Король Дебрей

***

День кончился быстро. Мы были так увлечены болтовней, что спохватились об автобусе, когда начало темнеть. Город малочисленный и потому последние «газельки» до нашей окраины заканчивали движение в 9 часов.

Добежав до остановки, от 37-ого мы увидели лишь хвост. Я опустила руки.

– Спокойствие. – Сказал Артур, немного отдышавшись: – На такси поедем. Быстрее доберемся.

Я съежилась. Мне никогда не приходилось садиться в чужую машину. Мать с самого детства рассказывала страшные байки, о том, куда увозят водители маленьких девочек и что с ними делают. Я судорожно вздохнула. По спине пробежал холодок.

– У меня нет денег.

На самом деле деньги у меня, хоть и немного, но были. Я сказала это, чтобы хоть как-то обезопасить себя. Глупо, наверное, врать ему, но это вышло неосознанно, спонтанно. Как защитная реакция. Теперь тревожность затмевал стыд.

– Не беспокойся, у меня есть.

Он не унимал улыбки, а я – страха. Утешала лишь одна мысль: «Я – не одна. Со мной – Артур»

***

– Да ну, не-е-ет. Ты меня обманываешь! – С веселой интонацией восклицал водитель: – Да не может тебе быть 12! У меня сын – твой погодка. Ты вон какой взрослый по сравнению с ним!

Артур, сидевший впереди, в ответ раскатисто хохотал.

– Но мне, правда, 12.

Тот в недоумении помотал головой: – Как вы быстро растете! Куда спешите? Вы, небось, в одном классе учитесь?

Я отпрянула, осознав, что речь идет обо мне.

– Не, – ответил за меня Артур: – … она меня на 4 года старше.

– Серьезно? Вы что, местами поменялись? Ни в жизни 16 не дал бы!

Я сидела позади, буквально вжавшись в кресло. Стараясь не смотреть на таксиста, моя голова постепенно опускалась вниз. Я боялась его. Я знала, что пока Артур рядом со мной – ничего не случится, но мне было страшно.

Мне не хотелось слышать его голоса, мне не хотелось знать, как он выглядит. Все что я хотела – это как можно быстрее попасть домой и почувствовать ограду вокруг себя.

Стараясь как можно тише шмыгнуть носом, я стерла проступившую с глаза слезу. Сделав несколько глубоких вдохов, я осмелилась бросить взгляд на Артура хотя бы на мгновенье. Тот смотрел на меня с неподдельным беспокойством.

«Я выгляжу жалко» – невзначай поняла я: «Черт, как же все плохо»…

***

Артур попрощался с водителем. Тот с широкой улыбкой помахал в ответ.

Я с облегчением выдохнула.

– Я тебя провожу. – Сказал он, взяв меня за рукав.

– О нет, не стоит. Если мать тебя увидит… ох, просто не стоит. Я дойду сама.

На его лице не было и доли былого «веселья», словно ничего хорошего за весь день не происходило.

– Что случилось? – Меня даже передернуло от такой решительности. Словно все внутренности неожиданно скрутило под контролем стрессовой ситуации. Я так дрожала, что не могла выговорить ни слова. – Слушай, приходи к нам как-нибудь в гости. Правда, бабушка запретила мне приводить гостей, но… я думаю, ничего страшного не произойдет, если я один раз нарушу запрет. Я тебя с Мариной познакомлю. Она клевая.

Я улыбнулась уголком рта.

– Хорошо.

Он кивнул в ответ.

– Ты только приходи, ладно? Когда захочешь. И если что, лучше не нажимай на звонок. Не знаю… кинь камушек во второй этаж, у меня там комната. Сможешь? – Я кивнула в ответ. – Ну, вот и хорошо. До встречи?

– До встречи.

Он убежал, а я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за горизонтом. Меня ждет мама, которая сейчас явно находится не в духе, работа по дому, в качестве наказания за долгие прогулки и моральное опустошение.

