Первородный сон

Сделав вид, что ничего не заметил, архонт направился в лагерь, где вот-вот должны были пробудиться раненые. Никто из них не проснулся от бесшумного появления целого десятка лесных илийдингов. Вельсиолл заметил ещё восемь лучников, стоящих на боковых скалах по обе стороны от центра теснины, но опять не подал вида. Всего пара дружных залпов – и раненые на берегу мертвы. Однако они не обращали внимания на измождённых недавней битвой моряков, досматривающих последний перед пробуждением сон. Все илийдинги стояли с опущенными капюшонами, скрывающими лица – этот знак совсем не понравился Вельсиоллу.

У каменистого подъёма в лес, там, где в стороне от лагеря возвышался в утренних сумерках плоский камень, стояла единственная девушка-илийдинги, спустившаяся в теснину. И хоть её голову тоже скрывал капюшон плаща, Вельсиолл не мог не узнать её.

Локтоиэль!

Архонт, не скрываясь, приблизился к ней. Девушка виновато улыбнулась.

– Я совсем забыла про сок. Извини.

Лучники слегка зашевелились. Над тесниной раздался птичий пересвист – илийдинги взволнованно переговаривались между собой. Им вовсе не нравился одинокий эльтасмирий, расхаживающий по окрестностям, как у себя дома.

Вельсиолл не обратил на суету никакого внимания. Впервые за всё время Локтоиэль обратилась к нему на «ты».

– Вы можете не щебетать. Я всех вас прекрасно вижу. Я – архонт Вельсиолл… – начал он речь и закашлялся от подступившей ко рту собственной крови. Едва зажившие ранения вновь начали кровоточить, и архонт почувствовал, как по шее потекла тёплая капля.

– Кто этот безголосый старик в отрепье?– Спросил один из них илийдингов, появившись из листвы.

– Он вовсе не старик, – ответила Локтоиэль, – это самый молодой архонт из Дома Весеннего Шторма, что находится в Эльтасмирийских владениях. Он получил горловое ранение в бою и сейчас лечит раненых силой своей магии. И ценой своего здоровья, между прочим.

– Почему же он… молчит и позволяет тебе говорит за него? – С вызовом произнёс другой илийдинг, спрыгнувший с ветвей огромного дерева.

Гнев охватил Вельсиолла, его сердце бешено заколотилось, а кровь забурлила. От этого раны снаружи и внутри горла ещё больше открылись, и он лишь яростно взглянул на илийдинга. И опять Локтоиэль пришла к нему на помощь:

– Он не может сейчас говорить. Проявите уважение. Я же вам только что всё объяснила.

– Носитель Изначальной крови не может говорить, – саркастически произнёс илийдинг, – ну и пусть – мы пришли не к нему. Разведчики доложили, что на границах нашего леса объявилась дочь вождя одного из островных илийдингских анклавов Кхатаза с острова Тол-Року, называемого людьми Рокушима. Мы пришли к тебе, Локтоиэль.

Все илийдинги перевели взгляды на Вельсиолла, видя в нём соперника, на что Локтоиэль заявила:

– Он спас меня от неминуемой смерти на островах. Затем он взял меня под свою личную опеку, и я здесь лишь благодаря ему. Я премного благодарна ему за это.

Старший илийдинг усмехнулся, глядя на шею архонта:

– Он дорого заплатил за любовь к тебе!

Глаза Вельсиолла сверкнули яростью, он сделал шаг навстречу болтливому илийдингу, но вмиг поднятые луки остановили его.

– Не спеши умирать, архонт. От тебя зависят все жизни на этом стонущем берегу.

– Довольно! – Воскликнула Локтоиэль. – Вы собрались здесь, чтобы подраться друг с другом?

Никто не ответил ей, и она продолжила:

– Пусть он и эльтасмирий, но он сделал для меня намного больше, чем любой из моих родственников. И вас всех я вижу в первый раз. С чего вы решили, что кто-то из вас может мне понравиться? Имеете ли вы на это право?

