Верона

Во-первых, каждого совершеннолетнего беженца закрепляли за его рабочим местом. Существовала общая база беженцев, и при желании любой работодатель мог связаться с распределительным отделом и узнать, не сбежал ли его работник с предыдущего места работы. В случае побега на беглеца налагался большой штраф и запрет на выезд. За рецидивы – тюремное заключение.

Во-вторых, в сети рабочих городков циркулировала валюта, отличная от основной валюты страны. Это делало выживание на чужой территории как минимум неудобным. «Рабочая» валюта называлась никелем.

В-третьих, идентификаторы столичного жителя и беженца – они ранее назывались паспортами, в корне отличались. Вычислить «бегуна» было не так-то сложно. Беглец, решаясь на столь кардинальный шаг, был вынужден только прибиваться к криминальным группировкам, чтобы хоть как-то выжить. Ну, или выживать в одиночку – только не у всех имелись яйца для этого.

В целом, бежать в крупный город кроме как ради криминальной жизни, смысла не было. На работу не возьмут, покушать и переночевать – у тебя в кармане звенят никому не нужные никели. Еще кто заметит – сдаст с потрохами, желая заслужить плюшки от начальства или органов…

План звучал красиво. Придраться тоже было не к чему. Хочешь выжить? Соблюдай условия страны, в которых ты оказался. В целом, все выглядело не так уж плохо: первые два года беженцы получали пособия и регулярную материальную помощь в виде одежды, медикаментов, простенького, но отдельного жилья. Затем неподалеку от Вероны открыли месторождение угля, а это значило очень много! Во-первых, уголь – это энергия, что в мире на пороге энергетического кризиса звучало как весомый аргумент. Во-вторых, Верона была обеспечена сотнями, а то и тысячами новых рабочих мест, что позволяло расширить границы и открыть новые квоты для беженцев. От этого выиграли все.

Оставалось только защитить ставшие лакомыми для недружественных соседей территории, но это СТОБР прекрасно умел и ранее доказал десятками успешных военных кампаний. Пока на Верону никто не покушался.

Найд, как и многие жители Вероны, работал на шахте. Шахта была основной сферой деятельности городка. С момента открытия месторождения все крутилось вокруг добычи угля. Потерять работу для беженца было катастрофой: в базе в твоей карточке всегда будет запись о каком-либо твоем проступке, послужившем причиной увольнения. Именно поэтому Найд так боялся идти на ковер. Но знал – его вызовут.

Они с Рамисом спустились на первый этаж и, по пути к проходной их остановил охранник.

– Найд Хаглоу? – сухо спросил он.

– Я, – со вздохом отозвался Найд.

– Безопасник тебя к себе требует. Только что звонил. Кабинет 301.

Найд взглянул на Рамиса, тот сжал ладонь в кулак и притворно нахмурился, словно призывая друга крепиться. Найд попросил подождать его где-то поблизости и на ватных ногах зашагал обратно к лифту.

Кир Баксон сидел за столом на облезлом кресле с колесиками. Увидев Найда в дверном проеме, сухо кивнул на стоящий перед столом табурет.

– Присаживайтесь.

Он изучал какие-то бумаги, хмурясь. Баксон был обрюзгшим, лысеющим мужчиной за 50, и от него постоянно воняло потом. Он носил засаленные рубашки и любил расстегивать их чуть ли не до пупка, оголяя волосатую грудь.

Найд отодвинул табурет, сел на самый краешек. Напрягся. Ожидание добавляло нервозности.

Безопасник пододвинул к Найду листочек, который до этого читал, и простую шариковую ручку.

– Распишитесь.

Стараясь не выдать себя дрожью в руках, Найд пододвинул документ ближе к себе и не сдержал возмущенного выкатывания глаз.

«Объяснительная. Я, Найд Хаглоу, 25 июля 2070 года в 11:37 находился на смене в шахте Верона-1 в составе 15-ой бригады. В момент обрушения свода шахты я работал на участке 23-А, а именно: производил управление угледобывающим комбайном. По невнимательности я совершил ошибку и направил резец комбайна на неукрепленную область, в результате чего последовал обвал породы и поломка комбайна»

Найд от такой наглости хмыкнул и вернул бумагу на стол. Это была даже не объяснительная, а признательная. Из которой ясно следовало, что ему придется забесплатно отрабатывать как минимум несколько смен, а как максимум – из его зарплаты вычтут стоимость ремонта комбайна. Хотя, есть вероятность, что одного оклада даже не хватит…

– Ну? – непонимающе уставился безопасник на Найда, – дату, подпись ставьте.

