём! С его завязками в ФСБ – это осуществить, ну, никак невозможно! Стуканёт – я в этом даже не сомневаюсь, и горя не оберёшься. Потом поймёшь, о чём я. Станешь вместо него, и дела такие мы закрутим – ахнешь потом, какие деньги пойдут! Я на этом сам поднимался! И очень достойно поднимался! Я думаю, ждать нам недолго осталось – Гена скоро снова в штопор сорвётся! Как только он напьётся на работе, мне тут же сообщат. И уж тогда – держись, Гена – крокодил!.. – и Гарик мстительно заулыбался.