Поворот любви

Нэтали доела подгоревшие макароны, скривившись, и потянулась за сигаретой. Завернувшись в плед, она устроилась на подоконнике, поджав под себя босые ноги. Первая затяжка обожгла горло знакомым горьковатым вкусом.

А что, если бы отец не ушёл тогда? Сколько бы ещё длился этот спектакль идеальной семьи? Возможно, сейчас она бы сидела не одна, а в обнимку с каким-нибудь скучным, но надёжным мужчиной, планируя отпуск или смеясь над сгоревшим ужином.

Губы сами собой скривились в усмешке. «Какая пошлая фантазия». Но вдруг перед глазами чётко вырисовался тот самый заноза из книжного – его веснушки, которые так и хотелось пересчитать, и эти глаза… невероятные зелёные глаза, напоминавшие весенний луг в парке Чалет Вуд после дождя. В них угадывались серые тучки и крошечные вкрапления синевы – словно отражение переменчивого апрельского неба.

«Глупая, – мысленно ругнулась Нэтали, – даже его глаза не могут быть просто глазами. Надо же сравнивать с парком!»

Она нервно затянулась сигаретой и выдохнула дым на оконное стекло, наблюдая, как он медленно рассеивается.

Нелепая ассоциация с булочкой из китайской пекарни заставила её неожиданно рассмеяться. «Его губы… как та самая «Sausage & Cheese Bun» — такие же мягкие и теплые…» Мысль была настолько абсурдной, что Нэтали даже покраснела от собственной фантазии.

Но воображение уже рисовало новые картины: его рука, осторожно касающаяся её щеки, губы, приближающиеся к её губам… По телу разлилось странное тепло, заставившее вздрогнуть. В двадцать один год Нэтали с горечью осознавала, что никогда не испытывала оргазма. Все её «отношения» сводились к быстрым, бесчувственным связям с мужчинами, которых интересовало только собственное удовольствие.

Телефон вибрировал, прерывая поток мыслей. Лили. Опять. «Как тебе печенье? Я сегодня приготовила новое блюдо, завтра жди, оно точно понравится тебе!»

Нэтали закатила глаза. Эта девушка была ее полной противоположностью – солнечной, открытой, навязчиво доброй. Каждый раз, получая отказ, Лили выглядела так, словно ей отказывали в последней надежде. Но Нэтали не могла – нет, не могла, а боялась – позволить кому-то приблизиться. Обещания, обязательства, привязанность… Эти слова вызывали у неё почти физическое отвращение.

«Очередной скучный день Нэтали Миллер», – проворчала она, выдыхая на стекло и рисуя пальцем грустный смайлик. Сигарета догорала до фильтра, но тревожные мысли не отпускали. Она налила ещё вина и выпила залпом, ощущая, как алкоголь разливается теплом по телу.

Перед сном Нэтали надела старую футболку отца – ту самую, в которой засыпала, когда-то ожидая его с работы. Парадокс: она ненавидела этого человека всей душой, но не могла избавиться от этой сентиментальной привычки.

Лёжа на диване, она разглядывала на потолке шесть чёрных кругов, которые нарисовала в порыве вдохновения. «Может, сегодня ночью из них вылезут чудища?» – улыбнулась она собственному ребячеству. В детстве она бы точно в это поверила, как верила в магию книг о Гарри Поттере, перечитывая их бессчётное количество раз.

Но вместо монстров перед закрытыми глазами снова возник он – Алфи Эванс. Его образ был настолько ярок, что Нэтали вскочила с дивана с криком ярости и швырнула подушку в стену.

– Заноза, а не мужчина! – пробормотала она, поднимая с пола подушку.

Нэтали легла обратно и начала считать, как делала это в детстве. Один, два, три… Счёт всегда помогал успокоиться. Но не сегодня… В стену снова полетела подушка…

Глава 4

Алфи глушил тоску ирландским скотчем, перекатывая в пальцах злополучное приглашение. Свадьба. Саммерс Вуд и дядя Люк Эванс. На глянцевой карточке – улыбающаяся пара: он, высокий, с холодными серыми глазами и той самой снисходительной ухмылкой, а она… Она, рыжая бестия, которая когда-то клялась, что никому не достанется, кроме него.

Запах кедра. Всепроникающий, как сама измена. Он въелся в кожу Люка, пропитал его дорогие костюмы. Алфи зажмурился – теперь-то он понимал. Этот едва уловимый древесный шлейф, что появлялся у Саммерс в последние полгода их отношений. Не новые духи, как она говорила. А предательство, растянутое во времени. Он чувствовал. Всегда чувствовал. Просто не хотел замечать.

