Война с тёщей

– Получается плохо, – признается он. – Но процесс успокаивает.

– А что рисуете?

– Виды из окна, деревья в парке. Преподаватель говорит, что у меня нет чувства перспективы, но зато есть терпение.

Я представляю его с кисточкой в руках, серьезно выводящего ветки дерева, и мне становится тепло. Мужчина, который не стесняется признаться, что у него что-то плохо получается.

– А вы никогда не пробовали творчество? – спрашивает он.

– В школе писала стихи. Ужасные. Про любовь и осень.

– А сейчас?

– Сейчас редактирую чужие тексты. Это тоже творчество, но более безопасное. Испортить можно только чужое произведение.

– Или улучшить.

– Или улучшить, да.

К шести вечера становится прохладно, и мы решаем заканчивать прогулку. Дмитрий провожает меня до метро, потом говорит:

– Я провожу вас до дома.

– Не обязательно…

– Хочу.

Мы едем в метро, почти не разговаривая, но молчание не напрягает. Я чувствую себя странно расслабленно. Как будто прошла какой-то экзамен и получила хорошую оценку.

У моего подъезда он останавливается.

– Спасибо за сегодня, – говорит он. – Мне было очень хорошо.

– Мне тоже.

Мы стоим рядом, и я вдруг понимаю, что сейчас он меня поцелует. И я этого хочу.

Он наклоняется ко мне медленно, давая возможность отстраниться. Но я не отстраняюсь. Его губы касаются моих осторожно, почти робко. Поцелуй мягкий, теплый, без требований и напора. Просто касание, которое говорит "мне хорошо с тобой".

Когда мы отстраняемся, я чувствую не жар страсти, а что-то более спокойное и надежное. Безопасность.

– Спокойной ночи, Анна, – говорит он тихо.

– Спокойной ночи, Дмитрий.

Он уходит, а я поднимаюсь домой. В лифте смотрю на свое отражение в зеркале – щеки слегка розовые, глаза блестят. Выгляжу как женщина, которая хорошо провела время.

Дома снимаю куртку, ставлю чайник и сажусь на диван с телефоном. Пролистываю фотографии дня – несколько снимков из парка, которые сделала для себя. Осенние деревья, дорожки, скамейка, где мы сидели.

Телефон вибрирует. Сообщение от Дмитрия.

"Спасибо за вечер. Я очень рад, что мы встретились."

Я смотрю на экран и чувствую, как по спине пробегает холодок. Не от страсти – от страха.

Простое сообщение. Честное. Без игр, без попыток произвести впечатление, без намеков на продолжение. Просто "спасибо" и "рад".

Слишком правильно. Слишком просто. Слишком хорошо.

Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку дивана. Сегодня был прекрасный день. Мужчина, который оказался именно таким, каким показался с первого взгляда. Никаких сюрпризов, никаких красных флагов, никаких тревожных звонков.

И это самое страшное, что могло случиться.

Потому что в моем опыте так не бывает.

Глава 3

Анна

Три недели с Дмитрием проходят как сон. Хороший сон, из которого не хочется просыпаться.

Он появляется в моей жизни мягко, но настойчиво. Не штурмует оборону, а просто каждый день становится ее частью. Звонит утром, желает хорошего дня. Пишет днем – не длинные послания, а короткие заметки: "Увидел смешную собаку, она вам бы понравилась" или "В книжном магазине новая Донцова, если интересно".

Я жду этих сообщений. Это приходит неожиданно – я сижу на работе, редактирую очередные мемуары про "трудовые будни завода", и вдруг ловлю себя на том, что поглядываю на телефон. А когда экран загорается его именем, внутри расцветает глупая улыбка.

Мы встречаемся каждые два-три дня. Не по расписанию, а когда хочется. Он не требует отчетов о том, где я была и с кем. Не обижается, когда я говорю, что устала и хочу остаться дома. Просто спрашивает: "Может, заеду ненадолго? Принесу китайскую еду."

И я говорю "да", потому что его присутствие не утомляет. Он может молчать, читая книгу в кресле, пока я работаю за компьютером. Может убрать посуду, не спрашивая разрешения. Может просто быть рядом, и это не давит, а согревает.

– Ты меняешься, – говорит Света, когда мы встречаемся в кафе возле моего дома. – Похорошела.

– Просто хорошо сплю, – отвечаю я, размешивая сахар в капучино.

