Первородный сон

Вельсиолл вновь прижал руку к горлу, готовясь к Гласу Архонта. Только на этот раз повреждённое горло могло не выдержать, и он рисковал остаться немым на всю свою жизнь. Но перед его глазами витал лежащий на палубе умирающей Минта’эдвен-Эарини мокрый от крови цветок Локтоиэль. Архонт поднял вверх свободную от щита руку и сжал материализовавшееся в этот момент из воздуха копьё цвета весенней листвы.

Копьё Леса. Одно из немногих боевых заклинаний, известных Вельсиоллу, использующее силы живых деревьев, сейчас позаимствовало их у Минта`эдвен-Эарини.

По окружающим водам раскатился громкий Глас Архонта:

– Все в воду!

После этого он метнул Копьё Леса в возвышающийся борт огромного соседнего корабля…

Хайдар, округлив глаза, попытался поймать двузубец руками, но копьё пронзило его обоими остриями. Он упал в воду, перелетев через борт корабля, вынырнул и ухватился за обломок доски. И тут на его лицо с палубы обрушился кровавый дождь.

Хайдар поплыл к берегу. Ужас в его сердце преодолел ту грань, за которой власть страха над разумом исчезает. Пират знал, что не позволит морским обитателям сожрать своё тело. Перед его затуманенным взором стоял умерший давно отец-краснодеревщик, который говорил ему в детстве, что негоже человеку жить и умирать в море, подобно пучеглазым рыбёшкам. Теряя сознание от смертельной раны, Хайдар грёб и грёб, держась за доску. Пусть он жил не так, как хотел отец, но умрёт он на твёрдой земле.

Улыбка озарила его лицо, когда ноги коснулись дна. Пират вышел на берег, сделал несколько неуверенных шагов, выдернул двузубец из своего тела и вонзил его в песок. Из открытых ран толчками полилась кровь.

Последнее что он увидел – это зовущего за собой отца, уходящего куда-то в дымку. Хайдар счастливо засмеялся, закашлялся кровью и сомкнул глаза…

Вельсиолл знал, что не мог нанести ощутимый ущерб морскому боевому кораблю. Но вызвать переполох или лёгкий ступор своим непонятным для врага поступком – вполне.

Пробив обшивку, копьё лопнуло. Раздался ужасный треск и грохот. Все затихли, ожидая разрушения корабля. Послышались редкие шлепки о воду. Это самые опытные и сметливые моряки на всякий случай попрыгали в море. Громовой глас архонта, мощный удар и треск дерева, кровавый Танец Айдагилля – всё это вызвало эффект паники. Временный. Как только все поймут, что взрыва и массовой смерти не будет – остаткам эльтасмириев наступит конец. Однако среди шлепков Вельсиолл отличил удар шлюпки о воду на корабле, на котором он находился. Едва различимый в общем хаосе звук он уловил со стороны кормы – где по обыкновению на любом судне должна быть расположена каюта капитана.

Архонт сбросил щит, меч и лук на палубу. Тут же перемахнул через борт и в падении срезал боковые ремешки своей лёгкой посеребрённой кирасы, подарив её морским богам. Почти без брызг войдя в воду, Вельсиолл нырнул поглубже от вражеских стрел, перевернулся на спину и стремительно поплыл, догоняя шлюпку. Кровь, сочившаяся из горла сквозь ткань, оставляла бирюзовый шлейф за пловцом. Она смешивалась с солёной морской водой и причиняла ему острую боль.

Шлюпка не ушла далеко. Эльтасмирий обогнал её, проплыв под днищем, ухватился пальцами за край и вынырнул. Сидящий на банке человек ожидал атаки с кормы и, пока он разворачивался к носу, архонт успел перемахнуть через борт. Пират выхватил два топора и ринулся на лежащего и кашляющего водой Вельсиолла. В этот момент архонт уловил движение морской волны и качнул лодку телом, понимая, что драться одним кинжалом из лежачего положения не лучшее дело. Его замысел сработал. От неожиданности пират неловко переступил с ноги на ногу, ловя равновесие, и тут же замер, почувствовав лезвие кинжала на горле. Эльтасмирийский пловец оказался проворнее любого противника, с которым когда-либо сталкивался барон. Он молча поднял вверх руки с зажатыми в ладонях двумя топорами.

