Ненормальная

има и сам не понимал, откуда такие бредовые идеи появились: столько сил отдано на этот контракт, а теперь вдруг не интересно стало – поедет ли туда товар вообще, или договор останется только на бумаге.

Решил перевести тему:

– А почему Вы так на компьютер сердито смотрели? Казалось, чуть – чуть, и начнете на него орать?

– Да мне отчет прислали с кривыми формулами. Из-за них ни одна цифра не бьется. И не исправить никак, защита не снимается. Я с ним полдня мучилась, потом решила с нуля все сделать. Времени убила массу, и все равно где-то косяк остался.

– Хреновые у вас сотрудники, если из-за них руководитель столько времени тратит.

– Они нормальные. Каждый человек может ошибаться, без ошибок ничему не научишься. – Забавная, как своих защищает…

– А Вы все ошибки привыкли прощать?

– Стараюсь. Из них надо делать выводы, а не искать повод для обид или злости.

– А почему Вы мою ошибку не можете забыть?

– Какую? – вот и ответ на вопрос – похоже, забыла. Или косяков так много, что нужно уточнять?

– Она не совсем моя была, скорее – Серегина и его парней, но я привык отвечать за грехи моей команды.

– А, вот Вы о чем… Дмитрий Евгеньевич, если бы Вы каждый раз мне об этом не напоминали, то забыть оказалось бы проще.

Справедливо. И режет ухо обращение по имени-отчеству.

– А давайте на "ты" перейдем? Когда меня так называет молодая женщина, сразу стариком себя ощущаю.

– Давай. – Легко согласилась. Сегодня с ней было удивительно просто общаться – пропала язвительность, недружелюбие, надменный цинизм… Интересно, с чего бы это? Или усталость дает знать? Может быть, вот в таком состоянии и нужно ее брать, тепленькую?

Откуда закралась мысль "надо брать", да и зачем вообще это ему нужно, Дима не задумался. Просто отметил для себя факт.

– А ты не любишь, когда по отчеству называют?

– Смотря по ситуации. Но вне работы не очень люблю.

– Тебя это раздражает?

– Есть немного.

– Хорошо. Я запомню. И если решу тебя подразнить, именно так и буду обращаться. – И довольно разулыбалась. Вот тебе и простота в общении. Оказывается, лишь на время коготки спрятала – чтобы поближе подпустить.

– Все, приехали. Выходим.

Обошел автомобиль, подал руку, помогая выйти. Не отказалась – да и глупо было бы прыгать на каблуках с высокой подножки джипа.

Только сейчас, пропуская девушку в дверях кафе, он осознал разницу в росте: даже на высокой шпильке, она едва дотягивала макушкой ему до подбородка. Дима никогда не считал себя великаном, но она оказалась совсем мелкой. Странно, что это стало заметно только со спины. Стоя лицом к лицу, ему всегда казалось, что их глаза находятся на одном уровне. Как так умудрялась выглядеть выше, чем есть?

Аня почувствовала, что он затормозил, обернулась, поймала взгляд, подняла бровь вопросительно.

– Какой у тебя рост?

– Это смотря как подпрыгну. Вообще – ниже среднего. Что-то в районе 160 сантиметров. Плюс-минус пять.

– А поточнее?

– А поточнее не хочу знать. Я всю жизнь думала, что у меня средний рост , а потом оказалось, что акселерация сделала свое дело, средний теперь – не меньше ста семидесяти. И я теперь шмакодявка. – Рассмеялась.

– А что в этом плохого?

– Да ничего. Только вещи покупать – одно мучение. Нигде размеров моих нет. В "Детский мир" постоянно отправляют. А какой может быть детский размер, если сейчас подростки крупнее меня? Из-за этого ненавижу по магазинам ходить.

– Это действительно так сложно?

– Да нормально, справляюсь. Просто настроение сегодня такое – хочется поныть и поплакать в жилетку. И ты удачно подвернулся.

– А если никто не подвернется, кому плачешься?

– Никому. Перевожу негатив в полезное русло.

– Каким образом?

– Ну, по-всякому. Иду на улицу и морду кому-нибудь бью. Или нападаю на мирных граждан, чтобы покалечить. – И смотрит выжидающе: поймет или не поймет намек?