– Ага. И поэтому светишься как лампочка? – Она смотрит на меня с подозрением. – Все у вас серьезно?

– Не знаю что такое "серьезно". Мы просто… хорошо проводим время.

– Спите вместе?

– Света!

– Что "Света"? Нормальный вопрос. Уже месяц встречаетесь.

– Не месяц. Три недели.

– О боже, какая разница! Анька, ты взрослая женщина, а ведешь себя как школьница. Что происходит? Он импотент?

Я смеюсь, но чувствую, как краснеют щеки.

– Он не импотент. Просто… не торопится. И я тоже.

– Не торопится? – Света выгляжает так, будто я рассказала ей о встрече с инопланетянами. – Анька, мужчины всегда торопятся. Это у них в крови. Если не торопится, значит…

– Значит, что?

– Значит, либо ты ему не нравишься физически, либо у него кто-то есть.

– Или значит, что он просто воспитанный.

– Воспитанные мужчины – миф. Как я уже говорила.

Но я знаю, что это не так. Дмитрий не импотент и не холодный. Когда он целует меня на прощание, я чувствую, как напрягается его тело. Когда мы сидим рядом на диване, он кладет руку мне на плечо, и от этого прикосновения по коже бегут мурашки. Просто он не пытается меня торопить. Дает время привыкнуть, освоиться.

И это волшебно. После брака, где каждое мое "не сейчас" воспринималось как личное оскорбление, такая деликатность кажется чудом.

На выходных он помогает мне повесить полку в спальне. Приезжает с дрелью и шурупами, как будто помочь в хозяйстве – это нормально для мужчины, который встречается с женщиной всего три недели.

– Вы уверены, что она тут нужна? – спрашивает он, прицеливаясь дрелью.

– Нужна. Под книги.

– А если делать вот здесь? – Он показывает место чуть левее. – Будет ровно между окнами.

Мы обсуждаем расположение полки полчаса, как будто планируем архитектуру собора. Я стою рядом, подаю инструменты и думаю о том, как странно видеть чужого мужчину в своей спальне, занятого чем-то полезным. Мой бывший муж считал, что домашние дела – это женская обязанность. "У меня работа тяжелая, хочу дома отдыхать, а не дрелью махать."

– Готово, – объявляет Дмитрий, отступая и оценивая результат. – Попробуйте поставить что-нибудь.

Я ставлю на полку несколько книг. Держится крепко.

– Спасибо. Сколько я вам должна?

Он смотрит на меня так, будто я сказала что-то странное.

– За что?

– За работу. За шурупы.

– Анна, я же не слесарь по вызову. Просто хотел помочь.

И снова это слово – "просто". Просто хотел помочь. Не за деньги, не в обмен на что-то, не чтобы показать, какой он хозяйственный. Просто потому, что я сказала, что мне нужна полка.

Вечером я готовлю ужин – курицу с овощами, его любимое блюдо, как выяснилось на прошлой неделе. Он сидит на кухне, рассказывает про работу. У него проблемы с заказчиками – они хотят изменить проект в последний момент.

– Представляете, просят убрать детскую площадку, чтобы сделать дополнительные парковочные места, – говорит он, очищая морковь для салата. – Мол, детей в районе мало, а машин много.

– И что будете делать?

– Буду спорить. Детская площадка – это важно. Без нее двор превратится в парковку.

Мне нравится, что он переживает за детскую площадку. Что для него важны не только деньги, но и то, как будут жить люди в его домах.

– А если заказчики будут настаивать?

– Тогда найдем компромисс. Может, сделаем площадку меньше, но оставим.

Мы готовим вместе, и это так естественно, будто мы живем вместе уже годы. Он знает, где у меня соль, я знаю, что он любит погорячее. Мы не мешаем друг другу, двигаемся синхронно.

– Хорошая у вас кухня, – говорит он, накрывая на стол. – Удобная.

– Когда покупала квартиру, это было главным требованием. Остальное можно переделать, а кухню сложно.

– Мудро. У меня кухня – как шкаф. Готовить там неудобно.

– А где вы обычно едите?

– Заказываю или покупаю готовое. – Он пожимает плечами. – Холостяцкий быт.

Слово "холостяцкий" режет слух. Не потому, что плохое, а потому, что напоминает: мы пока чужие люди. У каждого своя квартира, своя жизнь, свои привычки. Мы только встречаемся.

Но когда он моет посуду после ужина, не спрашивая, нужна ли помощь, это чувство отчужденности исчезает.