– Нет, – твердо сказал Найд и даже удивился, насколько решительно это вышло.

– Что?

– Я не буду это подписывать.

Баксон начал медленно багроветь. Он расстегнул еще одну пуговицу на своей рубашке и встал с кресла, опираясь на стол и нависая над Найдом.

– Вы, похоже, не понимаете. Это ваш шанс выйти с минимальными потерями. Или вы хотите, чтобы мы провели проверку? Я в объяснительной еще не написал про две сломанные гидравлические опоры! Вы представляете себе их стоимость? Но я пожалел вас! А вот после проверки мне уже не удастся вас отмазать… Либо вы влетите на огромный штраф, либо вас уволят за непростительную халатность. Зря вы так не цените свою работу, Найд. На место шахтера стоит очередь из кандидатов.

– Ну да, ну да, – еле слышно усмехнулся себе под нос Найд.

Кир Баксон поджал губы, как будто ему нанесли личное оскорбление.

– Вы зря смеетесь, очень зря, – продолжал он, нажимая какую-то кнопку на стационарном телефоне, – у меня есть свидетели вашего халатного поведения.

– Да? – изумился Найд, понимая, что переигрывает, – Кто же?

– Я не имею права говорить.

– Да нет же, пусть повторят еще раз при мне. Хоть буду знать, с кем бок о бок работаю.

В кабинет бойко вошла Мила, помощница безопасника и оценивающе взглянула на Найда. Он чуть не свернул голову, не в силах оторвать взгляда от ее длинных ног. Короткая юбка только подчеркивала это.

– Мила, будем оформлять проверку сейчас, – буркнул Баксон.

Девушка понятливо кивнула и подошла ближе к начальнику, остановившись за его спиной.

«Он же просто меня запугивает! Или нет? А даже если нет? Что с того?»

Все внутри Найда вопило о том, что как бы он ни старался, сухим из воды не выйдет. Если бы он сразу был более покладистым и подписал объяснительную, отделался бы легким штрафом. А теперь безопасник его не простит. Хотя…

Внутри Найда уже давно что-то подкипало.

– Я даже настаиваю на проверке! – неожиданно громко произнес Найд, – И я прошу отметить, в присутствии вас, Мила, – он внимательно посмотрел на девушку, – что все сказанное далее я зафиксирую в письменном виде и лично передам управляющему.

Найд встал с табурета и слегка покачнулся от волнения. Впервые он вел себя подобным образом. Но он чуть было не погиб там! Неужели его жизнь реально ничего не стоит? Если он послушно проглотит это сейчас – да. Его жизнь действительно ничего не стоит.

– Во-первых, в вашей объяснительной вы, господин Баксон, намеренно или случайно, допустили ошибку. В свою смену я не управлял пультом комбайна и, соответственно, не допускал никаких оплошностей. Свод шахты посыпался, потому что в том месте не было никаких укреплений, и вибрация, вызванная работой комбайна, развалила породу. А вот почему не было укреплений на участке, где они обязательно должны быть, это пусть выясняет проверка. Также, прошу отметить, – он обвел взглядом вытянувшиеся лица безопасника и Милы, – что в момент обрушения я чудом выжил, но оказался заперт в ответвлении технического коридора. Я хотел подать моим товарищам сигнал о помощи, но у меня не было рации. А когда воздух кончился, и я начал задыхаться и применил самоспас, выяснилось, что он нерабочий! Как же так, господин Баксон? – Найд прищурился, смотря прямо на него, – Разве в вашей методичке по ТБ нет пункта об обязательном оснащении каждого участка и каждого шахтера в частности? Почему у нас одна рация на бригаду? Почему самоспас не сработал? – Найд остановился, чтобы отдышаться. От волнения он почти задыхался, в горле было сухо.

– В-третьих, – кашлянув, глухо продолжил он, – после своего спасения я узнал, что из диспетчерской пришел приказ не разбирать завал, хотя мои товарищи сообщили, что за завалом находится человек. Меня пытались убить, м? Ну и последнее: во время обвала я был один, и меня никто из других шахтеров не видел. Мне очень интересно узнать, вы просто специально мне сказали, якобы у вас есть свидетели? Или вы запугали кого-то ради признательных показаний? Или купили?