Человек и эльтасмирий встретились взглядами. Перед Вельсиоллом стоял мужчина средних лет с бородой, уже тронутой сединой. Из одежды на нём были только холщовые штаны и бамусские кожаные сандалии. Весь его мускулистый торс покрывали татуировки. В свою очередь барон тоже бегло осмотрел так внезапно возникшего из воды эльтасмирия. По его взгляду архонт понял, что он удивлён. Но во взгляде пирата не было страха смерти. Вместе с удивлением в его глазах читался интерес и глубоко затаённое воинское уважение.

Следующие слова тяжело дались архонту. Каждый произнесённый звук доставлял ему боль и усиливал кровотечение. Но внешне он оставался спокойным, будто и не было никакой раны. Вельсиолл представился:

– Архонт Дома Весеннего Шторма Вельсиолл Иден'Гвейон предлагает переговоры. – Не сказал, а почти прошептал, сдерживая боль Вельсиолл. – Довольно смертей. Мы вам не враги. Брось оружие. Прикажи остановить бой.

– Пленник не может приказывать свободным воинам. – Ответил ему пират, стараясь не делать резких движений. – Убери кинжал, и морской барон Таран Кхатазский, покоритель прибрежных и глубоких вод к востоку от Атагавы, гроза Третьего малого имперского флота, отдаст приказ.

С этими словами Таран раскрыл ладони, и топоры упали в лодку. Вельсиолл убрал кинжал от горла пирата, который развернулся к флотилии и крикнул:

– Всем убрать оружие!

Битва стихла. Пиратские корабли замедлились. Только раненые кричали на палубах, да тонущие в море молили о помощи. В сторону берега уходила умирающая Минта’эдвен-Эарини, с её борта лилась печальная песня капитана. За кораблем, словно он вправду был раненым морским зверем, увязались десятки чаек.

Пират убедился, что его поражение в мимолётном поединке не привело к стихийному бунту, и вновь повернулся к Вельсиоллу. Он больше не смотрел ему в глаза, но с интересом рассматривал мокрую шейную повязку.

– Кровь архонта и вправду бирюзовая, легенды не врут, – улыбнулся Таран, обнажив ряд золотых зубов,– но она вытекает не хуже, чем красная кровь смертных.

– И она привлекает хищников не хуже красной… – Ответил Вельсиолл и качнул шлюпку так, что капитан предпринял усилие, чтобы удержаться на ногах.

– Люблю, когда есть предмет для торга. У вас он есть?

– Вы потеряли много бойцов. И потеряете ещё больше, если не излечить раненых. Я могу поспособствовать.

– Предлагаю продолжить разговор на «Розалии».

Вельсиолл кивнул. Пиратский барон и эльтасмирийский архонт одновременно сели на банки. Взявшись за вёсла, Таран повёл шлюпку обратно к своему кораблю.

– «Розалия» – не слишком суровое имя для пиратского корабля. – Сказал Вельсиолл, с трудом сдерживаясь, чтобы не закашлять от боли. Повязка на шее была полностью пропитана кровью и уже не особо помогала.

– А как должен называться пиратский корабль? – Захохотал морской барон. – «Чёрная смерть»? «Кровавый разрушитель»? Этот корабль – один из лучших моих трофеев. Он назван в честь лучшей женщины, которую я встречал. И это не какая-нибудь портовая шлюха. Это настоящая куртизанка, фея… Клянусь своими татуировками, когда-нибудь она наплодит мне маленьких Таранчиков. Что вы так смотрите, архонт? Все рисунки имеют смысл: каждый штрих, каждая фигура, каждый корабль…

– У вас пятнадцать сюжетов.