Еще бы не понять, но Дима обнаружил другое: она шутила с абсолютно непроницаемым лицом. Переход от серьезных тем к иронии вообще отсутствовал. Поэтому смысл сказанного доходил не сразу. Снова вернулось ощущение, что она по-тихому стебется над ним, но не подает виду.

К счастью, они, наконец, добрались до столика в закрытом помещении – здесь Дмитрий часто проводил переговоры и обедал с партнерами, официанты его знали и провели в нужное место, не спрашивая.

– О, как интересно! Почти интимная обстановка, да?

– Ты же попросила место, где потише. Тише не бывает.

– Ну да, спасибо.

Помог усесться на диван, открыл меню.

– Что ты хочешь?

– Не важно. Что-нибудь съедобное. Я сегодня еще не ела ни разу.

– Это как? Разве можно себя голодом морить?

– Да ничего я не морю. Просто у нас с едой особые отношения: я её не трогаю, она – меня. Все по-честному.

В новом свете представилась ее стройность. Вернее сказать – прозрачность.

– Диета, что ли?

– Да я тебя умоляю, какая диета при моих габаритах? Я иногда против ветра идти не могу – сдувает. Мне еще диеты не хватало… Просто забываю иногда пообедать, когда дел много. А завтракать не могу, потому что утром сплю на ходу. Просыпаюсь уже на работе.

Дима решил поверить, а не вдаваться в подробности.

– И все-таки, что тебе заказать?

Задумалась на секунду, закусила губку, и выдала четкий список:

– Стейк из форели, пюре, греческий салат и томатный сок. Можно сразу пол-литра. А пока готовят, какой-нибудь вкусный кофе. Лучше двойную порцию. Наперстки эти не понимаю.

– Ничего себе, "неважно что": о таких конкретных заказах любой официант мечтает.

– Ну, я подумала немного и определилась.

– А как же повыбирать, покапризничать? И откуда ты знаешь, что все это здесь готовят?

– Это стандартные блюда. Их везде готовят. Покапризничать еще успею.

– Может быть, что-нибудь выпьешь?

– Это очень рискованное предложение.

– Почему?

– А вдруг напьюсь и буянить начну?

– А можешь?

– Еще как. В моем городе в одном заведении администрация перекрестилась, когда я уехала.

– И что же ты им сделала, если не секрет? Мебель поломала, посуду побила? – Скептически хмыкнул, снова оглядев фигуру. – Вряд ли ты здесь хоть один стол свернуть можешь.

– Да нет, формально я ничего противоправного не совершила. Просто мозги всем вынесла. Мне срочно потребовалась скидка в 10 процентов и постоянная карта гостя. Пять человек по очереди объясняло, почему это невозможно. А когда они практически созрели, я передумала, оплатила счет и пошла домой. На следующий день было очень стыдно. Мне народ до сих пор этот выкрутас вспоминает.

Удивительная женщина – так просто и с улыбкой рассказывает о совершенной глупости, другая бы ни за что не призналась, чтобы не портить впечатление.

– Ну, здесь персонал тренированный, переживут.

– Так я не персоналу, а тебе начну гадости говорить. Оно тебе надо?

 С пронизывающей ясностью пришло понимание – надо. Почему – не известно. Сам себе объяснил эту потребность простым человеческим любопытством. Очень интересная оказалась девица: скучать совсем не давала, и вечер ну никак не обещал быть томным. Интерес возрастал с каждой фразой – она еще ни разу не дала стандартного ответа на вопрос, и даже не пыталась прикинуться томной и романтичной. Нельзя сказать, что Дима предпочитал ванильных блондинок – скорее, выбирал их потому, что проще и понятнее, что с ними делать и как себя вести.

Как правило, с ними общение сводилось к своеобразному ритуалу: пригласить, накормить, напоить, пару раз куда-нибудь сводить. Дальше, само собой, постельные игры, пока одному из партнеров не надоест. Отклонения от выбранного маршрута возникали редко, и то в случае, если дама набивала себе цену. Тут тоже все было просто – либо просто забыть и не заморачиваться, либо исчезнуть на пару дней, пока сама не начнет обрывать телефон. Все ясно, как Божий день, а потому скучно и однообразно. Даже волнения не было, когда начинал обхаживать новую пассию.

А тут какой-то необычный экземпляр: не знаешь, чего от нее ждать, куда разговор завернет, и чем все закончится. Почему-то заканчивать не хотелось. Интерес становился нездоровым.

– Ну, так что? Будем алкоголь заказывать?