– Если права родства по крови тебе не достаточно, то назови своё условие.

– Сейчас я уйду в этот лес. Если хотя бы один из вас сможет меня поймать, то больше я не вернусь на этот берег. Иначе – никакого права. Это моё условие.

С этими словами Локтоиэль скинула с плеча лук и, не оглядываясь, направилась в чащу. За ней, соскакивая на песок со скал, потянулись илийдинги. Они дождались, когда дочь острова Тол-Року коснётся первых веток леса, и ринулись вслед за ней.

Обессилевший Вельсиолл провожал немым взором уходящую вместе с илийдингами Локтоиэль. Всё то же короткое платье развевалось на ней, что и на Старой дороге. Эльтасмирий представил, как в её волосах вновь, как и тогда, заиграют волнующими ароматами цветы Леса. Только это будут уже не лепестки романтической встречи, но свадебные цветы.

Ярость с новой силой заклокотала в груди Вельсиолла. Сквозь ткань на шее выступило большое бирюзовое пятно. Ослабленной рукой он схватил чью-то лежавшую на песке тяжёлую абордажную саблю, и медленно побрёл во тьму леса. С каждым шагом он дышал всё яростней, но чутьё подсказывало, что догнать его соперников не удастся.

– Господин Вилисоль! – Вдруг услышал он за спиной жалобный голос.

Архонт повернулся. Раненый в живот хафлинг по имени Идох проснулся раньше прочих. Именно его ранила Локтоиэль в морской битве. Упав с мачты на палубу, он сильно приложился головой и отчего то не испытывал к светлым расам той ненависти, которую должен бы был по всем канонам тёмной крови. По мере исцеления, он проникся доверием к Вельсиоллу и Локтоиэль как щенок, влюбляющийся в своих хозяев. Каждое утро, едва открывая глаза, он просил пить. Вот и сейчас, коверкая сложное для него имя, он повторил:

– Господин Вилисоль, дайте, пожалуйста, кокосового молока! – Он обезоруживающе улыбнулся архонту, хотя на самом деле получилось весьма коряво. – Пока госпожа Локи не видит.

Вельсиолл тоскливо поглядел в сторону леса, взмахнул саблей и ударил гардой в растущую рядом пальму. От глухого удара оторвался кокос и полетел вниз. В развороте Вельсиолл перехватил оружие, и, когда кокос едва коснулся земли, неожиданно сильным для истощённого эльтасмирия ударом разрубил его надвое.

Хафлинг захлопал в ладоши подобно ребёнку, когда архонт протянул ему доверху наполненную молоком половинку кокоса. Он издал пронзительный, похожий на щенячий, визг и потянулся к угощению.

Начали просыпаться другие раненые, и Вельсиолл, ещё раз оглянувшись на лес, пошёл в грот, чтобы погрузиться в заклинание лечения.

Глава 33

– Вода и еда! – Тихо, но эмоционально шипел Вельсиолл, вращая глазами и тыча пальцем в сторону леса. – Вода и еда…

Вернувшиеся из леса Теольминт с Улиантой задумчиво смотрели на архонта. Они вместе с Айдагиллем и Эледу охраняли Минта’эдвен-Эарини с суши и регулярно наведывались в лагерь.

– Что ты стоишь, Теольминт? – Вдруг воскликнула Улианта. – Вельсиоллу нужна помощь! Запасы на исходе. Раненые сами себе пропитание не добудут. Немедленно отправляйся на охоту!

Оторопелый Теольминт поглядел на архонта, ведь именно он, а не Улианта раздавал приказы. Вельсиолл только что отключился от сознания спящего гнолла, и ему хотелось слизать длинным шершавым языком грязь со своих рук. Также очень хотелось пить и есть… мясо. Он тряхнул головой, и остаточное видение исчезло.

– Я должен остаться? – Неверно понял его движение Теольминт.