– Не обязательно, – говорю я.

– Хочу. Привык убирать за собой.

Он стоит у раковины в моих желтых резиновых перчатках – картина одновременно трогательная и смешная. Мужчина в хорошем свитере моет мою посуду в перчатках с рисунком уточек.

– Красивые перчатки, – замечает он, поймав мой взгляд.

– Подарок от подруги. У нее специфическое чувство юмора.

– У хорошего друга должно быть специфическое чувство юмора.

Я сижу за столом, пью чай и смотрю на него. Три недели назад он был незнакомцем. Сейчас он стоит на моей кухне в смешных перчатках и чувствует себя как дома. И я чувствую себя с ним как дома.

Когда посуда вымыта, мы переходим в гостиную. Включаем фильм – что-то легкое про любовь в Париже. Сидим на диване, он обнимает меня за плечи, я прижимаюсь к его боку. Пахнет его одеколоном и моим шампунем – запахи смешались, стали общими.

В середине фильма звонит его телефон. На экране высвечивается "Мама".

– Извините, – говорит он, – это мама.

Он встает и выходит в прихожую. Я слышу, как он отвечает:

– Да, мама, слушаю.

И потом его голос меняется. Становится другим – оправдывающимся, виноватым. Тон, которым отвечают провинившиеся школьники.

– Да, мама… Нет, не поздно… Да, я поел… Нет, дома…

Я не слышу слов матери, но чувствую его напряжение даже через стену. Он говорит тише, быстрее, как будто хочет поскорее закончить разговор.

– Да, обязательно… Завтра позвоню… Конечно, мама…

Разговор длится минут пять, но мне кажется – вечность. Я сижу на диване, смотрю на экран, где красивые французы объясняются в любви, и чувствую, как что-то внутри сжимается.

Дмитрий возвращается, и на его лице тень раздражения, которую он пытается скрыть. Садится рядом, но прежней легкости уже нет.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

– Да, все нормально. – Он берет меня за руку, но пальцы напряжены. – Мама просто волнуется.

– О чем?

– Да так, по мелочам. Спрашивает, поел ли, где был.

В его голосе слышится что-то такое, что заставляет меня насторожиться. Не раздражение – скорее усталость. Как будто этот разговор был не первым и не последним.

– А… часто звонит?

– Каждый день. Иногда несколько раз. – Он пожимает плечами, делая вид, что это нормально. – Привыкла контролировать.

Слово "контролировать" повисает в воздухе. Я смотрю на экран, где французская героиня целуется с возлюбленным под дождем, и думаю о том, что мужчине тридцати восьми лет каждый день звонит мама и спрашивает, поел ли он.

– А что она хотела сейчас?

– Напомнить, что завтра нужно купить лекарства для отца. – Дмитрий трет переносицу. – Она составляет список и проверяет, все ли я помню.

– А… отец не может сам?

– Может. Но мама считает, что я должен за ним следить.

"Должен." Еще одно слово, которое режет слух.

Мы досматриваем фильм молча. Дмитрий держит меня за руку, но я чувствую, что он мысленно где-то далеко. Думает о списке лекарств, о завтрашнем звонке, о том, что мама "просто волнуется".

Когда фильм заканчивается, он смотрит на часы.

– Мне, наверное, пора. Завтра рано вставать.

– Конечно.

Мы встаем, он одевается. Я провожаю его до двери. Он целует меня на прощание – тот же нежный поцелуй, что и всегда, но теперь в нем чувствуется некоторая рассеянность.

– Спокойной ночи, Анна.

– Спокойной ночи.

Дверь закрывается, я остаюсь одна. Квартира кажется слишком тихой после его ухода. Я убираю чашки, выключаю телевизор, иду в ванную умываться.

Смотрю на себя в зеркало. Три недели счастья отразились на лице – кожа свежее, глаза ярче. Я привыкла быть счастливой. Привыкла ждать его звонков, планировать встречи, засыпать с улыбкой.

Но сейчас что-то не так.

Ложусь в постель, но сон не идет. В голове крутится его разговор с матерью. Тон голоса, которым он отвечал. Виноватый, оправдывающийся тон взрослого мужчины, который отчитывается перед мамой.

И вдруг меня накрывает воспоминание.