Алфи сделал глоток, ощущая, как алкоголь прожигает горло, но не память. На снимке дядя выглядел безупречно – ни морщинки, ни тени усталости. Пятьдесят лет? Мистификация. Будто время платило ему дань, пока остальные сгорали в его тени.

Люк Эванс. Фамилия, которая гремела в светских сводках. Бизнесмен? Нет, скорее профессиональный соблазнитель с армией помощников, делающих за него работу. Тренажерные залы, спа-салоны, коктейльные вечера – вот его рутина. А бизнес? Бизнес вел себя сам, пока Люк раздавал сладкие обещания и томные взгляды.

И вот теперь – Саммерс.

Скотч притуплял ярость, но не заглушал вопросы: как они вообще дотянули до свадьбы? Люк, для которого «верность» было ругательством, и Саммерс, не выносившая скуки?

Рыжеволосая искусительница. Её рыжие кудри плясали в такт ветру, а в глазах таилась опасность, приправленная хитрой усмешкой. Она могла очаровать кого угодно – и Алфи знал это лучше всех. Когда-то он сам попал в сети её дьявольских чар, наивно веря, что она станет его единственной. Теперь эти воспоминания казались ему жалкими и унизительными.

Он сделал глоток, и пламя виски выжгло в горле яму. Мысли о свадьбе сводили челюсть. Алфи не хотел там появляться. Ведь именно эти люди перевернули его жизнь – и не в лучшую сторону.

Дядя Люк был частым гостем в доме Эвансов. Его беззаботный смех гремел, как бокалы на вечеринке, резко контрастируя с железной дисциплиной Дилана Эванса – отца Алфи. Основатель корпорации «Эванс» не признавал полутонов. В его мире существовала лишь одна высеченная в граните истина: «Бизнес. Бизнес. Бизнес!» Эти три слова, намертво вбитые в стену офиса позолоченными буквами, были не просто фразой. Девизом. Кредо от Дилана.

Отдых он считал слабостью, развлечения – пустой тратой времени. Но Люк думал иначе. «Жизнь нужно прожить на полную!» – любил повторять он и следовал этому принципу неукоснительно.

Вечеринки, игры, смех – дядя умел создавать атмосферу праздника. А потом терпеливо выслушивал нравоучения брата. Но угрозы Дилана его не пугали. Ведь за маской весельчака скрывался холодный расчёт.

Люк не собирался довольствоваться малым. Благодаря деду, умолявшему Дилана «не бросать младшего брата», он получил двадцать процентов акций. Не контрольный пакет, но достаточно, чтобы не думать о деньгах. Его игра в «любящего дядю» продолжалась. Ведь работать под началом Дилана означало «пахать без отдыха». А Люк ненавидел это слово.

Алфи усмехнулся, вспоминая, как когда-то мечтал о такой же крепкой связи с со старшим братом, Сетом, какая, казалось, была у отца и дяди. Теперь он знал правду – лучше одиночество, чем предательство.

Ещё один глоток. В голове всплыли образы прошлого.

Его детство не было похоже на обычное. Богатство, закрытые школы, лучшие учителя – всё это выглядело роскошно со стороны. Но за блеском скрывалась пустота.

– Повтори! – бросил он бармену.

Окружающие завидовали его жизни, не подозревая, что творилось за кулисами. Идеальная семья из глянцевых журналов: успешный отец, элегантная мать, два перспективных наследника. Но в реальности – вечные скандалы, измены, слёзы матери. Богатые тоже плачут!

Дилан Эванс не терпел слабости. Его сыновья должны были стать идеальными. Сет старался соответствовать – учился, вникал в бизнес, стал любимчиком. Алфи же бунтовал.

Когда Алфи исполнился год, он впервые взял карандаш и оставил на обоях смешные загогулины, радостно крича «Ма-ма!». Так началось его восстание против отцовских планов. Фет тайком подкладывала ему альбомы, сохраняя каждый испачканный лист в шкатулке с гербом семьи «Эванс» – той самой, что когда-то получила от Дилана в подарок на помолвку. Она пыталась создать для сыновей хоть немного тепла в этом холодном доме… Но её усилий было недостаточно.