– Вода и еда! – Прошипел Вельсиолл, и властным жестом отправил обоих эльтасмириев в лес.

Солнечное утро стремительно померкло, и на землю упали первые капли дождя. Теольминт и Улианта уже ушли, а Вельсиолл всё повторял и повторял одни и те же слова. Постоянное погружение в чужое сознание и лавирование между жизнью и смертью не давало ему направить силы на собственное выздоровление. Его измученное существо постоянно требовало погрузиться в сон. Тяжёлый, беспробудный сон, который должен был принести хоть какое то, но облегчение. Однако он не мог себе этого позволить. От его непрерывного лечения зависели жизни не одного десятка раненых. Но с уходом Локтоиэль дар архонта почти исчез. Он всё так же мог видеть повреждения, но лечение давалось с превеликим трудом. Он понял, что без неё сама жизнь теряет смысл.

Вельсиолл сел на песок в том месте, где сквозь пролом в скале в грот попадала дождевая вода. Он устало обвёл взглядом полутёмное пространство, морской горизонт, едва видимый из-за песчаного холма, людей и нелюдей, лежащих вокруг.

Внезапно ему открылась истина. Он может вылечить всех. Он сдержит слово. Надо просто сделать то, чего не делал ни один архонт в истории. Надо произнести коллективное заклинание, распространив его действие на всех без исключения. Одновременно. Даровать всем исцеление и спасение…

…«заплатив всего одной жизнью» – шептали голоса в голове, – «всего одной жизнью»… «всего одной»…

– Я вылечу вас всех! – Вдруг закричал Вельсиолл. – Каждый из вас восстанет!

От громогласных слов архонта вздрогнул грот. Вокруг установилась мертвенная тишина. Он коснулся горла. На удивление, его шея не пострадала от столь сильного возгласа. Вельсиолл огляделся. Все как один, пристально смотрели на него. Смотрели так, словно впервые в жизни видели. В этот момент он понял, что обратился к ним одновременно на всех языках, известных раненым.

Громыхнула молния и дождь превратился в настоящий ливень.

Теснину наполнило мелодичное соловьиное пение. Это оставшиеся в живых эльтасмирии, раньше прочих идущие на поправку, заговорили меж собой на тайном диалекте. Архонт, в отличие от других, легко разобрал их разговор – разговор тех, кто побывал на краю жизни и смерти. Слова, пусть и передаваемые птичьим языком, потеряли былую размеренность. Высокопарный слог остался в море, там, где гремела металлом битва, и теперь выжившие эльтасмирии понимали друг друга через многозначительные взгляды и еле заметные жесты. Ещё несколько коротких фраз и они поднялись на ноги. Их было всего четверо.

– Он сделал шаг в Забвение. – Сказал один из них.

– Он истощён, – воскликнул второй, – холод Смерти коснулся его.

– Нужен Огонь! Сожжём всё, что может дать тепло! – Произнёс третий и схватил кинжал, начав ломать дощечки, держащие в неподвижном положении его сломанную голень.

Все остальные, способные передвигаться, бросились собирать разбросанный хворост, тряпки, высохшую скорлупу кокосов.

Эльтасмирий Наулинк разломал, наконец, шину на собственной ноге и собрал из неё костёр. Он расположил его прямо напротив архонта. Однако быстро разжечь огонь не получилось – дерево быстро отсырело. Сильный дождь наполнил влагой воздух, со всех трещин хлынули потоки воды. Грот наполнился холодом, а взгляд архонта стремительно тускнел.

– Нет искры. Всё вокруг влажное. – В отчаянии кричал Наулинк, не оставляя тщетных попыток развести костёр.

В глубине грота зашевелился, скрипнув железными доспехами, Гномобой. Житель подземного мира, он всегда держался самого тёмного угла скалы, напоминающего ему о родных пещерах. Он с трудом поднялся на ноги – рана давала о себе знать, поглядел сквозь прорези шлема на Наулинка, вздохнул, и пошёл к костру, с хрустом вдавливая песок коваными сапогами.