***

Подойдя ближе к дому, я услышала игру на гитаре.

На скамейке сидела парочка: дядя Алик, как главный нарушитель тишины, и незнакомая мне женщина, на вид лет 30-ти. Оба были увлечены вечерней идиллией и старой песней, которую я слышала лишь в далеком детстве: про дождь, пустынные аллеи и двоих, что расстаются.

Когда-то мы так сидели и распевали песни, что были популярны в 90-е. Как давно это было.

– Душевно тут у вас, – Уставившись на них, сказала я, когда музыка утихла: – Знала бы, то пришла пораньше.

– Знакомься, Наташ, это моя племянница – Ринка. Нигилист, двоечник и просто хороший человек. Ринка, это – Наташа. – Мы кивнули друг другу. – Ты уж извини, я сегодня без гостинца. Редеют в ваших магазинах ассортименты.

Я попросила украсть дядю на пару минут.

– И как это назвать? – Спросила я, скрестив руки. То ли чтобы вид сделать более грозный, то ли просто на улице похолодало. Да и комары летали всюду, успевай отмахиваться.

Дядя пожал плечами.

– Она моя коллега. Бухгалтер. Мы с ней работаем давно.

– М-м-м, – якобы понимающе протянула я: – … так значит. Странно, что вы здесь, да еще и в такое время.

– Ты про местность? Она живет недалеко, вот, подбросил. Да и я решил твою мать проведать.

Я в удивлении вскинула бровями: – Вот как? И никаких синяков? Крови? Переломов? Я молчу о том, что ты вообще жив.

– Смейся-смейся. Твой папа так и не объявлялся? Я его ищу, он на звонки не отвечает. Думал, неужели в семью вернулся. Оказалось, что нет. Ну, а Наташа просто со мной за компанию поехала. Тоже беспокоится. А тут такие виды красивые, вот остановиться решили.

– Нет, не объявлялся. Сама не знаю что думать.

– Дела… – С грустью изрек он, не найдя нужного ответа.

– Женщина беспокоится за тебя? Хм, неспроста. Скажи честно, встречаетесь ведь? – Тот посмотрел на меня с вымученным взглядом. – Ой, вот только не надо. Вижу же, что вам не виды здешние нравятся. Глянь, как на тебя смотрит. Как на последнюю надежду. Не разочаруй ее, пожалуйста.

Дядя округлил глаза и хотел, было, что-то вспылить в мой адрес, но резко передумал. Даже кулаки разжал. Сделал паузу. Видимо, про себя считал до десяти.

– Да у нас так… несерьезно.

Я чуть не цокнула языком. Только протяжно выдохнула.

– Как знаешь. Я пошла получать люлей.

– Подожди, а ты чего так поздно?

– С другом гуляла.

– А-а-а… ну и как у вас там.

Я хмыкнула: – Ну, он сводил меня в кино. Похоже, у нас все серьезно.

– Рад за тебя.

***

Не прошло и двух часов, как теперь я стою перед крыльцом «Залеска» и выбираю среди лежащих под ногами камушков тот, что поменьше и покрепче.

Что произошло до этого? Тут к гадалке не ходи все и так понятно: мать устроила истерику. Честно говоря, не хочу в подробностях рассказывать обо всем этом, тем более мой инстинкт самосохранения (наверное) решил просто стереть все из памяти.

Алгоритм был таков: я заглядываю в прихожую, мать стоит, уперев руки в бока, и читает мне нотации. Там еще дядя Алик позади со своими песенками звучит на всю округу, что усугубляет дело. В общем, от одного ее вида я поняла, что чувствовать сейчас я буду еще хуже, чем вчера. Поэтому я заранее «отключилась». Посыпались стандартные вопросы в стиле: Ты знаешь, который час? Где ты опять шлялась? Ты же понимаешь, что я за тебя волновалась? И так далее.