– А вы быстро считаете! – Засмеялся Таран. – Одна татуировка за каждое захваченное или потопленное судно.

– Пятнадцать, но нет ни одного эльтасмирийского корабля. Не это ли причина атаковать нас?

– Увидеть эльтасмирийский корабль – к моряцкой удаче. У меня не было цели атаковать вас, но вы проигнорировали моё требование уйти с пути. А морские бароны не обходят одиночные препятствия, разве что вы посчитали себя рифом. – Таран Кхатазский засмеялся своей шутке. – Мы держим курс в устье Насси и хотим подняться по реке до озера Союза. У нас там важные дела…

Разговор прервал удар весла по плавающему трупу пирата со стрелой во лбу. Шлюпка пристала к борту «Розалии», и архонт с бароном поднялись на палубу по сброшенному канату с завязанными на нём узлами.

– Выловить всех раненых! И эльтасмириев тоже, если не будут брыкаться. – Первым делом приказал капитан, поднявшись на борт. Он предложил архонту пройти в каюту. Согласно закону морей это означало, что команды воевавших кораблей теперь не враги друг другу.

Вельсиолл впервые оказался в капитанской каюте корабля другого народа. В отличие от изящного эльтасмирийского интерьера, жилище Тарана отличалось домашним уютом и ощущением обжитости, свойственным людям. Архонт окинул помещение внимательным взглядом. Ничто не ускользнуло от его внимания.

Тут был и огромный сундук, на котором лежали различные одеяния: от камзолов до жилетов, из их вороха торчали песочные часы тунгурской работы; и большой стол с картой, в которую был воткнут кинжал, а края карты были прижаты массивными книгами с засаленными от чтения обложками; и оружейная стойка, на которой помимо оружия качались в такт с морской волной различные цепи и цепочки из драгоценных металлов; с потолка свисала массивная люстра, очень похожая на те, что висят в поместьях богатых южан; дорогой тирбайский ковер, не иначе как из дворца самого Великого хана; в дальнем углу каюты на полу стояла огромная картина в дубовой раме, на которой была изображена красивая женщина с угольно-черными волосами, зелеными глазами и красном вызывающем платье; особого шика помещению добавлял человеческий скелет, стоявший позади стола и одетый согласно последним веяниям моды королевства Хала-Тамул – самого богатого государства Юга.

Если и были у капитана какие-то слабые или чувствительные стороны, то он не выставлял их напоказ. Но наличие массивного шкафа, запертого на ключ, а также гобелена, явно скрывающего за собой тайную дверь, говорило о том, что свои секреты имеются и у него…

– Вы слишком долго рассматриваете мою каюту, архонт. – Барон вывел Вельсиолла из состояния задумчивости. – Надеюсь, это не связанно с обильной кровопотерей? Мне не нужна смерть эльтасмирийского лорда в моём доме.

– Ваш дом… – Прошептал архонт и прикрыл глаза. Каюта барона располагалась выше ватерлинии, но Вельсиолл слышал как тибуроны, почувствовав кровь, кружили вокруг кораблей и постепенно сужали кольцо. Однако Таран Кхатазский, не смотря на весёлые искорки в глазах, был едва ли не опаснее морских хищников.

– Наши с вами команды потеряли половину, если не больше, воинов.

– Да уж, – вырвалось у пиратского предводителя, – вы дорого продали свои жизни. Видимо я погорячился, атаковав эльтасмирийский корабль, но иначе бы команда могла низложить меня за трусость.