Раздувающий огонь эльтасмирий хоть и был занят костром, всё же был способен почувствовать опасность или её отголоски в любом состоянии. Однако в этот раз чувства не подсказали ему, что следует оглянуться. Он как заворожённый чиркал кремнем и дул на щепки, пока Гномобой не подошёл к нему вплотную.

– Уйди, остроухий. – Обратился он к эльтасмирию.

Наулинк словно очнулся ото сна. Он встрепенулся, воззрился на подошедшего латника и… молча отстранился.

Гномобой протянул руку к влажной куче хлама, и откуда-то из латной перчатки в районе ладони вдруг змейкой посыпался серый порошок. Он слегка припорошил им будущий костёр.

– Надо подождать немного, – произнёс он, обращаясь к Наулинку, – сейчас влага уйдёт, порошок впитает её в себя.

В этот момент к костру подошли ещё трое эльтасмириев. Они с недоверием посмотрели на представителя враждебной им тёмной расы, но всё же встали рядом, подкладывая доски в будущий костёр.

– Нет чёрной магии. Нет яда в порошке. – Гулко произнёс Гномобой на всеобщем языке. – Костёр будет пригоден для приготовления пищи и обогрева. Нет подвоха.

Наулинк продолжил попытки, но костёр так и не разгорался. Он посмотрел на архонта, который без эмоций наблюдал за происходящим. Его голубые от рождения глаза были абсолютно белыми.

– Нужно закрыть огонь от его глаз! – Закричал Наулинк. – Он подавляет его. Через его глаза смотрит сама Смерть!

Все оцепенели от ужаса. Гномобой молча протянул ему руку, помогая подняться. Так, раненый в плечо Гномобой и эльтасмирий со сломанной ногой, поддерживая друг друга, словно заправские товарищи, обогнули будущий костёр и закрыли его от взгляда архонта.

Вспыхнул огонь, быстро набравший силу, и теснину озарило пламя, отгоняя льющийся с неба дождь, тоску и Смерть.

От его ярких всполохов вдруг оживился хафлинг Идох. Он поглядел проясняющимся взором на костёр и вдруг вскрикнул на весь грот:

– Друзья! У меня же есть отличный табак! Сухо-о-ой!

Оживились трое бамусов, до этого молча лежавших на парусине, завёрнутые в тряпьё так, словно их спеленал огромный паук. Они одновременно подняли головы, и один из них спросил:

– Что же ты помалкивал раньше?

– Надеюсь, этот табак не из твоих волос. – Пробасил второй бамус, довольно резво освобождаясь от плена тряпок.

Идох недовольно посмотрел на него и ответил:

– Из них самых. Только не с головы.

Пираты дружно загоготали.

– Лорд Вельсиолл не разрешал курить! – Вдруг прогремел из-под шлема голос Гномобоя.

В теснину вернулась тишина. Все обратили вопросительные взоры на архонта. Его глаза вновь были голубыми. Он молчал и смотрел на эту разношёрстную компанию. Отъявленные головорезы, безжалостно топящие корабли и грабящие прибрежные рыбацкие поселения спрашивали у него разрешения закурить.

Гномобой и Наулинк разошлись в стороны, и пламя костра осветило бледное лицо архонта. Внезапно от его холодного взгляда костёр стал затухать, но в этот момент с моря ворвался порыв ветра, раздув пламя и обдав Вельсиолла снопом искр. Он помотал головой, чихнул и жестом подозвал к себе одного из бамусов.

Напряжение в лагере вновь возросло. Пират осторожно подошёл к архонту и нагнулся к его голове. Он внимательно выслушал шёпот Вельсиолла, поднялся с расплывающейся улыбкой на лице и воскликнул:

– Мы можем курить, пока звучит лютня!

Грот взорвался радостными голосами.

– А ведь и правда, на «Селёдке» пылилась лютня!

– Поднеси мне табака, Идох, моё колено сломано!