Слово за слово и снова внутренняя пустота.

Моя мать – строгая женщина. В моей памяти, она всегда была такой. Когда дома был отец, большая часть таких упреков прилетала в его адрес. Когда он ушел, все перешло на меня с двойной силой.

Она всегда много времени проводила перед зеркалом, но мне краситься никогда не позволяла. Я всегда думала, что это нормально. С годами, переходя в старшие классы, я заметила, что и внешний вид моих сверстниц становился все откровеннее и вычурнее. «Значит… это не норма?» – подумала тогда я: – «Значит, им родители позволяют это?» – ответ лежал на поверхности.

Она всегда покупала себе кучу вещей. Я же ее поведение считала чем-то вульгарным и недопустимым для человека старшего возраста. Думаю, это влияние дяди Алика, у которого был диаметрально противоположный характер. Он слишком расслабленный, ветреный и одежку носит до потертостей в локтях. Хотя, при наличии заплаток, его и это не останавливает. Он, конечно, по-своему строг, но это так, напускное. Дядю мало кто заботит, в этом его шарм.

Отцовские сказки на ночь также позволили мне не лишиться романтизма. Благодаря бурной фантазии я смогла не потерять рассудок.

Сейчас, когда я все больше времени проводила с Артуром, я стала больше задумываться над ее поведением. Я поняла одну важную вещь: Кто угодно ребенок, даже моя мама, но не Артур.

Вот я стою перед ней, выслушиваю нелестные высказывания о себе, а в голове его лицо. Знаете, как икона, только живой человек, существующий, который точно может тебе помочь. Поэтому я, снова состроив невозмутимое лицо, прошла в комнату, минуя какое-то обидное высказывание в мою сторону. Заперлась. Соскальзываю по двери и плюхаюсь на пол. Прерывисто дышу и стараюсь подавить выступившие слезы.

Хорошо быть Артуром. Он бы вмиг придумал что-нибудь остроумное в ответ, так еще бы в спор вступил и вышел из него победителем. Я не такая. Я никогда не смогу пойти против нее.

Подождав несколько минут, я услышала тишину. Дядя Алик с Наташей «свернули лавочку».

Я ходила по комнате и обдумывала о будущих действиях. Стены нагнетали, ковер раздражал. Я взялась за нижний конец и импульсивно дернула, чтобы сорвать, но увиденное напугало меня еще больше. На кирпичной стене, покрытой неприятной на ощупь известкой, зияла большая трещина. Выдохнув, я медленно отпустила покрывало.

Теперь все встало на свои места.

Иногда проще закрыть глаза, чем устранить проблему. Игнорирование – освобождает от лишних слов и действий…

Почему-то в голове всплыло лицо Бори.

Нет, теперь оставаться здесь нельзя.

Так, отперев форточку, я вышла в окно. Пригнувшись, я пробежалась по грядкам. Свет в доме уже погас. Значит, мама пошла спать.

И вот я здесь, готовая кидать камушек, но что-то меня останавливает. Стыд, наверное. То ли время позднее, то ли… то ли просто его посвящать в это не хочу. Домой идти я не намерена. Больше ныть я не хочу, но мне нужна поддержка.

Свет горит, и я вижу даже сквозь плотные шторы его силуэт. «Была, не была» – подумала я и кинула с небольшим отрывом два камушка, что б наверняка.

Он сдвинул штору. Его лицо сразу же исказилось так, словно чего-то испугался. Посмотрев назад, он сделал пальцем жест «один момент». Я кивнула.

Минут через 15 на первом этаже погас свет. Я все еще топталась на месте, ожидая какого-нибудь сдвига ситуации, и молилась, чтобы никого не было на улице.

Еще через пять минут он вышел, осторожно открывая дверь. От сердца словно камень выпал. За это время я напридумывала много чего. Куча картин и все с нехорошим исходом.