– Если не вылечить раненых, то вам не хватит людей, и вы лишитесь двух кораблей из пяти оставшихся. Статус морского барона обязывает иметь минимум пять команд, не так ли? – Вельсиолл снял с руки измазанную в крови перчатку и раскрыл ладонь. – Можно, конечно, тянуть два пустых корабля до ближайшего порта, но ближайший принадлежит Кхатазской империи. Учитывая, что вы озвучили мне себя как грозу Третьего малого имперского флота, я не думаю, что вам там обрадуются. Тянуть до бамусских портов? Вас ограбят ваши же коллеги. Другое дело, если все раненые вновь вернутся в дружные пиратские ряды. Тогда ваши пять кораблей смогут спокойно следовать по морям, пусть немного и недоукомплектованные. Мёртвых я оживлять не умею.

Вступление Вельсиолла, как всегда, дало свои результаты и сразу повернуло разговор в нужное русло. Весёлые искорки в глазах Тарана Кхатазского исчезли, на смену им пришёл деловой взгляд. Он готов был обсудить детали:

– Признаться, мгновение назад я решил подождать, пока вы истечёте кровью. Я завернул бы вас в тирбайский ковёр и выбросил за борт, – барон сделал паузу и многозначительно поднял указательный палец вверх, – ещё живого! Мне не нужна смерть эльтасмирийского лорда в моём доме! Но сейчас перед вами главный защитник архонтского здоровья во всех морях и океанах Биртронга. Может винца? Или чаю?

– Спасибо, воздержусь. Я предлагаю сделку. – Вельсиолл пропустил мимо ушей шутку Тарана. – Я лечу всех раненых с обеих сторон на берегу в течение тех дней, что ваша остальная флотилия поднимается и спускается по реке Насси. Для этого прямо сейчас вы грузите всех пострадавших на шлюпки «Розалии». По возвращении с озера Союза вы забираете своих излеченных бойцов и не трогаете моих. Наши пути расходятся.

Вельсиолл переступил через эльтасмирийское высокомерие и протянул барону руку.

Пираты гребли к берегу. Шлюпки, наполненные ранеными, были похожи на лодки с живыми мертвецами. Архонт сидел в одной из них, и каждый вдох выдавливал из него порцию крови. Ноги его увязли в телах тяжелораненых, лежавших вповалку, и Вельсиолл чувствовал, как из них уходит жизнь. Спиной к спине с ним сидел Айдагилль.

– С какой ненавистью будут вспоминать они об эльтасмириях и, в частности, о Танцорах Вихря. – Сказал он. – А вдруг они захотят нарушить уговор?

Вельсиолл не ответил. Он почувствовал на себе пристальный взгляд. Прямо под ним лежал закованный в броню Гномобой, измазанный в собственной крови графитового цвета. Он смотрел на архонта глазами, светившимися из глубины полного шлема ярко-алыми огоньками. Во время боя стрела Вельсиолла попала в сочленение доспеха. Сразу же после попадания Гномобой вырвал её из раны, но к его несчастью, одно из четырёх лезвий наконечника переломилось и осталось в ране. На то и рассчитывал архонт, выбирая для выстрела именно такую стрелу, но сейчас его искусство обратилось против него самого. При каждом движении лезвие разрезало мышцы и всё глубже проникало в тело, возобновляя кровотечение, отчего Гномобой постепенно слабел.

Локтоиэль сидела в этой же лодке, так как, покинув Минта`эдвен-Эарини, не поплыла к берегу, а вскарабкалась на пиратский корабль и билась до конца, пока её не оглушили метательной дубинкой. Сейчас она хмуро потирала шишку на голове, косилась на раненых и размышляла о том, что морские путешествия – это худшее, что может произойти с илийдингом.

Вельсиолл бросил случайный взгляд на дно шлюпки и задумался. Там не было крови, хотя судёнышко полно раненых воинов. Он коснулся своей шеи и вытянул вперёд ладонь. Капля бирюзовой крови архонта сорвалась с кончика пальца и… не достигла древа лодки. Издав шипение, она сгорела в воздухе. И в этот момент Вельсиолл заметил, что чёрная кровь Гномобоя не стекала вниз. Она взвивалась вверх и стелилась, подобно прибитому дождём дыму утреннего костра. Испаряясь в воздухе, она растекалась невидимым человеческому глазу чёрным магическим саваном прямо по дну лодки. Архонт понял, что без его вмешательства Гномобой умрёт, утащив за собой всех, кто балансирует на грани жизни и смерти.