– Пошел вон, – не выдержал безопасник.

Он сказал это тихо, но в голосе явно читалась агрессия.

– Вон пошел, – повторил он, тяжело дыша.

Найд на ватных ногах отправился прочь из кабинета. Сердце гулко стучало, дыхание перехватывало.

«Что же я наделал?» – крутилось у него в голове.

Найд был уверен, что это конец. Его вышвырнут! И зачем он попер против начальства – да еще против самого безопасника! Это же чуть ли не второй человек на шахте! По крайней мере, по влиянию на управляющего.

Найд зашел в лифт и несколько раз сильно стукнул себя по лбу ладонью.

«Я идиот! Идиот!» – ругал он себя, представляя, что его ждет.

Методы воздействия на работяг были стары, как мир. Либо за ним найдут парочку прошлых косяков, от которых Найд не сможет отмазаться, либо будут пристально следить в будущем и чуть ли не каждый шаг за ним записывать, чтобы потом предъявить… Либо иначе как-то подставят. Дело закончится крупными штрафами, если не увольнением. Вероятно, своим выпадом Найд сильно перешел дорогу начальству шахты. И он знал это. Единственная причина, по которой Найд не сдержался на этот раз, хотя раньше доводилось подписывать подобные унизительные признания – сегодня он чуть не погиб. Едва не оказался завален по чьей-то халатности или жадности… И это было уже пределом даже для такого терпилы, как Найд.

Но вот если бы Баксон перед Найдом извинился, и дело бы обошлось без всяких там подстав – Найд бы не стал раздувать ситуацию. Он был в этом уверен. Он боялся потерять свою работу, хоть она и была неблагодарной. Боялся, что однажды он окажется перед неизбежным увольнением или невозможностью работать вследствие травмы – и не найдет смелости что-то изменить. Менять уклад жизни было страшно, и Найд убеждал себя в том, что это практически невозможно. Все тяжело работают в Вероне. С чего бы ему быть исключением?

«И все равно, – сказал себе Найд, выходя из лифта, – даже если я чуть не погиб, наверное, не стоило так говорить с ним. Я ведь ничего не добьюсь. Ничего, точнее, хорошего»

Он прошел через проходную, дежурно кивнув охраннику и приложив карточку к турникету на выходе. Рамиса в здании не было. Найд предположил, что друг дожидается его на улице и пошел по направлению к дверям.

Высказывая открытые обвинения Баксону, Найд действительно сильно рисковал. Каждый управленец в Вероне был априори выше рядового жителя. Все административные должности в городе занимали граждане. Их юридический статус не шел ни в какое сравнение со статусом беженца. Другое дело, что, как поговаривали, управленцев просто так в захолустные городки по типу Вероны не отправляют. Надо было чем-то не понравиться начальству, сдерзить, перейти дорогу, облажаться…

Поэтому свое пребывание в Вероне, пусть и на управляющих должностях, они вполне справедливо считали наказанием. Были бы сговорчивее или умнее – не оказались бы в этой дыре. Но тут они были местными царьками, и от их слова зависело многое. Очень многое… Учитывая, что беженцам приходилось обеими руками держаться за рабочие места и кристально чистую репутацию, любой управленец мог бы с легкостью поспособствовать превращению жизни в ад – тому, кто перешел ему дорогу. Это случалось, хоть об этом редко говорили вслух. Но случалось всякое.

Тяжелее всего приходилось хорошеньким девушкам. За отказ в сексуальных услугах какому-нибудь «царьку» они могли расплатиться даже тюремным заключением. Ведь у каждой найдется хотя бы парочка нарушений. А если нет – на это всегда можно спровоцировать… Девушки Вероны негласно разделились на два лагеря: те, кому было проще дать и иметь с этого какие-то блага и те, которые предпочитали довольствоваться тем, что имели и не лезть туда, где их могут заприметить.

Впрочем, безнаказанность администрации города была лишь одной стороной медали. Вторая же сторона заключалась в том, что по каким-то неизвестным простому народу причинам в Верону не доезжала львиная часть поставок. Найд знал это. Рации у него не было просто потому что ее в принципе не было. Не было нужного количества раций для обеспечения каждого члена бригады. Возможно, с десяток раций где-то лежало на складе, но их берегли на случай поломки используемых… И еще Найд мог вполне поверить, что на укрепление обвалившейся зоны в шахте также просто не хватило материалов. Это не было редкостью в Вероне.

