Записки базарного дворника из 90-х годов

В конце лета, немного освободившись от срочнейших дел, переговоров и встреч с партнёрами, я позвонил сыну, и пригласил его в гости, пока не закончились каникулы.

– Ничего с собой не бери, приезжай налегке. Здесь всё купим, – напутствовал я Алексея, – билет возьмите на ночной поезд, в купе. Деньги я выслал. В Москве – встречу!

– Мы уже получили перевод, пап! Буду выезжать – позвоню, – радостно отвечал мне сын. И я с огромным нетерпением принялся ждать… Наконец, поздно вечером, раздался звонок:

– Здравствуй, Саша, – услышал я Ольгин голос, и чуть не выронил трубку от неожиданности, – мы едем сегодня «Красной стрелой». Завтра, в шесть-десять, прибытие в Москву, – её голос был по-будничному спокоен, интонация ровной, словно бы мы и не расставались. И это вселило в меня надежды…

– Я буду ждать вас у памятника Ленину, Оля, – горячо и радости зачастил я, – в самом здании Ленинградского вокзала! Так – мы точно не разминёмся!

– Не обольщайся, мы в жизни уже разминулись, – ледяным тоном отвечала моя бывшая жена, – я еду в Москву на курсы повышения квалификации. С тобой видеться – в мои планы не входит.

– Почему?.. – убито пробормотал я.

– Не нужно этого… Мне – не нужно!

Но я не поверил ей! Я не терял надежды. Встретимся, поговорим, и всё уладится! Так я полагал…

На Ленинградский вокзал я примчался в половине шестого утра. Нервно курил, прохаживаясь по пространству между выходами на посадку и платформами. Жадно и нетерпеливо вслушивался в объявления диктора о прибывающих поездах. Не замечая, от волнения, ничего вокруг себя. Вспоминал невольно, как приезжал я на этот вокзал, будучи курсантом, отправляясь в отпуска домой! А потом уже – офицером, вместе с семьёй, когда ехали в отпуск – на юг, или к моим родителям.

Объявили прибытие «Красной стрелы», я, как ошпаренный, бросился внутрь вокзала, занял позицию у нелепого памятника вождю мирового пролетариата, и стал напряжённо всматриваться в толпу входивших людей, ища глазами, в первую очередь, рослую фигуру Ольги. Но её всё не было, и я начал озираться уже тревожно, пока не заметил длинноногого, худого паренька в потёртом чёрном джинсовом костюмчике, светловолосого, с подстриженными висками, и гривкой на затылке. Он нёс за плечами рюкзачёк, и встревожено смотрел по сторонам, пока не увидел меня, мнущегося возле статуи. Паренёк радостно заулыбался и стремительно бросился ко мне, ловко продирась сквозь вереницы спешащих людей.

– Папа! – закричал он, – я здесь…

Я рванулся к нему навстречу, словно бегун к финишной ленточке:

– Алёша, сын! Ну, как же ты вырос! – и мы обнялись. От него пахло вагоном, и мятной зубной пастой. – А где мама? Вы же собирались вдвоём?..

– Мама пошла на метро, – виновато произнёс сын, – сказала, что ей надо устроиться в общаге, для аспирантов до восьми часов. А к девяти – уже быть на курсах. Там – регистрация приехавших начинается…

Радостное настроение моё здорово подпортилось, но я старался не показывать этого сыну.

– Куда ты хочешь поехать сейчас? – спросил я у него, – на Лужниковский рынок – хочешь? Накупим тебе модных вещей, чтобы смотрелся столичным кренделем! Едем?

– Это далеко? – замялся Алёша, нерешительно на меня взглянув.

– Не очень! Пробок пока нет – доскочим мигом! Не больше получаса!

– Ты на машине? – восторженно – удивлённо воскликнул сын, поправляя свой старенький рюкзачёк.

– Да, конечно же! Пошли, – и я, взяв его за локоть, увлёк за собой на автостоянку.