После тяжёлого рабочего дня Дилан часто возвращался раздражённым. Он хватал мольберт Алфи и швырял его в стену, выкидывал краски, крича, что рисование – занятие для неудачников. Фет пыталась заступиться, но Дилан уводил её в спальню, где продолжал орать. Скандалы всегда заканчивались пощёчиной. Успокоившись, он снова превращался в «идеального» семьянина.

Алфи продолжал рисовать тайком. Мечтал стать великим художником, чтобы отец наконец им гордился. Но каждый найденный рисунок начинал историю заново…

Мальчиком он сидел у двери спальни, прижимая колени к груди, пока сквозь дубовую панель пробивались рыдания матери. Его детское сердце сжималось в комок. Краски стали его тайным грехом – одновременно спасением и причиной материнских страданий. Он часто рвал свои работы, ломал кисти, пытаясь купить отцовскую любовь этим самоуничтожением. Но Фет останавливала его дрожащими руками. «Талант – твоё спасение», – шептала она, прижимая сына к груди, где под платьем прятались синяки.

Маленькими пальцами Алфи осторожно касался её лица, обводя каждый след отцовской жестокости. Круги, спирали, сердечки – он «рисовал» на её коже обещания, которые не мог сдержать. Фет стискивала зубы, превращаясь в монумент материнской стойкости. В эти минуты они обменивались болью без слов.

Колледж. Акционерные собрания. Цифры в отчётах расплывались перед глазами, пока его рука автоматически чертила в блокноте арки и колонны. «Бездарь! – гремел голос Дилана. – Настоящий мужчина строит империи, а не рисует картинки!» Алфи научился прятать блокнот под протоколом, делая вид, что слушает. По вечерам Фет тихо спрашивала: «Покажи новые рисунки?» – и они разглядывали их при свете настольной лампы, как заговорщики.

Но игра в послушание не спасала мать. После каждого «провала» сына Дилан приходил в её спальню с тем выражением лица, от которого холодела спина. Алфи застывал у двери, сжимая кулаки до боли, слушая приглушённые удары. Позже Фет выходила, уже успокоившаяся, с тщательно замазанным тональным кремом. «Всё хорошо, солнышко». Ложь, в которую они оба делали вид, что верят.

Глоток виски обжёг горло. Алфи провёл ладонью по лицу, словно стирая те детские слёзы, которые так и не пролились. «Мужчины не плачут, Эванс», – прошипел он, но стакан в его руке дрожал, выдавая внутреннюю бурю. Шум паба отступил перед голосами прошлого, звучавшими громче любого пьяного крика.

Последний день. Он помнил всё до мельчайших деталей. Отец орал на мать, требуя, чтобы она сопровождала его на очередной корпоративный банкет. Фет терпеть не могла эти мероприятия, где ей приходилось улыбаться в лицо женщинам, которые открыто флиртовали с её мужем. Она была всего лишь живым аксессуаром в его показной жизни «идеальной семьи».

Алфи, вернувшись от друзей, застал её в гостиной – бледную, с заплаканными глазами, с тёмными отпечатками пальцев на запястьях.

– Мама…

Он бросился к ней, готовый разорвать отца на части, но она схватила его за руку.

– Не надо, Алфи… Пожалуйста.

Её дрожащий голос и глаза, полные страха, резали хуже ножа. Горничная замазала синяки, помогла надеть ей новое платье – очередной маскарад. Перед выходом мама сжала его в объятиях так, будто чувствовала…

– Прощай, – прошептала ему на ухо.

Отец грубо дёрнул её за руку, и дверь захлопнулась.

Вечером Люк позвонил Сету. Алфи видел, как лицо брата стало мертвенно-белым.

– Мама… – только и смог выдавить Сет.

Алфи набирал её номер. Раз. Пять. Десять.

«Абонент недоступен», – механический голос звучал зловеще.

Когда он ворвался в кабинет, Сет шагал из угла в угол, словно загнанный зверь, с телефоном у уха. Алфи видел, как губы брата подрагивают, пока тот слушал что-то на другом конце провода.

– Что случилось?! – крикнул Алфи, хотя где-то в глубине души он уже знал ответ.

В этот момент в трубке его телефона раздался хриплый голос Люка:

– Алфи… вертолёт… – прерывистое дыхание, – их вертолёт…

Фраза «разбился» застряла в сознании, пульсируя в такт сердцу. Он не помнил, что было дальше – только лицо матери и её последнее «прощай».