– Неси быстрей лютню, Дралингва, и играй до ночи!

Подходивший к архонту бамус Дралингва оказался настоящим маэстро. Он быстро сбегал куда-то и принёс музыкальный инструмент. Улыбнувшись и по-шутовски поклонившись, он ударил по струнам костяным плектром – грот наполнился музыкой и песнями.

Дождь закончился так же внезапно, как и начался.

Вернувшиеся Теольминт и Улианта не узнали лагерь. В центре полыхал костёр, шумело веселье, а ложа раненых сместились к костру, образовав амфитеатр. Позади всей этой катавасии неподвижно сидел всеми забытый Вельсиолл, но теперь его глаза не были проводниками Смерти и Забвения. Теперь в них блестели рыжие всполохи пламени костра.

Через какое-то время архонт медленно поднялся на ноги и его взгляд устремился в сторону выхода из грота. Замолкла лютня. Все вперили взоры сначала на Вельсиолла, а потом в ту сторону, куда он смотрел.

– Госпожа Локи! – Взвизгнул Идох.

Локтоиэль появилась в свете огня ровно в тот момент, когда радостный хафлинг прыгнул к ней на руки. Лицо Локтоиэль на мгновение скривилось, и Теольминт понял, что илийдинги смертельно устала. Её растрёпанные волосы закрывали часть лица и, как она ни старалась, зоркий эльтасмирий заметил царапины на её лице.

Идох что-то радостно прошептал на ухо Локтоиэль. Она вздёрнула брови и обратилась к Вельсиоллу:

– Я же говорила не давать ему кокосового молока! У него повреждён желудок!

Довольный хафлинг прижался к илийдинги сильнее, и она уловила запах, исходящий от него. Её глаза метнули молнии:

– Ты ещё и курить ему разрешил?

Архонт посмотрел на неё долгим печальным взглядом и отвернулся. Локтоиэль поставила хафлинга на землю, медленно подошла к Вельсиоллу и тихо сказала:

– Я вернулась. Навсегда. Почему ты не смотришь на меня? Скажи что-нибудь.

Но Вельсиолл молчал. По его щекам скатились две одинокие слезы.

Глава 34

– Сколько их осталось, Острый Клык? – Спросил Таран Кхатазский. Он стоял на носу «Розалии» и смотрел на загадочное светлое пятно, блуждающее по низким дождевым облакам у берега.

Ему ответил беззубый бамус:

– Семь или чуть менее моряков, поющий капитан, тот псих с двумя мечами и он – эльтасмирийский лорд.

Таран почесал горло после упоминания о Вельсиолле. Поздним вечером «Розалия» выходила из устья в открытое море, и он видел сейчас то место, где разыгралась битва с эльтасмириями.

– Опасности нет. – Донёсся с мачты голос вперёдсмотрящего. Голос человека.

Таран поморщился – он привык слышать сверху голос хафлинга. Его нечеловечески острое зрение позволяло видеть не то, что корабли – одиноких дельфинов, плывущих на расстоянии в пол-лиги от «Розалии». Именно он заприметил эльтасмирийский корабль на самой линии горизонта и подсчитал точное число моряков на палубе ещё до того, как людской взор смог разобрать, что это судно повелителей морей.

– Я и сам вижу, что нет. – Прошептал Таран.

– Возможно, они выполнили уговор и ждут нас на берегу? – Неуверенно прошепелявил Острый Клык.

– Возможно, – ответил ему Таран, – ждут. А возможно и нет. А может, они уже утыканы эльтасмирийскими стрелами, как морские ежи. Ты первый день живёшь что ли? Будь готов отдать приказ Гномобою, если он жив. Его команда пострадала меньше прочих. Да и почитателей светлых рас среди его воинов нет.

Бамус промолчал. В это время «Розалия» вышла в море, и пиратам раскрылась загадка светлого пятна на облаках. Огромное количество светящихся медуз, морских перьев и коньков облепили усевшийся на мель эльтасмирийский корабль. Творимый ими свет корабль превращал в столп, который бил вверх, отражаясь от низких облаков.