– Давай закажем. Бутылочка водочки не помешает в конце недели. Надо стресс снять. Только тогда закуску надо выбрать подходящую. – Все это она проговорила, внимательно рассматривая меню. – И водку надо брать хорошую, типа "Абсолюта". Если что, можно напополам заплатить, если очень дорого будет.

Дима замер от неожиданности. Она подняла глаза, оценила выражение лица и расхохоталась. Заливисто, искренне, с блестящими глазами.

 -Ты что, повелся?

– Почти. Но удивился сильно.

– Эх ты, а если мне действительно хочется водки? Может, я только ее и спирт употребляю? Что бы ты делал?

– Слишком хорошо выглядишь для любительницы водки. – Ага, вот и первый комплимент прозвучал, хотя обычно Дима на них скупился, не любил говорить банальности. Но сейчас хотелось ответить именно так.

– Ну, я просто себя сдерживаю, и нажираюсь только по субботам, чтобы в понедельник выглядеть огурцом.

– Если честно, я готов поверить, от тебя можно чего угодно ждать. Это я понял.

– Ну и молодец. Зови официанта.

Быстро сделал заказ, попросил винную карту, немного напрягаясь: неизвестно, что ей все-таки в голову взбредет.

Но девушка решила вести себя прилично: долго официанта не мучила, заказала себе красного сухого вина. Одобрив выбор, попросил себе такого же.

После пары первых глотков она удовлетворенно хмыкнула, было заметно, как ее отпускает напряжение. Откинулась на спинку дивана, слегка прикрыла глаза и замолчала. Смотреть на нее было неожиданно приятно: щечки порозовели, в неярком свете не так заметны стали круги под глазами; о чем-то думая, она покусывала губу, привлекая к ней все внимание. Закралась мысль: она специально это делает, или не осознает, насколько сейчас волнующе выглядит? Вспомнились и другие мелкие жесты: как теребит пряди волос, как водит пальчиком по краю бокала, как время от времени потирает запястья, или начинает играть с крестиком на тонкой цепочке.

Весь арсенал соблазнительницы в действии. О нем Дмитрий знал не понаслышке: в юности сестра начиталась девчачьих журналов и тренировала навыки на Димкиных друзьях. А его задача была в том, чтобы следить за реакцией пацанов и потом давать отчет: что сработало быстрее. Правда, это не продолжалось долго: первый же одноклассник, которого Катюха обработала таким манером, залип надолго, и всех остальных потенциальных жертв он просто разгонял, не давая ставить эксперименты. Катька злилась, Дима веселился, навыки не оттачивались. Сразу же после школы ребята поженились. Но информация в мозгу так и осталась.

Сейчас же оставалось просто смотреть и нервничать: мозг пытался доказать, что это все специально делается, что на пути попалась очередная прожженная кокетка, а глаза и тело слушать отказывались. Пришлось признать одно: влип. Как давно уже не попадал. А что повлияло – какая, в конце концов, разница? Факт остается фактом. И все встало на свои места: и неожиданный интерес к торговле, и нервные метания из-за него, и жадное внимание ко всем частям ее тела… Разобравшись в себе, мужчина немного успокоился: проблему определили, цель, в общем-то, ясна, осталось понять – каким путем к ней двигаться?

Глава 11

Да, малыш, с тобой все ясно: я тебя испугал, оттолкнул, да сам же и обиделся. Придется возвращать все, что потерял так необдуманно. Только путь этот будет долгим. Но ничего, сам виноват – самому и мучиться. Главное, чтобы тебе это тоже было нужно. А если уже не хочешь, если я так далеко тебя оттолкнул – по-хорошему, надо бы отказаться и отпустить тебя, и не попадаться больше на пути. Вот только не получится. Больше не отпущу. Буду тенью рядом ходить, не отсвечивая, за спиной буду стоять, не дыша и не двигаясь, но ты снова привыкнешь ко мне, и снова впустишь в свою жизнь. И хрен ты меня оттуда выгонишь. Хватит, одного раза было достаточно. Достаточно уже этих вечных поисков, вечного вглядывания: а вдруг, получится вот с этой? Вдруг, в ней есть хоть что-то похожее? И много их было, таких похожих. Сильных и умных женщин сейчас, слава небесам, достаточно. Только смотреть они так не умеют, как ты, и дыхание от радости задерживать, и замирать от восторга… Эмоций, говоришь, нет? Да у тебя их хренова прорва, только ты скупишься на них почему-то, прячешь, делиться не хочешь. Снежной королевой прикидываешься… Ну-ну. Придется тебя оттаивать.