Найд вышел из основного корпуса, вертя головой по сторонам. Рамис дожидался его чуть поодаль, в тени, под небольшим навесом, прислонившись спиной к деревянной опоре.

– Э, да на тебе лица нет! – воскликнул Рамис, когда Найд подошел, – Давай, колись. Все плохо?

Найд нашел в себе силы только кивнуть. Рамис не наседал с расспросами, терпеливо ожидая, пока тот соберется с духом.

– Держи, полегчает, – Рамис покопался в кармане штанов и протянул Найду плоскую деревянную коробочку с самокрутками и спичками.

Найд покрутил ее в руках. Коробочка была самодельной, но по качеству исполнения невозможно было сказать, что Рамис вырезал все эти узоры затупившейся толстой стамеской, сидя у себя на кухне. По крышке коробка шли морские волны, в уголке – искусно изображенная рыбешка. Она словно готовилась вынырнуть из бушующей стихии. И даже чиркаш сбоку был – Рамис все предусмотрел.

– Тонкая работа, – похвалил Найд, закуривая.

Рамис посмотрел на него, прищурившись и усмехнулся.

– Ты уже сто раз говорил.

Найд покачал головой, слабо улыбаясь. Говорил, и не раз! Нахваливал в надежде, что друг согласится сделать и ему такое же, но Рамис был непреклонен. «Штучная работа, не могу повторить», – повторял он. На просьбу сделать не точно такую же, а другую, он тоже отнекивался. Не хочет, и все тут.

– Ну, так что, – не выдержал Рамис, – будешь молчать? Зачем тебя вызывали-то?

Найд закурил и, скривившись, выпустил облачко дыма изо рта. Голову начинало ломить от всего сегодняшнего нервяка, и пересказывать все это совсем не хотелось. Но Рамис волнуется…

Найд рассказал все, что произошло в кабинете у безопасника. Он рассказал довольно сухо, словно боясь выпустить просящиеся наружу эмоции: гнев, обиду, страх. Рамис некоторое время молчал, не спуская глаз с друга.

– Это, конечно, трешак, – наконец, нашел он подходящее слово, – реальный такой трешак. Вот же ж твари! Вот же ж… А ты… Я даже не знаю, что сказать. Я считаю, ты все правильно сказал и сделал. Нехрен такое подписывать! Ты чуть не погиб! А когда все же выжил, чуть не погиб еще раз – по распоряжению из диспетчерской! – Рамис отлип спиной от опоры и принялся ходить кругами в волнении, – Это же немыслимо! Тебе полагается компенсация! Надо было еще запросить компенсацию!

– Ну да, – усмехнулся Найд, – и вылететь с удвоенной скоростью!

Рамис недовольно цокнул и сделал затяжку, не замечая, что цилиндрик пепла падает ему на штаны.

– Да уж. Сложная ситуация, – резюмировал он, – Но я на твоей стороне. Не ожидал, конечно, от тебя такого. Да и сам бы вряд ли стал быковать. Хотя…

Найд молчал. У него не было сил обсуждать это далее. Он лишь чувствовал нависшую над собой неизвестность.

– Я считаю, ты прав, – продолжал Рамис, туша сигарету об опору навеса, – реально прав. И, думаю, теперь придется быковать до конца. Едва дашь слабину – тебя сомнут.

– Меня и так сомнут, – невесело усмехнулся Найд, – ну да что мы об этом…

Он тоже оперся на деревянный столб. Выудил из глубокого кармана джинсового комбеза плоскую флягу с водой и, открутив крышку, сделал пару глотков, после чего протянул Рамису. Тот молча принял флягу, отхлебнул. Поморщился.

– Нагрелась, сцуко.

– А что ты хотел? С самого утра ношу. Кстати, можно стрельнуть у тебя парочку самокруток про запас? Табак давно не завозили…

– Бери, – пожал плечами Рамис, – а насчет табака: сам вчера пять ларьков оббегал. Нашел в последнем и опустошил их запасы. В столице, видать, совсем оборзели: уголь им подавай, а вы там как-нибудь обойдетесь.

– Суки.

– И не говори.