При виде моего автомобиля, Алексей спал в лёгкий ступор:

– Однако… – прошептал он, потрясённый.

– Садись! – небрежным жестом позвал его я, и плавно тронулся, не спеша, вливаясь в редкий ещё поток транспорта, движущегося по Комсомольской площади, аккуратно лавируя, чтобы затем свернуть влево – на проспект Сахарова.

По пути сын подробно рассказывал о себе. Как учится, чем увлекается, с кем дружит…

– А, каковы планы на дальнейшее? – весело поинтересовался я.

– Мы с мамой скоро уедем из этой страны… – с незнакомой, презрительной интонацией, вдруг огорошил меня он.

– То есть, как? – пробормотал я, не веря своим ушам.

– Здесь нет никаких перспектив для дальнейшего… Страна развалена. Народ – лузер, – явно с чужого голоса, убеждённо вещал мой отпрыск, и мне стало очень не по себе.

– Алёша, кто тебе всё это внушил? – возмущённо произнёс я, и засопел сердито – до того меня неприятно поразили его слова!

– Мама, – простодушно ответил он, и добавил с гордостью, – её берут на работу в одно американское издательство. И мы будем жить в Штатах! Она уезжает туда уже в этом году, в ноябре. А, как обустроится, то вызовет меня. Но, не раньше лета следующего года, чтобы я закончил здесь седьмой класс, – и добавил солидно, – выезжаем на ПМЖ, и будем добиваться гражданства!

Сказать, что я был потрясён услышанным – ничего не сказать! Сложные чувства овладели мной: горечь от того, что решили всё без меня, и возмущение… Обида на сына за его слова: «эта страна»! Злость на Ольгу, за её подлый, по моему разумению, поступок. Но я счёл за лучшее – пока проглотить всё, и поговорить с бывшей женой: ведь без моего согласия, по закону, она не имела права увозить Алёшу за границу, даже в турпоездку! И я только мягко, но наставительно заметил:

– Сынок, у нас с тобой – Отечество, а не «эта страна»! Ты, пожалуйста, не забывай того, и не говори так! При мне, по крайней мере. Мне неприятно слышать. Его твои прадеды защищали, и я – Присягу на верность давал!

– Но ведь, СССР уже нет! – возразил сын запальчиво, – значит, и присяга твоя – не действительна!

– У нас с тобой осталась Россия! А офицер – дважды присягать не должен! – убеждённо отвечал я.

Сын отвернулся, стал напряжённо смотреть в окно, но я почувствовал, что в его подростковой душе началась напряжённая работа по осмыслению моих слов. Наверное, я всё ещё, продолжал оставаться для него авторитетом, не смотря ни на что.

5.

«Лужа» потрясла сына своими размерами, размахом, разнообразием товара, и доступностью цен. Бескрайностью рядов цветных палаток торговцев, у которых приобрести можно всё, что душа пожелает. А перед входом – азиаты торговали прямо с земли, разложив своё добро на расстеленном брезенте. Тут же продавцы с грязными руками предлагали сомнительную шаурму, плов, лапшу, хот – доги. Поодаль, за рядами ларьков и павильончиков, на стоянках, почти вплотную друг другу замерли длиннющие шеренги неновых автобусов иностранного производства, в основном: «Setra», «Mersedes», «Neoplan», «Ikarus», на которых приехали покупатели. Судя по номерам на них – прибыли они из разных краёв: от Северного Кавказа до Казани. Милицейские «Ford»-ы, уже получившие за свой кузовной дизайн, прозвище «крокодил» – плавно скользили по асфальтовому покрытию автостоянки, словно жертву себе выискивали. Работало местное радио – звучали хиты Меладзе, Королёвой, Овсиенко, Губина, вперемешку с разнообразными объявлениями. Но, из-за разноголосого гвалта вокруг, рыночное радио на расстоянии, слышалось плоховато.