Он отвергал любую помощь и слова поддержки. Он не хотел слышать утешения, не желал, чтобы кто-то пытался понять его горе. Всё, что он делал, это пытался заглушить свою боль алкоголем. Он рисовал и рвал эти рисунки, снова рисовал и снова рвал. Лёжа на полу, среди клочков бумаги, он выл, рыдал и кричал, кричал от боли, от горя, от чувства потери и несправедливости. Его боль не имела предела. После всего, изнеможённый, Алфи засыпал в её комнате, вдыхая последние следы духов.

Он не слушал Сета, который пытался говорить о бизнесе, о наследстве, о будущем. Его будущее умерло вместе с ней.

Когда пришло время вступать в совет директоров, Алфи сделал единственное, что мог – отдал свои акции дяде Люку и уехал. Без объяснений. Без сожалений. Сет назвал его предателем. Может, так оно и было. Но как можно предать то, что уже давно превратилось в проклятие?

– Ещё один? – бармен постучал по стойке, возвращая его в реальность.

Он молча кивнул.

Алкоголь не мог вернуть мать. Но хотя бы на время заглушал голос в голове: «Ты должен был её спасти».

Алфи взглянул на часы. Артур опаздывал – впрочем, как всегда. Хотя если быть точным, это он сам приходил заранее, сохранив студенческую привычку приходить раньше времени.

После похорон Алфи нашёл спасение в учёбе. Он вгрызался в книги, как утопающий хватается за соломинку. Лекции, семинары, ночи в библиотеке – всё это было побегом. Побегом от тишины в пустой комнате. От воспоминаний о её духах, которые внезапно накрывали в самые неожиданные моменты. Он приходил первым и уходил последним не из-за прилежания. Просто среди чужих мыслей было легче дышать. Там можно было на время забыть, что в мире больше нет её смеха, её рук, поправляющих воротник, её «Мой мальчик…»

Всё изменила первая любовь – Саммерс Вуд. Они встретились на выставке. Двадцатилетний Алфи, полный надежд, увидел в ней идеал – красивую, умную журналистку, писавшую о любви.

Он влюбился сразу.

Их роман вспыхнул ярко. Она стала не просто музой – воздухом, без которого он задыхался. В каждую картину Алфи вкладывал частичку этой любви, превращая холсты в кристаллы их чувств. Казалось, их историю можно было бы экранизировать – настолько она была идеальна. Но ни один сценарист не рискнул бы показать такую любовь, зная, чем всё закончилось.

Три года счастья. Ужины, путешествия, разговоры до рассвета. Алфи ценил каждую минуту, но не спешил жениться. Верил, что их чувства вечны. Саммерс терпела, но внутри зрело раздражение.

Со временем она поняла: это не любовь. Её раздражали его нежность и отказ от бизнеса ради искусства. Ей хотелось большего – карьеры, статуса, жизни среди сильных мира сего.

Саммерс стала избегать его, ссылаясь на работу, дела, родителей. Алфи не замечал тревожных звоночков – до того вечера у дяди Люка.

Тогда она наконец сказала правду.

– Всё кончено. Три года были ошибкой. Твоя любовь душит. Я влюбилась в Люка.

Эти слова перечеркнули всё. Ещё несколько минут назад он собирался сделать предложение. Теперь его мир рушился.

Любимая Саммерс, с которой он хотел прожить всю жизнь, таяла, как иллюзия.

Алфи засмеялся, пытаясь скрыть боль.

–Ты лжёшь! – крикнул он.

Но сомнения исчезли, когда в комнату вошёл Люк и обнял Саммерс.

Ярость охватила его. Началась драка, не достойная джентльменов. Оскорбления сыпались с каждым ударом. Всё, что связывало их с дядей, было растоптано. Остались только горечь и пустота.

Алфи скользнул взглядом по двум девушкам у стойки. Они кокетливо подмигнули, но сегодня ему было не до игр. Снова набрав номер Сета, он услышал лишь гудки.

– Когда ты вообще отдыхаешь, Сет Эванс? – пробормотал он, откладывая телефон.

Братьев объединяло одно – оба избегали серьёзных отношений. Только причины разные. Сет – из-за отцовского примера: сменяющиеся женщины научили его держать дистанцию. Раз в неделю – новая модель, никаких обязательств. Бизнес – вот что главное. Даже общение с Алфи тоже подчинялось определённым правилам. Звонки по праздникам, редкие встречи, когда Сет приезжал в Милфорд-Лэйн по делам. Но в последнее время старший брат начал проявлять неожиданную активность. Сет всё чаще звонил и, как всегда, не упускал возможности прочитать очередную лекцию о том, как правильно жить. Личное пространство Алфи Эванса снова оказалось под угрозой…

Глоток виски. Взгляд на часы. «Артур наверняка задержался из-за очередной красотки», – мелькнула мысль, заставившая усмехнуться.