– Проходи, – негромко сказал он, осторожно открывая металлическую калитку, чтобы та предательски не заскрипела: – …только осторожно. Бабушка ушла спать.

Я снова кивнула в ответ.

Подойдя к двери, мы стали тише домовых мышей. Подумать только, я сейчас нахожусь в самом загадочном и дорого отделанном доме нашей окраинки, а я не могу увидеть, что меня окружает. Во-первых, потому что на дворе довольно темно, несмотря на свет фонарей неподалеку. Во-вторых, в голову ударил спонтанный адреналин. Совсем не хотелось думать об окружении. Такое чувство, будто я залезаю в чужой дом, чтобы что-то вынести. Ощущение незаконности действий, проще говоря.

В прихожей было еще темнее, поэтому мы пробирались на ощупь. Благо, Артур не отпускал моей руки, даже когда я снимала кроссовки.

Мы прошли по коридору. Из-за угла я заметила, что в дальней комнате, в которой, судя по всему, не было двери, еще горел свет.

– Иди вверх по лестнице в ближнюю комнату справа, я сейчас приду. – Шепнул он мне. Я подчинилась.

Ноги сковывало неприятной судорогой. Я пыталась шагать как можно тише, но получалось только хуже. Несколько секунд длились мучительно долго, а сердце колотилось как бешенное. Как только показалась та самая дверь, я буквально нырнула в нее словно в пруд, но не без беспокойного чувства, захватывающего все тело и сознание.

Я не думала о том, что я на самом деле не совершаю ничего страшного. Просто я не знала, что из себя представляет его бабушка. Незнание страшит хуже преступления.

***

Артур пришел через несколько минут. Он сказал, что нужно было что-то уладить. Я слышала женский голос, поэтому беспокойство не унимало меня все это время. Позднее я узнала, что та комната была кухней.

– Извини, надо было с Мариной поговорить.

– Тетей? – По привычке шепотом спросила я.

– Ага. Можешь говорить громче, бабушка далеко, она не услышит.

Я с облегчением выдохнула и только в этот момент начала рассматривать комнату. Вся она была выкрашена холодные тона, никаких лишних стенок, ветхих шкафов, а ковер если и был, то только на полу, как покрытие, и то однотонный.

– Прости, что так поздно, я не хотела…

– Что-то случилось?

У меня кольнуло в сердце. Судорожно сделав вдох, я зажмурила глаза и отвела голову.

– Случилось. – Я долго перебрала в голове фразы, но начинать не смела. – Похоже, ты был прав. Мне нужен психолог.

Вопреки моим ожиданиям, он не стал смотреть на меня с еще большим беспокойством. Наоборот, он учтиво кивнул.

– Извини, чай не предложу. Чайник слишком шумный.

– О, да это не беспокойся! – Встрепенулась я. – Ты ведь должен спать. Да и я тоже. Просто продолжение вечера получилось неудачным, и теперь я здесь.

– Очень жаль это слышать. Тут такие песни звучали.

«Да уж…» – подумала я: – «Слышали, знаем»

У него была просторная комната, раза в три больше моей. Только очень пустая: кровать, два шкафа, столик, да полочка с учебниками. На полу также стояли два столбца из книг, не вошедшие в свои места, большинство из которых – толстые энциклопедии. Зато отдельная полка была обставлена фоторамкой и 7-ю динозавриками. Три синих, два оранжевых, один розовый, один белый. Ну, что ж, теперь стало понятнее, почему и я, и дядя стали реже видеть мармеладки на прилавке. Правда, после вчерашнего случая, идти в магазин больше не хотелось.

– Я смотрю, у тебя почти коллекция.

Артур достал из шкафа матрас и начал, было, его стелить, но вопрос застал его врасплох.

– Ну-у-у… как сказать…

Мысль не заставила себя долго ждать.

– Ты все-таки ищешь птеродактиля для меня?