Сына сразу поманили ряды ларьков с надписью «Японские часы». Он долго разглядывал витрины, где выставлены были все образцы известных марок часов, но поддельные, китайского производства. Затем вопросительно повернул голову в мою сторону.

– Выбирай, Алёша! Всё, что захочешь, – царским жестом провёл я рукой в воздухе полукруг, – только имей в виду – настоящие японские часы не могут стоить пятьдесят, или семьдесят тысяч!

– А денег-то у тебя хватит? – недоверчиво и озабоченно спросил он, озираясь, и, в некотором замешательстве, не зная, с чего бы начать.

Я в ответ только весело рассмеялся, а в тайне подумал про себя: «Как же давно я ждал того момента, чтобы приехать с тобой сюда, и устроить праздник щедрости»!

– Не беспокойся, сынок! Не хватит тех, что с собой – съездим ко мне, и ещё возьмём.

– А на работу тебе когда? – он был явно обеспокоен этим, гораздо больше меня.

– Я взял недельный отпуск – показать тебе Москву. Не переживай!

Мы не спеша бродили по главной толкучке столицы, покупая обновки, необходимые, по моему мнению, каждому современному подростку. Не менее «японских» часов, поразили сына и шорты из джинсы, только этим летом начавшие входить в моду. Моё желание, мои амбиции – сын должен выглядеть лучше других, не хуже, по крайней мере, были удовлетворены. Алексей устал, захотел есть, и мы поспешили в моё жилище. Пообедали у Сурена, и поднялись ко мне в комнату. Её вид Алёшу заметно разочаровал.

– Я думал, у тебя квартирка реальная, – протянул он обиженно, оглядывась кругом.

– Мне одному – хватает, – невозмутимо возразил я, – от работы – два шага. За жильё – не плачу. За еду – тоже! А квартиру снять в Москве – дорого! Мне деньги нужны для оборота, сынок! Чтобы тебя содержать достойно, родителям моим помогать, новый дом построить. Так что, шиковать – резона мне нет никакого.

– В Штатах – тоже, многие богачи – скупердяи! – подытожил сын, рассудив по-своему, чем вызвал у меня взрыв искреннего хохота, а после, задумчиво проговорил, – ты прав, папа! На те деньги, что ты присылал – мы живём втроём! Раздали долги, наконец-то! Дедушке с бабушкой, и маминой сестре – даже одолжили! Она последний курс заканчивает. Маме зарплату задерживают постоянно. Бабе Ане – пенсию платят не вовремя! Бывало, питались одним «Дошираком» и картошкой… Ты – здорово помог, спасибо тебе!

У меня от его слов, вдруг, сильно защемило в сердце и защипало в носу, но я, мгновенно овладев собой, ответил:

– Теперь я вас не оставлю в беде, сынок, – и, чтобы перевести нелёгкий для меня разговор, на более нейтральный, поинтересовался – деланно небрежно:

– Как тебе показалась Москва, если сравнить с Питером?

– Ленинград, после Собчака, так запущен, не представляешь даже, – грустно вздохнул сын, и огорчённо махнул рукой, – мама говорит – раньше такого позора и представить себе невозможно было!

Мне верилось с трудом. Ведь я помнил красавец-город, конца восьмидесятых годов. Бодрый, весёлый, ухоженный… Неужели, всё изговерзилось за каких-то, семь – восемь лет? Да, объехав за лето много российских городов, я везде видел последствия удивительной неспособности и деградации новой власти, которая ни о чём не беспокоилась, кроме набивания собственных карманов. Но, Петербург, вторая столица России! Если сын говорит правду – значит, действительно, наше Отечество стоит на краю пропасти, и, может быть, Ольга права? Надо уезжать, нет, убегать отсюда, пока есть возможность! Ради лучшего, по крайней мере, прогнозируемого будущего для сына. И, тут же, вспомнилось мне то, каким способом мы с Винтом заколачиваем огромные барыши, наплевав на всех и вся, на законы – в первую очередь! Выходит, и мы – ничем не лучше наших правителей! Потому что, благодаря их алчности, попустительству и нечистоплотности – имеем такую возможность. Рвём, пока получается – и не думаем ни о ком, ни о чём! И таких, как мы – десятки тысяч по всей России! Нуворишей, которые сами власть и развращают. Своими подкупами, подачками, пренебрежением к законам. Выходит, сами мы, думая только о себе, толкаем Россию к гибели?