Мой бывший муж тоже так разговаривал со своей матерью. Тем же тоном – виноватым, торопливым, как школьник, который не выучил урок. "Да, мама… Конечно, мама… Обязательно сделаю…"

Сначала мне это казалось трогательным. Мужчина, который любит свою мать, заботится о ней. Но потом стало понятно, что "любовь" и "забота" – это эвфемизмы. На самом деле это был страх. Страх ее недовольства, ее упреков, ее слез.

И когда мы поженились, выяснилось, что мнение мамы важнее мнения жены. Что если мама сказала "надо", то надо, даже если жена против. Что семья – это не мы с ним, а он с мамой, а я – приложение.

Я переворачиваюсь на другой бок, зарываюсь лицом в подушку. Говорю себе, что это глупости. Что Дмитрий не мой бывший муж. Что один телефонный разговор ничего не значит.

Но внутри все сжимается от знакомого страха.

Неужели я снова наступаю на те же грабли?

Глава 4

Анна

– А давайте съездим к моим родителям на выходных? – предлагает Дмитрий в четверг вечером.

Мы сидим в кафе возле моего дома, делим тирамису на двоих. Неделя после того телефонного звонка прошла спокойно – никаких странных разговоров с мамой, никаких тревожных сигналов. Я почти убедила себя, что мои страхи беспочвенны.

– К родителям? – переспрашиваю я, откладывая ложку.

– Да. Мама очень хочет с вами познакомиться. Все спрашивает, когда я вас привезу.

В его голосе звучит такое воодушевление, что мое сердце сжимается. Он действительно хочет меня познакомить с семьей. Это важный шаг, и он делает его с радостью.

– А что она обо мне знает?

– Что вы умная, красивая и замечательная. – Он улыбается. – И что я очень счастлив.

– Больше ничего?

– А что еще нужно знать?

Про развод, думаю я. Про то, что я уже один раз не справилась с ролью жены. Про то, что в тридцать четыре года у меня нет детей и не очень понятно, будут ли. Но вслух говорю:

– Хорошо. Съездим.

– Отлично! – Дмитрий сияет, как ребенок, которому разрешили пойти в цирк. – Мама будет в восторге. Она уже планирует меню.

В субботу утром он приезжает за мной на машине. Я выбрала наряд тщательно – не слишком нарядно, но и не слишком просто. Темно-синее платье, небольшие серьги, минимум косметики. Образ "хорошей девочки из приличной семьи".

– Выглядите замечательно, – говорит Дмитрий, помогая мне сесть в машину.

– Не переборщила?

– Идеально. Мама любит, когда люди одеваются со вкусом.

Мама "любит". Первая зацепка для беспокойства. Я смотрю в окно на проплывающие московские пейзажи и думаю о том, что сейчас узнаю, какая она – женщина, которая каждый день звонит взрослому сыну.

– А ваши родители… они дружная семья? – спрашиваю осторожно.

– Да, очень. Мама – душа компании, папа – тихоня. Она за всех решает, он соглашается. Классическая схема.

Он говорит это так легко, будто не понимает, что только что описал семью, где один человек командует, а второй подчиняется. Или понимает, но считает это нормальным.

– А вы на кого больше похожи?

– Наверное, на папу. Мама всегда говорит, что я слишком мягкий. – Он смеется. – "Димочка, тебя все используют, а ты даже не замечаешь".

"Димочка." Взрослый мужчина, архитектор, владелец собственной квартиры – Димочка.

Дача находится в Подмосковье, в дачном поселке, где все дома выглядят одинаково ухоженными. Мы въезжаем на участок с аккуратным газоном и клумбами. Возле дома – черная "Лада Веста", очевидно, машина его отца.

– Приехали, – объявляет Дмитрий, паркуясь рядом. – Не волнуйтесь, они вас полюбят.

Меня встречают на крыльце. Первой выходит женщина лет шестидесяти – высокая, стройная, с аккуратной укладкой и ярким макияжем. На ней элегантное платье и туфли на небольшом каблуке. Выглядит так, будто собиралась в театр, а не встречать гостей на даче.

– Димочка! – Она обнимает сына, и я замечаю, как он слегка напрягается. – И это наша Анечка!

Она поворачивается ко мне с широкой улыбкой. Глаза голубые, острые, изучающие. Секунду она меня оценивает – с головы до ног, быстро, но внимательно. Потом улыбка становится еще шире.

– Какая красивая! Димочка не преувеличивал. – Она обнимает меня, и я чувствую запах дорогих духов и лака для волос. – Галина Ивановна, очень приятно.

– Анна. Спасибо, что пригласили.