– Анют, ну что ты там задумалась? Иди сюда, замерзла совсем, наверное. – Теперь уже без всякого подтекста. Просто хочется прижать к себе, будем теплом отогревать, хотя бы таким – простым, без слов и рассуждений.

Вздохнула и безропотно пересела на колени. Голову на плечи положила, вздохнула тяжко, и начала теребить пуговицу на моей рубашке. А вот этого не нужно делать: благие мысли, это, конечно, замечательно. Но в такой близости мой мозг обычно перестает работать, сбоит и отключается. И любое неосторожное движение может завести в очень понятном направлении. Я бы туда, конечно, отправился, с превеликим удовольствием. Но сейчас не тот момент.

Накрыл ее ладошку своей, сжал бережно, погладил пальчики. Никогда не перестану удивляться их хрупкости – совсем детская ручка, маленькая такая, нежная… Расцеловал каждый пальчик по отдельности. Когда-то, видя подобные сцены в фильмах, морщился: слишком сопливыми мне казались, не бывает так в жизни, чтобы взрослый мужик телячьими нежностями занимался. Три "ха-ха". Еще как бывает. И не то, чтобы не стыдно такие вещи творить: их мало всегда, хочется всю ее затискать, затрогать, везде свой след оставить. Чтобы каждый, кто близко подойдет, сразу понимал: территория занята, не подходи, убьет.

Только в нашем случае, нет такой необходимости: она сама с охраной границ нормально так справляется, и зашибет любого, кто шагнул чуть дальше дозволенного. Мне вот сейчас позволила – но надолго ли?

– Ань, ты как, спала вообще на этой неделе? Что-то видок у тебя слишком усталый. Может, еще поваляешься? Я никуда не собираюсь сегодня, так что квартира в твоем распоряжении, пока домой не соберешься.

И сегодня, и завтра, и всегда. Не выходи из нее вообще никогда, не забирай у меня воздух.

– Ну, да, можно. Все равно, мне одеть пока нечего, не поеду же я домой в туфлях и твоей рубашке? Хотя, можно попробовать – вот лица-то будут у соседей! – Как обычно, шутит, это уже хорошо.

– Может, фильм какой включить, чтобы быстрее уснула?

– Нет, лучше я почитаю что-нибудь.

Выдал электронную читалку, наложил на диван кучу подушек, сам рядом пристроился – куда ж ещё? Пока есть возможность, надо хватать счастье полными охапками. Включил телевизор, что там шло – одному Богу известно, больше для отвода глаз, чтобы не смущать ее пристальным вниманием.

За что досталось такое наказание? Эта вечная жажда и неудовлетворенность? Почему нельзя было встретить нормальную женщину, жениться, детей нарожать и жить спокойно, не заморачиваясь? Как все обычные семьи живут: пройти первый период влюбленности, а потом замкнуться – каждый на своих проблемах, пересекаться только в постели и обсуждая новый ремонт, кроссовки для ребенка и оценки в школе?

Ведь большинство мужиков так и живут, не заморачиваясь? Не видно, чтобы их терзали душевные муки и тоска по жене. Наоборот, радуются, вырвавшись на свободу – командировку, отпуск, рыбалку? Все ровесники переженились давно, некоторые – по два раза успели. И решают другие проблемы – как заработать побольше, как налево сходить незамеченным?

Остались еще только Славка и Сергей, но у тех – свои причины.

 Может быть, потому, что не верил в эти нормальные семьи? Отец ушел, когда исполнилось пятнадцать. В один день – взял только пару рубашек и бритву. Что он там говорил матери – неизвестно, но она сломалась после этого. Заболела всерьез и надолго, слегла в больницу на несколько месяцев, пришлось решать все бытовые проблемы, да еще к матери бегать – кормить, стирать, ухаживать. Так и пришлось повзрослеть раньше времени. И потерять веру в то, что семья – это незыблемая опора, надежный тыл. Наверное, заботы о матери помогли тогда справиться с душевной болью и обидой на весь мир: некогда было горевать и плакать, пришлось выживать и справляться.