Не успели пираты «Розалии» охнуть от изумления, как произошло ещё одно чудо. Все окружающие воды были заполнены причудливыми морскими гадами. Стоило покрытому ракушками борту пиратского судна коснуться солёных вод, как от «Розалии» до Минта’эдвен-Эарини побежала стремительная вспышка. Она коснулась эльтасмирийского корабля – и столп света разлетелся на мириады фиолетовых искр.

– Это маяк был у них… для нас. – Удивился Таран Кхатазский.

– Это что, морские перья, – выдавил из себя Острый Клык, – сообщили эльтасмириям о нас?

Суеверные моряки попадали на колени.

– Легенды – истина! – Нестройным хором закричали они. – Само море возродило корабль морских господ!

– Танцор Вихря на берегу! – Крикнул с мачты вперёдсмотрящий.

Тарану не понравилось, как быстро эльтасмирии заметили идущую в ночи «Розалию», да ещё успели послать своего лучшего бойца на берег. Мало ли какие ловушки могли приготовить хитроумные «морские эльфы».

– Малую шлюпку на воду. – Приказал пиратский барон. – Я иду один!

Уже в лодке он разгадал ещё одну загадку – вспышку от «Розалии» к Минта’эдвен-Эарини создали игольчатые рыбочерви. Любой моряк знал, что эти опасные создания, обитающие в тёплых прибрежных водах, присасываются толстыми губами к телам несчастных жертв, вонзают в мышцы крепкие челюсти и, вращаясь вокруг своей оси, вырезают куски мяса. Стоило Тарану отгрести от «Розалии», как десятки этих тварей окружили его шлюпку и преследовали, постоянно вспыхивая, до самого берега.

Танцор Вихря дождался, когда шлюпка коснётся носом песчаной косы, схватил её свободной рукой – вторая была занята факелом – и потащил прямо по песчаному пляжу. Таран, не ожидавший этого от существа, которого он сам превосходил и ростом и мускулатурой, попытался выскочить из шлюпки, но эльтасмирий почувствовал его движение и ускорил шаг. Барону едва хватило ловкости усесться обратно, не потеряв достоинства. Так, влекомый сильным не по размеру эльтасмирийским воином барон въехал в освещаемый ярким костром грот. К тому моменту в его голове уже родилась история для портовых таверн о том, как он мчался на малой шлюпке прямо по берегу, в погоне за убегающим эльтасмирием, выжившим после того, как их корабль был потоплен бравыми ребятами из команды Тарана Кхатазского.

К удивлению морского барона, почти все пираты из его флотилии, даже те, кто всего девять дней назад были при смерти, теперь выглядели вполне здоровыми.

«Может быть, это морок? Эльтасмирийская магия?» – Подумал Таран и нашёл простой способ проверить это. Он показал тайный пиратский жест, приказав убить эльтасмирийского архонта.

– Лорд Вельсиолл погибнет, но не сегодня. – Прорычал из глубины своего шлема Гномобой.

В его тени возник ловкий миниатюрный хафлинг. Он держал руки скрещёнными, пряча ладошки подмышками, готовый швырнуть сразу восемь острых как иглы метательных ножей. Барон вспомнил, что Идох из-за маленьких рук не мог прятать карты в рукавах и повторять фокусы, но ножи метал отменно. Как часто, найдя в этом повод, пираты били его. И как его глаза, залитые слезами и злостью, всегда зорко смотрели на обидчиков. Но сейчас Идох не сводил точно такого же взгляда с Тарана. Другие пираты сплотились вокруг Гномобоя и закрыли собой костёр. Барон оказался во мраке, видя перед собой лишь тёмные силуэты воинов, только на этот раз они защищали не своего капитана, а чужого.

– Я слышу дыхание пиратского барона Тарана Кхатазского. – Прохрипел кто-то, сидящий по другую сторону костра. – Пропустите его. Каштаны готовы.