– Что вы, дорогая! Мы так долго ждали знакомства. Проходите, проходите, не будем на крыльце стоять.

За ней появляется мужчина – невысокий, с добрым лицом и усталыми глазами. Андрей Петрович, отец Дмитрия. Он молча пожимает мне руку и улыбается.

– Папа стесняется, – объясняет Галина Ивановна. – Он у нас тихоня. Зато готовит замечательно! Сегодня он для вас свои фирменные котлеты сделал.

Мы заходим в дом. Все очень чисто, уютно, с хорошим вкусом. На стенах – семейные фотографии, на полках – книги и сувениры из путешествий. Типичный дом семьи среднего класса, где привыкли принимать гостей.

– Присаживайтесь, Анечка, – Галина Ивановна указывает на диван. – Как доехали? Димочка аккуратно вел? Он у нас водитель осторожный, но иногда рассеянный.

– Все хорошо, спасибо.

– Отлично. А где работаете, дорогая?

Я рассказываю про издательство, про свою работу. Галина Ивановна слушает внимательно, задает вопросы. На первый взгляд – обычная заботливая мать, которая интересуется жизнью подруги сына.

– Как интересно! Издательство! – восклицает она. – Значит, с умными людьми общаетесь, с писателями. А книги какие издаете?

– Разные. Мемуары, корпоративные издания…

– Мемуары! – Галина Ивановна всплескивает руками. – Андрей Петрович, слышишь? Анечка мемуары издает. Может, и твои когда-нибудь опубликует.

Андрей Петрович смущенно машет рукой.

– Да какие у меня мемуары… Жизнь обычная.

– Что вы, папа, – вмешивается Дмитрий. – У вас столько интересных историй.

– Мужчины всегда принижают свои достижения, – говорит Галина Ивановна, и в ее голосе слышится легкая снисходительность. – А женщины, наоборот, любят преувеличивать.

Я не понимаю, это комплимент или упрек, поэтому просто улыбаюсь.

– Ну что, пойдемте обедать, – предлагает она. – Стол накрыт.

Мы переходим в столовую. Стол действительно накрыт – красивая скатерть, хорошая посуда, цветы в вазе. Все выглядит торжественно, как на празднике.

– Какая красота, – говорю я искренне.

– Мелочи, дорогая. – Галина Ивановна машет рукой, но довольна. – Я люблю, когда в доме красиво. Димочка это в меня пошел – чувство прекрасного.

Мы садимся за стол. Блюда действительно вкусные – котлеты, салаты, домашний хлеб. Андрей Петрович наливает вино, Галина Ивановна раскладывает еду.

– А семья у вас большая, Анечка? – спрашивает она, передавая мне тарелку с салатом.

– Нет, родители живут в Туле. Больше никого.

– В Туле! Замечательный город. А чем занимаются?

– Папа – инженер на заводе, мама – учительница.

– Учительница! – Галина Ивановна кивает одобрительно. – Благородная профессия. Значит, вас хорошо воспитали.

В ее тоне слышится что-то, что меня настораживает. Не то чтобы ирония, но какая-то оценочность. Как будто она ставит мне балл за правильные ответы.

– А замужем были? – продолжает она, отправляя в рот кусочек котлеты.

– Мама… – начинает Дмитрий, но она его останавливает жестом.

– Что "мама"? Нормальный вопрос. Мы же знакомимся.

– Была, – отвечаю я. – Развелась полгода назад.

– Ах, вот оно что. – Галина Ивановна кивает, будто получила подтверждение чего-то, что уже знала. – А детей нет?

– Нет.

– Понятно. Ну что ж, бывает. Главное – вовремя остановиться, если отношения не складываются.

Фраза звучит поддерживающе, но я чувствую в ней что-то еще. Намек на то, что если один брак не сложился, то и второй может не сложиться тоже.

– Анна замечательно готовит, – говорит Дмитрий, явно пытаясь сменить тему.

– Правда? – Галина Ивановна поворачивается ко мне с интересом. – А что любите готовить?

– Простые блюда. Мясо, овощи, иногда что-то посложнее.

– А выпечка? Димочка обожает шарлотку. Я ему с детства пеку.

– Пробовала, но не очень получается.

– Ничего, научитесь. – Она улыбается, но в улыбке есть что-то покровительственное. – Главное – желание. А рецепт я вам дам.