Внезапно залившийся мелодичными трелями телефон, (я поменял недавно аппарат на новый, с более вменяемым сигналом) прервал мои размышления. Звонила Ольга:

– Как там Алёша? – вместо приветствия, с ходу, спросила озабоченно она.

– Прекрасно.., – начал я, от души желая рассказать, чем мы занимались, какие покупки сделали для сына, но она нетерпеливо перебила меня, – дай ему трубочку!

– Всё, о-кей, мам, не волнуйся, – весело затараторил сын, – ездили с папой в Лужу, накупили мне вещей… У него – тачка клёвая, японская! Я на такой, ещё ни разу не катался! Пообедали, да! Отдохнём немного, и пойдём Москву смотреть! На, пап, – протянул мне трубку.

– Тебе Алексей уже всё рассказал? – спросила Ольга, и в её голосе чувствовались напряжённость и взволнованность, одновременно.

– Да, – как можно спокойнее и доброжелательнее ответил я, и добавил, – по телефону такое не обсуждается. Встретимся – поговорим…

– Я – совсем не горю желанием тебя видеть!..

– Придётся, Оля! Я не на свидание тебя приглашаю… Разговор серьёзный, понимаешь сама! Усмири гордыню и скажи, когда тебе удобнее будет. Мы с Алёшей приедем.

– Поговорим без него, – жёстко ответила она, – я перезвоню, – и дала отбой…

Конечно же, первым делом, мы с сыном поехали в центр. В фирменном фотосалоне приобрели, ещё редкостную тогда, и дорогую вещицу – цифровой фотоаппарат. Затем беззаботно направились гулять и фотографироваться: на Красную площадь, Васильевский спуск, набережную, дошли до Боровицких ворот, Александровского сада. Нам было легко и радостно. Я гордился собой, впервые за несколько лет! Сын – во всём модном. Я – вальяжный, при деньгах, казалось, готовый купить пол-Москвы, что бы показать себя… Глупо, конечно же, было так рассуждать, но – моё самолюбие тешилось полной мерой! Я, во время прогулки, раскрыл Алексею примерный план наших развлечений: завтра – в ЦПКиО, кататься на американских аттракционах, которые были только в Москве. Это займёт целый день! Послезавтра – прогулка по Москве-реке на теплоходе и поездка на ВДНХ, в субботу – поход на «Горбушку» – за музыкой, новой игровой приставкой, и играми к ней! Про этот рынок сын слышал, и очень хотел побывать, чтобы потом хвастать перед приятелями. А в воскресенье – можно сходить на футбол, посмотреть «Спартак», который гремел на всю Россию, и в Европе творил чудеса.

– Я, вообще-то, за «Зенит» болею, а «мясных» – не признаю, – сообщил мне сын, с забавным снобизмом петербуржского футбольного фаната.

– А, я – за ЦСКА! Но, где наши любимые клубы сейчас? Мы не болеть за «Спартак» пойдём – а просто полюбоваться на хороший футбол, – возразил я. На том и согласились.

«Горбушка» Алексея ошеломила, закрутила в свой бешеный, радостно – хлопотливый водоворот, и я его чуть не потерял, когда он начал стремительно сновать от одного прилавка к другому, в огромном людском скоплении. Мы приехали утром, на машине, и я со щемящий тоской вспомнил, как парковался здесь, возле НИИ имени Хруничева, совсем ещё недавно, когда был нанят Серёгами, для поездок за кассетами… А мне показалось, с того времени прошло, никак не менее полвека.