Артур Дэвис – лучший друг Алфи, генеральный директор компании «Дэвис» и… отъявленный бабник. Его опоздания всегда означали одно – где-то рядом была девушка, чьи формы оправдывали любые задержки.

Их дружба с Алфи и Харли началась в школе после марафона передач Беара Гриллса. Вдохновившись, шестилетние «экстремалы» рванули в Эппинг-Форест с ножом, коробком спичек и бутылкой воды.

Костёр Алфи разводил десять попыток. Харли благородно расстелил свою кофту вместо коврика. Артур же, вспомнив французский деликатес, отправился на охоту.

– Хватит болтать! – кричал он друзьям, прыгая за проворными лягушками. – Мы же не в ресторане, тут надо добычу ловить!

После эпической битвы с увёртливой добычей им всё же удалось поймать пару земноводных. Харли, не дрогнув, приготовил «ужин» – отрезал лапки и насадил на палки.

Гордые, как первобытные охотники, они съели свой «трофей». А через четыре часа… все трое корчились в больнице от дикой боли.

– Братство лягушачьих! – сквозь стоны клялся Артур. – Никогда друг друга не бросаем…

Они сдержали клятву. Даже став успешным, Артур вытащил Алфи из депрессии после Саммерс:

– Своих не бросаем! – заявил он, забирая пятую рюмку. – Иди ко мне работать, а то опять вляпаешься в историю.

Алфи согласился. Хотя числился рядовым архитектором, скоро девяносто процентов проектов делались под его началом. Деньги, статус, женщины – всё было. Но внутри что-то сломалось. Отношения превратились в игру, где главное – очередная победа. Настоящие чувства он закопал глубоко.

Уже собираясь уходить, Алфи услышал голос друга:

– Кто на этот раз? – Артур плюхнулся рядом, заказывая тот же напиток.

Он – если Алфи заказал свой любимый ирландский скотч, значит, либо новая любовь, либо старые раны.

Алфи молча протянул ему свадебное приглашение.

– Идёшь? – отхлебнув, уточнил Артур.

– Даже не думал, – Алфи опрокинул стакан. – На этом фото мог быть я. Но её кольцо теперь где-то на дне Темзы.

– Да брось, сколько времени прошло?

Алфи пожал плечами.

– Года два, – прикинул Артур, разглядывая приглашение. – Хотя твой дядя долго тянул с предложением.

Уголки его губ дрогнули. Саммерс ему никогда не нравилась, но «Кодекс Братства» запрещал плохо говорить о девушках друзей.

– Пусть живут долго и счастливо, – процедил Алфи, заказывая ещё.

Артур предупредительно поднял палец:

– Только без повторения прошлого раза.

– Не планировал.

Взгляд Алфи скользнул по двум девушкам у стойки. Их смех напомнил звон бокалов.

– Левая или правая? – шепнул Артур.

– Мимо, – Алфи сделал знак бармену.

Он терпеть не мог эту охоту Артура, но если какая-нибудь сама предложит «без обязательств» – почему бы и нет?

Артур тем временем уже вовсю флиртовал с высокой брюнеткой, лениво потягивая виски. Между шутками и смехом они успели обсудить новые проекты, последние сплетни и, конечно же, женщин. Друг делал всё возможное, чтобы отвлечь Алфи от мрачных мыслей – спасать его упрямую задницу всегда было непросто. Зная, как глубоко тот закопал свою сентиментальность, друзья старались поддерживать его незаметно, но настойчиво.

Алфи снова уставился в дно стакана, где золотистая жидкость играла бликами.

– Подарок для Харли придумал? – постучал по стойке Артур, оставляя щедрые чаевые.

– Книгу подобрал, – пожал плечами Алфи.

– Серьёзно? – фыркнул Артур. – Ему нужна не литература, а нормальная девушка.

Артур игриво подмигнул пышной блондинке:

– Такую бы Харли в подарок… Хотя стоп, эту я приберу себе.

– Безнадёжный случай, – покачал головой Алфи.

– Ладно, может у тебя есть варианты для него? – Артур не отрывал взгляда от девушек. – Только не из тех, что за деньги… О, смотри, у рыжей пирсинг!

Он восхищённо присвистнул:

– С такими губками… Я обязан познакомиться.