Обед продолжается в том же духе. Галина Ивановна задает вопросы, я отвечаю, она кивает и оценивает. Дмитрий время от времени пытается направить разговор в другое русло, но мать искусно возвращает его в нужное ей направление.

– А где познакомились? – спрашивает она, когда мы переходим к десерту.

– На дне рождения общей знакомой, – отвечает Дмитрий.

– Как романтично! А я думала, через интернет. Сейчас многие так знакомятся. – Она смотрит на меня. – Но вы, видно, девушка традиционная.

Опять эта оценочность. Я начинаю понимать, что каждое ее слово – это маленькая проверка. Она составляет мой портрет по кусочкам.

– А какое у вас платье красивое! – продолжает она. – Простенькое, но со вкусом. Сразу видно интеллигентного человека, а не этих… фиф.

Слово "простенькое" режет слух. Не "красивое", не "элегантное" – простенькое. Как будто она извиняется за то, что сделала комплимент.

– Спасибо, – говорю я, чувствуя, как сжимаются кулаки под столом.

– А где покупаете одежду? – спрашивает она с невинным видом.

– В разных местах. "Зара", "Манго"…

– Ах, масс-маркет. – Она кивает понимающе. – Практично. А я Димочке всегда говорю: лучше купить одну хорошую вещь, чем десять дешевых. Качество – это основа.

Еще один укол. Она не сказала прямо, что мое платье дешевое, но намек прозвучал ясно.

– Мама, не все могут позволить себе дорогие вещи, – говорит Дмитрий.

– Конечно, сынок. Я же не осуждаю. – Галина Ивановна улыбается мне. – Анечка молодец, что умеет находить красивые вещи за разумные деньги.

Я чувствую себя как под микроскопом. Каждое мое слово анализируется, каждый жест оценивается. И самое страшное – Дмитрий этого не видит. Для него мать просто знакомится с его девушкой.

– А вы так хорошо готовите! – говорю я Андрею Петровичу, пытаясь отвлечь внимание от себя.

– Спасибо, – отвечает он тихо. – Люблю возиться на кухне.

– Андрей Петрович у нас настоящий повар, – говорит Галина Ивановна. – Правда, только дома. На людях стесняется показать свои таланты.

В ее голосе слышится легкая насмешка. Как будто увлечение мужа готовкой – это что-то несерьезное, детская забава.

– А у вас есть хобби, Анечка? – продолжает она.

– Читаю, хожу в театр…

– Театр! Замечательно. А в какой последний раз были?

Я называю спектакль, который смотрела месяц назад. Галина Ивановна кивает одобрительно.

– Хороший спектакль. Мы с Димочкой тоже смотрели. Правда, Димочка, помнишь?

– Помню, мама.

– А еще мы с Димочкой каждую неделю ходим на выставки. У него прекрасный вкус, он в меня пошел. А с Леночкой, его бывшей девушкой, мы тоже культурно проводили время. Она такая была образованная, эрудированная…

Вот оно. Наконец-то прозвучало имя бывшей. Леночка. Образованная и эрудированная.

– Мама, – говорит Дмитрий с легким раздражением.

– Что? – Галина Ивановна делает невинные глаза. – Я же не плохое сказала. Лена хорошая девочка была. Жаль, что у вас не сложилось.

Она смотрит на меня, и в ее взгляде я читаю ясное послание: "Вот какой была его бывшая. Образованная, эрудированная, ходила с нами в театры. А ты кто такая?"

– Леночка сейчас в Америке работает, – продолжает она. – В крупной компании. Успешная очень. И замуж удачно вышла.

"В отличие от тебя, разведенки," – подразумевается.

– Мама, хватит, – говорит Дмитрий уже жестче.

– Да что ты, сынок. Анечке же интересно про твоих друзей узнать. – Галина Ивановна улыбается мне. – Димочка у меня застенчивый, не любит рассказывать о прошлом. А я считаю, что секретов быть не должно.

Десерт съеден, кофе выпит. Галина Ивановна предлагает прогуляться по саду. Мы выходим на участок, она показывает клумбы, рассказывает про растения. Андрей Петрович идет молча, Дмитрий слушает мать и время от времени кивает.

– А у вас есть дача, Анечка? – спрашивает Галина Ивановна, останавливаясь возле розовых кустов.

– Нет.

– Жаль. Дача – это так важно для семьи. Место, где можно отдохнуть от городской суеты, побыть вместе. Мы с Андреем Петровичем всю жизнь здесь проводим выходные. А Димочка с детства сюда приезжает.