– Локтоиэль! Тебе придётся помочь мне и подержать голову этого воина, пока я лечу его.

– Мне? – Встрепенулась девушка. – А может, вы сначала вылечите себя? Вы бледны как ночной нетопырь. И крови вы потеряли предостаточно.

– Благодарю за сравнение. Так ты поможешь?

– Но я никогда не делала этого! – Она поглядела на Гномобоя из-за спины архонта. – Он же ВРАГ! Не простой пират. Он – средоточие древнего зла, чёрной магии и тёмных помыслов!

Вельсиолл сжал зубы и услышал, как зашипела в воздухе очередная капля крови.

– Слишком много напрасных смертей. Я должен спасти его.

– А его голову точно надо держать? – Не унималась Локтоиэль. – Вдруг он откусит мне руку? Смотрите, какие у него демонические красные глаза.

Вельсиолл поглядел на раненого, перевёл взгляд на берег, и вдруг перешёл на язык «эльтасмири»:

– Гномобой – авторитетный капитан одного из кораблей. Его властью пронизана вся команда. Именно я нанёс ему эту рану. А сейчас я связан уговором и буду лечить ВСЕХ, иначе чего стоит моё слово? Если он погибнет – вина будет на мне, и тогда не миновать свары.

Локтоиэль смутилась и покраснела, отвечая архонту на его языке:

– Может быть, могучий Айдагилль справится лучше меня?

– Это несомненно. Но я прошу не его!

Вельсиолл почувствовал спиной, как тяжело вздохнула Локтоиэль. Илийдинги поднялась, переступила с ноги на ногу, от волнения едва не вывалившись за борт, и переместилась к закованной в сталь голове лежачего, взяв её с двух сторон. Вельсиолл слез с банки и сел рядом с Гномобоем и Локтоиэль. Он настроился, потёр руки и обратился к раненому:

– Я поддержу твои силы до берега. Это чуждая для тебя светлая магия и, возможно, тебе будет больно. Постарайся не дёргаться.

Архонт начал творить заклинание лечения и почувствовал холод магического чёрного савана. Он понял, что может умереть раньше, чем кровопотеря доконает его. По слухам, гномобои принадлежали к подземному народу кобольдов, однако, сейчас Вельсиолл «увидел», что это не так. Гномобой походил на кобольда только размерами. Остальное же: качество доспеха, превосходное умение сражаться, некий тёмный воинский кодекс – всё говорило не в пользу кобольдов. Доспех же – и теперь Вельсиолл видел это вблизи – представлял собой безупречное произведение искусства, недоступное не только подгорному народу, но и мастерам большинства известных разумных рас. Архонт положил руку на плечо Гномобоя и почувствовал, что доспех нисколько не стеснял движений владельца, являясь его стальной второй кожей, словно некий демонический портной сшил костюм на заказ. От соприкосновения с доспехом кожа на ладони Вельсиолла налилась жаром, и он с трудом удержал её. Сталь отличалась от всех, виденных архонтом ранее. Легковесная и одновременная очень прочная.

«А сталь ли это?» – подумал архонт.

По лёгкой вибрации, пробивающейся сквозь невидимые человеческому глазу поры, Вельсиолл почувствовал наличие искусных механизмов внутри доспеха. Вырывающееся из правого наруча лезвие, длиной с одноручный меч. Стальная челюсть шлема, способная перекусить копьё или руку. Небольшой узкий металлический щит с острыми режущими краями, являвшийся продолжением брони и намертво прикреплённый к левой руке.

Этот щит выглядел как памятник в центре площади, гармонично завершая общий ансамбль вооружения Гномобоя.