Он несмело сделал одобрительный жест. В ногах проступило какое-то ощущение «ватности». Это было… приятно. Несмотря на широкую известность и величавое прозвище, он оставался одиноким мальчиком, не забывающим о своих обещаниях. Я позволила себе расплыться в широкой улыбке.

– Спасибо. – Сказала я и тут же обняла его за плечи.

Все-таки вечер был не так испорчен.

***

Мы проснулись рано, где-то в 7 часов утра.

Как бы я не сопротивлялась, Артур не позволил мне спать на полу, пусть даже на не менее мягком, чем его кровать, матрасе.

Он вывел меня из дома, также, не отпуская руки. Теперь окружение прояснялось. Никакой вычурности в этом доме не было, разве что элементы лепнины на стенах и перилах лестницы. Все в каких-то темных тонах, деревянные половицы, минимальное освещение. Было здесь даже какое-то неуютное чувство отрешенности, возможно из-за отсутствия «лишней мебели». Здесь было только нужное, никаких трехслойных занавесок, лишних тумбочек, картин и прочей атрибутики «зажитности». Этот дом отличался ото всех не только снаружи, но и внутри. В нем не было ни живости, ни легкости.

– Спасибо, что впустил. – Сказала я, не скрывая печального вида. Я знала, что если я приду домой, то если все будет не хуже. Все станет как раньше. Мать еще не должна была проснуться, но если та увидит, что я на улице в такую рань – начнутся подозрения. Она уже догадывалась о друге, возможно, тому виной был дядя Алик. В противном случае погоды это не делало. В нашем доме никогда ничего не меняется в лучшую сторону.

– Никаких проблем. Ты уж извини, что приходится так выбираться. На самом деле, если бабушка узнает – ничего плохого не произойдет. Она… своенравная. Просто не хочу знакомить вас вот так.

Я улыбнулась.

– Забей.

Мы помахали друг другу рукой.

Между домом и калиткой было много пространства, целое поле, но без какого либо посева. Даже цветы не росли. Разве что виднелись ободранные кусты лопухов, крапивы и прочих сорняков. Дело рук Артура. Даже не сомневаюсь в этом.

***

– Ты, значит, Рина?

Выйдя за территорию, я не заметила стоящую у забора девушку. Темненькая, не высокая. На плечах черное пальто. Обута в начищенные до блеска полусапожки. Да, я уже видела ее, тогда, у магазина. Она пристально смотрела на меня. Или даже сквозь меня. И сейчас это повторилось. От ее вида мне было не по себе.

– А вы… Марина? – Не зная, что ответить, неуверенно пробубнила я.

– Ага. – Она улыбнулась, и на щеках появились ямочки.

Может, первое впечатление обманчивое и она довольно милая? Я сделала глубокий вдох, чтобы расслабиться, но неизвестность не прекращала тяготить.

– Артурка про тебя все уши прожужжал. – Продолжила она.

«Артурка» – подумала я: «Да, хуже ласковых прозвищ только странные аббревиатуры, как у Кромешного»

– Вот как…

– Ага. Поговорить с тобой можно?

Вот то самое чувство, как когда-то «Хохотушка» созвала меня в библиотеку. Или как мать, которая в очередной раз пытается мне что-то внушить из потока своего сознания. Не люблю я такое начало. Все внутренние органы сводит от таких слов.

Я одобрительно кивнула, и мы неспешно побродили по улице. От материнского наказания все равно не сбежать, так что можно было и не спешить. Я постаралась смириться со своей участью.

– Я, как ты уже наверняка знаешь, сестра его отца. Я вообще в городе учусь, приехала вот. Он же говорил тебе, что я – психолог?

– Да.

– Отлично. Расслабься ты так, – она хихикнула: – я не моя мать, я тебя донимать не буду. Мне, в общем-то, не так важно знать кто ты и что ты. Но сама понимаешь, ты ведь его старше, с чего к нему такой интерес?