***

Подходя к своему небольшому одноэтажному домику, Найд заметил свет в окне, и у него на душе стало теплее. Апани еще не ложилась: сидит, ждет его. За семь лет работы Найда шахтером его жена уже смирилась с тем, что муж постоянно задерживается, и уже позволяла себе спокойно ложиться спать без него. Так было не всегда: первые пару лет Апани было сложнее всего: она нервничала, не находила себе места от беспокойства. Могла подолгу стоять у окна, у калитки, дожидаясь Найда. Апани была привязана к мужу, даже слишком. Мысль, что с ним что-то случится, была, пожалуй, самой мучительной для нее.

Возвращаться вовремя у шахтеров никогда не получалось. Хотя рабочие смены были прописаны в договоре, на деле соблюдать график оказалось невозможным. Как уйдешь с работы вовремя – то есть, раньше других? Ведь это придется гонять туда-сюда вагонетку. За это по голове уж точно не погладят. В методичке по ТБ четко сказано: спуск и подъем только в составе бригады. Поэтому приходилось ждать, пока вся бригада закончит работу и дружным скопом поедет наверх. А бригада хочет показать лояльность начальству, которое требует высоких показателей. И против команды тоже не попрешь – останешься в меньшинстве. Многие не упускали шанс подлизаться и быть на хорошем счету.

Найд дернул скрипучую деревянную дверь, в тесном коридоре вылез из ботинок, сунул уставшие ноги в резиновые тапочки и прошел на кухню. Желтая лампа освещала помещение в радиусе полутора метров, не больше. Апани сидела за столом, перед ней лежала раскрытая еженедельная газета «Новая жизнь». Их печатали в столице специально для окраин, и Найд был на сто процентов уверен, что информация на этих страницах жестко фильтруется.

– Чего не спишь? – спросил первым делом Найд.

Апани зевнула и укуталась в красно-синюю спортивную кофту, надетую поверх ночнушки.

«Значит, легла и встала, ага», – понял Найд. Он подошел к жене и, наклонившись, слегка приобнял ее за талию. Апани была чуть полновата, и Найду нравилось, какая она мягкая. Ее длинные прямые черные волосы были завязаны в толстую косу. Несколько коротких прядей выбилось на лоб, и Апани завела их за ухо. Она доверчиво взглянула на мужа своими чуть раскосыми глазами.

– Да что-то сегодня забеспокоилась. Знаю-знаю, ты всегда задерживаешься, я ж тебе ничего не говорю. Я рада, что ты пришёл, – она улыбнулась.

Апани всегда говорила так, как будто боялась, что её наругают. Найду сначала нравился кроткий нрав своей жены, но со временем это начинало подбешивать. Слово поперёк не скажет, если только в исключительных случаях. Со всем соглашается. Но почему-то ему казалось, что в глубине души Апани относится к нему совсем по-другому. Найд не мог найти подтверждений, но ему казалось, что жена его в чем-то обманывает. А он терпеть не мог, когда его водят за нос.

Вздохнув, Найд повернулся к газовой плите, на которой стояла чугунная сковорода с высокими бортами. Он не понимал, хочется ли ему есть после всего пережитого за сегодня. Он должен был проголодаться, по идее. Но организм молчал, ничего не требуя.

– Ложись, – буркнул Найд жене, – завтра небось рано на работу.

Апани работала воспитательницей в детском саду. Найд всегда удивлялся, как жене с таким кротким характером удавалось выжить среди этих мелких бесов. Тем не менее, с ними она справлялась на ура, еще и говорила, что они сущие ангелы.

«Угу, скорее, ссущие!»

– Сейчас, разогрею тебе только, – Апани поднялась со стула и повернулась к плите.

– Иди, иди, я сам управлюсь. Или посиди здесь, я тебе чай сделаю.

Найд хмурился, разглядывая жену. Она явно чего-то недоговаривала.

– Чай хочешь? – повторил он, видя, что Апани молчит.

– У нас опять человек пропал, – вместо ответа на вопрос сообщила она, – страшно.

«Ага. Так вот почему она встала. Накрутила, небось, себя»

Найд оперся о столешницу. Он начинал потихоньку злиться. Ему жутко не нравилось, когда жена начинала перебирать в голове мыслимые и немыслимые теории, запугивая его, но в первую очередь саму себя. Он не видел смысла в этих рассуждениях. Что до исчезновений людей… они действительно были.

– Это тебе кто сказал? – стараясь говорить спокойнее, спросил Найд.

– Вера. У неё же муж в полиции работает, помнишь?

– Угу.

Найд встал вполоборота к жене, засыпая заварку в чайник.