– Что мне делать? – Заверещала Локтоиэль, когда воин захрипел и пошёл мелкой дрожью.

– Просто держи голову, чтобы он не свернул её себе.

Весь короткий путь до побережья архонт поддерживал жизнь в воине Тьмы ценой собственного здоровья. Пираты-гребцы всё больше теряли силы, так как тоже были ранены, но по мере приближения к берегу рванули вёсла из последних сил.

– Приготовься, Локтоиэль, – едва выговорил архонт, – сейчас будет удар о берег.

– Что мне делать? – Взвизгнула Локтоиэль.

Шлюпка подошла впритык к берегу, и волны стали трясти её так, словно начался шторм.

– Прыгай в воду и спасай раненых! – Выкрикнул через боль Вельсиолл и двумя руками взялся за массивные наплечники Гномобоя прежде, чем лодка выскочила на берег, и её днище пробороздило прибрежный песок.

Илийдинги схватила одной рукой цветок, второй – взяла за шиворот раненого хафлинга, что был сбит её стрелой с мачты пиратского корабля. Маленький убийца был в бреду и бессвязно бормотал на родном языке.

Вельсиолл успел заметить, как пышная копна волос Локтоиэль исчезла за бортом, и закрыл глаза. Тьма сгустилась вокруг архонта, сдавив всё его существо. Он услышал вдалеке пение Минта’эдвен-Эарини, но вдруг Гномобой шевельнулся. Его красные как угольки глаза встретились с гаснущим взором Вельсиолла сквозь закрытые веки эльтасмирия. Он схватил железной перчаткой руку архонта и положил себе на грудь. Вельсиолл почувствовал, как обжигающая тьма коснулась его ладони, а затем его рука провалилась сквозь доспех. На мгновение его сознание слилось с сущностью Гномобоя. Его истекающее кровью слабеющее тело пряталось за металлом, как краб прячется в панцире. И оно тянулось к месту спасения – тёмной теснине, спрятавшейся в чаще у берега там, где один из рукавов реки Насси нашёл себе дорогу в трещине базальтовой скалы.

Видение длилось долю мгновения. Вельсиолл пришёл в себя от пронзительного визга хафлинга. Выпрыгнув из лодки, Локтоиэль случайно окунула его в волну, и солёная вода, коснувшись раны, причинила маленькому воину боль. Архонт всё также держал Гномобоя за наплечники, но теперь его глаза были открыты.

– Тащи его в лес, Локтоиэль! – Услышал Вельсиолл голос Теольминта.

Другие лодки тоже пристали к берегу, и все способные шевелиться и помогать выносили раненых на сушу.

Архонт махнул рукой, подзывая Теольминта. Тот, мокрый и измазанный чужой кровью, возник перед ним и вопросительно посмотрел в глаза.

– В двухстах шагах от нас есть грот. Его не видно с моря из-за песчаной косы и тех гигантских деревьев вокруг. Мы разобьем лагерь там.

Теольминт лишь удивлённо хлопнул глазами и спросил, кивнув на Гномобоя:

– Утащить этот железный сундук?

– Займись другими. Это моя ноша.

Ещё одна капля крови упала с повязки Вельсиолла, но в этот раз она достигла дна лодки. Тёмный саван рассеялся.

Глава 32

На седьмое утро Вельсиолл проснулся и не нашёл рядом чаши с ягодным соком. Не открывая глаз, он положил руку на служивший ему постелью парус пиратского бота, затонувшего в битве. Он сохранил под собой в песке отпечаток чаши, но самой её, впервые за шесть дней не было.