Обида на предательство отца? Да, была, и долго еще жила. Только повзрослев, понял: уходят не к другой женщине, такое редко бывает. Уходят от той, с кем жить стало невыносимо, и надежды на улучшение нет. Отец просто не вынес вечных придирок, упреков, невыносимого эгоизма, и ушел туда, где ему просто были рады. Там тоже не все было гладко, но что-то держало в новой семье, хотя и первую он никогда не забывал: всячески избегая встреч с женой, он продолжал общаться с сыновьями, младшего так вообще забрал с собой. И старшему предлагал жить вместе с ним, но получил жесткий отказ: как можно оставить мать одну?

 Потом, оставшись единственным мужчиной в доме, понял, каково было отцу: пришлось отдать матери все внимание, все свое свободное время. Ссылаясь на свою болезнь и немощность, она изводила упреками и претензиями, всегда хотела знать – где сын, чем занят, почему еще не с ней? И всё то время, когда друзья гоняли на свидания, тренировались в навыках обольщения, развлекались на полную катушку, приходилось утешать и успокаивать родительницу.

Когда наступил момент, и вечное чувство долга притупилось, когда пропало желание утешить ее, пожалеть, успокоить? Сложно сейчас понять, но однажды это случилось. Зачерствел, похолодел. Просто устал все время чувствовать себя виноватым, и вдруг хорошо, очень ясно понял, почему не выдержал отец: невозможно так жить, без шанса на победу, на прощение, на то, что отпустит когда-то.

Решил, что пора заняться своей жизнью: учиться-то не переставал, и работать тоже, но вот в личной жизни был не то, чтобы штиль, но и волнения редко случались.

 Начал появляться в компаниях, с неизменным женским обществом, и вдруг обнаружил, что очень даже во вкусе женщин: высокий, статный, темноволосый и сероглазый, привлекал внимание каждой. Да еще спокойный нрав, хорошие манеры, всегда уважительное отношение к женщине (спасибо отцу, это он успел привить еще с детства) – просто лакомый кусочек. Завышенной самооценкой не страдал, но Катька – новая "сестра", почти сводная – быстро все объяснила. И посоветовала не теряться, об одном попросила – ее подруг не трогать, чтобы не создавать поводов для разборок.

Катюха на тот момент оказалась единственной радостью: тепло приняла новых "братьев", радовалась всем встречам, а взрослея – открывала секреты женской души, консультировала, так сказать.

Теряться не получалось – рыбки сами плыли в руки, многие – с определенной целью: окрутить, захомутать, женить на себе. Только каждая допускала одну и ту же ошибку: почувствовав к себе интерес, начинала "тянуть одеяло", требовать все время и внимание, не получая – скандалила. И на этом занавес опускался. "Финита ля комедия". Возвращаться под душный гнет, только от него освободившись, совершенно не хотелось.

А история повторялась с каждой претенденткой в спутницы жизни. В какой-то момент бегать от них надоело, и выбор все чаще останавливался на красотках, которые шли по жизни легко: брали от кавалеров максимум того, что было позволено – подарки, походы по клубам и кабакам, хороший секс и минимум обязательств. Возможно, среди них тоже кто-то тешил себя надеждой на что-то большее, но они были умнее и качественно скрывали претензии. Такие пропадали быстрее: сразу понимали, что здесь не обломится ничего серьезного, и шли осваивать другие просторы.

Отсутствие серьезных отношений оказалось очень полезным для дела: никто не мешал и не отвлекал от проблем компании, которую только начали создавать с Серегой и еще парой надежных друзей. Все время было отдано бизнесу, все силы и мысли. Не приходилось отвлекаться на женские капризы и неурядицы в семье.

 Даже мыслей не возникало, что в жизни что-то неправильно, наоборот, всегда считал себя умнее дурней, которые так рано попали в хомут, и не верил, что там можно быть счастливым.

Как-то на вечере встреч выпускников заметил старого приятеля с молодой женой и в душе посочувствовал: девчонка была моложе лет на пять и вовсю резвилась, почти не обращая внимания на мужа. Она развлекалась со своим бывшим классом, муж, соответственно, со своим. Парень практически не вступал в разговоры, молча слушал бурные рассказы и воспоминания, на вопросы отвечал односложно. Оживал только в моменты, когда супружница заглядывала в их бывший классный кабинет, что-то весело щебетала и снова упархивала. Пару раз сам куда-то срывался, пропадал минут на десять и возвращался с несчастным лицом.