– Смотри, пап, – полушёпотом удивлялся он, – девчонки, стриженные наголо пошли… А вот – «Майн кампф» Гитлера, на русском языке продают! Фашистскую атрибутику свободно разложили… Вон – панки идут! Байкеры реальные! Круто здесь! А музыки-то сколько! Всё есть! И – на кассетах, и на компакт-дисках! – и он сосредоточенно ходил от прилавка к прилавку, копался, выбирал диски и видеокассеты, поглощённый своим занятием, позабывший обо всём. Пришлось приобретать ему и CD – плейер!

– А что, – поинтересовался я, – у вас не продают всю эту нацистскую дрянь, и лысые девки с панками не ходят?

– Может быть, и ходят по Невскому – тусят возле «Сайгона»! Но я там бываю редко, и, только с мамой, или дедушкой! Одного не пускают, больно гопников много развелось, – не отрываясь от разглядывания музыкальных новинок, рассеянно отвечал Алексей.

Затем он вступил в беседу со щуплым пареньком – негром, который казался постарше его года на два, не говорил по-русски, и приехал сюда с группой своих соплеменников – тоже, видимо, купить дисков подешевле. Меня поразило – мой сын бегло изъясняется по-английски, смеётся, наверное, шуткам этого паренька, переводит продавцам то, о чём тот их спрашивает. После получасового общения, шастаний от прилавка к прилавку, ребята дружески распрощались, пожав руки друг другу, а я скромно поинтересовался у Алёши:

– Это мама с тобой английским занимается?

– И мама, тоже… А, вообще-то, я в английской спецшколе учусь! Скоро пригодится, – рассудительно отвечал мне сын, гордо улыбаясь.

Я тут же вспомнил: пролетит год, сын уедет навсегда в Америку, и весь смысл моей нынешней жизни – просто исчезнет!

После мы перебрались на ту часть рынка, которая располагалась слева от выхода со станции «Багратионовская», и там я купил ему новый телевизор, видеомагнитофон и игровую приставку.

– Как же я потащу всё это? – недоумевал счастливый и гордый Алёша, – в поезде как увезу?

– У тебя есть отец, который возьмёт ещё двое суток отпуска, и довезёт тебя прямо до твоего «Васьки», до самого подъезда! – не менее гордый за самого себя от собственных возможностей, отвечал я, и подумал про себя: «Дима один справится, а Винт не должен быть против!»

6.

С Ольгой мы повстречались после того, как я отвёз Алёшу, со всеми его обновками и подарками, в Петербург. Она позвонила мне вечером в субботу. Устало, как бы нехотя, процедила, что завтра – свободна и есть возможность встретиться, всё обсудить, и больше видеться нам не следует.

– Где мы сможем спокойно поговорить? – надменно спросила она.

– Только у меня дома, или, на каком-нибудь кладбище, – раздражённый её высокомерием, пошутил я, довольно едко, – больше в Москве спокойных мест не найти.

– Это исключено, – не оценив моего юмора, резко заявила моя бывшая супруга, и в трубке поселилось молчание.

– Тогда вот что, – уже серьёзно предложил я, – в нашем районе есть маленький, уютный скверик. Там – относительно тихо. Добраться очень просто: доедешь на метро до «Пролетарской», я тебя встречу у выхода, и мы поедем на машине прямо туда! Назови только время, удобное для тебя. Но, лучше с утра, конечно же.

– В девять часов буду, – коротко и сухо бросила Ольга, и в трубке заныли короткие гудки.

Я долго потом не мог заснуть, всё думая, какой будет наша встреча с ней? И не представлял. Или, радость двух любящих друг друга людей, после долгой разлуки, или… В моём сердце воскресла надежда, а разум – возражал, приводил свои неоспоримые, неумолимые доводы о том, что уже ничего из прошедшего не вернуть, не воскресить…

Сентябрьская погода в Москве непредсказуема. Утром заморосил дождь, но я, всё равно, поехал к условленному месту и нетерпеливо ожидал у метро, раскрыв зонт, напряжённо вглядываясь в людской немногочисленный, в утро выходного дня поток, появляющийся на выходе по мере прибытия на станцию электричек подземки. Когда, наконец, появилась она, то меня словно жаром обдало от трепетного волнения. Во рту пересохло, и я прохрипел, едва ворочая шершавым языком:

– Оля, я здесь!