Все дни после битвы Локтоиэль вставала раньше Вельсиолла и уходила в лес ещё до рассвета. Каждое утро она успевала вернуться к моменту пробуждения архонта, бесшумно ставя её рядом с ним. Просыпаясь, он касался чаши и уходил купаться в море, чтобы успокоить восстанавливающийся организм. После омовения Вельсиолла всегда ждал животворный напиток, выжатый Локтоиэлью из ягод и кореньев, произрастающих в округе. Свой любимый апельсиновый сок он пока не мог себе позволить – сразу начинался кашель. Повреждённые и воспалённые связки архонта позволяли пить только воду и то, что готовила Локтоиэль, как никто знающая целебные свойства растений. Так повторялось каждый день…

… но не в это утро.

«Впрочем, я и проснулся раньше обычного» – мысленно успокоил себя Вельсиолл.

Он бесшумно поднялся на ноги. По лёгкому дуновению ещё ночного бриза почувствовал, что где-то далеко в море бушует шторм. Острый слух позволял ему слышать размеренное или надрывистое дыхание каждого страдающего от ран эльтасмирия или пирата. Архонт пошёл через расстеленные в теснине ложа из сухих пальмовых листьев, огибая ещё спящие тела. Он шёл, и бледная улыбка раскрывалась робкому свету солнца, восстающего из глубин моря. Дыхание раненых подсказало ему лучше тысячи слов, что кризис миновал и большинство идёт на поправку. С этого дня ему не придётся вспоминать горестные обычаи погребений разных народов и рас Биртронга. Это занятие было самым тяжёлым для Вельсиоллла и Локтоиэли в полные хлопот дни. Они часами спорили, стоит ли сжигать охладевшего к утру очередного пирата, а если сжигать, то когда. Сегодня, к радости архонта, для спора не было причин. Вельсиолл улыбнулся чуть сильнее, и острый укол боли в горле напомнило ему цену этой радости.

Вельсиолл зашёл в море, отплыл от берега, перевернулся на спину и некоторое время лежал, качаясь на слабых волнах, глядя на небо и слушая пение возвращающейся к жизни Минта’эдвен-Эарини. Боль отступила, и он вновь вспомнил о Локтоиэль.

«Может быть, она обиделась на меня? Каждое утро меня встречает сок, я же, поглощённый лечением, совсем не уделяю ей внимания».

Задумавшись, Вельсиолл отплыл от берега достаточно далеко и достиг места, где морские воды смешивались с речными потоками Насси. Он вспомнил, что в этом месте под водой разрослась анфельция. Её неприглядные в сравнении с ослепительной красотой наземных цветов стебли протянулись красным шлейфом вдоль границ вод. Локтоиэль, как и любая другая девушка из народа илийдингов не переносила срезанных цветов, но живые растения дарили ей радость.

Превмозгая боль, архонт набрал в лёгкие воздуха и нырнул. С каждым рывком вниз вода всё сильнее давила на раненую шею, и в тот момент, когда руки его коснулись придонных растений, в глазах мерцали разноцветные круги. Он выбрал на ощупь несколько уже оторвавшихся от песка слоевищ анфельции и рванулся наверх.

Вынырнув из воды, архонт ощутил вкус собственной крови, растёкшейся пятном на поверхности. Он знал, что недалеко от него в пучине вод скрываются тибуроны, готовые устремиться на запах крови, и поспешил к берегу. В тот миг, когда он коснулся ногами песчаного дня пляжа и вышел из моря, последняя ночная звезда исчезла в лучах восходящего солнца.

На пляже находились лучники – двое илийдингов скрывались в тени прибрежных бугров. Их выдали тканевые доспехи, идеально сливавшиеся с зеленью леса, но не с белизной песка. Луки они держали в руках, что говорило о том, что чужаки готовы к бою. Наверняка среди деревьев прятались ещё «гости».

«Что с Локтоиэль?» – мелькнула в голове архонта первая мысль.

В порыве эмоций он хотел устремиться в лагерь, но сдержал себя. Его ноги хоть и быстры, но не настолько, чтобы обогнать летящие стрелы. Вельсиолл внимательно присмотрелся к лучникам, и страшная догадка холодом прошла по его спине. Из заплечной котомки каждого из илийдингов выглядывал букет цветов.