 Еще смешнее стало, когда вся толпа, бродившая по школе, собралась на общее торжество в один кабак (к юбилею спонсоры расстарались и сняли целый банкетный зал). Он просто глаз не отводил от жены, болезненно морщился, когда она танцевала со старыми друзьями, и не мог на месте усидеть, видя, как она убегает куда-то со стайкой девчонок. На мужика смотреть было больно: настолько явно отражалась на его лице эта зависимость от малолетки, которая почти не обращала на него внимания. И только укрепилась мысль: хорошо, что сам избежал такой участи, не хотелось бы оказаться на месте страдальца.

Уверенность пошатнулась почти сразу же: девчонка, устав развлекаться, на пол-пути развернулась и пошла к мужу. Подошла почти вплотную, руки на грудь ему положила, и что-то начала рассказывать. Невозможно было глаз отвести от этой пары: то, как они смотрели друг на друга, та нежность, которая сквозила в их лицах, доверчивость, с которой женщина прижималась к мужчине – они словно укрылись от толпы, и остались только вдвоем, защищенные его силой и ее лаской. Захлестнула вдруг такая черная зависть, такая неудовлетворенность своей жизнью, такая тоска по отношениям, подобным этим…

 Впору было удавиться от неожиданно накатившей депрессии, но потом пришло понимание: ради двух таких минут не стоило мучиться так долго. Слишком высокая цена за пару минут радости. Это утешило, и снова было легко сочувствовать однокласснику, влипшему по самое некуда.

Ха-ха. Кто бы мне сейчас посочувствовал? Высокая цена за редкие минуты счастья? Знал бы, что за них отдать, чтобы еще урвать немного, пусть хоть втридорога – да все на свете, все, что есть за душой. А если бы не хватило – украл бы, отнял, пошел бы на большую дорогу… Только нет у счастья никакой цены. А если и есть, то только одна женщина ее определяет. Какая она, эта цена? Что тебе нужно дать, подарить, что бросить к твоим ножкам, чтобы ты отмерила мне еще хоть пару мгновений?

Глава 12

Оказалось, что ей ничего и ни от кого не нужно. Вот вообще – ничего. Не сказать, что Анна демонстрировала свое безразличие к миру или пренебрежение. Нет, она искренне радовалась людям, открыто общалась, всегда благодарила тех, кто оказал ей самую малую услугу. Неожиданно просто согласилась на новую встречу с Дмитрием, практически никогда не отказывала в свиданиях и совместных походах в гости, в кино, в парк – да куда угодно.

Но сама никогда о них не просила. И вообще никого ни о чем не просила: о помощи, о заботе, о внимании. Иногда сообщала о проблеме, вскользь – не для того, чтобы пожаловаться, а объясняя свою занятость и отсутствие свободного времени. Но если он по какой-то причине не мог позвонить – она тоже молчала. В первый раз он решил проверить – сколько выдержит? Обычно все девушки вытягивали максимум два дня. Затем начинали проявляться всеми способами: звонили, писали, "нечаянно" оказывались в том же месте, где и он с друзьями.

Она молчала день, второй – к вечеру Дмитрий уже начал нервничать, но удержался, потом третий, четвертый… Пришлось послать к черту гордость и узнать у Сереги – не видел ли он девушку в последние дни, может, с ней что-то случилось? Как ни странно, эти двое спелись, общались постоянно – вживую, по телефону, в соц.сетях. Вечно хохмили и дурачились, как малолетки, веселясь по только им известному поводу. У Дмитрия потихоньку просыпалась ревность, но видя, как они активно обсуждают проходившую мимо девицу, причем Анна вовсю склоняла Сергея подойти и познакомиться ("Серег, ну смотри, какая милая, не теряйся"), он старался утихомирить вредное чувство.

– Ну да, вчера в бильярд вместе ходили. Вроде, все нормуль у нее. Я еще удивился, что она без тебя была, вы ж как шерочка с машерочкой – водой не разольешь. Она сказала, что ты куда-то пропал, и все.

– И что, ни о чем не спрашивала? – Стыдно было признаться, как важен этот вопрос, но удержаться не смог.

– Да нет, я ей сказал, что ты в порядке, предложил тебя позвать, но она решила, что ты можешь быть занят – зачем человека от дел отвлекать?

– И всё?

– Что всё? Душевно поиграли, она снова Славке задницу надрала, видел бы ты, как он психовал.