Вернувшись через несколько минут, Артур светился от восторга:

– Кажется, меня ждёт незабываемая ночь. У неё сюрпризы… повсюду.

– Тебе бы в регистрационный офис, – усмехнулся Алфи.

– Как твой дядя? – расхохотался Артур. – Обязательно. В пятьдесят – идеальный возраст для женитьбы.

Он вдруг сделал серьёзное лицо:

– А тебе бы уже остепениться.

Алфи лишь усмехнулся.

– Да брось! – Артур ухватил его за щёки. – Признавайся, у тебя же кто-то есть!

– Отстань! – Алфи вырвался, смеясь.

– Ладно, – вздохнул Артур. – Но если что…

Он хитро прищурился:

– Может, устроим кастинг? «Невеста для Мистера Сентиментальность»!

– Лучше «Артур Дэвис: последний холостяк», – отбрил Алфи, подталкивая его к выходу.

На улице холод обжёг лица. Артур, забираясь в такси, крикнул:

– Завтра жду отчёт по поискам второй половинки!

– Сначала бы тебе невесту найти, – парировал Алфи. – Скажу, что ты миллионер – очередь выстроится!

Водитель такси фыркнул:

– Мне тоже найдите. Я временно подрабатываю. На самом деле я нефтяной магнат. – Друзья рассмеялись.

Когда такси скрылось, Алфи снова набрал Сета. Тишина.

Алфи заметил девушку у входа в паб. Короткое платье, уверенная улыбка – именно такой типаж он предпочитал.

– Скучаешь? – она игриво прикусила губу, вызывая у него ухмылку.

Его первое правило: ценить женскую инициативу. Зачем тратить время на ухаживания, если можно получить желаемое сразу?

В такси он действовал без церемоний. Её стоны смешались с рокотом мотора, а водитель сделал вид, что ничего не замечает, увеличив громкость радио.

Дома всё произошло быстро и грубо – по привычному сценарию. Сорванная одежда, приглушённые крики, страстные движения. Когда он отошёл, она ещё дрожала, лежа на краю стола.

– Пойду в душ, – бросил Алфи, снимая презерватив.

– Может, вместе? – томно протянула она.

Его второе правило: никто не остаётся на ночь.

Он положил двадцать фунтов на стол.

– После душа я хочу остаться один.

Её лицо исказилось.

– Какая же ты сволочь! – деньги шлёпнулись об пол, дверь захлопнулась.

Ледяные струи душа не смогли погасить внутренний жар.

Третье правило: никаких чувств. Только контроль.

Но сегодня он впервые за долгое время почувствовал себя проигравшим. Нэтали не смотрела на него с обожанием, как другие. Не реагировала на его улыбки. Не пыталась понравиться. Она смеялась над ним – и это задело.

Проходя мимо закрытой двери спальни, Алфи замедлил шаг. Всё оставалось как при Саммерс: флаконы духов на туалетном столике, её любимый плед, фотографии в рамках. Лишь отсутствие её аромата ванили с грушей в воздухе напоминало, что Саммерс покинула его квартиру два года назад.

Он спал на диване в гостиной, перенёс туда все свои вещи. Его ежедневный ритуал – пройти мимо этой двери и не заходить. Лишь по средам уборщица нарушала этот запрет. Иногда он слышал, как она разговаривает с пустым помещением, будто Саммерс могла её услышать.

Алфи резко развернулся и направился за новым стаканом виски.

Четвёртое правило: дверь остаётся закрытой.

Алфи стоял у окна, наблюдая, как в здании напротив гаснет свет. Один за другим исчезали тёплые пятна в окнах, пока не погасла вывеска «Reference Point». За три года жизни здесь он ни разу не переступил порог этого заведения, хотя название постоянно притягивало взгляд.

Достав телефон, он набрал название бара. Описание гласило: «Книжный бар для ценителей литературы, настольных игр и неторопливых бесед за бокалом вина». В голове сразу сложился план – идеальный ход в их игре с Нэтали.

Он представил их за угловым столиком: она – с привычной дерзостью бросает колкие замечания, он – легко парирует, не давая ей взять верх в их словесном поединке. А потом они выйдут вместе, перейдут дорогу… И его список «трофеев» пополнится новым именем.

Глава 5

Нэтали металась в постели, скованная ночным кошмаром. Снова отец – его образ преследовал её даже во сне, вызывая знакомую острую боль. Иногда она просыпалась с криком, задыхаясь от нахлынувших эмоций…