Я зажмурилась. На самом деле ответов было достаточно, емкого не было. Вот что б одно слово – и все понятно. Не хотелось объяснять малознакомому человеку все нюансы нашего общения.

– Он – хороший друг. – Спустя паузу ответила я. Судя по ее реакции, удивления не было.

– Да, он клевый. Ты знаешь, я его обожаю. Хотя детей не люблю.

Психолог и детей не любит? Вот это да. Мне казалось, они только с «великовозрастными детьми» и работают.

– Удивлена? – Продолжила она, пристально вглядываясь в мое лицо. Вот теперь я узнала, что у них как минимум одна общая черта – пытаться читать меня как открытую книгу, и ведь получается же. Вероятно, Артур этому набрался именно от нее.

– Н-наверное. Я не знаю всех подводных камней.

Она махнула рукой: – У нас всякие разные учатся, каждый краше другого. Почти все людей ненавидят. Вот и идут по этой профессии.

Я хмыкнула: – У меня есть такой одноклассник. Думаю, ему путь заказан к вам.

– Главное чтобы Артурка туда не совался. Нечего ему там делать. Да и тут, если честно тоже. Ему тут нравится. Да, сама удивлена. Знаешь, он тут первое лето проводит. Брат, когда его сюда запихнул, надеялся, что тот научится смирению, а ему хоть бы хны.

Смирению? Неужели он и среди родных бывает язвительным?

– Значит, не Артур должен учиться, а…

Я застопорилась, понимая, что говорю что-то неуместное.

– … А отцу? – Продолжила Марина мою мысль, не скрывая широкой улыбки. – Ты знаешь, да. Ты права. Да и маме и бабушке тоже, на худой конец. Кому угодно, только не ему. Сама бы у него поучилась, да только уроков пока не дает.

Она говорила с игривой интонацией, поэтому напряжение между нами постепенно спадало. Я даже улыбнулась уголком рта, дабы она поняла, что я оценила ее шутку.

– Ты хочешь узнать, не нанесу ли я ему вред? – Я решила спросить это в лоб. Хуже не будет.

– И это тоже. Знаешь, вы похожи. Оба понимаете больше, чем говорите. Впрочем, ты и не сможешь причинить ему никакого вреда.

– Он слишком взрослый для этого.

Она раскрыла глаза в удивлении: – Вот как…

– Я… что-то не то сказала?

Она застопорилась, но не переставала бродить глазами по мне. Не так как «Мышка». Та делала это специально, от презрения. Марина же была легка на подъем, как и ее племянник.

– Нет, просто поняла чуть больше, чем ожидала.

Я не стала расспрашивать, о чем конкретно идет речь. Не уверена, что хочу знать ответ на этот вопрос.

– Что ж, с этой частью мы разобрались. Дружите, препятствовать вам и не думала. – Будто с моих плеч упал груз, настолько сейчас все стало легко. – Меня другое интересует. Он попросил меня поговорить с тобой. Если захочешь, конечно.

Я тяжело вздохнула: – Да, конечно…

– Я тебя могу выслушать. Не как друг друга, конечно. С профессиональной точки зрения. Ну, знаешь, я могу с тобой поговорить, а ты мне потом с исследованиями поможешь. – Я вопросительно прищурила глаза. – Не обращай внимания. Учебное. У нас много всякой писанины.

Я пожала плечами. Мне, в общем-то, уже все равно, здесь и так все про всех знают. Рано или поздно мама узнает об Артуре, никаких сомнений, но вот вбить ей в голову, что она слишком строга ко мне – задача непосильная.

– Я не уверена, что могу рассказать об этом.

– Это останется только между нами. Даже Артур не будет знать об этом. Даю слово.

– Нет, я… я доверяю тебе… почему-то… – Та сдержала смех, мне этот жест не понравился, но не подала виду. Я продолжила: – Я не уверена, что ты можешь понять меня.