Она резко повернулась в мою сторону, сделала несколько неуверенных шагов, выбираясь из небольшой толпы торопливо шагающих людей, и остановилась напротив. Несколько секунд мы, молча, замерев, разглядывали друг друга, пока я, под глухие удары своего взбесившегося сердца, не пробормотал:

– Привет… – и протянул ей свой раскрытый зонт, чтобы укрыть от дождевых капель.

Она взялась за загнутую на конце ручку, кивнула головой, и ответила негромко:

– Здравствуй, Саша… А ты опять приобрёл свой лоск, хотя и начал седеть, – и осеклась, не зная, видимо, что дальше говорить, как поступить

С тех пор, как мы расстались – она изменилась. Её густые светлые волосы были острижены по моде – в каре и выкрашены в пепельный цвет, возле глаз образовались тончайшие морщинки, нижние веки слегка припухли, лицо выглядело не таким свежим, как раньше. Оно казалось слегка измождённым, и косметики на коже – стало больше, и запах духов, горьковато – терпкий, мне совершенно незнакомый, делал её чужой… Во взгляде, правда, я успел заметить, какую-то тёплую искорку, промелькнувшую электрическим разрядом, но мгновенно потухшую.

– Пойдём скорее в машину, не будем мокнуть, – взял я её легонько под локоть, и мы поспешили укрыться от небесных капель, без устали барабанивших по куполу зонта.

В салоне, запуская двигатель, я невольно залюбовался её округлыми, красивыми коленями, обтянутыми чёрным прозрачным капроном, и мне, вдруг, до смерти захотелось погладить их, ощутить вновь телесное тепло этой красивой, когда-то родной мне женщины. Машина тронулась с места. Ольга, не отрываясь, смотрела вперёд, на лобовое стекло, где «дворники» хлопотливо удаляли набегающие дождевые слезинки. Мы молчали, то ли не понимая, с чего начать разговор, то ли – просто собирались с мыслями. Я заговорил первым – пауза страшно тяготила, хотелось развязки, хотелось, наконец, освободиться от груза всех тех переживаний и безрадостных мыслей, что носил я в себе с тех пор, как мы расстались. Хотелось ясности, наконец!

– Ты – прекрасно выглядишь, всё так же красива, стройна, – начал я, – расскажи, хотя бы коротко, как живёшь? – и покосился на неё, желая увидеть реакцию на мою попытку установить душевный контакт.

– Нормально живу, Данилов, – ответила Ольга, улыбнувшись одними уголками губ, – было тяжело, беспросветно… Но, с тех пор, как ты начал присылать деньги – стало легче. Спасибо тебе. Придёт время – я верну этот долг! Меня приглашают в США, работать в солидном издательстве. Переводы серьёзные предлагают: Бродского, Ахматову, Чехова, Достоевского… У них сейчас – интерес ко всему русскому! Дань моде – скорее всего. Но, грех не воспользоваться, не попытаться изменить свою судьбу! Да и Алёше будет лучше в развитой, богатой стране, где есть возможность получить хорошее образование, работать и стать обеспеченным человеком.

– Мне это удалось и здесь… – заметил я, как бы, мимоходом.

– Если бы не Витин, ты бы до сих пор дворником работал в провинции, пока не спился бы окончательно! – жёстко возразила моя бывшая жена, и криво усмехнулась, потом добавила, словно разговаривала с маленьким, – я ведь, с Натальей постоянно общаюсь по телефону! И была у них в гостях здесь, в Москве. Всё про тебя знаю, про ваши с Игорем дела. Однажды это может закончиться, и очень плачевно! Разве я не права? – и резанула меня взглядом так, что мурашки по спине поползли. А её серые глаза – вдруг поменяли цвет, сделавшись почти чёрными.