– Морского, а не пиратского… – Буркнул себе под нос Таран.

Пираты расступились, и он, прищурившись от яркого пламени костра, увидел рядом с ним эльтасмирия в белом хитоне. Таран не сразу признал в нём юного архонта. Казалось, он постарел на много лет. Теперь перед ним сидел совсем другой эльтасмирий, нежели тот, кто вскочил на борт его шлюпки. Его тело высохло, и теперь свет от костра пробиваясь сквозь его кожу, выделял вены, где текла бирюзовая кровь. Да, сила и молодость архонта дадут о себе знать, и со временем он обретёт прежнюю стать, но голос… Таран понял, что Вельсиолл пожертвовал собой ради исцеления десятков эльтасмириев, людей, представителей иных рас, и утерял свой звонкий голос навсегда.

– Им достаточно жара дневного песка, чтобы приготовиться. – Прошептал Вельсиолл, вынимая каштан из углей. – Костёр лишь подогревает их, да отпугивает ночных гостей – крыс. Им тоже хочется полакомиться!

Архонт улыбнулся и метнул каштан в темноту. Раздался шум борьбы, крысиный писк, и Тарану показалось, что из леса на него наведена смертоносная стрела.

– Мне тоже иногда кажется, что из леса на нас смотрит Смерть. Так всегда бывает, если долго смотреть во тьму. Давайте же вернёмся к делам. Сейчас наши пути расходятся, и мне бы хотелось узнать, присутствовал ли на вашей встрече у озера Союза наш общий кхатазский друг – лорд Табиючи?

Таран понял, что услышал сейчас приказ, а не просьбу. Возможно, кто-то из пиратов уже проговорился, будучи в здравом уме или предсмертном бреду. И сейчас архонт лишь желает услышать подтверждение. Барон собрался с силами и ответил:

– Мне неизвестен этот человек. Свою часть уговора вы выполнили. И я исполню свою – я забираю воинов и ухожу, не трогая вас.

Архонт лишь хрипло рассмеялся в ответ.

– Я вижу источник вашей уверенности, барон. Чёрные маги, присутствовавшие на вашей встрече. Вы не говорите правду, чтобы вынудить меня заглянуть в вашу память, и тогда испепеляющая реакция их защитного блока сразит меня. Но к чему это всё?

Сердце Тарана Кхатазского забилось сильнее. Вельсиолл перестал быть мальчишкой. Теперь перед ним сидел мудрец, ощущающий неосязаемые магические ловушки и видевший наперёд все замыслы бывалого морского барона.

– Вас и вашу команду спасёт только бегство в родной порт. Вы слишком много увидели, а возможно изменили ещё больше, о чём даже не догадываетесь. Сейчас мы расходимся, но не пройдёт и недели, как за вами отправится целая флотилия. Только Барьер может спасти вас.

Вельсиолл улыбнулся в ответ и прошептал, бросив ему горячий каштан:

– Не торопитесь так. Побудьте нашим гостем до утра. Вы выйдете из грота, когда первые лучи рассвета коснутся тлеющих углей этого костра.

Таран отвлёкся, ловя и перебрасывая из ладони в ладонь обжигающий плод. Когда же он поднял глаза, то архонта у костра уже не было.

Глава 35

Спокойная улыбка появилась на лица Вельсиолла, когда он услышал шаги, приближающиеся к резной двери его каюты. Голос архонта пострадал, но превосходное чутьё никуда не делось. Средь множества лёгких шагов он узнал уверенные, но мягкие шаги Айдагилля, Танцора Вихря; торопливую и требовательную дробь Улианты, дочери посла; похожую на шаги крадущегося хищника поступь Теольминта, воина и следопыта.

На их фоне выделялось приближение капитана Алуриэля. Оно было неслышимое, словно корабль намеренно глушил его шаги, и лишь единицы из тысячи морских воинов могли бы почувствовать его. И Вельсиолл почувствовал…