Она пожала плечами. – Могу и не понять, а может, и могу понять. Хочешь шутку про лампочку?

– А?

– Сколько нужно психологов чтобы поменять лампочку?

В моей голове сквозило от непонимания ситуации. Какая шутка, к чему это… Она мне язык заговаривает?

– Я… не знаю.

– Один! Если лампочка готова поменяться.

Я стояла в недоумении, а она залилась таким же раскатистым хохотом, каким подбадривал меня Артур.

– Даже если лампочку усиленно опекает другая лампочка?

– Эта лампочка побольше?

– Эта лампочка – ее мать

– Хм… – Мы сделали паузу, пока Марина что-то обдумывала. – Ты пыталась поговорить с ней об этом?

– С ней невозможно разговаривать. Если она и слушает, то точно не слышит. Я как Дон Кихот, который пытается атаковать ветряную мельницу, воображая ее драконом. Что толку драться с тем, кто стоит на месте и просто перемалывает зерно. Я ей слово – она мне два в ответ.

– Какова ее мотивация?

– Если б я знала. Иногда мне кажется, что ей просто приятно держать меня на коротком поводке. Просто ей нравится быть строгой как со мной, так и с другими.

– Она понимает, что вставляет тебе палки в колеса?

– Абсолютно точно – нет. Я думаю, она не знает, что своими наставлениями причиняет мне боль.

– Почему ты думаешь, что она не знает?

И тут я оступилась. Я хотела что-то сказать, но поздно поняла, что ответить-то мне и нечего. Потому стояла в нерешительности, открыв рот. Мои руки невольно задрожали. Довольно долгое время я считала свою мать «слепой и глухой» по отношению ко всем.

– Думала, – спустя некоторое время решилась я: – … теперь, не уверена в этом.

Она учтиво кивнула.

– Она никогда не спрашивала тебя, ну, например: «Доченька, а почему ты со мной не разговариваешь?» Или: «Что у тебя произошло?» Вообще как-нибудь реагирует на твое самочувствие?

Я отрицательно покачала головой.

Ей никогда не было интересно мое состояние. Бывало, я болела, она приносила мне таблетки. Иногда, я показывала ей связанные вещи, она просто одобрительно кивала. Когда я приходила со школы в слезах, ее единственной реакцией было: «Не реви, без тебя тошно». Ей было важно одно: я должна быть у нее на виду и делать то, что она прикажет.

– Как думаешь, ты достаточно хороша для нее?

Мое сердце замерло от этого вопроса: – Ч… Что?

– Ты – не то, чего она ожидает, не так ли? Ты недостаточно удобная дочь? Ты уже не маленькая девочка, и тебя теперь не воспитаешь под себя. Да и возраст какой, пора с мальчиками гулять. Какой тут контроль? Того и глядишь, не те мысли тебе внушат. Она-то женщина взрослая, мудрая, многое повидала. Ты – молодая, цветущая. Ты уверена, что не знаешь ее мотивации?

На глазах выступили слезы, но я их быстро смахнула. Тело предательски тряслось.

– Достаточно…

Она глубоко вздохнула.

– Извини, я сильно разошлась, да?

– Нет… – Я кое-как, сквозь беспокойство, сумела выдавить из себя слова. – Все верно…

– Слушай, я все-таки не профессионал. Да и мне стыдно, что я довела тебя до этого, так что…

– Ты довела меня до правильных мыслей. – Твердо сказала я.

– Хорошо… знаешь, мой парень вечно говорит мне, что я заносчивая. Думаю, в каком-то смысле он прав. – Она еще раз кивнула. – Если захочешь еще поговорить – кликни в звонок. Моя маман строгая, но я объясню, что ты моя клиентка. Да и Артурка будет рад.

Я покивала.

– Спасибо. Я должна подумать над сказанным. И кстати… – Сказала я, когда мы уже попрощались: – Артур не любит, когда его называют ласковыми прозвищами.