– Загадывать о будущем – дело неблагодарное, – заметил я филосовски, хотя и согласился в душе с Ольгой, потому что сам не раз так думал после наших выгодных, но очень нечистых недавних сделок.

– А ты – не обманывай себя-то! Просто, рассуди здраво, – безжалостно продолжала она, – вот начнут под вас копать – власти, или бандюки! У Витина – хотя бы фабрика своя есть… А у тебя – что?

– У меня – капитал! Запахнет нехорошим – махну с деньгами в ту прибалтийскую республику, где мы жили после выпуска! Куплю квартиру, оформлю вид на жительство, открою дело какое-никакое… Перевозки, такси, турбюро – было бы желание и «бабки»…

– Вот – вот! – перебила меня Ольга, покивав головой, и печально добавила, – и ты тоже не видишь перспектив для себя в этой стране.

И мы замолчали ненадолго… Нарушил паузу снова я:

– Ты говорила про долг какой-то. Ничего ты мне не должна, Оля! Это я у вас в долгу! У тебя, у Алёши… Сломался, превратился в тряпку, побывал на самом дне. Но, теперь-то – всё иначе!

– Что – иначе? Ты ведь в жизни, на самом деле, так и не нашёл себя! И военная служба – не по тебе была! Я же чувствовала, как ты маялся тогда! И карьеры ты бы нормальной не сделал! Ходил бы вечным майором… Ты – ведомый по жизни, Данилов! Разве не так? Не ври сам себе – мне ты врать можешь сколько угодно. Не привыкать…

– Что – «не привыкать»? – спросил я, и сам сразу же ощутил, как фальшиво это прозвучало.

Ольга вздохнула так горько, что показалось, вот – вот расплачется. Но она продолжала свой беспощадный моральный разгром, противостоять которому, я был не в силах:

– Ты думаешь, я не слышала о ваших со Стасом похождениях по бабам? Ты же – просто предал меня, Александр Михайлович! Разве не так?

– Я готов просить прощения, Оля! Поверь мне… Тот психологический надлом, который произошёл со мной, с тобой – когда всё начало валиться и рушиться, он просто меня из колеи выбил! А гулянки эти – так, несерьёзная, идиотская даже, блажь. Я любил, и продолжаю любить только тебя!

– Меня – тоже выбило, – возразила мне моя бывшая жена, – но я тебя не предавала! А когда ты запил, стал опускаться и деградировать – я просто почувствовала к тебе отвращение. И твои слова о любви – кощунственны… Я не верю тебе больше! Слишком поздно… – она произнесла последнюю фразу с такой глубокой горечью, что во мне шевельнулась робкая надежда растопить ледяной барьер, который установился между нами…

За разговорами мы едва не проскочили Н – дку, выехав уже на Рязанское шоссе, по направлению к Подмосковью. Пришлось возвращаться назад. Подъезжая к моему дому, я повернулся к Ольге:

– Вот здесь я теперь обитаю. Поднимемся ко мне? Пятнадцатый этаж. Вид изумительный. Пол – Москвы видно!

– Незачем! – неожиданно резко отвечала она, – я считаю – почти всё мы с тобой обсудили… Не хотела тебе говорить, но придётся. Врать я не умею, и не хочу. В Америку я еду не просто так… Выхожу замуж за полурусского – полуамериканца. Он – один из учредителей издательства. Вернее, его отец – сын белого генерала – эмигранта, соратника Деникина. Мой будущий муж меня любит, и мне он – тоже симпатичен… – внезапно она осеклась, всхлипнула, и потребовала, каким-то деревянным голосом, – останови машину, я выйду. Каким троллейбусом до метро доехать? Слава Богу – дождь кончился, – затем быстро выпорхнула из салона, грациозно взмахнув своими длинными, точёными ногами, и решительным шагом направилась в сторону троллейбусной остановки.