– Сказала, поступило заявление.

– Да, может, сбежал? Не всем тут нравится, точнее, – он усмехнулся, – я бы сказал, найди, кому тут вообще нравится!

Апани вздохнула и опустила глаза.

– Согласна. Могло быть и так.

Опять она «согласна»!

– Тогда чего ты беспокоишься?

Она пожала плечами.

– Сам знаешь.

И Найд знал. Это было не первое исчезновение. За последний месяц пропало без вести около четырёх человек, а, может, и больше. По крайней мере, по официальным данным, в полиции лежало четыре заявления на розыск.

Это было странно. Местные никогда не торопились подавать в розыск, зная, что их пропавший друг или сосед мог просто попробовать сбежать в поисках лучшей жизни. Такое нечасто, но случалось. А за побег прилетали огромные штрафы, а то и тюремное заключение с исправительными работами.

Если же пропадал кто-то, кого ты не особо любишь, то проще и выгоднее было бы просто сообщить властям или непосредственному начальнику сбежавшего. Стукачество в Вероне поощрялось – информатор мог получить деньги, повышение или какие-то еще блага, в случае, если его донос окажется полезным.

Бежать было реально глупым решением. Если уж так не нравилось в Вероне, можно было подать заявление на перераспределение. Это был единственный легальный способ сменить место жительства. Но, опять же: тебя отправят в другой, но по сути такой же рабочий городок. Возможно, ты получишь там чуть более легкую работу. Возможно, управляющий городка будет лучше следить за порядком, и жизнь станет чуточку краше. Но также было возможно и обратное. Рисковать мало кто хотел. Многие предпочитали смириться и сидеть на жопе ровно, не создавая колебаний, которые впоследствии могли сбить их самих с ног…

Поэтому Найд, хоть и говорил жене про возможные побеги, все же сам прекрасно понимал, что с исчезнувшими что-то случилось. Что-то явно не очень хорошее. Убийства в Вероне бывали – то драка по пьяни, то домашнее насилие, на которое полиция не обращала ровным счетом никакого внимания. А еще могла нагрянуть банда из другого города… Все могло быть.

Найд не хотел допускать и мысли о том, что они с женой потенциально находятся в опасности. Если он признает это, придется предпринимать действия. Поэтому он снова и снова закрывал на происходящее глаза, надеясь, что оно само как-то разрулится. Поймают этого загадочного убийцу или похитителя, посадят или вышлют куда-нибудь… И снова будет Верона в безопасности!

Пока он думал, Апани сидела молча, теребя в руках подол ночнушки. Про происшествие в шахте Найд решил жене ничего не говорить. Ему не хотелось ее дополнительно нервировать. Кроме того, она обязательно начнет паниковать, задавать кучу вопросов, а Найд был к этому не готов. Он бы хотел скрыть это от нее. Если только Рамис не проговорится…

«Надо будет его предупредить!» – подумал Найд.

Глава 2

– Алиев! Рамис! – Толстая учетчица потрясла пухлой от времени тетрадью, высовываясь из окошка раздачи.

– Чего тебе? – буркнул Рамис, нехотя возвращаясь к окошку.

– Каску, фонарь, самоспас взял?

– Взял.

– А подпись поставить?

– Забыл.

– Забыл! – Она грубо раскрыла тетрадь на месте, заложенном треснутой шариковой ручкой, – Ставь!

Рамис размашисто расписался.

– Вот! Довольна?

Он был не в настроении и ворчал не только сейчас, но и всю дорогу до шахты. Найд не привык видеть друга таким, но тот сказал, что все ещё не может переварить произошедшее вчера. Особенно поведение Баксона.

Учетчица распрямилась, поставив руки в боки.

– А что ты на меня бурчишь? – Возмутилась она, – Внутренний распорядок. Взял вещи – поставил подпись. Я что ли это придумала?

– Ладно, ладно, – примирительно подняв ладони, улыбнулся Рамис, – виноват. Исправился.

– Ну то-то же, – скривилась учетчица.

Найд был следующим в очереди. Перед ним на прилавок легла поюзанная рация.

– Это что?

Учетчица хмыкнула.

– Это тебе лично в руки просили передать.

Найд с Рамисом недоуменно переглянулись.

– С-спасибо, – выдавил Найд, бережно беря рацию.

– Фамилию, подпись, – учетчица ткнула пухлым пальцем в нужную строчку, – и напиши, что рацию получил.